|
Читайте также: |
Только со всеми так прямо не поговоришь, как с Борщевым. А существам с врожденной бессердечностью, как у Лады, я бы ни за что не позволила заглядывать мне в душу.
Бессмысленно тратить силы на то, чтобы объясняться перед каждым встречным. Насколько проще и безболезненнее жить, зная свое и ни перед кем не отчитываться. А судачить… станут неизбежно, всегда, и при любых обстоятельствах.
К счастью, мне всегда хватало здравомыслия относиться к подобным вещам с прохладой. Ведь наиболее чистого человека проще всего запятнать. И покуда в микрокосме множества людей возникает жадная необходимость сравнивать, подсчитывать, примеривать чью-то жизнь на лекало собственной, в том всегда останется одна задача – найти как можно больше доказательств несвершения еще чьей-то мечты, надежды, счастья; подобрать как можно больше дефектов, изъянов, потерь. Такие люди не способны страдать в одиночку, им нравится верить, думать, убеждать себя, что кто-то рядом страдает сильнее.
Вам сейчас спокойно и уютно? А ведь кому-то не до сна от перманентного ужаса, копошащихся в пытливом мозгу теорий и подозрений: от чего у соседа ноги разные?..
Вам смешно? Превосходно. Это шутка моего отца. Ведь ноги то и правда разные: одна левая, вторая - правая. И ничего, что есть люди, способные на абсурде соткать вам образ чудовища Франкенштейна, только потому, что так, по их убеждению, им станет легче спать.
И все же – как я завелась тогда! – в разрез с собственным убеждением – выяснив, что практически каждый представляет меня и Кирилла Чадаева в роли тайных любовников.
Видимо, натуральнее думать, что мужчина и женщина, оказавшись рядом, непременно обязаны прыгнуть в постель, чем предположить, что связывать их может только обычная взаимоподдержка.
И откуда такое гнусное и примитивное представление о человеческих отношениях?
Даже Лариса Михайловна, главный свидетель пылкой любви Кирилла к Мирославе, свято верившая в эту любовь, поддалась влиянию сплетен.
Как же скоро я забыла, что такое маленький городок, где самый незначительный случай обретает размеры колоссального, подчас исторического события.
Выходка Алисы – результат нестерпимой мысли, что он выбрал меня, а не ее. Не достанется ей – пусть никому не достанется!
Но разве возможно, чтобы эта непомерная глупость имела успех?
Выяснилось, возможно.
Об этом мне поведал Борщев.
Не успела я выйти из театра, следуя по адресу, записанном на клочке, как зазвонил мобильный (теперь я старалась брать его с собой). Леша с трудом поверил, что действительно слышит мой голос, что со мной все в порядке и я, оказывается, не пропала без вести. Воспользовавшись перерывом на обед, он предложил встретиться в парке, имея ко мне некий важный разговор.
О том, что предметом разговора является Кирилл Чадаев, я могла не сомневаться.
- 34
Погода все еще не определилась: явить свет или порождать мрак.
На растекшемся серой акварелью небе уже не высились грозовые тучи. Дождя пока не предвиделось, но и солнце не слишком рвалось показаться пусть мельком.
И хоть порывы ветра все еще продолжали напорствовать, но это вселяло веру, что как только он вырвется за пределы города, то утащит заодно и полотняную кулису, заслоняющую солнце.
А вдруг это ветер перемен, подумала я, застегивая разметавшиеся полы плаща, и несет в себе только хорошее?
Но ветер ударил в лицо с такой внезапной силой, что я была вынуждена прикрыть глаза, не заметив при этом, как разлетаются последние крохи хранимых мною надежд…
Алексей уже дожидался при входе в парк. Увидев меня, искренне обрадовался, пожал руку. И все же радость эта выглядела омраченной, запечатлевшись мелкими, едва уловимыми складками тревоги на лбу капитана.
