ЧАСТЬ V 3 страница

Нурлан по случаю приезда гостей зарезал барана и приготовил душистый бесбармак. Сакену, как самому старшему, подали голову. Он отрезал кусочек, попробовал, сказал: «Хорошо сварилось», – отрезал уши и со словами: «Будьте послушны» отдал детям Нурлана; нёбо со словами: «Будь красноречива» отдал жене Нурлана Рашиде; глаза со словами: «Зри в оба» отдал хозяину дома Нурлану. Болеслав с интересом следил за происходящим и в конце сказал: «Ты почему мне ничего не дал?»

– А тебе самое ценное – мозги! – Сакен, ловко отделив кончиком ножа затылочную кость, вскрыл черепную коробку, вынул мозг, поперчил, посолил и поставил блюдо перед Болеславом.

После жаркой бани и шубата гости с аппетитом «уплетали» бесбармак и запивали сорпой...

– Сагындык! – обратился к своему другу Сакен. – Болеслав не верит, что в тугаях у нас когда-то водились тигры.

– Жил в наших краях искусный охотник Сабырбек, который, говорят, шестью выстрелами семерых фазанов убивал, – стал рассказывать по-казахски Сагындык, а Сакен переводить. – Но прославился он как истребитель тигров. Его так и звали: Мерген – истребитель тигров. Сабырбек был профессиональный охотник. Он добывал лису, зайцев, джейранов, волков загонял на лошади. А тигров убивал тех, которые безобразничали вблизи жилья человека, то есть стали таскать скот аульчан – тогда те просили его наказать разбойника. Но охота на тигра не шутка: от его рева кровь стыла в жилах.

Однажды пришел гонец с просьбой: «Появился полосатый... Помоги, спаси, Сабырбек!» Сабырбек к тому времени убил уже более десятка тигров.

Когда появился этот тигр, пожиратель домашнего скота, Сабырбек собирался жениться: он встречался с девушкой Жулдузай. Они любили друг друга. Но к Жулдузай посватался влиятельный в округе, овдовевший богач Дарьябай, и отец Жулдузай колебался, не зная, кому отдать предпочтение. Когда Сабырбек засобирался на охоту, сопровождать его напросился джигит Аскер: он давно занимался охотой, но на тигров еще не ходил. «Буду твоей послушной тенью», – заверил Сабырбека Аскер. К вечеру охотники прибыли в пострадавший аул. Все его население высыпало из юрт, чтобы взглянуть на Мергена – истребителя тигров.

Облаву на тигра решили начать завтра. Охотники расположились в доме старшины аула, который угощал их бесбармаком и кумысом. Но тут всех всполошил прибежавший пастушонок. «Жолбарыс! Жолбарыс! – кричал он. – Жалмауыз. Сожрал барана!»

Сабырбек с Аскером взяли ружья, пастушонок показал им кровь на траве и следы тигра. Густой камыш, жингил с жигидой стеной обступали берег реки. На одной из кабаньих троп лежал растерзанный баран.

«Тигр бросил свою жертву, услышав нас. Голодный зверь придет за своей добычей. Устроим здесь засаду», – сказал Сабырбек и встал в камыш с подветренной стороны. Аскер встал рядом. Охотники взвели курки. Аскер с опаской слушал шелест камышей. Вдруг хрустнула ветка, камыш раздвинулся: показалась полосатая фигура мощного зверя, который подходил к недоеденному барану. Сабырбек выстрелил, тигр упал, но почти сразу поднялся и стал бить хвостом: смертельно раненный зверь готов был идти напролом.

«Стреляй, Аскер!» – крикнул Сабырбек. Аскер выстрелил, не целясь, и не попал в тигра.

Шатаясь и рыча, зверь медленно шел на охотников. Аскер побежал. Сабырбек вынул длинный нож, подскочил к тигру и всадил его в сердце зверя. Тигр свалился, поцарапал когтями землю и затих.

Подошел напуганный Аскер.

