Сватовство и его мифологические основы

I

Одним из распространенных мотивов индоевропейского фольклора является «трудное задание», или «испытание жениха».

На материале русской волшебной сказки данный мотив хорошо изучен В.Я. Проппом, и суть его сводится к следующему. Невеста в ответ на сватовство героя предлагает ему «трудное задание», от выполнения которого зависит ее ответ. При этом невеста — это всегда не просто девушка, а «царевна». Цель же задания заключалась в том, чтобы выяснить, обладает ли герой магическими свойствами, или волшебным помощником (14).

Мотив «испытание жениха» мы находим в самых разных жанрах осетинского фольклора.

Уже в рамках Нартовского эпоса наблюдается эволюция мотива «трудная задача». В наиболее архаичных вариантах сказаний об Ацамазе герою не предлагается как таковое задание. Он изначально обладает магическим предметом — волшебной свирелью, игре которой подвластна природа:

С вершины Черной горы заиграл Ацамаз

На своей золотой свирели:

И заклубились паром равнины,

А потом засверкали свежей зеленью;

Пышнорогие олени и лани из камышей

Стадами помчались на равнины... (12, с.340).

У Ацамаза помимо волшебной свирели много именитых помощников, среди которых Уастырджи и Уацилла, Татартуп и нарт Урызмаг и др. Потому и итог сватовства предрешен. Небожители сосватали Ацамазу:

Единственную дочь Сайнаг-алдара Агунду-красавицу, шелками шелестящую,

Чистыми алмазами украшенную (12, с.342).

Но история вносила свои коррективы в фольклор. В более поздних вариантах брак Ацамаза с Агундой обусловлен трудной задачей, связанной с брачным выкупом-калымом.

Сын Аца, маленький Ацамаз, обратился к девушке:

— Скажи, во что ты оцениваешь свою голову, каков твой калым?

А девушка ему ответила:

— Много я не требую: чтобы отцу моему было сто оленей однолеток.

Говорит Ацамаз:

— Оленей-то я добуду. Но как найти сразу столько оленей однолеток? (12, с.345).

Чтобы заплатить брачный выкуп, Ацамазу нужен волшебный помощник, которым здесь выступает покровитель охотников, хозяин лесных зверей Афсати. Таким образом, в мифологическом сознании калым (ирæд) осмыслялся как испытание жениха, его способностей.

Иногда «трудная задача» задается не в ответ на сватовство, а как условие сватовства. Если герой не обладает волшебными предметами, ему предлагаются условия по их добыче. Так, в сказании (кадæг) «Цыкурайы фæрдыг» условием того, что «Краса мира» выйдет замуж за героя, является добыча им таких волшебных предметов, как волшебная бусина — волшебное зеркало, волшебная утка, черная лиса, крыло ворона. Вместе с тем, герою предлагается и иной вид испытания — конные состязания.

Æз ахæм мой скæнин,

Уæртæ мын, зæгъы, Сау хохы фале

Залиаг калм цыкурайы фæрдыгæй хъазы, Ой.

Уый арвайдæн у, арвайдæн!

Гъе уый мын чи æрбахæсса,

Уый уаид мæнæн мæ цардæмбал.

Авд æфсымæрæн уыди зыбыты иунæг хо,

Дунейы рæсугъд, æмæ мой кæны, Ой.

Ахæм мой ма скæнин æз,

Уæртæ мын, Хъæриу хохæй авд æхсæрдзæны

Цы фурдмæ хауынц,

Гъе уым саттан бабызтæ сæхи найынц.

Гъе уыдонæй мын чи æрбахæсса,

Уаид мæнæн мæ цардæмбал.

Авд æфсымæрæн уыди зыбыты иунæг хо,

Дунейы рæсугъд, æмæ мой кæны, Ой.

Ахæм мой ма скæнин æз,

Уæртæ мын, зæгъы, Сау денджызы астæу,

Сакъадахæй цы сау рувас цæуы,

Гъе уый царм мæнæн, зæгъы, æфсагготæн чи æрбахæсса,

Гъе уый уаид мæ царды æмбал...

Рараст хæххон цуанон, рараст,

Сынты базыры хуызæн, æфсургъыл баппæрста йæ саргъ,

Йæ нымæт, лæппутæ.