– Выглядишь потрясающе, – отметил, очевидно, чтобы подсластить предстоящий разговор.
– Отдых не проходит бесследно, – ответила я с той же целью.
Мы прошли вглубь парка, и несколько минут просто прогуливались по аккуратно вымощенным аллеям. Затем Леша остановился у высокого старого клена и выразительно посмотрел на меня большими грустными глазами.
– Вот здесь ее нашли.
Я не удивилась такому повороту.
– Ты для этого пригласил меня в парк? Чтобы показать место, где убили Мирославу Липку?
– Главным образом – да, – признался Алексей. – Парк в последнее время не пользуется популярностью, как видишь, здесь не очень многолюдно. Ничто не мешает откровенному разговору.
– Разговору о чем?
– Ты знаешь, о чем.
– Догадываюсь. Не стой мы иначе на этом самом месте. Я слышала о заявлении Алисы. Одного не пойму, как ей поверили?
– Поэтому мы тут, – заключил Борщев. – Эта Алиса не просто поклонница, а настоящая фанатка Чадаева. Доказывает, что часто следила за влюбленной парочкой. И та ночь не была исключением... Они долго пререкались, потому что Мира настаивала на расставании, а Кирилл возражал. Она пыталась уйти, но он преследовал ее, не отпускал. Так они оказались в парке. Алиса притаилась за деревьями и могла все видеть и слышать… Но спор, якобы, происходил не там, где нашли тело, а здесь…
Леша неожиданно сошел с аллеи и направился куда-то в сторону, пробираясь между густо поросшими деревьями, пока не остановился в шагах двадцати от меня.
– Вот, на этом месте, по словам Алисы, у Мирославы Липки случилась истерика, – крикнул он от туда. – Она попросила Чадаева о последней услуге – ввести ей наркотик, потому что у нее дрожали руки...
– Блестящее воображение, – заметила я. – Достойно медали! Похоже, в Алисе погибает драматург!
– Дослушай до конца, пожалуйста… Он это сделал! Так описывает все Алиса. Сделал Мирославе укол. А потом в бешенстве швырнул шприц, и тот, пролетев шесть метров, застрял в кустарнике. Да, мы его нашли. Сомнений нет. Экспертиза подтвердила ее слова. По шприцу все сходится: отпечатки Чадаева, наркотик, кровь Липки. Потом, как утверждает девушка, парочка принялась неистово целоваться и она этого не выдержала, убежала прочь. А спустя два часа Мирослава была уже мертва…
Я огляделась на клумбы, на прошедших вдалеке двух прохожих, на подхваченный ветром лист клена. Убрала растрепавшиеся волосы с лица и снова повернулась к нему – всем видом давая понять, что большего вздора в жизни не слышала.
Но Леша не стал бы убеждать меня в том, во что не верит сам. И я пыталась найти в его лице отголосок здравой мысли. Либо это комедия, либо Борщев сошел с ума. Как в такое можно верить? Влюбленные пререкаются, фанатка их выслеживает, шприц с наркотиком летит в кусты! Что за сериальная муть? Кирилл, получается, вколол Мире наркотик (сострадательная душа), а потом взял – и задушил ее. Господи! И судя по тому, что я видела на лице Алексея, он знал, что я стану отторгать любые обвинения в адрес Кирилла, как горячечный бред. Смотрел оттого с предостерегающей прямотой.
Мне показалось, что я попросту сплю.
Борщев подошел ко мне, осторожно подхватил под локоть и предложил присесть на ближайшей скамье.
Я думала в ту минуту про Алису и не могла не злиться. Неужто оскорбленное самолюбие и жажда мести могут довести до такой грани? Откуда у нее шприц? Ведь она сама подбросила его, в этом нет ни секундного сомнения. Она могла припрятать его однажды в гримерке... или еще каким-то образом добыть, раз уж следила за влюбленной парой, как помешанный маньяк! А что если она знает убийцу, настоящего убийцу?