«Бегать от зверя нельзя, – сказал Сабырбек. – Догонит и убьет».

«Ты настоящий джигит, Сабырбек. Я впервые увидел тигра и испугался».

«Зачем бояться – у тебя ружьё и на поясе острый кинжал, а у тигра только зубы и когти. Ты сильнее тигра. А если погибнем от тигра, люди сложат о нас песню. Все равно, когда-нибудь умрем – так лучше в бою с тигром».

Когда в окрестностях появился другой тигр, Сабырбек позвал с собой Аскера. Очень уж опасен, дерзок был хищник: напал на женщину, которая утром пошла рубить кустарник, и там, на берегу, убил ее.

В полдень охотники прибыли к тому месту, где была растерзана тигром женщина. На тропе носом к носу столкнулись с тигром, который, увидев охотников, тут же скрылся в камышах. Охотники пошли по следу. Вскоре Сабыр показал на двойной след тигра: рядом со старыми отпечатками лап появились новые. «Теперь он преследует нас...»

Сабыр знал тигриные уловки. «Тигр хитрый, а человек умный». Сабырбек слушал шелест камышей. День был ветреный, но солнечный. Зверь выйдет из-под солнца – стрелять будет трудно. Охотник выбрал место. Сегодня он положит еще одного тигра. Ждать пришлось недолго. Камыши раздвинулись, и показалась рыжая, в черных полосах квадратная голова зверя, который, почуяв запах людей, остановился, повернул голову в сторону Сабырбека. Он ощетинился, из груди донесся злобный рык.

Все это длилось какое-то мгновенье, но Сабырбек успел заметить желтые клыки, обнажившиеся в реве между опущенной нижней и собравшейся в складки верхней губой пасти зверя. Старый, но еще мощный тигр опустился на передние лапы, изготовившись к прыжку. Сабыр прицелился меж глаз зверя. Курок ударил по капсюлю, но выстрела не последовало. «Осечка», – подумал Сабырбек. Зверь прыгнул, смял человека, вонзил в него когти и клыки. Сабыр понял – спасения нет.

Подскочивший Аскер почти в упор выстрелил под левую лопатку тигра. С трудом сбросив с Сабырбека тяжелую тушу зверя, Аскер увидел растерзанного охотника: кровь на плече и на шее, где зияла огромная рана, а из груди Сабырбека вырывалось прерывистое, клокочущее дыхание. К вечеру, так и не приходя в сознание, Сабырбек умер...

Сагындык закончил свой рассказ. Все молчали. Затем разом заговорили:

– Как коварны бывают люди!..

– Сагындык, почему Сабырбек не ударил тигра кинжалом?

– Когда об этом спросили Аскера, тот сказал: «Когда я сбросил убитого тигра с Сабырбека, кинжала на поясе Сабыра не было. Кинжал в ножнах, с оторванным ремешком, лежал на земле, недалеко от Сабыра.

– Но память о Сабырбеке живет – до сих пор его вспоминают люди.

– Знаменитый истребитель тигров погиб, но на его место встал достойный ученик.

Затем все согласились, что разные истории случаются, а судьбы великих людей остаются в памяти, живя в пересказах отца сыну.

– Тагдыр, судьба! – заключили они.

– Сагындык, ты что, не казах? Почему домбра молча висит на стене? – послышались возгласы гостей.

– Я знал, что будет такой вопрос, и пригласил Жаксылыка.

Из-за стола встал молодой человек с копной черных волос. На лице его выделялись полукружия густых бровей, сросшихся в середине. Он взял домбру, отодвинул стул, сел на него, положив одну ногу на другую, при этом лодыжка правой голени легла на левую коленку, образовав треугольник; на эту импровизированную площадку Жаксылык положил домбру и, покручивая «ушки», стал ее настраивать. Закончив настрой, Жаксылык, резко ударяя по струнам, взял несколько аккордов, обвел взглядом сидевших.

Воцарилось молчание.

