Глава 17. «Давай начнем сначала».

Если бы я только знал, что я знаю сегодня,

Я бы держал тебя в своих объятиях,

Попытался унять боль

Простить все твои ошибки.

Нет ничего на свете, чего бы я ни сделал,

чтобы только снова услышать твой голос.

Прошу прощения за то, что обвинял тебя,

Я сделал больно себе, сделав больно тебе.

Я хочу спрятаться где-нибудь, потому что безумно по тебе скучаю.

Нет в мире ничего, чтобы я отказался сделать,

чтобы только еще раз заглянуть в твои глаза.

И увидеть твой ответный взгляд.

На третий день ожидания, Оливер впал в состояние, близкое к беспамятству. Тяжелое, свинцовое отчаяние с каждым часом, уходящим от него, точило силы и веру в то, что в какую-то минуту он услышит звонок в дверь. Эти дни, уже не обращая внимание на присутствие Финнигана, он с головой погрузился в память — все, что ему осталось. Прошлое проносилось перед глазами, как странный маггловский кинофильм. Без начала и конца, без внятного сюжета, набором фрагментов и слов, где детство мешалось с Хогвартсом, где война отступала перед памятью о счастливых днях, когда они встречались с Марком в комнатах «Крикливого ворона», строя планы бегства от всего мира. Его сознание разламывалось, разрываясь от невыносимого желания увидеть Марка, и надеждой, что Флинту хватит ума никогда сюда не возвращаться.

В эти часы и дни Оливер пытался представить, как закончится его жизнь. Он понимал — Финниган не будет ждать вечно. Еще сутки, может еще одни, и для Оливера Вуда настанет момент, когда зеленый росчерк «Авады» оборвет его жизнь. Он хотел представить себе этот момент. Как это будет? Когда наступит та секунда, мгновение, когда магия ворвется в его тело, парализуя и высасывая все жизненные силы, превращая в пустую телесную оболочку. Как долго это длится? Он успеет о чем-то подумать? В книгах пишут: «его последней мыслью было…». Это правда? Перед мгновенной смертью можно успеть о чем-то подумать? Тогда о чем? О своем доме? О Марке? О том, как глупо все получилось? Или о том, что все могло быть по-другому? А потом? Как это — его не станет? Он будет ощущать? Его душа, лишенная тела…. Сохранится ли возможность — осознавать происходящее? Быть мертвым…. Как это, быть мертвым?

Почему он никогда не задумывался об этом раньше? Наверное, именно сейчас, именно в эти часы и дни, Оливер вдруг ясно осознал — разделенные на две враждующие стороны, Орденцы и Упивающиеся занимались в сущности одним и тем же. Убивали, но не видели смерти. Кто-то, падая под лучами заклятий, чувствовал тоже, что сейчас предстоит почувствовать Оливеру? Как это было? В каждом конкретном случае? Почему смерть ощущаешь только в тот момент, когда она приходит за тобой? А все остальное просто растворяется в словах. Тебе только кажется, что ты понимаешь. Но не можешь понять, кожей не почувствуешь, пока она не постучится в твою дверь…

Всё могло быть по-другому. Никогда еще Оливер не понимал этого так ясно.

Он отчетливо помнил, как родители сажали его в Хогвартс-экспресс. Мама держала Менди на руках…. Аманда устала, ей хотелось домой, из этой шумной, галдящей толпы…. Он был потерянным и испуганным. Папа все встряхивал его за плечо, просил обещать, что сын никому не позволит собой понукать. И злился на маму — она отказалась подстричь Лива перед школой.… В те же самые минуты, по всей вероятности, где-то среди этой толпы, Гаральд и Агнесс Флинты давали Марку приблизительно такие же наставления. Вероятнее всего…. Они должны были находиться на этом перроне вместе: не зная друг о друге, даже не подозревая, что жизнь сведет их когда-нибудь. До смерти, в прямом смысле этого слова. Пути могли никогда не пересечься. Они могли никогда не узнать друг друга. Если бы не квиддич, если бы не Южная башня. Его тайна…. Когда, прячась за раскрытыми страницами книги, можно увидеть пристальный взгляд. Поймать его, ответить — долго, не отрывая глаз. Вокруг бушует вечерняя жизнь, сухо потрескивают факелы в медных подставках. Ты делаешь вид, что продумываешь схемы и смотришь на него. До теплоты по венам, до желания ощутить, как дрожат стальные мускулы под твоей рукой. Никто не знает. Только ты. Там, где Маркуса Флинта нельзя было сломать силой, ты сломал нежностью. Сейчас вечер, а потом наступит ночь. И ты будешь красться среди статуй и рыцарских доспехов, как принцесса в доме Жиля де Реца, вздрагивая от каждого шороха. Он так хорошо это помнил…. Пляска гигантов, — тени за спиной, камень лестниц…. И силуэт у подоконника.

Проклятье! Все могло закончиться после школы. И не закончилось. Год глупых писем — потому что не можешь забыть. Хочешь до судорог, до отчаянной боли увидеть, чувствовать, вжиматься в сильное тело, в стонах, разрываясь на части оттого, что мало, всегда мало. Прятки с очередным письмом, зачитанном перед сном до дыр, наизусть, как заучивают клятвы. Встречи в захудалом трактире, где все разговоры на потом, оттого что всё слишком зыбко. Кроме одной единственной мысли — без него жизнь бессмысленна.

Воспоминания жгли — все могло быть по-другому, но не было. Жизнь подарила ему любовь — слишком большую для него.

