Мои родные, любимые люди. 15 страница

Двумя часами позже я сидела на своем диване, по скулы завернувшись в плед, а квартиру мою заполняли посторонние люди.

Пока на кухне оформлялся вещдок (изображение бездыханной Мирославы Липки), главный следователь по этому делу – Черныш Андрей Сергеевич пытался добиться от меня вразумительных разъяснений о случившемся. Я подробно отвечала на все его вопросы, но этого, похоже, было недостаточно. Он по нескольку раз переспрашивал одно и то же, держа деловой тон, и всем своим видом давал понять, что очень недоволен происходящим и просто так это никому не сойдет с рук.

Папа тем временем паковал в большую дорожную сумку мои вещи.

– Ну хватит, – вмешался он. – Сколько еще вы собираетесь ее третировать? Я верю, Алексей понимал, что делает. Сами вы до этого не додумались, а теперь ищите виновных. Вам было бы легче найти здесь ее труп?

– Если бы последние события не утаивались от меня, – сказал Черныш, – то, возможно, никакого риска не возникло бы вообще. Я очень надеюсь, что капитан действительно понимал, что делает, потому что как только ему наложат все швы на висок, ему придется ответить на множество вопросов. Борщев родился в рубашке, уж если та пуля, которая должна была разнести ему череп, каким то чудом прошла касательно. Дуракам действительно везет! Или он надеялся, что достаточно всемогущ, чтобы с простреленной башкой играть в героя! Радуйтесь, что ваша дочь осталась после этого жива, что милиция прибыла за три минуты после вызова и вообще – второго такого везения не будет! Это следует уяснить сразу, Анна! Больше никакой самодеятельности, вы меня поняли?

– Она все поняла, – ответил отец. – С этого момента она будет жить у нас, я беру ее под свою опеку.

– С этого момента, – прервал его следователь, – под свою опеку ее берет прокуратура. Это означает – работа с профессионалами и никакой самодеятельности. Мы берем вас под защиту, Анна, как свидетеля и…

– Приманку для убийцы, – вставил отец, теряя самообладание.

– У вас есть какое-то предложение? – Старший следователь смерил его ледяным взглядом. – Может, последуете примеру Борщева, станете бегать с пушкой вокруг дома, пока Чадаев, вдоволь наигравшись, не перестреляет всех по очереди?

Затем захлопнул папку с показаниями и выразительно посмотрел на меня.

– Не знаю, почему он так настойчиво к вам пробирается, вместо того, чтобы сбежать и затаиться, но, очевидно, парень так просто не отступит. И мы сделаем все возможное, чтобы в ближайшее время он сидел за решеткой. Можете не сомневаться! Дайте мне знать, как только соберете вещи. Я лично вас сопровожу и обследую дом, в котором вы будете находиться, мне нужно правильно расставить пост. Но учтите, теперь каждый ваш шаг и всех членов вашей семьи – под моим надзором! И каждое ваше решение зависит от меня…

– 43

Что ж, пожалуй, Чернышу следует отдать должное. Я, наконец, начала верить в исполнительность местной милиции.

Как и было обещано, к дому моих родителей приставили охрану. И если бы не начертанный на листке план, в который нас посвятил старший следователь, мы могли бы никогда не догадаться о том, что квартира родителей, подъезд и вообще весь дом кем-либо охраняется.

Припаркованная напротив подъезда машина со спущенным задним колесом явно была подогнана кем-то из жителей дома в ожидании починки.

Ошивающийся у мусорных баков бомж с грязным пакетом, норовящий проскочить в подъезд для ночлежки, откровенно действовал всем на нервы и, всячески выдворяемый кем-нибудь из жильцов, все равно возвращался обратно.

Время от времени обычным образом в подъезд входили и выходили какие-то люди: навестить живущих здесь друзей, родственников, либо просто служащие коммунальных служб приходили с проверкой.

Крыша дома неожиданно дала течь, притом, очевидно, серьезную, ремонтники чинили ее несколько дней к ряду, вызвав беспокойство у жителей верхнего этажа. Проливное лето, как ни как …

В общем, жизнь обычных людей протекала обычным путем и никто не догадывался связать какие-либо события, происходящие в подъезде, с круглосуточным наблюдением.

Возможно, только Кирилл Чадаев.

Потому что проходили долгие дни ожиданий, а он не появлялся.