– В память о Сабырбеке, – торжественно сказал Жаксылык и стал перебирать струны. Мелодия стала набирать силу, и звуки стали более резкими. Крепкие длинные пальцы левой руки Жаксылыка легко скользили по длинному грифу, а сжатые в пучок пальцы правой кисти все быстрее и быстрее били по натянутым струнам. Певец запел, подняв первую ноту на головокружительную высоту, и долго тянул ее: «О-у-а, Зауреш! Сенін үшін елден келдім...» Печально лились слова песни-плача. Пропев первый куплет, Жаксылык продолжил играть уже без слов, но мелодия вторила грусть и тоску по ушедшему в вечность родному человеку. Быстрая, как молния, терме изливала горе.

В скорбном молчании, под яростный ритм двух волшебных струн в руках искусного музыканта, застыли слушатели.

Закончив песню, Жаксылык заслужил одобрительные возгласы. Сильный, широкий голос, виртуозная игра на домбре, живая, богатая мимика певца нашли понимание слушателей.

– Эта песня великого Мухита.

– Мало кто умеет петь песни в его манере. Это умели его ученики Шинтас Каратаев и Шайхы.

– А у них эту манеру игры и пения перенял Гарипулла.

– А учеником Гарипуллы является Жаксылык, – так говорили гости, а Жаксылык уже начинал другие песни, более веселые и даже озорные.

В перерыве гости разделились на группы. Сакен и Болеслав расположились на обширном помосте-беседке, называемом «саке», увитом виноградом.

– Хозяйственный брат у Сагындыка, – сказал Болеслав.

– Этот виноград был посажен еще отцом Сагындыка, который был искусным садоводом и огородником – он выращивал самые большие и сладкие арбузы и дыни в округе и необыкновенно вкусные крупные помидоры. В Кзыл-Орду надо приезжать в августе-сентябре.

– Да, все это хорошо... Но эта песня «Зауреш» – это же реквием, – Болеслав все еще находился под впечатлением песни Мухита.

– Ты прав, Болеслав. «Зауреш» по воздействию на слушателя, по значимости – это законченный реквием. А краткое содержание песни таково: «У хана Медета было тридцать сыновей и дочь Зауре. В один год хан лишился всех своих сыновей, а когда приехал из одной дальней поездки, то не застал в живых и любимую дочь. В безутешном горе он сетует, что даже горсть земли не суждено было ему бросить в ее могилу».

– Я и не знал, насколько широк диапазон двухструнной домбры.

– Как-то на целине один из командированных на уборку хлеба посмеялся над домброй: «Одна палка, два струна». На что я ответил, что балалайка тоже одна палка, и только на одну струну больше. Зато палка у домбры в два раза длиннее. Возможности домбры в умелых руках безграничны. Домбра умеет говорить, как собеседник, и звучать, как целый симфонический оркестр; во всяком случае, производит такое воздействие на слушателей.

– Ведь раньше казахи не знали нотной грамоты, а как из поколения в поколение передавались музыкальные произведения, созданные много лет назад?

– Так же, как и поэтические строки, – они запоминались.

– Но ведь мелодию запомнить и передать в точности значительно труднее, чем поэтическую строку.

– Но были такие музыканты, и созданные сотни лет назад песни и кюи живут сейчас. А одним из первых композиторов, который основательно, целеустремленно стал записывать казахскую музыку, был Затаевич. Одна из улиц Алматы названа в честь Александра Викторовича. Затаевич был профессиональный музыкант-этнограф. В 1923 году он издал свой уникальный труд «1000 песен казахского народа», а в 1931 году следующую книгу – «500 казахских песен и кюев». Ты представляешь, Болеслав, какая титаническая работа была совершена?! А ведь он записывал ноты исключительно на слух...

– Он что, приглашал музыкантов к себе, устраивал слушания?