Когда-то он обещал, что ради Марка готов умереть. Теперь пришло время выполнить обещание. Уже не слова. Реальность. Еще от силы день и ты умрешь за него. Ты понял со всей отчетливостью, понял именно сейчас, что простил ему всё. Ложь во спасение, кровь на руках, Нотта, слабость, и… невозвращение. Ты не хочешь, чтобы он вернулся. Ты на самом деле не хочешь. Пусть живет — где-то там, пусть остается рядом с Ноттом, с кем угодно, только живет. Без боли, ошибок, разочарования….

В тот миг, когда Оливер понял это со всей ясностью, он перестал смотреть на дверь. Сознание отключилось, замерло. По-прежнему реагировало на внешние раздражители, без осмысления увиденного и услышанного.

Финниган что-то говорил ему — Оливер не отвечал. Смысл сказанного перестал до него доходить. Джейн больше не подходила к нему. Так же отстраненно Оливер слушал, как она общается с Шеймом. Она боролась за свою жизнь, как могла. Прежде всего располагая к себе «тюремщика». В первый же день она рассказала Финнигану все, что знала. О происходящем между ними с того самого дня, как Марк и Оливер переступили порог этой квартиры. Сейчас они смеялись — Оливер слышал этот смех с кухни. Так же отчетливо, как вчера слышал обрывок разговора:

«— Что же ты его к креслу не привязываешь? Не боишься, что Лив просто откроет дверь и уйдет, пока ты тут сидишь?

— Не боюсь, Дженни. Никуда он не уйдет.

— Ты так в этом уверен?

— Абсолютно. Некуда ему идти...».

Финниган был прав. Ему действительно некуда было идти. От себя не уйдешь. Ты жизнь свою отдашь, чтобы еще раз увидеть Марка. И душу — никогда не смотреть, как он переступит порог этой квартиры.

«— Хочешь, скажу тебе, о чем он сейчас мечтает?

— Интересно послушать.

— Подохнуть. И как можно скорее.

— Не говори ерунды. Человек всегда надеется на лучшее. Я не верю во всю эту чушь с самопожертвованием. А потом, ты же сам говорил, что Мрак придет.

— Ну и что? Придет. Я убью его. Вуди увидит это своими глазами и останется жить. Хочешь посчитать, сколько пройдет времени, прежде чем он будет в ногах у меня валяться и просить Авады?

— Это что еще за хрень? Эта ваша Авада…

— Лучше тебе этого не знать, Дженни…».

«— А еще я знаю, о чем ты думаешь, Дженни.

— О чем?

— Как ты могла, верно? Что ты нашла в этом слизняке, кроме смазливой физиономии.

— Ну, может у меня просто не было перед глазами настоящего мужчины.

— Это комплимент, Дженни?

— А ты хочешь, чтобы это был комплимент?»

Она пыталась флиртовать. Маг перед ней или нет, все равно мужчина. А Финниган позволял ей делать это. Оливер был уверен — Джейн ничего не угрожало. Финниган не стал бы её убивать. Всё это время Лив просидел в комнате, около кресла. Там, где они его оставили. Он слышал, как она что-то готовила — крепко пахло кофе и сандвичами.

Он попросил у нее стакан воды. Она принесла — безмолвно, будто боялась испортить свою репутацию завоеванного у Финнигана доверия. Оливеру было безразлично. Все безразлично, кроме шагов за входной дверью. Пару раз он слышал. Вчера ночью — когда сидел на том же самом месте без сна. Услышал, как кто-то шел по коридору — так ясно среди тишины дома. И этим утром. Чувствовал, как по спине бежит горячая волна отчаяния. Оливеру казалось, будто прошло несколько часов, пока звук удаляющихся шагов не вызволил из сердца острую иглу ужаса и желание закричать, броситься к двери, предупредить….

Это предчувствие, с которым бессмысленно бороться. Как сейчас. Оливер обхватил себя руками, безуспешно пытаясь отвлечься, забить свою голову какими угодно мыслями — от попытки вспомнить последний увиденный им матч мирового кубка по квиддичу, до навязчивых глупых слов популярной песенки, что изо дня в день крутили в Solly для развлечения клиентов. Только не думать, не произносить имени, не звать, умирая от глупой, суеверной мысли, что Марк услышит этот зов. Пусть это невозможно, пусть только самообман, но Оливер должен был исключить даже такую невероятную возможность дотянуться до него душой, своим отчаянием, своими мыслями.

— А ты его ждешь, Вуд. Не хочешь ждать, и ждешь.

Он не видел, как Шеймус подошел к нему. Звук голоса над головой заставил Оливера очнуться. Взгляд вперился в черные ботинки Финнигана. Он поднял голову и почувствовал боль в затылке.

— Он не придет, Финниган. Я говорил тебе об этом. Ему наплевать на меня. — Оливер произносил эти слова снова и снова, как заклинание. — Всё не можешь в это поверить? Иначе он давно бы вернулся. Не исчез бы полгода назад. Теперь он где-нибудь с Ноттом. Ты такой расклад не учел? Так что кидай «Аваду» и отправляйся восвояси. Моя сестра тебе заплатит. Ты возьмешь деньги и будешь до конца своих дней считать, что совершил Мерлину угодное дело. Гордиться собой будешь. Это же не убийство, Финниган. Как таракана раздавить. Не человека. Будешь спокойно засыпать таким самодовольным сукиным сыном.