Гъеныр, зæгъы, мæнæн Дунейы рæсугъд

Разыйы дзуапп куы раттид,

Æз уымæн уæларвæй стъалы раскъæфин, Ой!

Дæлдзæхæй йын æнусон цард ракурин, Ой!

Гъеныр фарн хъусджытæн, æмæ уыдоны æрцыдмæ

Дзæбæхæй фæцæрут![1]

Я бы за того вышла замуж,

Это, говорит, за Черной горой

Дракон играет в волшебную бусину, Ой!

Это волшебное зеркало, волшебное зеркало

Кто бы принес!

Тот бы стал моим спутником жизни.

У семи братьев была единственная сестра,

Краса мира, и собирается замуж.

Я бы за того вышла замуж,

Кто бы с горы Хъариу,

Что семь водопадов в море впадают,

Там озерные утки купаются.

Из них кто мне принесет,

Был бы моим спутником жизни.

У семи братьев была единственная сестра,

Краса мира, и собирается замуж.

Я бы еще за такого вышла замуж,

Кто, говорит, в середине Черного моря,

По острову что черная лиса идет,

Мех ее, говорит, кто на воротник принесет.

Тот бы был спутником моей жизни...

Отправился, горец-охотник, отправился,

Вот, говорит, бы Краса мира дала свое согласие,

Я бы для нее с неба украл звезду, Ой!

У подземного мира бы выпросил для нее

бессмертие, Ой!

Теперь, да посетит слушателей фарн,

И до их прихода живите счастливо.

По своей идеологии данное сказание соотносится с архаическими пластами Нартовского эпоса и с волшебной сказкой, где героем являлся не рыцарь, а волшебник.

Иногда герой, для того чтобы жениться на «Красе мира», должен участвовать в состязаниях. Несмотря на то, что состязания носят, на первый взгляд, спортивный характер, на самом деле это всегда испытание магических способностей героя или наличия у него волшебного помощника.

Трудное задание предлагается и герою Нартовского эпоса Сослану.

«Бедуха... остановила летающую башню между небом и землей и отправила посланца к нартам:

— Пойду (замуж) за того, кто попадет стрелой в окно моей летающей башни» (12, с.99).

Сослан выполняет задание, но Бедуха, узнав, чьи это стрелы, привела в движение летающую башню и взлетела в небо.

На помощь Сослану приходит «волшебная помощница», мать нартов — Шатана. Она обещает Сослану прибегнуть к «хитрости неба, коварству земли» («зæххы хин æмæ арвы кæлæн») и превратить его в облако. Тогда он поднимется в небо, облаком окутает летающую башню Бедухи, а когда та откроет окно, проскользнет в башню.

Фигура Сослана и связанные с ним сюжеты, отмечал В.И. Абаев, представляют большой интерес с точки зрения эволюции образа эпического героя. Идеал эпического героя не остается постоянным и неизменным. В архаических эпосах эпический герой — это прежде всего маг, чародей, волшебник, заклинатель, колдун, шаман... «Расцвет железной металлургии вкладывает в руки человека новые орудия труда и новое оружие для борьбы. Он проникается верой в свои силы, в мощь оружия, в неотразимый ореол воинской доблести. И тогда на смену герою-колдуну приходит герой-воин, герой-богатырь».

«Но древняя идеология колдовства не умирает сразу... В результате появляется тип героя, в котором богатырские качества сочетаются с «хитростью». «Хитрость» в понимании древних то же колдовство» (2, с.179–180).

Одна из статей известного индолога Ф.Б.Я. Кейпера по мифологии ведических ариев, создателей «Ригведы», называется «Древний арийский словесный поединок». Речь в ней идет о состязаниях певцов-творцов и исполнителей религиозных гимнов, которые наряду с другими видами соревнований (на конях, колесницах, борьбе) составляли часть обряда возобновления жизни, приуроченного к рубежу старого и нового года (8).

Исследователи мифологического сознания отмечают, что важнейшие календарные праздники индоевропейцев отражали центральные моменты в мифологической «биографии Солнца». Подобно человеку, в биографии Солнца выделяются четыре главных момента: зачатие (22 декабря — день зимнего солнцестояния), рождение (22 марта — день весеннего равноденствия), брак (22 июня — день летнего солнцестояния) и смерть (22 сентября — день осеннего равноденствия).