– Он ехал на арбе от аула к аулу. В каждом ауле находились два-три одаренных степняка, которые играли и пели, и, конечно, в это время собиралась аудитория. А умер он в Москве в 1936 году. Я был на Новодевичьем кладбище: в изголовье его могилы поставлен гранитный памятник с изображением казаха в национальной одежде. Он сидит в традиционной позе и вдохновенно поет под аккомпанемент своей верной домбры.

– Полторы тысячи музыкальных произведений, и если хоть половина из них, как «Зауреш» или «Хусни-Хорлан», – это же бесценный кладезь музыкальной культуры народа за сотни, а может, и тысячи лет. Поистине это бесценный труд, – сказал Болеслав. – Недаром говорят: «Слышанное забывается, записанное остается».

– Болеслав! Ты уже говоришь, как восточный человек.

Время шло. Опустилась темнота – во мраке ночи стали поблескивать звезды. С реки потянуло прохладой.

– Слушай, Сак! Сагындык говорил, что Сабырбек загонял волка на лошади...

– Волк самый умный зверь из всех, живущих рядом с человеком, и потому опаснее других. После войны их развелось великое множество, и в поисках пищи они стали забредать на городские помойки. Всем своим обличием, как ты знаешь, они похожи на собак, вот только хвост у волка висит поленом. Так ты не поверишь, но чтобы их не отличили от собак, волки, забредая в город, стали хвосты держать кверху.

– Умное животное!.. Ну и как же его бьют на конях?

– По снегу волку трудно бежать, а лошади этот снег не мешает. Так вот, выедут джигиты в степь и зоркими глазами всматриваются в горизонт. Обнаружив волка, пускают коней рысью. «Қасқыр, қасқыр», – кричат они, переходя на галоп. Вытянувшись во всю длину, бежит волк, за ним несется лошадь. Ноздри ее раздуты, вращаются белки глаз. Ближе, ближе... и вот наконец волк и лошадь несутся рядом. Удар полосует волчью спину. На помощь скачет другой охотник. Зверь теряет силы и становится добычей охотников.

Время действительно прошло быстро, и через два дня ранним утром друзья в сопровождении Сагындыка ехали в сторону города Туркестан. По дороге изредка попадались аулы-поселки, а так до горизонта простиралась бескрайняя степь. Иногда дорогу быстро перебегали грациозные проворные суслики.

– Слава, что вам больше всего понравилось у нас? – спросил Сагындык.

– Памятник Коркут-ата на берегу Сырдарьи. Почему он на верблюде? Расскажи, Сагындык. Ещё запомнилась тёплая вода Сырдарьи, когда мы в ней купались. Правда, вода мутноватая.

– Вода в Дарье мутная, потому что несёт с собой плодородие, как Нил в Египет. Имя Коркут происходит от слова «корку» – «бояться». Коркут-ата – мудрец, предсказатель судеб, целитель. Он смастерил кобыз, под аккомпанемент которого проводил заговоры, заклинания. Все его предсказания сбывались. По Коркуту, люди должны оставаться всегда людьми. «Дому, куда не приходит гость, лучше обрушиться; грубому сыну, от которого нет славы имени отца, лучше не рождаться». Коркут-ата, много путешествовавший человек, сказал, что на родине все же лучше, чем на чужбине. Другом в его путешествиях была сказочная верблюдица Желмая. По просьбе Коркута, на его могилу был положен кобыз, тихо звучавший при порывах ветра. У железнодорожного разъезда под названием Коркут, недалеко от Жусалы, сооружен памятник, который представляет собой 4 вертикальные стелы, высотой 8 метров каждая.

– Сагындык по профессии инженер-строитель, – пояснил Сакен.

– Стелы ориентированы по сторонам света. В центральной части, где располагаются раструбы, встроен орган из металлических труб, которые при порыве ветра издают звуки, напоминающие звучание кобыза.

– А вот и город Туркестан, – сказал Сакен, показав на дорожный указатель с его названием.