Теперь я жила в комнате, где прошли мои детство и юность. Целыми сутками я стояла у окна и глядела во двор. Но там ничего не происходило и не менялось, только дождь периодически заканчивался или снова возобновлялся. Во всем остальном время как будто остановилось.

Эта комната всегда оставалась за мной и на протяжении многих лет не претерпела никаких изменений. Небольшая, уютная – типичная комната единственного ребенка в семье. Кремовые обои, пышные гардины, небольшая кровать, компьютерный столик, шкаф-купе. В восемнадцать лет я покинула эти стены для того, чтобы уехать в столицу и стать знаменитым журналистом.

Теперь я прячусь здесь от маньяка.

Сколько дней я не выходила на улицу? Мне кажется, эта комната понемногу начинает сводить меня с ума. Как будто я снова находилась в частной клинике, в своей персональной палате…

Мне больше не о чем говорить с родными. Трудно наблюдать, как они изо всех сил стараются держаться, слушать отвлеченные темы, которые они заводят специально для того, чтобы сложилось впечатление, будто ничего необычного не происходит. Но кого мы пытаемся обмануть?

Я выхожу из комнаты в редких случаях. Если кто-нибудь из родных сюда заходит, то предварительно стучит, боясь нарушить мое уединение. Или просто они боятся увидеть меня неподготовленной: с видом мученицы, дожидающейся часа казни?

Когда я появляюсь в их поле зрения, они внезапно замолкают, и заставляют себя улыбаться. Они притворяются, будто не живут в страхе день изо дня, и тем самым выдают себя. Но я не виню их за это. Разве можно винить кого-то за то, что он любит тебя и боится потерять?

В первый же день своего пребывания здесь я постаралась извиниться перед матерью за то, что была груба с ней в последнее время. И раскрыла карты о своих планах по поводу столицы.

– Как только вся эта история завершится, я сразу уеду. Это мой единственный шанс подняться из пепла. Я не могу до конца своих дней переводить бесполезные книжки. Придется многому научиться, начать жизнь практически с начала. Но я нужна гостинице, а гостиница нужна мне.

– Ты имела право разозлиться на нас, это было не честно, – призналась мать. – Прости, что мы умалчивали завещание. Ждали подходящего момента… Ты начнешь все сначала, а мы, как всегда, будем рядом.

Я обняла ее, благодаря за понимание, в котором я по-настоящему нуждалась в ту минуту. Хотя бы в этом плане все решилось. Но время шло. И больше не решалось ничего.

Чадаева по-прежнему разыскивала милиция. Я оставалась заложницей в своей комнате. Родители отчитывались перед Чернышем о каждой вылазке в магазин, в остальное же время оставались дома, стараясь мне не докучать, и постоянно размышляли о том, что бы такое придумать, чтобы забыть на время об этой ситуации.

Нам дали понять, что следствие работает над каким-то планом, в котором мне нужно будет принимать участие. Чадаев догадывался, что на улице моих родителей устроена засада. Залег на дно или скрылся за приделы города, но вряд ли надолго, отчего-то был уверен Черныш. Каждый раз, оглядываясь назад, я не понимаю, от куда вообще могла появиться хоть какая-нибудь уверенность?

Почему в тот вечер, когда Чадаев ранил Борщева, он так и не прикончил меня? Ему мешала только дверь. Дверь, которую он не сумел бы открыть или взломать? Человек, объявленный в розыск за двойное убийство, открыто стреляющий среди ночи в капитана милиции, выживший из ума, потерявшийся в собственной игре, в собственной пьесе...

Почему же теперь он затаился? Какой должен быть план, чтобы он вышел из тени и при этом позволил себя схватить? С чего они взяли, что я подходящая приманка?

Лада Пикулина тем временем штамповала криминальные новости с таким усердием, будто работала над сценарием многосерийного детектива.

Мирослава Липка вдруг предстала в совершенно новом облике перед возмущенной публикой – невинной жертвой, чьи грехи списали в мгновение ока, отыскав взамен уйму неоспоримых доказательств ее ангельской натуры, доверчивой и открытой для любого подлеца.

Я понимала, что очень скоро город наполнят корреспонденты из столицы, жаждущие выведать подробности этого скандала. И сидя под арестом в своей детской комнате я понимала, что нужно что-то делать. Если я настолько глубоко оказалась замешена во всем этом дерьме, значит, мне и расхлебывать…

- 44

Но долго придумывать, что для этого сделать, мне не пришлось.