Едва уловимый взглядом взмах палочкой — полмига, чтобы рука Шеймуса выхватила оружие из кармана, еле слышный свист рассеченного воздуха. Но Вуд почему-то не отводил взгляда. Даже не поморщился.

— А ты успокоился, Вуди. Ничего теперь не боишься.

— Да не боюсь. — Оливер сам был удивлен, как спокойно ему давались слова. Внутренняя дрожь исчезла куда-то, уступив место усталому безразличию. — Только валяться у тебя в ногах и выпрашивать «Аваду» я не буду. Справлюсь без твоей «помощи». У магглов, поверь мне, есть множество способов.

— Верю, Вуд. Ты долго не протянешь. От тоски подохнешь. Спорим, ты и так постоянно думал об этом? Представлял себе своего урода, и как он трахает Нотта по ночам. Думаешь, Нотту это нравится так же, как тебе?

— Знаешь, Финниган, мне еще в школе говорили, что ты на сексе просто помешан был. — «Мерлин, я даже не думал, что смогу найти в себе силы на усмешку. Может, я просто перешагнул за черту?» — Наверное, все время хотел попробовать, как это?

Тяжелый ботинок опустился на его ногу — Оливер только скрипнул зубами.

— Чего ты ждешь, Вуди? Что ты разозлишь меня, и тебя быстрее не станет? Можешь не надеяться. У меня крепкие нервы. Но даже если бы мне тоже захотелось променять девочек на мальчиков, я не стал бы вести себя, как течная сучка. Улавливаешь мою мысль? Но с другой стороны, раз ты решил тут проявлять чудеса выдержки и героизма, я тебе сообщу одну радостную новость. Сегодня твой последний день, Вуди. Я дам тебе время до вечера дышать воздухом и поныть от жалости к себе. Можешь начинать отчет….

…. — Марк…

— Дай мне минуту…

Тео кивнул, положил руку на плечо Флинта. Марк стоял перед ним, согнувшись, упираясь руками в колени и пытаясь преодолеть неприятные последствия аппарации. Тед слышал, как он хватает ртом воздух, справляясь с тошнотой. Он думал, что будет считать последние секунды, когда счет пойдет на прикосновения, на взгляды, разделяющие их друг с другом навсегда. Но в голове было ясно и пусто. Тео ощущал себя на удивление спокойно. Больше не было смысла искать лазейки, не было нужды лгать себе. Только делать. Ради него.

— Легче?

Марк поднял на него глаза. Они стояли перед знакомой до боли дверью с цифрой «два», которую, как еще вчера казалось, он больше никогда не увидит. Он хотел понять, что чувствует сейчас. Волнение? Почему вместо этих понятных ощущений ему хотелось только смотреть на Тео? Не отводя глаз.

— Думаешь, он догадывается?

— Кто?

— Финниган, мать его. Догадывается, что мы здесь?

— Не думаю.

— Что будем делать? «Алохоморой»? Или позвоним в дверь?

— Подожди с заклинанием. Я первый пойду.

— Не пойдешь! «Аваду» захотел?

— Брось, Тео. Он меня просто так не убьет. Удовольствия не то. Салазаром клянусь, этот сукин сын ночами не спал, придумывая, как меня убивать будет. Медленно и со вкусом. Так что риска никакого.

— Хочешь, чтобы я стал для него приятным сюрпризом?

— Ну, раз уж ты решил, что пойдешь со мной.

— Решил.

— Тео…

Есть время. Ты пришел в гости к Вечной Повелительнице Нарциссов, но она еще не открыла дверь. У тебя пока есть возможность обнять, притянув к себе стройное тело. Безвольно опала рука, сжимающая волшебную палочку. А пухлые губы так близко….

— Обещай, что не будешь закрывать меня собой, или делать еще какие героические глупости. Я не хочу терять тебя, Тео…

— Не буду обещать, капитан.

Преграда, воздвигаемая из слов. Когда «капитан», не Марк. Когда узкое лицо вздрагивает, отворачиваясь, чтобы не дать еще раз почувствовать упругую припухлость губ. Не дать запомнить…. И разумом ты понимаешь — Тед прав. А сердцем не можешь заставить себя понять и принять его выбор.

— Ты обещал, помни.

— Я помню, Тед.

— Готов?

Щелчок обоймы. Вместо ответа.

— Будет лучше, если сначала он будет думать, будто ты один. Поэтому, когда войдешь, открой дверь пошире. Я должен видеть, куда аппарировать.

— Хорошо, Тед.

— Мы играем, капитан? Без сомнения и сожаления?

— Без сомнения и сожаления, Тео….

… — Зачем же ждать целый день, Финниган…

Оливер хотел сказать что-то еще. Что-то, о чем он мгновенно забыл, когда звонок, резкий, бьющий по нервам, разорвал тишину квартиры. И он успел увидеть, как хищно блеснули глаза Шеймуса.

— Начинай молиться за упокой своего урода, Вуд. Я же говорил тебе — он никуда не денется.

— Марк!.

— Куда!

Финниган оказался рядом. Сильная рука схватила Оливера за ворот рубашки, встряхнула, заставляя выпрямиться и почувствовать, как острие палочки упирается в спину. Шеймус бесцеремонно подтащил его к себе, удерживая впереди, как щит.

— Не вздумай рыпаться, Вуди. Сделаешь только хуже. Дженни, открой замок и сразу назад, за дверь. Когда Флинт войдет сюда, выбирайся и сваливай к папе. Тебе больше нечего здесь делать. И держи язык за зубами. Поняла меня?