– Будучи студентом, в Ленинград и в Алматы я ездил на поезде и проезжал станцию Туркестан – станцию, каких много по Турксибу, но за десяток километров до Туркестана пассажиры видели огромное здание мавзолея: города еще не было видно, а мавзолей виднелся. В честь кого и как он был построен? – спросил Болеслав.

– Мавзолей возведен в конце ХIV века по приказу Тимура над могилой шейха Ходжа Ахмета Яссауи, духовного наставника тюркских народов, который жил и умер в этом городе. Туркестан долгое время был духовно-политическим центром Кипчакской степи. Здесь похоронены ханы Ишим, Джихангир, Аблай. Тимур надеялся завоевать симпатии кочевников вниманием к их национальной святыне, воздействовать на степняков грандиозностью сооружения, которое должно было свидетельствовать о мощи его империи.

– А какова была его империя?

– Тимур создал обширную империю, куда, главным образом, входили страны Средней Азии и Персия.

– Город Туркестан не маленький, – сказал Сагындык, когда их машина остановилась на одной из улиц в автомобильной «пробке». – Здесь есть международный университет, где обучают и будущих врачей на медицинском факультете.

– Уф, наконец подъехали, – сказал Сакен, когда машина стала припарковываться на стоянке перед обширной огороженной территорией, в центре которой возвышалось огромное здание мавзолея Ходжа Ахмета Яссауи.

– Впечатление ошеломляющее, – сказал Болеслав, – представляю, какое воздействие на людей мавзолей производил 600 лет назад.

– Вначале осмотрим этот шедевр архитектуры, а потом я тебе расскажу о Тимуре или, как его называют на Западе, Тамерлане.

За глубокой стрельчатой нишей портала с массивными резными деревянными дверями располагался квадратный зал – казанлык, в центре которого стоял большой бронзовый казан, емкостью не менее тысячи литров. По крутым бокам казана шла красивая надпись на арабском языке.

– Какое произведение искусства! – воскликнул Болеслав.

– В этом казане готовили ритуальную пищу. Долгое время он пылился в запасниках Эрмитажа. Но прошло время, и музей это сокровище вернул на свое место. Какое ликование было в народе: люди плакали и молились.

Был будний день, но в мавзолее было много посетителей. Они почтительно прикладывали свои ладони к священным стенам усыпальницы, смотрели, задрав головы, на расположенные на головокружительной высоте своды, балки и другие конструкции, пышно декорированные сплошным ковром многоцветной облицовки и орнаментацией из резного гипса.

Путешественники вышли из мавзолея с другой стороны и оказались перед огромным, не менее гектара, полем из пышных роз.

– Рай благоуханный, – молвил Сагындык.

Болеслав, Сакен и Сагындык сели на скамейку.

– Ну, Сак, рассказывай про Тимура, – попросил Болеслав, – он что, унаследовал улус Чингисхана?

– Он никак не мог наследовать Чингисхану, так как не являлся его потомком. Тимур родился в 1336 году в семье бека, то есть князя, племени Барлас, пришедшем из Монголии во время завоевания Средней Азии Чингисханом. Тимур еще в молодости проявил выдающиеся организаторские способности, неуемное честолюбие и жесткую волю. Тимур объединил под своей властью весь Мавераннахр, то есть земли восточнее Аму-Дарьи. В 25 лет к власти пришел умный, деятельный, искусный военачальник. С 1370 по 1401 годы последовала почти непрерывная череда военных кампаний, неизменно кровопролитных, но победоносных; на пространстве между Дамаском и Китаем, между Дели и Эгейским морем Тамерлан взял сотни городов и крепостей. Империя Тимура раскинулась от Чёрного моря до Инда и Китая.

– А почему Тимура ты назвал Тамерланом?

– В одной из военных стычек ему перебили правую ногу и повредили правую руку, после чего он хромал. У нас и в России его звали Аксак-Темир, а в Персии – Тимурленг, что означает Хромой Тимур.

– И этот инвалид покорил Иран и Индию?