Наступил пятый вечер моего «заточения». Тот самый вечер, при воспоминании о котором я до сих пор содрогаюсь в ужасе и не могу уснуть. Иногда кажется, что это не больше, чем плохой сон. С трудом верится, что все могло произойти именно так. Но другого сценария в моей судьбе не предвиделось.

Я снова сидела в своей комнате. Снова голову заполняли все те же мысли о безысходности, бессилии, и в то же время в душе кипела злоба из-за собственного бездействия.

Я вспоминала Егора. Но каждый раз, когда в памяти всплывал его четкий образ, он тут же был разрушен совершенно другим. Черты Егора преображались в Кирилла Чадаева, словно ангел преображался в дьявола. Алиса Боднер была права, Кирилл украл мою душу...

Нет слов, чтобы объяснить, как сильно я его ненавидела.

Боялась ли я его?

Скорее это был страх, что Кирилл победит. Что каким-то образом ему удастся уйти от правосудия и тогда он сможет и дальше очаровывать людей своей красотой и умом, играть с их сознанием, как с забавной игрушкой.

Да, я боялась именно этого. Что ему, в конце концов, удастся обвести всех вокруг пальца. В тот момент я готова была пойти на все, лишь бы остановить его.

Хорошенько все обдумав за эти дни, я решила составить письменное завещание. Как-то среди ночи мне явилась мрачная мысль, что я, быть может, так никогда и не попаду в столицу, не смогу осуществить своих планов. Возможно, это был всего лишь приступ паники. Но, что если голос интуиции? В любом случае, завещание было необходимо. Возможно, я просто понимала, что не смогу отпустить Кирилла. Что скорее соглашусь стать его жертвой, чем допущу это. Что рано или поздно, я все же столкнусь с ним лицом к лицу, и тогда… Только небесам известно, что ждет нас обоих!

Я никому не говорила о своих опасениях. Просто села и написала, что в случае моей гибели, передаю право собственности на доставшуюся мне часть гостиницы сыну Егора (почему-то именно это показалось мне важным в тот момент, и захотелось быть уверенной, что именно так и будет, что законного наследника никто не сможет обойти). Затем аккуратно сложила листок и положила его в верхний ящик стола. Наверное, то был знак. Потому что меньше чем через минуту раздался телефонный звонок.

Я могла бы не снять трубку, и в тот момент возле телефона мог оказаться кто угодно другой: отец, к примеру, или бабуля. Но все члены моей семьи находились в большом зале и смотрели домашнее видео. Они не успели услышать звонка, потому что когда я вышла из своей комнаты, направляясь в душ, трубка радиотелефона в прихожей тихонько визгнула и я сняла ее со станции.

Как после этого не верить в судьбу, в то, что она лично предзнаменует нашу участь, вводит незаметно в поток событий, если оглядываясь, ты уже не представляешь, что могло быть иначе…

– Анна?

Я бы не спутала этот голос ни с каким другим из миллиона.

Я метнула быстрый взгляд через прихожую, убеждаясь, что дверь, за которой находились мои родители, прикрыта, и поспешила вернуться назад в комнату.

– Значит, пьеса еще не дописана? – спросила я. – И что теперь? В ход идет импровизация? Какая никчемная игра! Говорю это, как первоклассный театральный критик!

– Это самая бездарная пьеса, ты права… – Он говорил тихо, и лишь едва различимая интонация давала мне понять истинную суть его слов. Он был обречен. – Но дописать ее придется. И для этого слишком мало времени…

Не могу передать словами, как тяжело мне было слышать его голос. Я понимала, что этот голос принадлежит убийце, но ничего не могла поделать с тем, какие ассоциации он вызывал в моей душе. Я знала уже тогда, что решусь на самый безумный поступок в жизни. Знала, что именно я должна остановить Кирилла. Что больше никто не имеет права это сделать.

– Послушай, – продолжал его дрожащий, но ангельски проникновенный и чистый голос. – Суть пьесы такова:

«Все знали, что вместо сердца у него лед. Но Герда продолжала идти, в силу данного ему обещания… Голос ее сердца был сильнее любого другого голоса. Ничто не могло остановить ее на пути к замку королевы, стоящему на воде, потому что она знала – он там… Она прошла сквозь страх и боль, но успела. Успела к наступлению ночи, потому что после той ночи уже бы ничего не обернулось вспять…»

– Повторяю в последний раз, – отрезала я безразлично. – Импровизация безнадежна, игра - никчемна!