Оливер видел, как она кивнула головой. Невзирая на предупреждение Финнигана, он рванулся вперед, слыша, как трещит по швам материя. Шеймус ударил его ногой под колени, заставляя осесть на пол. Оливер упал, все еще продолжая рваться из держащей руки. Удары посыпались на него — он не чувствовал боли.

— Будешь дергаться, ублюдок, твоего дружка сразу встретит «Авада». Я тебе это обещаю. А так я дам ему еще несколько минут пожить, понял? Посмотреть на тебя… — Злой сдавленный шепот в ухо, заставляющий Оливера взвыть от собственного бессилия.

Ему пришлось подчиниться. Встать на ноги, позволить Шеймусу сдавить горло локтем, в уродливом, принуждающем объятии. Он бросил взгляд на Джейн. Она стояла на пороге комнаты, нервно кусая губы и смотря на их борьбу. А в уши все так же бил звук долгого, непрекращающегося звонка.

— Готова, Дженни.

— Да. Ты там поосторожней, Шейм.

— Не беспокойся. Давай, открывай. Сделай всё, как я говорю.

— А если я хочу остаться и посмотреть. — Она глупо и нервно хихикнула. — Не каждый день такое увидишь.

— Я сказал нет! Открывай дверь и проваливай.

На секунду Оливеру захотелось закрыть глаза. Не видеть. Он проклинал себя — за беспомощность, что стоит сейчас, закрывая Финнигана своим телом, не может сделать ничего, чтобы не впустить Марка в этот дом.

Глухой стук широко распахнувшейся двери. До самого последнего мига он надеялся на ошибку. На то, что за этой дверью находится кто угодно, только не Марк. Но ошибки не было….

…Два широких шага, чтобы пересечь коридор и оказаться в комнате.

Теперь Марк стоял напротив, даже не обернувшись на захлопнувшуюся за спиной дверь. Разумом Оливер понимал — сейчас он должен закричать, вырваться, не дав Финнигану возможность использовать его против Марка. Но слова костью застряли в горле. Ничего, даже неясного хрипа. Только глаза видят знакомую фигуру в кожаной куртке, руку, уверенно сжимающую блестящий маггловский пистолет, направленный на Финнигана. Против воли он смотрел на Марка, с ужасом находя в знакомых чертах незнакомое выражение холодной, рассудочной решимости. Отголоском сознания Оливер понимал — сейчас перед ним стоит не тот Марк, которого он знал и любил все это время. В одно мгновение он понял, кого видели перед собой его бывшие соратники по Ордену. Проклятого. Капитана «Стилетов». В карих глазах не было даже отголоска теплоты — в упор, тяжелым взглядом исподлобья, смотрели на него и Шеймуса глаза убийцы.

— Видишь, Вуди. — Насмешливый голос касался щеки, но Оливер шестым чувством почувствовал как далеко Финнигану до спокойствия. — Можешь меня поблагодарить. Если бы я не нанес тебе визит, кто знает, сколько бы ты еще ждал счастливой встречи.

— Отпусти его, Финниган.

— Зачем? — Финниган сильнее сжал руку. Оливер захрипел, силясь глотнуть хотя бы глоток воздуха. — Это, если хочешь, моя гарантия что ты не начнешь делать глупостей.

— Боишься? — Марк говорил ровно и холодно. Этот холод Оливер ощутил всей своей кожей.

— Маггла?

— Тогда отпусти Лива и поговорим.

— А ты решил, что я буду с тобой разговаривать, Флинт? О чём? О приговоре? О цене за твою уродливую башку? Или о традиционной формулировке Платы Кровью, которую хочет взыскать с тебя его сестрица? И родные тех, кого ты убил, сукин сын.

— Будешь. Иначе ты давно бы бросил «Аваду».

— А к чему спешить, Флинт? Или ты всерьез решил, что остановишь меня этим?

Лив не видел лица Финнигана, только острие палочки, указывающее сейчас на пистолет Марка.

— Тебе нужно время, чтобы выкрикнуть заклятие и взмахнуть палочкой. Или только взмахнуть, Финниган. А мне — только двинуть пальцем. Хочешь проверить, кто быстрее? — Марк оскалился в жуткой, знаменитой ухмылке, которую Оливер не видел у него со школы. Ухмылке, предназначенной для врагов. Недрогнувшая рука, палец, слившийся с курком в единое целое.

— Так стремишься на тот свет, Флинт? С Ноттом попрощался? Выходит, я был прав. Вся ваша змеиная компания расползается по норам, как только запахнет жаренным. Что-то я его с тобой не вижу.

— А хотел? — Насмешливо протянул Марк, но его глаза оставались холодными.

— Почему бы и нет? Твой аристократик так быстро удирал от меня на мосту в Дурмстранге. Вдруг в этот раз мне повезет лицезреть не только его спину?

— Рад что у тебя хорошая память, Финниган. А я вот никак не могу упомнить весь свой счет. Всех ваших ублюдочных «фениксов», которые почему-то решили, будто они маги. Там, наверное, было очень много твоих приятелей, мститель долбаный.

Шеймус скрипнул зубами и Лив, услышав этот звук, сделал последнюю попытку вывернуться из держащих его рук.

— Ох, не стоило тебе этого говорить, Флинт. Кто быстрее говоришь? Тогда лови!