– Советский антрополог Герасимов исследовал останки Тимура и установил, что он был высокого роста, крепкого телосложения. На правой ноге и правой руке нашел патологические изменения, объясняющие хромоту и сухорукость Тимура. Но, по свидетельству современников, на коне Тимур сохранял величественную осанку и отличался выносливостью, разделяя со своими воинами все тяготы военных походов... Кстати, гробница была вскрыта 21 июня 1941 года, а 22 июня началась война. А ведь аксакалы говорили, что не надо тревожить дух Великого Воителя – не к добру это.

– Как было организовано войско Тимура?

– У Тимура был великий предшественник Чингисхан, который оставил ему блестящую организацию войска – оно основывалось на десятичной системе: десяток воинов возглавлял десятник, десять десятков возглавлял сотник, во главе десяти сотен находился тысячник, а десять тысяч солдат составляли тумен под командованием темника. Конница делилась на простых и отборных воинов, составлявших легкую и тяжелую конницу. Кроме того была пехота, а также понтонеры или судовщики. Они строили суда и наводили мосты... За армией Тимура следовала толпа самого различного люда: менялы, ремесленники, торговцы – надо было удовлетворять потребности солдат. Друг храбрых воинов, сам мужественный воин, он умел заставить уважать себя и повиноваться. И что немаловажно, он регулярно выдавал жалованье. Я не утомил вас своим рассказом? – спросил Сакен.

– Нет, продолжай, Сакен, про жалованье и все остальное. Тем более долгий путь и прогулка по мавзолею нас утомили. Отдохнем на скамейке и подышим ароматом роз, – Болеслав широким жестом обвел бескрайнее великолепие цветов, – не так ли, Сагындык? – на что Сагындык молча кивнул головой.

– Жалованье определялось ценой лошади воина. Жалованье отличного воина достигало от 2-х до 4-х цен его лошади, десятники получали жалованье десяти воинов, сотник – двух десятников, тысячник – трех сотников. Затем было вознаграждение за победу в сражении. Кроме того, простые воины могли заслужить звания десятников и сотников. Но чтобы получить звание тысячника, нужны были особые заслуги или дарования.

Тимур был ещё и искусным дипломатом и выдающимся государственным деятелем. Он обменивался посланиями с французским, английским королями и другими монархами Европы и Азии. Тимур создал систему управления страной: в каждой области, вилайете, существовал диван – канцелярия, ведавшая сбором налогов, поддержанием порядка, содержанием общественных зданий, ирригационной системы. Велся тщательный учет доходов и расходов. Время от времени проводились ревизии и проверки. Злоупотребления жестоко наказывались. Цены и действия сборщиков налогов контролировались. Вместе с тем Тимур был внимателен к простому люду... Он говорил: «Мы вынуждены работать в пользу подданных, которых Всемогущий нам дал, как священный залог. Это будет моим главным занятием, ибо я не хочу, чтобы в день страшного суда бедные тащили меня за края одежды, прося мщения против меня».

– Но Тимур известен и своей беспримерной жестокостью.

– Да, это так. Тимур заявлял, что в его сердце нет ни капли жалости. Но иногда он был и беспримерно великодушен: победив турецкого султана Баязида в 1401 году, он отпустил его. Кстати, одну из своих опер Антонио Вивальди посвятил Тимуру и назвал ее «Тимерлан и Баязет».

– Ну, а что ещё доброго сделал Тимурленг?

– Завладев основными трассами Шелкового пути, Тимур обеспечивает неприкосновенность караванов, уделяет исключительное внимание всестороннему развитию торговли с Византией, Венецией, Генуей, Испанией. После победы над Баязидом Тимур стал популярнейшим государем в Европе. Благодаря ему ожила торговля, возрождалась культура...

– Конкретнее можешь сказать?

– А вот это чудо архитектуры, – Сакен показал на мавзолей, – посмотри на этот великолепный купол, который по голубизне спорит с небом. Разве это не конкретно? Это же очевидно!