– Алиса подбросила шприц, – сказала я.
– Для чего? – Моя догадка не убедила капитана.
– Проучить нерадивого мальчишку! – Я почувствовала, как мои щеки вспыхнули от ярости. У меня просто в голове не умещалось, как такую откровенно бездарную ложь кто-то мог воспринимать серьезно. – Любовь случается безгранично жестокая, Леша! Ты себе даже не представляешь…
– Знаю, – согласился капитан, – но других фактов нет.
Я резко взглянула на него.
– Факты? Показания взбесившейся поклонницы – это факты? Шприц с отпечатками, который по неизвестной причине не был обнаружен сразу. Может, еще одним фактом является то, что в милиции служат одни оболтусы, которые не умеют работать с местом преступления и находить улики? Не говори мне, что не сталкивался с фальсификациями.
– Тогда почему он скрывается?
– Он не скрывается! Он скорбит!
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, но… Ты сама сказала – любовь бывает жестокой. Любовь становится причиной для убийства. Жалость становится причиной для убийства. Это не значит, что убийца не скорбит.
– Он ее не убивал! Ты сам должен это понимать. Слишком все явно: шприц, отпечатки, укрывательство.
– Явно для кино, – покачал головой Борщев. – Натурально – для жизни. Твое положение в этой ситуации не простое, поэтому ему удалось расположить тебя к себе. К тому же, не секрет, Кирилл Чадаев – превосходный актер!
– Мое «необычное положение» позволяет мне по-особому видеть людей, – ответила я с жаром. – Не логикой, не фактами, а сердцем. Понимаешь?
– Мне очень жаль, Аня. Ты человек справедливый, я это знаю. Но, пойми, покрывать подозреваемого опасно…
– Покрывать подозреваемого? Вот, значит, как? И что же тогда? Я его сообщница? В прокуратуре уже рассматривается эта версия?
– Ты думаешь, мне приятно говорить о таком? – воскликнул Алексей. – Но лучше я тебе скажу об этом, чем кто-то другой.
– Тогда верь мне!
– Я верю, но этого недостаточно!
– О, Боже, – осенило меня, наконец. – Ты ведь не просто предупредить меня пришел. Хочешь выведать, где я провела неделю? Точнее – где искать Кирилла.
Леша хотел что-то сказать, но я быстро поднялась:
– Что ж, я не знаю, как найти то место – просто не помню. Прости, не следила за указателями.
– Пойми, ты мне не безразлична! – Леша тоже вскочил на ноги. – Это всё, что я хотел сказать. И поэтому я очень тебя прошу, Аня, будь осторожна с этим человеком…
Но я уже шагала прочь. Сложно было понять от чего я убегаю: от того места, где убили Мирославу Липку, или от разговора с капитаном. Все это происходит не со мной, настойчиво убеждала я себя, поднимая воротник плаща, прячась от резких порывов ветра. Это просто очередной кошмар.
В животе возникло неприятное, пронизывающее насквозь ощущение холода. Плохое предчувствие. Назревало что-то ужасное. Я знала это также точно, как и то, что жизнь моя резко сменила курс, и обратного пути уже нет. Она несла меня на сумасшедшей скорости просто к обрыву пропасти...
- 35
Приблизившись к бронированной двери квартиры, я нажала на звонок и мне ответил грозный лай собаки. Я подождала несколько минут, чувствуя, что там, за дверью, меня пристально изучают в глазок.
– Алиса, я знаю, что ты дома – сказала я. – Нам нужно поговорить.
За дверью что-то шевельнулось, но мне не ответили.
– Это важно для тебя самой. Открой, пожалуйста.
– Какого черта? – послышался глухой крик. – Это Лариска дала адрес? У-у-у...! Устроили фан-клуб для Мирки! Ненавижу…
– Ты знаешь, зачем я пришла, – ответила я спокойно.