И выключила телефон.

Но мы поняли друг друга. В отличии от тех людей, что сидели сейчас на прослушке. Все сказанное со стороны походило на бред.

От волнения я задыхалась.

Он сделал первый шаг. Он снова играл со мной. И у меня не было другого выбора – только подыгрывать. Ведь иначе «уже бы ничего не обернулось вспять…»

Он снова заманивал меня в ловушку.

«Она продолжала идти, в силу данного ему обещания…»

И апеллирует тем, что пьесу «дописать придется». Надеется на мою слабость?

Либо сам слаб настолько, что потерял веру в свою игру?

Он дал понять, что если я не встречусь с ним сегодня, будет поздно. Я должна была немедленно отправляться за город – «К замку королевы, стоящему на воде…».

Понимание всего этого разжигало и усиливало нетерпение, пришлось сделать над собою усилие, чтобы собраться с мыслями. К счастью, это все еще было мне подвластно.

Пусть даже не надеется, будто что-то помешает мне с ним увидеться! О, я сдержу свое обещание! Пусть даже оно будет последним в моей жизни.

Я услышала, как в дверь моей спальни негромко постучали, и поспешила набрать номер пиццерии. К тому моменту, когда я ответила, что можно войти, в телефоне уже раздался голос официанта.

В комнату вошел папа.

– Мне показалось, или ты разговариваешь с кем-то по телефону?

Я кивнула:

– Заказываю пиццу.

– О! Закажи тогда на всех, семейную.

Я продиктовала заказ и выключила телефон.

– Сказали, доставка через десять минут.

В моей голове к тому времени уже созрел план побега, и я была уверена в себе на миллион процентов. Еще десять минут назад я ничего не способна была придумать, но, как часто случается в жизни, самые смелые решения приходят неожиданно, в самый критический момент, когда деваться просто некуда.

Отец присел на край кровати.

– Мы смотрим одно старое видео из цикла «отдых на море». – Он ностальгически улыбнулся. – Тебе тогда было семь лет, и я учил тебя плавать. Незадолго до этого ты тонула в реке, а потом нам пришлось бороться со страхом воды… Тем летом мы его, наконец, побороли. А потом тебя вообще не возможно было выманить из воды, как Ихтиандра…

Мне даже показалось, что в глазах его блеснули слезы.

– Какая же ты была крошечная… Такая хрупкая, но настолько упорная. А сколько животных в дом тащила, помнишь? Мне кажется, если бы можно было, ты притащила бы всех. Мечтала, что когда вырастишь, построишь для животных приют, где собак и кошек будут кормить одними сосисками.

– Но потом в мою жизнь пришли амбиции, – я грустно улыбнулась. – И мечту о приюте для животных пришлось отложить. Но мне кажется, что на дне этого шкафа еще хранятся ракушки, что были собраны во время отдыхов.

– Да-а, мы раньше каждое лето ездили на курорты. А сейчас… даже на речку выбраться никак не можем.

Я слушала отца и незаметно поглядывала на часы, всеми доступными мне силами удерживая нервное возбуждение. У меня не было времени впадать в семейные воспоминания. Но чтобы спрятать свои чувства, необходимо было стать профессиональной актрисой. Другого выбора у меня просто не было!

– Пожалуй, я тоже посмотрю это видео.

– Правда? – обрадовался папа.

Я улыбнулась:

– Как раз и пиццу подвезут.

– Знаешь, – он вдруг крепко прижал меня к себе. – Я понимаю, как ты чувствуешь себя здесь, несмотря на нашу заботу и все такое. Но обещаю, радость моя, как только весь этот кошмар останется позади, ты снова будешь свободной птицей. Просто наберись терпения, ладно?

Мне хотелось сказать ему тогда, как сильно я их всех люблю, ведь никто не знал, может, мы виделись в последний раз… Но я боялась, что это могло вызвать у него подозрения, а тогда бы весь мой план рухнул.

– Пойду приготовлю ножи и вилки, а вы пока перемотайте назад, – попросила я.

Я слышала, как отец вернулся в зал и радостно воскликнул:

– Просим повторение сеанса! Сейчас будет пицца…

Я мысленно попросила у него прощение за свою ложь.