– А из культуры что бы ты отметил?

– Тимур был большим знатоком и тонким ценителем поэзии, много времени проводил в беседах с учеными, историками, с известными теологами. Но хватит о серьезном. Хотите расскажу анекдот того времени, хотя знатоки говорят, что это быль. Повесьте серьги внимания на свои уши. В иранском городе Ширазе жил поэт Хафиз, который в одном из стихотворений написал: «Если ширазская турчанка понесет мое сердце, за родинку на ее щеке я отдам и Самарканд, и Бухару». Взяв Шираз, Тимур повелел найти Хафиза и грозно ему сказал: «О несчастный! Я потратил жизнь на воздвижение моих любимых городов – Самарканда и Бухары, а ты хочешь отдать их своей шлюхе за родинку!» Хафиз, показав на свой рваный халат, ответил: «О повелитель правоверных! Из-за такой моей щедрости я и пребываю в такой бедности». Тимур расхохотался и, восхищенный находчивостью поэта, щедро вознаградил его.

– Вокзал отсюда находится недалеко, – сказал Сагандык.

– Продолжим разговор в машине... Ходжа Ахмет еще при жизни был признан святым, его называли «Святейший султан». Мыслитель, основатель поэзии суфизма, стал духовным наставником для всех тюркских мусульман. Достигнув 63-летнего возраста, сказав, что возраста пророка Мухамеда ему достаточно, он заточил себя в подземелье, где и прожил оставшиеся ему 10 лет жизни. Свои стихи и наставления он писал на тюркском языке.

– Он был суфи?

– Да. Он был суфи, то есть человеком, верящим в возможность непосредственного приобщения к Всевышнему... Суфи именуют себя людьми Пути, имея в виду Путь к Истине...

– Вот мы и прибыли к предпоследней станции нашего «Пути» по нашему Казахстану, – сказал Болеслав, занося свою дорожную сумку в купе вагона.

Двухместное купе. И снова стук колес, который располагает к беседе.

– Слушай, Сакен! Вот ты на пенсии и еще работаешь. А что делает Айнель, только домашним хозяйством занимается?

– Весь дом и внуки держатся на Айнель. Она тоже пенсию получает. Но у нее появилось хобби. В Африке Айнель настолько глубоко изучила творчество Ван Гога, что стала настоящим экспертом по постимпрессионизму. Затем заинтересовалась импрессионизмом. Сейчас посещает худ­ожественные выставки и даже хочет окончить курсы экскурсоводов.

– Раз уж заговорили о живописи: помнишь, был в Алматы художник, который ходил в странной одежде – на голове большой алый берет, а на боку до колен болталась круглая сумка, сшитая, как одеяло, из разноцветных лоскутков.

– Ты имеешь в виду Сергея Калмыкова, художника-декоратора театра оперы и балета. Говорят, он был учеником Добужинского и Петрова-Водкина.

– А что с ним стало?

– Не знаю.

Приятели смотрели в вагонное окно, где мелькала ковыльная степь, которой, казалось, конца-краю нет.

– Сак, расскажи про свою степь, о том, как жили твои предки...

– Хоть у нас есть и горы, и леса, и пустыни, но большая часть нашей земли принадлежит степи, полной живности и пахучих трав. Бескрайняя ковыльная степь, обширное пространство ровной поверхности, на которой, кстати, растет не только ковыль, но и шалфей, и клевер, и чабрец, и знаменитая полынь. «Запах полыни слышен доныне...», как поется в песне. Есть такая байка в нашей степи: один джигит уехал в дальние края и долго не возвращался, и тогда его друг с оказией послал ветку полыни... и джигит вернулся... Ты спрашиваешь, как в степях зимой в стужу, летом в зной выживал человек. Благодаря животным: баран, овца – чудо природы, милое, безответное животное, с недоумевающим взглядом. Но из его грубой шерсти делается кошма, покрывающая юрту и выстилающая ее пол. Из тонкой шерсти ткется ткань, из которой пошивали халаты и камзолы. Основное средство пропитания – баранина, из которой варится бесбармак и жарится куырдак. А курдючное сало – белый, чистый жир, который по вкусу и полезности превосходит многие масла. А продукты из овечьего молока – курт, катык. При всем при том овца непритязательна, поразительно вынослива. А конь – красота, стремительность, пластика и гармония. Как писал Александр Блок:

Конь – мгновенная зарница,

Всадник – белый луч.