Состязания, приуроченные к праздникам весенне-летнего календарного цикла, проводились и у осетин. Так, в 1871 г. В.Б. Пфаф писал, что прежде на народном празднике, посвященном первой осетинской святыне — Рекому, «происходило что-то вроде Олимпийских игр: бывали состязания в верховой езде, кулачном бое, стрельбе, танцах, пении и т.д.» (15, с. 142).

В.Ф. Миллер писал об аналогичных состязаниях, которые устраивались в честь праздника у святилища Аларды в Згиде (10, с. 273).

О словесных состязаниях писал художник и собиратель фольклора М.С. Туганов: «В старину на народные праздники стекались лучшие силы со всех концов Осетии, устраивалась настоящая (говоря современным языком) олимпиада. Лучшие сказители, представители разных ущелий рассаживались на игорном поле и один за другим состязались в содержательных, лучших напевах и пересказе нартовских сказаний» (19, с. 134).

В Нартовском эпосе поле Зилахар — одно из мест, куда собираются нарты на игры-состязания. На вопрос, для чего нарты устраивают пляски и соревнования на поле, те отвечали, что в высокой башне живет красавица, известная всему миру. Каждый день она совершает три оборота вокруг неба, может в один из них она обратит на кого-нибудь внимание, кто-нибудь ей понравится (7, с.263).

В различных жанрах осетинского фольклора дочь Солнца имеет разные имена: красавица Зилахур, Агунда, Краса мира (Дунейы рæсугъд), Згидская красавица, дочь алдара и т.д.

В сказке «Згидская красавица» претенденты на руку красавицы собираются со всех ущелий Осетии и соседних стран на большой поляне («Стыр фæз»), где и устраиваются состязания. В первую очередь, согласно тексту, состязались в танцах (симде), затем — в пении. Наконец, в красноречии — умении вершить праведный суд (тæрхон), выносить правильный приговор. Наградой победившему был брак с красавицей.

(«Æмæ уыцы ран утæппæт фæсивæд, дунейы хъалтæ æвзарынтæ байдыдтой сæ лæджыхъæд. Райдианы сын бацайдагъ кафт, симд. Стыр фæзы рыг калди мигъы къуымбилтау. Кафт фесты хъал фæсивæд — Зджыды Рæсугъды курджытæ. Уæд хатынц сариаг урскуырæтджынмæ дæр...

Æмæ кафынтæ байдыдта, — дзыллæ йæм кæрæдзийы уæхсчыты сæрты кæсынтыл фесты. Хъæубæстæ йæм фезгъордтой алырдыгæй.

— Амæй аивдæр нал скафтæуыдзæн, — загътой дзыллæтæй иутæ.

— Амбылдта йæ кафтæй, — загътой аннæтæ. Æмæ байдыдтой зарын. Фæзарыдысты хъалтæ. Куыннæ дзы разындаид хъæлæстæ, аив зарджытæ. Фæлæ та мæнæ ралæууыд хæлынхудджыны рад дæр. Æмæ бай-гом кодта йæ хъæлæс. Хъусынтыл æм фесты фæсивæд стыр фæзы, хъусынц æм цыппаркъахыг фос, сырдтæ, мæргътæ, суанг ма йæм хæхтæ дæр хъуыстой: аив зарæг азылди кæмтты фæхсты, къæдзæхты сæрты. Æмæ та загътой курджытæ:

— Зарынæй дæр та рамбылдта сариаг усгур. Уæд æвзарын райдыдтой дзырдарæхстæй, зондæй сæхи.

Тæрхоны æрбадтысты усгур хъал фæсивæд, тæрхоны бацыдысты ас лæгтæ, зæрæдтæ дæр. Рабæрæг се ’хсæн бирæтæ, — иттæг чи арæхст дзурынмæ, цыргъæвзаг, арф зонды хицау чи уыди. Фæлæ дын дзурынтæ систа фæсмынронджын, — дзыллæ йæм хъусынæй нал æфсæстысты, хæлиудзыхæй йæм кастысты, афтæ адджын уыдис йæ дзыхы ныхас. Æмæ та иу лæджы хуызæн сдзырдтой:

— Ай хуызæн дзургæ никуы æрцыдис, ахæм тæрхон никæд ничи скодта...