– Я на тебя собаку спущу! Пошла вон!
– Ты этого не сделаешь. Ты не настолько глупая.
– Какого черта тебе надо?!!
– Открой и мы поговорим.
Несколько минут длилось ее колебание, но лай собаки, наконец, затих, я догадалась, что Алиса отвела ее в какую-то комнату. После этого тяжелые замки были отперты, дверь открылась мне навстречу.
Я даже не сразу ее узнала.
Алиса выглядела так, словно потеряла свое лицо. Та прелестная девушка, которую я видела при нашей первой встрече, исчезла. Тусклая кожа, заплаканные глаза, растрепанные волосы. Взгляд злой, блуждающий. Как будто кто-то высосал из нее всю жизненную энергию. Казалось, она вот-вот упадет в обморок или забьется в истерике.
Я осторожно ступила в прихожую.
Девушка смотрела на меня так, словно прятала нож за спиной и ждала момента, чтобы нанести удар.
И все же мне оставалось верить, что если она пошла на контакт – это добрый знак. Но разговор явно сложиться непростой. Каждое слово – шаг по минному полю. Но я должна попробовать…
– Я здесь не для того, чтобы винить тебя, – начала я, тщательно подбирая каждый слог. – Мне жаль, что у тебя сложилось неправильное впечатление. Мы с Кириллом – просто знакомые. Я знаю, что ты чувствуешь к нему…
– Что ты знаешь?!! – зашипела девушка, сгибаясь от ярости, будто живот ей скрутила судорога. – Что такая как ты знает о любви? Ты ничего не знаешь! Ничего!
Она быстро развернулась и побежала в свою комнату. Мне ничего не оставалось, только отправиться следом за ней.
Собака в ванной продолжала лаять басом. Мимолетно оглядев в этот момент квартиру, я пришла к выводу, что родители Алисы были далеко не бедными людьми. И вот она – разбалованная капризная девочка, которая, быть может, впервые в жизни не могла получить желаемое – истерично забилась в кресло в своей комнате и, обхватив голову руками, будто та причиняла ей нестерпимые муки, медленно раскачивалась и жалобно стонала. И, судя по всему, провела в таком положении не один час.
Я приглушенно вздохнула, понимая, что иду по острому краю бритвы. Мне и в голову не приходило, насколько ей плохо. Сейчас бы стоило позвонить отцу, попросить его о помощи. Ситуация явно нуждалась в срочном вмешательстве специалиста. Жалось накатила на меня горячей волной, но я понимала, что сама должна разобраться с этим.
– Ты права, – сказала я. – Я ничего не знаю. Расскажи мне.
– Он предал меня, – провыла Алиса. – Я так его любила… А он… все это время он... Он не человек! Он – Мефистофель!.. Твою душу он тоже украдет. Вот увидишь, – она резко подняла голову и мстительно оскалилась на меня. – Тебе конец!
– Почему ты так говоришь? – продолжала я все так же осторожно. – Ведь раньше ты его защищала.
– Я бы на все пошла ради него... – произнесла она судорожно, – на все, лишь бы он остался со мной…
– Ты знаешь, он любил Миру…
– Сучка! – закричала девушка, брызгая слюной, лицо ее уродливо искривилось. – Я рада, что она сдохла! Так ей и надо! Я всегда ненавидела эту дрянь! Она уже давно заслуживала, чтобы ее придушили. Как же все они ею восхищались! Это несправедливо! Ты знаешь, кем она была! За что ее боготворили? За что?!!
– Ведь ты же сама не веришь в то, что говоришь, – попробовала я снова. – Как и в то, что Кирилл мог кого-то убить. А пострадать сейчас может именно он. Ты же знаешь, благодаря тебе, его подозревают в том, чего он не делал…
– Пусть бы он тебя прикончил, – заявила она неожиданно, словно не слышала ни одного моего слова. – Ты в точности такая же дрянь, как Мирка!