Всё произошло слишком быстро. Оливер почувствовал пинок в спину. Не удержавшись на ногах, полетел вперед. Росчерк заклятия рванулся вслед за ним, лишь по счастливой случайности не вонзившись в спину. Падая, Оливер успел увидеть зеленый луч, летевший туда, где стоял Марк. Финниган промазал — Марк увернулся в молниеносном прыжке — и выстрел прогремел одновременно с этим неуловимым для взгляда движением. Оливер болезненно ударился плечом о кровать, развернулся, увидел, как Финниган взмахнул палочкой…

— Сектусемпра!

На этот раз аврор просчитал, куда двинется Марк — инстинктивно в сторону от Вуда, значит к стене, больше некуда. За первым заклятием устремилось второе, по спирали, закручивая смертельный штопор, чтобы вонзиться в открытое тело. Лучи соединились — за миг до вторжения в цель. И когда спасение казалось невозможным, прямо перед Марком выросла стена Щита, принимая на себя удар магии. Финниган не сумел отреагировать так быстро, как это было необходимо. Отраженные защитой, лучи устремились обратно. Один из них по касательной задел бывшего аврора, рассекая руку чуть выше локтя. Финниган чудом не выронил палочку, вскрикнул от боли. Еще не веря своим глазам, он непонимающе уставился на Щит Башни, который не видел со времени войны. Появление Щита могло означать только одно — в эту комнату аппарировал Упивающийся. И Шеймус прозевал его появление.

Оливер замер. Теодор Нотт стоял прямо перед Марком, закрывая его от заклятий Финнигана. Красивые пухлые губы бывшего «стилета» кривила презрительная усмешка.

— Ого! Кого я вижу. — Надо было отдать Финнигану должное. Он довольно быстро оправился от удивления. — Мне сегодня определенно везет. Два Проклятых — двойная оплата.

— Возьми сначала. — Скривился Нотт.

— Трусишка Нотт решил стать героем. Ты даже выглядеть стал по-другому. А как же надушенные носовые платки и кружевные манжеты? Позволь хотя бы надеяться, что сегодня ты не побежишь.

— Не побегу, будь уверен. Ты мне задолжал, Финниган.

— Что именно? Хорошую трепку?

— Наших парней, ублюдок. Но в этот раз ты выбрал добычу себе не по зубам.

— Ого, Нотт, как смело. Это кого же? Флинта?

— Меня. Ты влез на мою территорию. Но мы больше не в Дурмстранге. Здесь нет твоих приятелей, так что можешь забыть о старой доброй тактике «десять на одного».

— Ты чем-то был недоволен, Нотт?

— Ну что ты. Это же так честно и благородно. Я бы сказал по-гриффиндорски.

— С болотными гадюками не играют в благородные игры, Нотт. Их давят каблуком.

— А ты забыл, Финниган? Болотные гадюки могут ужалить.

— Я думал, что возьму последнего «стилета», Нотт. — Финниган перестал улыбаться. Теперь они стояли друг напротив друга, разъединенные несколькими шагами маггловской квартиры. Глаза в глаза. — Но ты сам сюда притащился, облегчив мне задачу. Такое поведение требует поощрения. Поэтому скажи нашему троллю, чтобы опустил свою игрушку и убрался в уголок к ненаглядному Вуди. А мы с тобой поговорим. В конце концов, магглом я всегда успею заняться.

— Как самоуверенно, Финниган. Магглом… Должно быть, ты уже забыл, сколько галеонов тебя отстегнули за этого «маггла».

— Я не забыл, Нотт. Но это не меняет расклада. Просто хочу, чтобы ты запомнил: я не успокоюсь, пока ни одного, кто когда-то носил Метку, не останется в живых. Ни в нашем мире, ни в магловском. Если хочешь, это моя миссия.

Нотт одарил аврора взглядом сверху вниз. Презрительно и брезгливо:

— Не лопни от жадности, грязнокровка.

— Оппидемптум магикус!

Финниган сорвался первым. Ядовитое «грязнокровка», выплюнутое Ноттом сквозь зубы, сделало свое дело. Шеймуса захлестнула ярость. Он произнес заклятие разрушения магической преграды, надеясь одним махом оставить врагов без Щита. Однажды этот маневр сработал, там, в Дурмстранге. Правда, тогда они кидали заклятие втроем, одновременно. Но он помнил, что Щит Деррика не выдержал напора, образовав такой мощный откат магической энергии, что «стилета» просто размазало по стене. В этот раз Шеймуса ждала неудача. Щит Башни дрогнул, завибрировал, но выдержал разряд.

— Инсениратиус!

Нотт бросил испепеляющие чары, почти одновременно с ударом заклятия Финнигана о Щит, не давая бывшему аврору времени для передышки. То, что бывшему орденцу удалось закрыться наспех сооруженной преградой, можно было считать чудом или высшим мастерством. «Оппиконтум» создал перед ним непроницаемое поле, поглотившее огонь Стихийной магии. Следующие заклинания противники выкрикнули почти одновременно.

Фаэрболл Нотта столкнулся на середине своего пути с водяным смерчем Финнигана. Почти равная сила заклинаний породила оглушительное шипение. Комната наполнилась клубами горячего пара, непроницаемыми для взгляда, как самый густой туман. В этой пелене Финниган наугад послал в Тео «Ступефай», но промазал.

Вынужденная пауза длилась несколько секунд. В этом обжигающем тумане, Марк почувствовал руку Тео, с силой сжавшей его плечо:

— Бери Вуда и выбирайся отсюда!

— Я тебя не брошу, Тео!

Они не видели друг друга, руки действовали наощупь, пытаясь удержать осязаемое тепло кожи, силу знакомого прикосновения.