Тæрхонæй дæр та амбылдта сариаг) (13, с 286–287).

Таким образом, мифологической основой состязаний, устраивавшихся в Осетии в дни праздников весенне-летнего календарного цикла, была борьба за «свет Солнца», руку дочери Солнца.

II

На практике выбор невесты и жениха осуществлялся на основе брачной политики осетин. Основным ее правилом вне зависимости от обществ и сословной принадлежности было следующее. Жениться предпочитали на девушке из равной или высшей среды, но выдать девушку могли и в менее знатную фамилию, при наличии личностных качеств у жениха (3). Об этом свидетельствуют и осетинские пословицы: «Ирмæ ахæм æмбисонд баззад: сау лæгæй, зæгъы, чызг ма ракур — дæ мыггаг фесафдзынæ, фæлæ сау лæгæн дæ чызджы ратт, æмæ йæ мыггаг айва» («У осетин осталась такая пословица: никогда, мол, не женись на дочери человека из низшего сословия — испортишь свою фамилию, но можешь отдать простолюдину свою дочь, и она улучшит его породу»). Вместе с тем большую роль играло и то, какой была мать девушки. По этому поводу существовало выражение: «Мад фæрс æмæ чызг кур» («Спрашивай о матери и женись на дочери»).

Зачастую молодые люди не были знакомы, девушку могли рекомендовать родители парня, родственники, соседи.

Брачный возраст для мужчин начинался с 17–18 лет, для девушек — с 14–16 лет.

От девушки требовалось, чтобы она умела вышивать золотом, серебром, выкроить и сшить черкеску, бешмет, сафьяновые чувяки, ноговицы, папаху и т.п.; она должна была играть на гармонии, уметь доить коров, печь хлеб и вообще быть вполне готовой к самостоятельному ведению хозяйства. Идеалом невесты, согласно Д.Т. Шанаеву, была девушка, при телесных совершенствах слывущая скромною в своем околотке, мастерица в рукоделии, да еще с задатками доброй и опытной хозяйки (22, с.2).

Для мужчины на первый план ставился социальный статус его фамилии и семьи, личностные качества жениха, соблюдение им традиционных норм поведения (æгъдауджын) и его способность содержать семью.

Традиционным местом для предбрачных знакомств были танцы (хъазт), которые устраивались в дни календарных и семейных праздников. «В такие дни, — писал Д.Т. Шанаев, — сходится вся молодежь, преимущественно — молодежь, не связанная брачными узами, причем, само собою, является возможность для всяких наблюдений, делаемых молодыми людьми, с целью выбора себе подруг жизни» (22, с.2).

В Нартовском эпосе танцы, игры и соревнования устаивались на поле Зилахар, где молодые нарты боролись за руку дочери Солнца.

В структуре пространства культовых комплексов, как правило, были места, где после моления и обрядовой литургии устраивались танцы и игры. Назывались они симды фæз (поляна симда). Так, в культовом комплексе Реком в Цее была поляна недалеко от святилища Мады Май-рам, где после ритуального пира веселилась молодежь, происходил выбор невест. Браки, заключенные после встречи на этой поляне, считались особо счастливыми.

Парень, получив разрешение жениться («фæндаг ын радтой»), прежде всего строил себе комнату (уат), приобретал лошадь и новую одежду, разъезжал по селениям, посещая различные праздники. Девушка начинала ходить на танцы, достигнув брачного возраста. С этого времени она начинала носить кафтанчик (куырæт). Если в доме было несколько сестер, родители отпускали только старшую. Причем их сопровождали молодые мужчины-родственники. Девушки пользовались большим уважением и, как отмечал М.А. Мисиков, не было случая, чтобы кто-нибудь из мужчин оскорбил даже намеком девиц (11, с.71).

Исследователи обратили внимание на взаимосвязь календарной и свадебной обрядности (6). Кроме тесной зависимости последней от земледельческого и скотоводческого календаря, важным моментом был архетип космической свадьбы между Небом и Землей, устраиваемой громовержцем. Так, в некоторых горных районах Македонии все свадьбы каждого года справлялись одновременно, причем только в один Ильин день (6).