– Алиса, – продолжала я с надеждой. – Послушай лучше, что я тебе скажу…
Я приблизилась, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Эта боль пройдет. Эта любовь тоже пройдет. Ты выйдешь замуж за прекрасного человека, и даже имени Кирилла не вспомнишь. Ты замечательная актриса, у тебя перспективное будущее. Но не бери, пожалуйста, такой тяжелый грех на душу. Скажи правду. Ты там была в ту ночь, или нет? Если была, что ты видела? Что происходило на самом деле? Если его посадят, тебе легче не станет…
– Он уничтожил меня, – запричитала девушка, но в том появился проблеск трезвого рассудка. Снова поплыли слезы. – Как мучительно знать, что ты ему не нужна. Что бы ты ни делала, но ты ему все равно не нужна...
– Алиса, в жизни так часто случается, – хваталась я за тонкие соломинки. – По разным причинам мы не можем быть с любимыми… Но необходимо жить дальше. Вот увидишь, ты все забудешь, ты будешь счастлива...
– Это он тебя прислал ко мне? – Лицо девушки озарилось догадкой и посерело еще больше, ноздри затрепетали от ярости. – Чингисхан хренов! Ты уже отдала ему свою душу?
– Я даже не знаю, где он…
– Ты! Все из-за тебя! Откуда ты взялась вообще? Из какой чертовой дыры ты выползла, гадина? – Девушка угрожающе схватилась с кресла, и мне пришлось отступить назад. – Если бы не ты! Если бы не ты!..
– Я хочу тебе помочь. Помочь избежать той роковой ошибки, из-за которой ты будешь страдать потом всю оставшуюся жизнь. Поверь, я действительно хочу этого...
– Помочь… – ее голос задрожал от жалости к себе самой.
– Я понимаю твою боль, хоть ты мне и не веришь. Но, к счастью, боль проходит...
Девушка быстро замотала головой:
– Нет, это не пройдет никогда! Слишком поздно, слишком поздно! Этот капкан захлопнулся...
Она говорила обреченным тоном и без малейшего притворства. И хоть видно было, что истерика еще не прекратилась, но глаза Алисы, уставшие от слез, не проронили больше не слезинки, лишь туманно уставились в пол, и сама девушка внезапно замерла и затихла, словно в этот момент решила смириться со своим несчастьем, как с проклятьем, от которого все равно не уйти.
Увидев покорно склоненную голову, я решила, что теперь, наконец, с ней можно поговорить спокойно, не слыша в ответ бессвязных выкриков и обвинений. Но не успела я заговорить, как услышала ее отстраненный голос:
– Уходи…
Похоже, ей действительно нужно было остаться одной. Возможно для того, чтобы обдумать свой поступок и все исправить. Я не вправе была помешать этому.
Ей необходимо прийти в себя, а я не сомневалась, что очень скоро так и случится. Должна же она когда-нибудь опомниться, понять свою ошибку.
А пока я сделала все, что могла...
* * *
Чувство, что за мной следят, не покидало на протяжении всего дня.
С каждой минутой оно нарастало. И вот, после визита к Алисе, это подозрение стало особенно острым.
Я неторопливо шла по улице, захваченная в плен тысячью опасений и предположений, и все же всем своим нутром ощущала настойчивый тяжелый взгляд, сверлящий затылок.
Несколько раз оглядывалась, но ни в ком не заметила ничего подозрительного.
Я нарочно не торопилась, боясь поддаться паранойе. Но, как только остановилась у перекрестка, дожидаясь, когда загорится зеленый свет, чувство возобновилось.
Что бы не происходило, я старалась не терять рассудка. Прежде всего, пришла к выводу, что следует немедленно позвонить отцу. Нужно рассказать ему про Алису. Он как никто другой знает, что правильно в такой ситуации. Я достала мобильный из сумочки и, миновав пешеходный переход, остановилась, чтобы набрать папин номер.