Потом снова позвонила в пиццерию, подтвердила заказ и предупредила, что кодовый замок на двери подъезда не работает, а значит, нет смысла звонить в домофон. Это была не правда. Но в том и состоял мой план. Как только доставщик пицци появиться у двери подъезда, пусть тут же перезвонит по этому номеру.

Потом я заглянула в зал. На экране огромного плазменного телевизора в центре комнаты я увидела семилетнюю себя в розовом спасательном круге, брызжущую водой и визжащую от восторга.

– Пицца будет через минут десять,– объявила я лицемерно. – Я еще успеваю быстренько принять душ. А вы давайте решайте, что мы будем смотреть…

– Иди-иди, – суетился папа. – Я уже нашел…

Я окинула трепетным взглядом свою семью. Они были счастливы уже от того, что я составлю им компанию. Я хотела запомнить их в тот миг. Сердце подсказывало, что это был последний миг нашего семейного счастья…

Потом я вернулась к себе в комнату и принялась за действия.

Главная задача – выскочить из дома незамеченной. Для этого необходима конспирация.

Я распахнула шкаф и стала искать на верхней полке коробку, в которой хранился костюм Клеопатры. Когда-то я выступала в нем на вечере, посвященном прощанию со школой. Я вспомнила об этом костюме только сейчас. Но главным был не сам костюм, а прилагающийся к нему парик – вот что меня интересовало. Как там говорил юный актер Толик, мне бы черный парик – с челкой? Ну вот он.

Копошась в шкафу трясущимися руками, я нащупала парик в коробке и вздохнула с облегчением. Шаг первый.

Черные джинсы, черная куртка – шаг второй.

Мобильный телефон Борщева. Он так и остался при мне. Шаг третий – вызвать по нему такси и попросить подождать неподалеку от дома.

Затем я спрятала все эти вещи в пакет.

На мне по-прежнему оставался банный халат. Стрелки часов подгоняли. Доставщик пиццы опаздывал. Его могут проверять на входе сотрудники милиции, предположила я. Может даже тот из них, что переодет бомжом, прицепился к парню как бы невзначай.

«Давай же, давай!» – подгоняла я мысленно. — «Дорога каждая секунда!»

Наконец телефон зазвонил.

Я уже находилась в ванной, прилипнув к двери и пытаясь расслышать, о чем говорит отец. Включенный душ мешал мне, практически все заглушая. Но вот интонация папы резко подскочила:

– Да-да, это наш заказ. Кодовый замок не работает? Странно... Ну, хорошо, уже спускаюсь...

Как только входная дверь захлопнулась, я выскочила из ванной, держа наготове пакет с одеждой. Посчитала до десяти, чтобы у отца было время спуститься вниз, и тогда осторожно выскользнула в подъезд.

Родители жили на предпоследнем, четвертом этаже, и это обстоятельство я так же учла. Я поднялась на пятый. Там, как правило, было тихо, вероятность наткнуться на кого-нибудь в десять часов вечера практически ровнялась нулю. Я быстро переоделась, и к тому моменту, когда двери лифта распахнулись этажом ниже, выпустив моего отца с пиццей, я уже поправляла парик на голове.

Едва дождавшись пока он войдет в квартиру, нажала на кнопку лифта, молясь, чтобы его никто не перехватил. У меня оставались считанные секунды до того момента, когда отец поймет, что меня нет в душе. Сейчас он крикнет через дверь ванной, что пицца прибыла. Не получив ответа постучит, поймет, что дверь открыта, войдет и увидит, что меня там нет. Он помчит в мою спальню, но подозрение уже охватит его, ведь неспроста же парень, принесший пиццу, утверждал, будто его предупредили наперед о неисправности кодового замка. Ведь это абсурд, такой замок ломался крайне редко. Не найдя меня и в зале возле телевизора, он, наконец, поднимет шум, догадавшись, что я просто нагло сбежала…

И тогда меня поймают раньше, чем лифт остановится на первом этаже…

Как же долго спускался этот чертов лифт, скрипя, вздрагивая, дразня меня и подзадоривая. Но я не могла подгонять его пинками, и только нервно вжалась в стену кабинки, дожидаясь, чем это все закончиться.

И вот я выхожу из двери подъезда, внушая себе, что я не Анна Гром, что даже не похожа на нее, что даже если отец уже поднял тревогу, никто не обратит внимание на обычную молоденькую девчонку с длинными черными волосами, выходящую из подъезда. Или все же обратит?