Праздничное время должно было как нельзя лучше способствовать счастливому выбору и свадьбе. Наилучшим для начала свадьбы днем считалось воскресенье.

Согласно этнографическим источникам, осетины играли свадьбы в дни Нового года, перед Великим постом (комахсæн), в Троицу (кæрдæг-хæссæн) и осенью, в дни праздника Джеоргуба. «Свадьбы, совершаемые в эти две недели (Джеоргуба. — В.Г.), пользуются особым уважением в народе», — писал Н.Ф. Дубровин (5, с 307).

В свадебном цикле осетин, как и других народов Северного Кавказа, почти полностью отсутствовал тот начальный этап, который можно было бы назвать предбрачным ухаживанием. «Независимо от того, выбрал ли молодой человек себе невесту сам или подчинился выбору родных, он не должен был не только оставаться с ней наедине, но и оказывать ей какие-либо знаки внимания. Согласно традиционным представлениям горцев, ухаживать за девушкой до сватовства и брачного сговора было самоуправством; ухаживать за ней после сговора, т.е. начального акта бракосочетания, было нарушением обычаев свадебного скрывания и супружеского избегания» (16,с.73).

III

Первое посещение стороной жениха дома избранной девушки называется минæвар цæуын, что означает послание посредников, послов, которыми обычно выступают почтенные родственники, а иногда и отец жениха. Число сватов колебалось от двух до пяти человек (9, с.345). Если девушка жила в другом селе, то посредники останавливались сперва у какого-нибудь знакомого (фысым). Тот сообщал семье жениха о намерении своих гостей. Если изначально семья девушки была против, то сразу говорили: «Махмæ уыдонæн чызг нæй» («У нас для них нет девушки»). Если не следовал такой отказ, то посредники могли нанести визит в дом. Если все же родственникам девушки не нравилась семья жениха или сам жених, то сватам давали отрицательный ответ. Истинную причину отказа они не называли, а мотивировали его тем, будто их дочери еще рано выходить замуж, или же выставляли какую-нибудь другую причину. Во избежание обиды как со стороны родственников жениха, так и со стороны сватов, отказать прямо считалось неприличным и даже оскорбительным (9,с. 345).

Минæвæрттæ заявляли о своем желании породниться с фамилией, причем для этого случая существовали достаточно однообразные словесные формулы как со стороны жениха, так и со стороны семьи невесты.

Посредники говорили, к примеру: «Темыры фæнды сымахимæ хæстæг бакæнын, æмæ уæ куыд фæнды? Æвзæр мыггаг не сты, лæппу æнæ хъару нæу, йæ æмгæртты æхсæн æгад нæу, сæ хæдзар мыдыкъусы хуызæн у». («Темыр (отец жениха. — В.Г.) хочет породниться с вами, а вы как хотите? У них неплохая фамилия, парень не без доблестей, среди ровесников не худший, а дом их, как чаша с медом»).

Отец девушки или ее брат отвечали: «Ныртæккæ мах сымахæн ницы дзуапп ратдзыстæм, махæн дæр ис хæстæджытæ, æрвадæлтæ, æмæ хъуамæ фенæм кæрæдзийы». (Скодтой иу æмгъуыд, уæд нæм æрбацæут, æмæ уын дзуапп ратдзыстæм). («Сейчас мы не можем дать вам ответ, и у нас есть родня, родственники и мы должны с ними встретиться». (Назначали срок, когда встретятся вновь и тогда дадут ответ) (1, с 4).

Та же формула повторяется и у других авторов, описывающих сватовство. К примеру, «...жених из хорошей фамилии, может прокормить свою семью, и среди молодежи своего круга не ударит лицом в грязь» (11, с.50).

Число визитов посредников было от трех до пяти. Бывали случаи, когда девушку сватали годами, и настойчивость минæвæрттæ приводила к успеху. У минæвæрттæ с семьей невесты не было совместной трапезы до тех пор, пока последняя не давала положительный ответ. В случае согласия на брак дочери родители назначали день, в который должен был состояться официальный сговор.

Дата добавления: 2015-09-01