Помнишь, как Сергей Филатов произвел фурор в 1960 году на Олимпийских играх в Риме, завоевав золотую медаль по выездке. А ты знаешь, что Абсент вырос на нашем конезаводе. Стройный, вороной масти, с точеной головой на длиной тонкой шее, с выразительным огненным взглядом, вернулся на родной конезавод уже пенсионером и свой век доживал там. А казахские лошади плотные, приземистые, с густой шерстью, которая позволяет им выживать в суровые зимы, и с крепкими копытами, чтобы добывать пищу из-под снега. И в быту использовалось все, от гривы до хвоста, включая и копыта.

– Ну, я понимаю – мясо, шкура, а хвост и грива?

– Нет прочнее веревки, чем аркан из волоса лошади.

– А копыта? – засмеялся Болеслав.

– Из копыт делают музыкальный ударный инструмент – «туяк» называется... Так вот степь казахская в разные времена года она разная: весной теплынь, степь цветет и пахнет, летом обилие трав.

– И насекомых, – добавил Болеслав

– И насекомых, – согласился Сакен. – Осень ранняя – прелесть после летнего зноя. Поздняя – сам знаешь, грязь, слякоть. И зима, как бы ни была зима сурова, а казах ждал первого снега, на котором четко отпечатывались следы зверей. Мама рассказывала, как ее старший брат Хамис по свежевыпавшему снегу брал свою собаку-тазы и выезжал в степь. Ничто не могло его удержать, и все знали, что сегодня будет жаркое из зайчатины.

– Слушай, Сак! Вот ты говоришь, был на войне...

– В военных действиях я не участвовал, но все «прелести» ее, как мне кажется, я испытал: это и выстрелы, и взрывы; это поток раненых, которым я оказывал экстренную помощь; это – ходишь внешне спокойный, а в душе, подсознательно, тревога, что находишься в экстремальных условиях. Это и дороговизна продуктов, и отсутствие некоторых из них.

– А непосредственно тебе лично опасность угрожала?

– Однажды утром я не пошел на подъем флага, а направился прямиком в отделение: меня срочно вызвали к больному. Когда открывал дверь в отделение, раздался взрыв – рванула граната на тропинке, по которой я обычно ходил к подъему флага... А еще как-то раз в Африке мы с Айнель оказались на рынке, и там, в толпе, на меня набросился один парень. Он с криком попытался выдернуть мой порт-кле из кармана, но ключи были пристегнуты к ремню карабином и остались при мне. От неожиданности я громко вскрикнул, и бандит тут же скрылся в толпе... Потом нас ограбили... Под утро, часа в четыре, грабители сняли решетку с окна и проникли в зал. Мы с Айнель забаррикадировались в спальне. Воры все ценное вынесли. Да что вспоминать неприятное...

– А другие сложности в африканской жизни были?

– Конечно! Когда исчезало электричество, и не было газа. Приходилось разводить огонь в камине – но там трудно готовить пищу. Спасал шарбон – металлический очаг: Айнель научилась быстро его разжигать и готовить еду...

– Вот и настает день отъезда. Завтра улетаю, Сак.

– Поедем к Факе. Это мой бажа. Свояк значит. Мы женаты на сестрах. Он живет здесь же, в Алматы, но мы поедем на его крестьянское хозяйство. А потом он повезет нас в свой ресторан.

– Он – владелец ресторана?

– Нет, он там работает управляющим.

Дата добавления: 2015-09-01