Я шагала намеренно развязно, беззаботно, сунув руки в передние карманы джинсов, как это делают все подростки. Никто сейчас и не станет сомневаться, что я подросток.

Мне удалось.

Я беспрепятственно миновала все посты, и будучи уже далеко за приделами двора, в котором жили родители, все еще не верила, что у меня получилось.

Под покровом ночи город выглядел еще плачевнее. В неподдельной глухой пустоте даже собаки спрятались по норам. Но упорная мощная сила, дикое горячее стремление росло с каждым шагом, увлекая и подгоняя меня пульсирующим в сознании решением, пробивающимися молодыми ростками надежды.

Земля была еще мокрой, в лужах на асфальте одиноко и мрачно утопало отражение редких уличных фонарей. Воздух сырой и прохладный. Из-за отсутствия ветра все будто замерло, как на старой картинке, и, казалось, никогда уже не рассосется этот застывший призрачный вакуум, никогда не наступит день, и люди не станут шагать по этим тротуарам…

Весь мир словно исчезал за стенами города, там притаилась тьма – непроглядная, пустая и черная. Оставались только пустынные улицы, да звезды на тусклом расплывчатом небе. И еще неизвестность.

А несколько недель назад так же как и я сейчас, уверенно, без оглядки, шел он – убийца, навстречу своей жертве. Либо она сама ступала медленно, бесшумно, не замечая угнетающей этой пустоты, плывя сквозь дымку блаженства в окрыляющем наркотическом экстазе. На губах ее блуждала счастливая улыбка, луна отражалась в блестящих холодных глазах. Может она даже знала куда идет и зачем. Знала, кто идет следом, что ждет впереди. Но связь с земным ее прекращалась, а звезды, как тысячи глаз небесных зрителей, наблюдали последний ее спектакль…

И я не просто шла по бегущему вперед тротуару, грязному и безлюдному. Судьба вела меня извилистым путем испытаний.

Такси дожидалось, где и было условлено. Таксист, решив, что я малолетняя проститутка, потребовал денег наперед, за то, что заставила его ждать. Когда он услышал, куда мне нужно ехать, разразился проклятиями.

– Сатанисты, что ли? Слышал я о таких.

– Послушайте, уважаемый, – сказала я железным тоном, – я сейчас пребываю в очень взвинченном состоянии, именно в таком, знаете ли, в котором очень легко скандалить, хоть скандалить я ненавижу больше всего! И поэтому лучше отвезите меня, куда нужно, не вынуждайте звонить диспетчеру!

Он недовольно пожевал усы и завел мотор.

Я сидела рядом с ним и внимательно следила за дорогой, стараясь вспомнить направление. Было темно и я боялась ошибиться. Какое-то время мне казалось, что вся дорога за городом совершенно одинакова, что мне никогда не удастся найти то место, куда возил меня Кирилл. Нервы были напряжены до предела. Наконец мне показалось, что я узнала поворот и приказала водителю резко свернуть. Оставалось проехать совсем немного, но таксист неожиданно испугался и сказал, что дальше он не едет.

– Почему?

– Ага! Выскочат сейчас твои дружки из кустов, накинут мне удавку на шею – и до свидания! Я что, дурак, по-твоему! – Машина остановилась. – Выметайся давай! Давай деньги и выметайся. – Он вырвал деньги у меня из руки и вытолкнул из машины. Затем так, будто сам черт гонится за ним по пятам, дал заднего ходу.

Я осталась на неизвестной дороге, в темноте, не уверенная даже в правильном ли направлении иду. Заросли деревьев производили мрачные звуки, шумя листьями и роняя капли дождя. Но ни темнота, ни деревя-мистификаторы не способны были нагнать на меня страх. Страх совершенно иной, сжимающий сердце, был намного сильнее. Что, если я ошиблась, и нахожусь не в том месте, если потеряла след Кирилла?

Я не могла позволить страху и слабости осилить меня. Я давала обещание не сдаваться. И, как человек слова, я намерена сдержать его, повторяла я себе сквозь зубы.

Все же пройдя несколько метров по неровной тропинке, путаясь и скользя ногами в густой и мокрой траве, я поняла, что не ошиблась. Вскоре замаячил свет в небольших окошках. Сомнения рассеялись – это та самая усадьба.