Но внезапноВЗГЛЯДударил, словно битой!
Чувствуя дрожь во всем теле, я резко обернулась – и в этот раз видела преследователя в каждом встречном лице!
От судорожного движения телефон выскользнул из ладони и, как по злому умыслу, влетел прямиком в отверстие канализационной решетки в пол шаге от меня. Я не успела даже рта разинуть, как он исчез в бездонном мутном пространстве.
Мне больше ничего не оставалось, только броситься на всех парах к своему дому, до которого оставалось рукой подать. Так или иначе, нужно срочно звонить отцу. Ни минутой дольше я не желала испытывать на себе тягостное ощущение незримого присутствия и контроля. Кто бы ни был тот человек, но каждой клеткой, каждым фибром я улавливала его черные мысли и злые намерения.
Взгляд неотступно преследовал меня до самого подъезда.
Наэлектризованная и взвинченная, я все же старалась владеть собой, припоминая, что подобное уже происходило недавно. Неизвестный преследователь уже заявлял о себе, на уровне метафизического восприятия я знала, что это один и тот же субъект. Сдерживая дыхание, я поднялась наверх, периодически поглядывая в межлестничный проем, всячески стараясь избежать паники. Открыла дверь и вошла в квартиру.
И тут меня ждало настоящее потрясение!
- 36
Все было перевернуто вверх дном…
Я стояла, не двигаясь, внимательно прислушиваясь, нет ли кого в квартире.
Потом медленно опустилась на колени, подняла валяющуюся на полу трубку телефона и, наконец, позвонила отцу.
Он примчался уже через несколько минут.
– Что пропало? – спросил меня первым же делом.
– Еще не знаю…
Как ни странно, с виду я казалась такой спокойной, будто ничего не случилось. Отец же, напротив, был серьезно напуган.
– Значит, говоришь, дверь не взломана? – Он в десятый раз проверил замок.
– То ли вошли с ключом, – предположила я, – то ли с помощью отмычки.
– Важно не это, а то, что тебя не было дома в тот момент. Господи! Подумать страшно, что могло произойти.
Отец забегал по квартире.
– Присмотрись, пожалуйста, что пропало. Не понимаю одного – вся техника, в том числе и ноутбук – на месте! Обычно крадут это…
Он резко остановился и с тревогой посмотрел на меня.
– Но, похоже, это не ограбление!
– Тогда, что же?
– Не знаю. – С его лица сошли все краски. – Но, может быть, тебя хотели напугать, или … убить!
– Кто? – обронила я с сомнением. – Зачем?
– Откуда мне знать. Я звоню Борщеву, – сказал отец.
И пока он беседовал с капитаном по телефону, я принялась, наконец, осматривать комнаты.
В словах отца присутствовала логика.
Это не ограбление.
Все выворочено, разбросано, но практически все на своих местах, ничего не пропало.
И преследующий меня взгляд – не выдумка натянутых нервов.
Кто-то взял меня на мушку и стремился это показать.
Но с какой целью?
Кто? Убийца?
Я не имею отношения к расследованию.
Я не располагаю тайной информацией… Разве что кто-то думал иначе.
Но если бы мне действительно угрожала опасность, никто бы не стал устраивать представления. Такие вещи решаются быстро: ножом, пулей, удавкой...
Но это не может быть Кирилл!
ПОЧЕМУ ЖЕ ТЫ ОБ ЭТОМ ПОДУМАЛА?
В скором времени я услышала, как папа встретил в пороге Борщева, быстро пересказывая ему ситуацию. Я стояла в спальне у кровати, когда до меня донесся их разговор из гостиной.
– Вы думаете то же, что и я? Это он?
– Все может быть. Нужно снять отпечатки.
– Что он этим хотел продемонстрировать, по-вашему?