— Марк, Салазара ради! Сделай, как я прошу, капитан!

— Мы можем ударить вдвоем, Тео!

— Ты не сможешь стрелять! Он отведет пули. Ты только себя и Вуда ранишь! Ради меня, Марк! Уходи!

— Клиарио Эйрос! — Голос Финнигана оборвал их разговор на полуслове.

Подчиняясь разгоняющему туман заклятию, пар расползался в сторону, вновь возвращая видимость. Когда последние клочья рассеялись, Тео увидел, что комната приобрела совсем другой вид.

— Ну, так лучше, Нотт? А то нам становится тесновато.

Финниган знал, что делал. Пользуясь завесой, он привел в действие формулу измененного пространства. Теперь Джейн, будь она здесь, не поверила бы своим глазам. Обычная квартира увеличилась в десяток раз, и теперь смело могла поспорить размерами с залом Букингемского дворца. Бывший аврор заведомо поставил противника в очень невыгодное положение: теперь он мог атаковать Нотта с любой точки пространства, не стесняясь в перемещениях и приобретя свободу маневра, в то время как Нотт должен был забиться в угол, чтобы закрыть Щитом троих.

— В благородных поступках есть свои минусы, правда, Нотт?

Насмешливый голос Финнигана, усиленный «Сонорусом» гулко отражался от стен.

— Ну, кого выкинешь из-за Щита первым, чтобы удержать защиту? Предлагаю избавиться от Вуда. Мне от него все равно никакого проку, да и тебе полегчает.

Тео быстро скользил глазами по измененному пространству, пытаясь понять, откуда шел голос. Финниган, защищенный заклятием Невидимости, использовал эхо, чтобы сбить его с толку. Нотт чуть было не пропустил мощный двойной фаэрболл, направленный откуда-то сверху, и едва не превративший всех троих в обугленное мясо. Марк, увидавший заряд первым, толкнул его под руку, заставив переместить щит вверх. На этот раз они оба почувствовали откат — Нотт едва удержался на ногах, со всей силы прижавшись спиной к груди Марка. Тео из последних сил старался сохранить хладнокровие. Но он отлично понимал, что сейчас терял перед Финниганом почти все свои преимущества. Он не мог вести бой. Вынужденный расходовать энергию на защиту, он мог лишь отражать заклятия аврора, до тех пор, пока Финнигану не удастся разрушить Щит. И тогда его появление здесь становилось совершенно бессмысленным. Мысли проносились в голове со скоростью пули. Он должен был принять единственно верное решение. Прямо сейчас, потому что нет больше времени на раздумывание. Единственно верное решение.

Он оглянулся. Позволил себе сделать это, чтобы так близко увидеть рядом карие глаза Марка. Если бы у него было время, Тео сказал бы, как нелегко ему решиться на то, что он сделает сейчас. Сказал бы — никогда в своей жизни он не был счастлив так, как был счастлив эти полгода. И что теперь он понимает — за минуты между ними действительно можно рискнуть своей жизнью, так долго считавшейся единственным приоритетом. И что это невыносимо — ловить его последний взгляд. Знать — ты сам оставляешь его. И не можешь поступить по-другому.

Но этого времени не было. Нельзя даже дотронуться — руки заняты.

Только смотреть.

Одну долю секунды. Сделать шаг вперед и произнести, оглянувшись через плечо:

— Прости, кэп. Я должен это сделать. Ты только помни…

«Я не думаю».

Счет шел на секунды. Выполнить задуманное, где одно из двух, без вариантов. Прыгнуть вперед, отделить Марка от себя коконом Щита. Не слышать его крика, не видеть, как он бьет кулаком в прозрачный, но непроницаемый барьер, не в силах придти к тебе на помощь.

«За тебя, капитан». — Последней мыслью, чтобы с этого мгновения утратить способность сомневаться. Сожалеть об утраченном. И надеяться, что когда-нибудь сможет вернуться. В его истории не будет счастливого конца. И сейчас, отдав Марку защиту, он наконец-то примирился с этим.

«Ступефай».

Финниган едва не сбил его с ног. Тед сумел блокировать заклятие в последнюю секунду, по наитию развернувшись в сторону опасности. Когда он перестал думать о Марке и том, что потерял, обострилось внутреннее чутье, феноменальный нюх на опасность — его способности, всегда составляющие предмет тайной гордости. Сбить врага с толку, измотать молниеносными аппарациями в разные части комнаты. Две задачи — заставить Финнигана обозначить свое местонахождение и выполнить свой план. Его расчет был верным — Финниган должен был допустить ошибку, купившись на беззащитность Нотта. Тед мог применить заклятие Невидимости и превратить их дуэль в долгий изощренный поединок, но делать это было слишком рискованно. Щит без подпитки энергией не мог закрывать Марка долго. Защита распадется, открыв капитана под заклятия Финнигана. Нотт мог побиться об заклад — изматывая его невидимостью, аврор рассчитывал именно на это.

— «Иллюзиус»!

Примитивно, да, но в данный момент у него не было времени на создание полновесного обмана. Нотт бросился вправо, зная, что в эту же секунду три его двойника устремились в разные стороны, сбивая Финнигана с толку.

— Петрификус Тоталус!

Заклятие оцепенения ударило в одну из иллюзорных фигур, и она рассыпалась столбом зеленоватых искр. Реакция Нотта была молниеносной.

— «Фините инкантатем! Экспелиармус»!