Я не спеша приблизилась к низенькой калитке, вошла в сад и уже тогда смогла разглядеть, что свет горел в каминной. Значит, он уже здесь, мелькнула мысль в голове. Либо оставил свет нарочно, чтобы я его дождалась.

В саду возле дома было темно, там что-то треснуло, мне показалось, ветка, и я быстро оглянулась. Почудилось, там кто-то есть. И тут же пришлось напомнить себе, что я не имею права бояться. Я повернулась к саду спиной и поднялась по ступенькам крыльца. Дверь в дом оказалась распахнута. Не успела я разобраться, что к чему, как услышала рев мотоцикла, стремительно приближающийся к дому.

Кажется, Кирилл спешил, потому что пролетел сквозь калитку, не останавливаясь, разнося ее в щепки. Все выглядело так, будто он собирался въехать в дом на мотоцикле. Может, снова попытается меня раздавить, подумалось мельком. Но мужчина соскочил с байка на ходу, как каскадер, и одним прыжком взлетел на крыльцо.

Прежде чем я сообразила, что происходит, его руки сомкнулись на моей шее стальным обручем. Дребезжащий от бешенства голос зашипел в лицо:

– Ты думаешь, я не смогу сделать этого снова?!!

Я попыталась вырваться, но все мои усилия оказались тщетными. Он оторвал меня от земли и с силой вдавил в стену дома. Ноги мои беспомощно повисли в воздухе и я почувствовала, что тело немеет, что скоро наступит конец.

Но в тот же миг, словно по команде инстинкта, я из последних сил ударила его пяткой в промежность. Он взревел, как дикое животное и швырнул меня в распахнутую дверь веранды. Я упала на спину и думала, что уже не поднимусь, но увидев, что парень очень быстро отходит от шока, вынуждена была вскочить на ноги и ринуться в каминную, потому что обратный путь, путь из дома, он преграждал собой. Далеко убежать я не успела. Он снова швырнул меня с сумасшедшей яростью, и я как тряпичная кукла полетела через комнату, опрокинув собою кресло и едва не угодив головою в камин. От боли и шока я ничего не соображала, не могла подняться, и, не успела прийти в себя, как он уже набросился на меня с новой силой, издавая страшные звериные звуки, выкрикивая оскорбления.

– Думаешь, я не смогу убить тебя снова? Тварь!

Он начал колотить меня головой об угол камина, пальцы сжимались на горле все сильнее. Нечеловеческое злобное рычание – это было последнее, что я слышала, перед тем, как в глазах потемнело, а в ушах неожиданно раздался шум прибоя. Краем глаза я успела заметить мелькнувшую тень на стене, и кажется, успела подумать, что в комнате появился еще кто-то…

- 45

Веки разомкнулись и в глаза ударил резкий свет. Я в панике схватилась за горло, понимая, что не могу дышать.

Но дыхание, хоть и с болью, но все же прорвалось сквозь глотку.

Я лежала на полу и какое-то время не могла понять, что происходит. Горло болело, будто кто-то сжимал его мертвой хваткой… До меня вдруг дошло, что так и было. В ушах гремели слова проклятий, перед взором стоял расплывчатый лик монстра, испускающего пену…

Я попробовала подняться, но это было чертовски трудно.

Тело не слушалось, казалось совсем ватным.

Я стала осторожно ползти по полу.

Я не знала, сколько времени прошло с тех пор, как меня душили. Я не знала, думал ли убийца, что он меня прикончил, или специально бросил здесь, чтобы потом домучить. Я понимала одно: этот человек – больной псих, он не отпустит меня живой.

Я осмотрелась, но никого не увидела. Прислушалась, но ничего не услышала. И все же ни секунды не сомневалась, что он где-то поблизости. Может быть, даже следит за мною, забавляясь.

Мне нужно что-то делать. Как-то защищаться.

Ожидая нападения в каждый момент, я все же доползла до веранды. Дверь дома оставалась по-прежнему распахнута, я стала ползти быстрее при виде ее. Но руки вдруг заскользили в чем-то вязком и холодном, запах ударивший в нос вызвал судорожные позывы рвоты, с которыми было практически невозможно совладать. Затем наткнувшись на что-то у самого порога, я с ужасом сообразила, что это чье-то мертвое тело. Приглядевшись в полутьме, нашла подтверждение своей худшей догадки. Мужчина в милицейской форме лежал в луже крови просто посреди прохода.

Дата добавления: 2015-09-02