– Не знаю. Если это он... Возможно, запугать…
Когда они вошли, я стояла на четвереньках и доставала из-под кровати небольшую расписную шкатулку.
– Вот, – потрясла я ею в воздухе, показывая, что она абсолютно пуста. – Здесь были все мои драгоценности. Теперь их нет.
– Это точно? – спросил Алексей, нахмурившись. – Возможно, они куда-то закатились.
– Говорю же, я все осмотрела. Их нет!
Двое мужчин стояли посреди комнаты и смотрели на меня с изумлением.
– Что там было? – поинтересовался Борщев.
– Антикварные, жутко дорогие украшения, – ответила я без запинки. – Золотые браслеты, перстни. Бабушка будет в ужасе. Половину этого добра она передала мне в наследство и велела беречь, как зеницу ока.
– Кто-то знал о них?
– Понятия не имею...
– Ладно, – вздохнул Леша, вытирая лоб рукавом. – Пошли, будем составлять список пропавшего…
Думаю, если бы папа с Лешей задержались хоть секундой дольше в моей спальне, либо, если кому-то из них пришлось вернуться обратно, его постигло бы жуткое потрясение при виде моих действий. Только они вышли, я сунула руку под матрас и, без всякого зазрения совести, не чувствуя ни малейшего раскаяния за свою ложь, выгребла от туда и спрятала в сумочку все свои псевдо пропавшие драгоценности…
* * *
Когда, наконец, необходимые формальности были соблюдены, документы прилежно заполнены и подписаны, я с нетерпением выпроводила Борщева вместе с его напарником лейтенантом Лихачевым и еще одним помощником, что снимал отпечатки пальцев.
Захлопнула дверь, облегченно вздохнула и повернулась к отцу.
– Ну, слава Богу. Я думала, они здесь навсегда поселятся.
– Между прочим, ты зря иронизируешь. – Папа уже больше часа не прекращал хмурить брови и усиленно потирать подбородок.
– Но теперь мне не о чем переживать, – заметила я. – Вся дверь в новых замках.
– Дорогая, для опытного взломщика и сто замков – не помеха. Ты что, не понимаешь? Сама слышала, что Алексей сказал – сработано чисто. Ни царапинки, ни задоринки. Словно правда родным ключом было отперто. Да и не мудрено. Для того и ключи подбираются, и отмычки специальные создаются. Целый арсенал, в общем, для таких целей существует. Не удивишь их, не напугаешь. А вот нас прилично напугали. Не так ли?
– По-моему, все обошлось. Драгоценностей жаль, конечно, но это ведь тоже не главное, – продолжала я врать как профессионалка, буднично раскладывая вещи по местам.
– Я все же считаю, тебе стоит пока перебраться к нам, – настаивал отец. – Матери как-нибудь постараемся все растолковать, в более-менее обтекаемой форме...
– Это лишнее. Не думаю, что все настолько плохо, – ответила я со слабой, но все же ощутимой долей раздражения, не понимая от куда и почему оно появилось, ведь отец вполне естественно волновался за меня. Лицо его от того казалось уставшим, и весь его облик – от черных котоновых брюк и распахнутой бархатной куртки до всклокоченных на макушке волос – выражал растерянность и бессилие.
Но в тот мучительный момент, когда мое сердце жалобно скулило и не давало мне покоя, меньше всего хотелось думать о каких-то опасениях. Страх казался омерзительно ничтожным, скользким и липким, как присосавшаяся пиявка. Мне больше всего претило сейчас бояться. Я не желала трястись по углам, как дикая кошка, только что выпущенная из мешка. Какая-то неизвестная сила выкачала весь страх, что был у меня внутри, а в создавшуюся пустоту метнула мощную сокрушающую искру, что воздействовала мгновенно, нагнетая неминуемую вспышку, если даже не взрыв.