Финниган понял свою ошибку слишком поздно. Он выбрал цель и ошибся. Ценой этой ошибки была потеря Невидимости и оружия. Выбитая заклинанием волшебная палочка покатилась по полу. Охотник отчаянно закрутился на месте, пытаясь вычислить своего противника из трех одинаковых фигур, замерших в разных углах комнаты, подобно каменным горгульям. Нотт мог бы поспорить, что в эту минуту Финниган ждал от него нападения, смертельного заклятия, ударившего с одной из трех сторон. Внутренне Нотт усмехнулся — он приготовил Финнигану еще один сюрприз. В ту секунду, когда аврор призывал палочку, Тео открыл портал. Этот раунд Финниган проиграл. Аврор все еще должен был выявить Нотта среди иллюзий или хотя бы развеять заклинание обмана, потратив на это драгоценные секунды. По его лицу Тед понял, что гриффиндорец отлично понимал свое положение. Его обманули, опередили на один шаг, слишком важный, чтобы можно было что-то успеть сделать.

— «Аппаро Фините Алиас»!

Больше не было нужды прятаться. Нотт выкрикнул заклятие насильственного аппарирования в тот момент, когда Финниган взмахнул палочкой. Он опередил бывшего аврора на долю секунды, но этого оказалось достаточно. Гриффиндорец успел только вскрикнуть — в тот момент, когда его выбросило в раззявленное жерло портала.

Всё было кончено. Тед коротко вздохнул, пытаясь справиться с дыханием, и оглянулся на дальний угол комнаты, где за прозрачной стеной кокона, Марк смотрел на него. На лице капитана Тед видел недоумение. Не нужно было читать мысли, чтобы понять: Марк не понимал, почему Нотт не закрывает портал. Почему не убирает заклятие измененного пространства и не гасит Щит. Почему стоит в шаге от перехода и смотрит на него, не отводя глаз.

«Это хорошо, что ты далеко, Марк. Я уже почти готов сказать «спасибо» Финнигану, за идею сделать эту комнату такой большой. Так мне легче не приближаться к тебе. Потому что в тот миг, когда я сниму Щит, когда услышу тебя, почувствую тепло твоей руки, я не смогу уйти. Но я должен сделать это, капитан. Я здесь лишний, не важно, что ты решишь. Я не позволю тебе выбирать между мной и им. Потому что никогда не смогу поверить в честность твоего выбора. Избавиться от разъедающего сомнения, что ты выбрал меня из жалости. Из благодарности. Только не по любви. Знаешь, сейчас ты смеялся бы, но я чувствую с твоим Вудом даже какое-то подобие родства душ. Мы оба рисковали своими жизнями, потому что любим тебя. Я и он. Посмотри на него, Марк. Если бы ты мог читать мысли, тебе бы куда больше сказал его взгляд. Я слышу Марк. Слышу, как он молит меня убраться из твоей жизни. Оставить тебя ему. Этот взгляд напоминает мне, что он когда-то сделал ради тебя. «Я пошел на предательство, я пережил Уизенгамот и тюрьму, ненависть бывших друзей, я довел до края своих родителей и свою семью. Я сделал это из-за любви к нему. — Об этом кричат мне его глаза. — А что сделал ради него ты, Нотт?». Я ничего ему не отвечу, Марк. Я мог бы сказать, что моя плата больше. Потому что ради любви к тебе, я отказался от тебя. Ты обещал, что будешь помнить обо мне, Марк. Я знаю, ты не нарушишь этого обещания. Не осуждай меня. Я знаю, что делаю. Это необходимо — раз и навсегда покончить с охотником за твоей головой, знать, что больше никто не придет по твоему следу, не будет угрожать твоей жизни. Но даже если мне это удастся, я не вернусь к тебе. Я говорил, что не знаю, где мой поверенный купил для тебя недвижимость. Это ложь. Я не стал узнавать, чтобы раз и навсегда избавить себя от искушения еще раз тебя увидеть. Знаешь, иногда оказывается, что самое большое выражение любви это не быть рядом в горе и радости. Смешно. Сейчас, здесь, в шаге оттого, чтобы проститься с тобой, я понял, что такое настоящая любовь. Не сохранить рядом. Отпустить. Суметь отпустить ради того, кого любишь. Я отпускаю тебя, Марк. Именно потому, что люблю. Просто помни…»…

…. — Нет, Тео! НЕТ! Не смей, не смей!

Раз за разом, понимая всю тщетность своих попыток, но не в силах остановиться, Марк бился телом в невидимую преграду Щита, а по щекам ползли слезы. Там, на другой стороне комнаты, Нотт не отрываясь смотрел, как он пытается пробиться сквозь магический барьер. Минуту? Две? Когда Нотт вдруг улыбнулся, жалко и криво и шагнул в портал, послав вместо прощальных слов «Фините Инкантатем».

Щит Башни лопнул, освобождая Марка из вынужденного плена, и одновременно с ним лопнул портал. В одно мгновение ничего не стало: ни Щита, ни перехода, ни огромного зала вместо квартиры. Магия исчезла, оставив среди этих стен двоих — как в самом начале. Но ничего уже не было как прежде. Оливер понимал, что задумал Нотт. Оливер просил его уйти. И Нотт ушел, но часть души Марка он забрал с собой. Оливер чувствовал это физически. Ему не досталось от Флинта даже взгляда. Упал на пол бесполезный пистолет, Марк бросился вперед, замер у равнодушной стены, а потом закричал, долго, на одной ноте.