И пока сознание с опаской пережевывало и переваривало эти резкие внутренние перемены, не в силах пока что выдать анализ происходящего, армия быстрого реагирования, то есть – эмоции, принялись беспощадно и без всякой осторожности давить на мою истончавшую психику…
– Ты уверена? – в сотый раз переспрашивал папа.
– Абсолютно!
– Но если этот человек вернется? Ты обдумала такой вариант?
– После того как здесь побывала милиция – вряд ли! Если он раньше был осторожен, то и сейчас тупить не станет, – заметила я нетерпеливо. – А мне просто крайне необходимо сейчас побыть одной. Не переживай! Если что – я на телефоне.
Отец ушел, поняв, очевидно, что спорить со мной бесполезно. Сомневаюсь, что ему моя позиция понравилась. Но что он мог поделать?
Ведь сам же сказал: «Пробуй жить».
Вот я и пробовала.
- 37
И снова ночь упрямо смотрела мне в глаза.
Но уже не та, что раньше – ласковая и добродушная, – а неприязненная, холодная, отчужденная.
Я вдруг как никогда остро ощутила свое одиночество.
Но что еще мне оставалось, кроме одиночества?
Компании, шум, помпезные беседы?..
Отчитываться перед кем-то в своих действиях? Доказывать превосходство? Бегать с подружками по кафе и магазинам, выслушивать и давать советы, быть ответственной за чьи-то секреты, сплетничать перед теликом?
Зачем?
Все это уже было.
Без толку.
Жизнь одна. Ну и что, что в ней так много дней…
Пустомели, что тратят годы жизни на бессмыслицу, чем не самоубийцы?
Конечно, для кого-то и мои переводы, и мое одиночество – самоубийство.
Но у меня не было выбора. Я не способна была на большее, и поэтому старалась хоть что-то из себя выжать.
О нет, я ни в коем случае себя не оправдываю!
Я не питаю ненависти к людям, хоть, возможно, как никто другой имею право на такое стремление.
Но мыслю, очевидно, по-другому.
Чувствую по-другому.
Потому и живу по-другому.
Это естественное состояние моей души, которая была когда-то быстрой, как стрела и горячей, как искра ланью, мчавшей по жизни счастливым галопом.
Пока однажды ей не переломали ноги…
На балконе непривычно сквозило. Ни пижама, ни теплый свитер не согревали меня. От того ли, что холод присутствовал в ночи, от того ли, что холодило у меня внутри, либо от того и другого одновременно.
В комнате The Сure тихо наигрывали «The Same Deep Water As You». Прислонившись к косяку балконной двери, я с непониманием смотрела в небо – блеклое, непроглядное, с редкими звездами, казавшимися такими же одинокими, как и я.
Происходило нечто необъяснимое с чувствами, с восприятием, со всей жизнью вокруг. В груди пылало адское пламя, с каждой минутой разгораясь все опасней и сильней.
До этого дня я знала, от чего мои страдания. Что могло быть ужаснее, чем потеря любимого? Оказалось, даже родные не могли возместить утрату.
Но вот появилось еще что-то. Не имеющее пока объяснения. Усугубившее и размножившее мои нескончаемые муки.
Как жар лихорадки опаляет каждую клетку организма, как бред затуманивает рассудок и ломает волю, как тяжелая болезнь завладевает телом, измываясь над душой… неизвестность изводила меня!
Кто побывал в моей квартире? Что ему нужно? Не он ли следил за каждым моим шагом? И не следит ли сейчас?
Если это убийца Мирославы, то зачем ему понадобилась я?
И где, Господи, Кирилл, когда он так нужен?!! Мне кажется, он сумел бы объяснить происходящее.
Я вспоминала мудрый лоб, высокие скулы, проникновенные ясные глаза, мужественный подбородок и красивый большой рот, говоривший правильно и правдиво.
Дата добавления: 2015-09-02; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Мои родные, любимые люди. 11 страница | | | Мои родные, любимые люди. 13 страница |