Ноги стали ватными. Держась за стену, Оливер чувствовал, как где-то внутри невидимая рука сдавила его сердце, выжимая досуха. Давила, как давят спелые ягоды, и сердце сочилось этой болью. Марк не хотел держать себя в руках. Оливер отстраненно смотрел, как Флинт бьет кулаком в неотзывчивую стену, методично, раз за разом, разбивая руку в кровь, и оттого на светло-бежевых обоях тянулись багровые полосы.

«Он твой, Нотт. — Билась в голове вялая, обреченная мысль. — Уже не мой. Больше никогда моим не будет. Не захочет этого. Тебе всё-таки удалось забрать его. Странно… Я никогда не мог предположить, допустить даже мысли, что Марк сможет не любить меня. Думать о другом, кричать от боли потери, когда я рядом. Он пришел сюда не потому, что не мог меня потерять, как я когда-то. Это просто долг прошлому, ведь Флинт всегда возвращал долги. Я потерял его, не на войне, не в тюрьме. Судьба, рок, предопределение? Что осталось? Мои иллюзии? Пустота в душе? Жизнь, которая без него бессмысленна? Мне нужно было покончить с этим ещё в тюрьме…»

Он посмотрел на Марка еще раз. Где-то на задворках сознания надеясь, что Флинт оторвет свой взгляд от стены, повернется к нему лицом, скажет хоть что-то.… Хоть что-нибудь…

А потом медленно отделился от стены, и подобрал с пола пистолет…

… Ощущение реальности возвращалось медленно, как сознание после долгого беспамятства. И в тот миг, когда отчаяние отступило, Марк услышал щелчок предохранителя. Он повернул голову на звук, все еще упираясь в стену разбитым кулаком. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как Лив поднимает руку, отягощенную его «Пустынным Орлом».

Он мог не успеть. Если бы не дрожали так руки Оливера. Если бы не скользил по металлическому телу пистолета тонкий палец, и все никак не мог лечь на курок. Если бы слёзы, стоящие в ореховых глазах не мешали видеть. Если бы чуть больше было холодного рассудка и уверенности в своих действиях. Если бы не держал Лив маггловский пистолет впервые в жизни. Все произошло бы слишком быстро — без возможности исправить.

Марк рванулся к Оливеру, обхватил сзади, вытягивая вперед его руки и разворачивая Вуда в сторону окна. Дрожащий палец, как раз в этот момент нащупавший курок, дернулся. Выстрел грянул в тишине квартиры, разбивая стекло.

Они боролись молча. Только частые всхлипы Лива и тяжелое дыхание, когда один пытается отобрать оружие, а второй отвоевать свое право распоряжаться собственной жизнью.

— Ты что делаешь! Лив, что ты, черт тебя дери, задумал! Разожми руки, разожми, я сказал! — Пусть! Пусть!

— Что пусть?! Жить надоело?

— Я не могу… не могу…. Ты…. Я знаю, что ты…. Я больше никогда, Марк, никогда….

Пистолет упал на пол — разжались ослабевшие пальцы. Марк не спрашивал, что именно «никогда». Сжал в ладонях такое знакомое лицо, мокрое от слёз, на котором горечь боролась с отчаянием. Вглядывался в блестящие, и оттого кажущиеся очень большими ореховые глаза. Смотрел, как в первый раз на человека, которого он, к счастью или нет, никогда не переставал любить. Как бы ему этого не хотелось.

Вуд шмыгнул носом, пытаясь прогнать слезы — совсем по-детски. В отчаянном порыве обнял Марка за плечи, прижимаясь к нему, уткнувшись мокрым носом в шею. Сейчас, чувствую кожей горячее дыхание Оливера, Марк ощущал острое, не проходящее чувство вины за то, что не мог заставить себя отпрянуть от знакомого стройного тела. Разжать руки, выпустить Оливера из объятий. Преодолеть в себе это странное чувство возвращения прежних, казалось утраченных чувств. Пока он еще не понимал, чем было вызвано это ощущение: покорным раскаянием Лива, его близостью, бессвязным лепетом в плечо. Или тем, растущим в душе ощущением, что судьба вновь вернула его в этот дом, к этому человеку, потому что здесь его место. Жизнь дарила ему и Ливу еще один шанс простить обоюдную вину друг друга и снова быть вместе. Почти суеверная мысль — если сейчас он выйдет из этой квартиры, то судьба все равно сведет их, найдет способ столкнуть, соединить. Когда, кажется, все уже прошло и никогда не будет по-прежнему.

Невозможность расстаться….

— Я знаю, Марк… Ты никогда не простишь мне…

— Ты идиот, Лив. Салазар Великий! Какой же ты идиот!

Лив поднял на него глаза. Он ждал решения, как ждут приговора. Не веря в милосердие, но все равно, в глубине души, надеясь на лучшее. И понимая — им все равно не суждено расстаться. Слишком дорогой ценой была оплачена возможность снова быть вместе. И должно быть поэтому Марк произнес единственное, что мог сейчас сказать:

— Давай начнем сначала, Лив. Попробуем начать….

Вуд кивнул, всхлипнув в последний раз, постепенно успокаиваясь. Он не сказал ни слова — боялся спугнуть новое, зарождающееся между ними.

Пока пришло понимание — ему и Марку нужно было пройти через катарсис этого дня, чтобы понять: у них все на двоих.

Потери и обретения.

Свет дня.

Утраченные небеса.

Дни.

Ночи.

И неразделенность самой жизни…

Дата добавления: 2015-09-04