ЧАСТЬ IV

В Пулковском аэропорту Сакена встретил радостно улыбающийся Болеслав с зятем. В Красной горке под Петербургом младшая дочь Болеслава Катарина гостеприимно приняла Сакена и отца. На следующий день поехали в Мефодино. Современная, скоростная трасса – и через час они уже были у Болеслава.

В доме хозяйничала Светлана Болеславовна. Сакен ее знал с годовалого возраста. Сейчас это была дородная женщина. Под стать ей был ее муж Сергей, который привез их на новеньком «Лэнд-ровере». Два белоголовых мальчика с синими глазами, десяти и восьми лет, дополняли эту славную семью.

Светлана приготовила вкусный обед. Болеслав закоптил золотистую форель, затем был шашлык. И все это под водочку. Сакен не хотел отставать от Сереги, а тот парень крепкий, рост выше 180 см, плотный, килограмм на 120, никак не меньше, и в результате... Наутро сильно болела голова, Сакен чувствовал себя плохо. Болеслав сказал: «Тебе, друг, пить нельзя». На что тот согласно кивнул головой и стал искать оправдание своему легкомысленному поведению. Во-первых, перелет... Во-вторых, радость встречи... В-третьих, Серега Бобров оказался своим парнем... Вот и пошло-поехало... В общем, причины были... В любом случае – «баста», ехал за тысячи километров не для увеселения. Надо посмотреть северный край, надо набираться впечатлений...

– Ну что? Какие наши планы? – обратился Сакен к Болеславу.

– Надо встать на миграционный учет. Затем мы должны получить Шенгенскую визу. Это мы сделаем в посольстве Эстонии... Получим визу и махнем в Нарву, а там прицепимся к какому-нибудь круизу...

– А до получения визы что будем делать?

– Сдадим документы и будем ждать.

– Что, вот так будем сидеть и ждать?

– Зачем сидеть? Мы осмотрим достопримечательности Санкт-Петербурга, а на это надо несколько дней. Ты бывал раньше в Петербурге?

– Был проездом один раз и толком почти ничего не видел. Только Эрмитаж и запомнился. Во всяком случае, это было тридцать лет тому назад.

– Ну и что ты хотел бы посмотреть?

– Прежде всего Эрмитаж, затем Петергоф, Невский проспект, ну тебе лучше знать, ты живешь здесь почти пятьдесят лет...

– Тогда начнем с Невского и Эрмитажа, а дальше – как получится.

Представительство эстонского посольства находилось в центре Петербурга. Отстояв в очереди, Болеслав с Сакеном к полудню сдали документы. Женщина, оформлявшая их, сказала, что визы будут готовы через 6 дней.

– Итак, Сакен, на «взятие Петербурга» в нашем распоряжении почти неделя... Как мы и уговаривались, начнем с Невского. 300 лет назад на этом месте был заболоченный лес, через который прорубили просеку и начали строить дорогу-аллею и вдоль нее дома и дворцы, и храмы, и госучреждения. В основу плана развития города лег «трезубец» – Адмиралтейство с отходящими от него тремя улицами-лучами. Одним из этих лучей и стала Невская першпектива.

Так началась экскурсия по Петербургу...

– Слушай, Слава, мы с тобой с утра на ногах. Присесть бы...

– Ты как всегда прав. Вон в том доме есть забегаловка – там и пообедаем, а заодно и отдохнем...

Перекусив, друзья пришли в благодушное настроение. Времени было навалом, и Болеслав спросил Сакена:

– Ну что – пообедали, отдохнули. Куда теперь?

– Ты краевед, ты и командуй.

– В Эрмитаж идти – времени мало осталось. На Эрмитаж нужен целый день... А вот что. Мы недалеко от Фонтанки. Пойдем-ка на Аничков мост – там самые прекрасные в мире кони – тебя, степняка, это заинтересует.

Раннее детство Сакена прошло неподалеку от известного на всю страну конезавода, в 120 километрах от Алматы. Взобравшись на забор, они с братом подолгу смотрели на играющих жеребят и всерьез обсуждали достоинства «своих» коней: Сакен выбрал себе жеребенка серой масти, а брат – вороного. Мечты уносили их далеко от конебазы, и они уже мчались на аргамаках впереди своих нукеров-джигитов, кричали и шумели, размахивая руками. Дети так могли развлекаться часами, пока бабушка не звала их обедать.

Аничков мост украшен четырьмя скульптурными группами: выразительные и динамичные фигуры произвели на Сакена сильнейшее впечатление – он долго ходил от одной скульптуры к другой, рассматривая их под разными углами.

– Ну, джигит, как тебе кони? Говорят, что казахи с двухлетнего возраста садятся на коней.

– Да, это так... Знаешь, здесь целая композиция из восьми фигур. Надо всё внимательно рассмотреть.

Сакен стал ходить от одной скульптуры к другой.

– Все четыре скульптуры составляют одно целое, хотя находятся на значительном расстоянии друг от друга. Первый юноша за недоуздок остановил коня, но тот еще далеко не покорен. Второй сброшен конем, но, поднимаясь, удерживает его. Третий скакун еще пытается умчаться от человека, но он уже подкован... И наконец, благородное животное смирилось, оно покорно его воле... Вся композиция – это обуздание стихии, это скульптурная поэма под названием «Укрощение коня!»

Слушая Сакена, Болеслав стал обходить скульптуры и у третьего коня потрогал подкову...

Проведя почти весь следующий день в залах Эрмитажа, друзья вышли из него усталые, но довольные.

– Ну, что тебе больше всего понравилось? – Друзья, как правило, все досконально обсуждали за столом.

– Понравилось? Да я от всего в восхищении!..

– Ну а картины?

– Конечно, Рембрандт Ван Рейн. «Возвращение блудного сына» непревзойденный шедевр! Эту потрясающую картину Рембрандт писал много лет и закончил перед смертью. Большое горе принесла ему смерть единственного сына Титуса. Говорят, что он на этой картине изобразил свою встречу с Титусом.

– А ты знаешь, Сакен, что ее чуть не продали в 30-х годах? Тогда возникла острая необходимость в средствах, советское правительство организовало продажу с аукциона некоторых ценных экспонатов Эрмитажа.

– Я, конечно, слышал, что на деньги, вырученные за Библию Гуттенберга, построили ДнепроГЭС, но...

– Этого я не знаю, но «Возвращение блудного сына», в самом деле, едва не купил мультимиллионер Гульбекян, нефтяной король, богатейший человек Европы. В 1928 году к Европейскому аукциону был издан каталог. Гульбекян предложил список из 18 названий, в котором особое место занимала картина «Возвращение блудного сына». За неё он назначил цену в 2 миллиона долларов, но Внешэкономторг настаивал на трех. Гульбекян оказался очень скуп, и сделка не состоялась. Гульбекян, говорят, кусал локти от досады...

– Воистину говорят: нет худа без добра! – воскликнул Сакен. – И хорошо, что этот сверхбогач оказался сверхскупым...

– Вчера поздно вечером звонила Наташа, – едва проснувшись, сказал Болеслав Сакену. – Хочет показать свое хозяйство, – в общем, приглашает в гости.

Болеслав с женой жили раздельно. Сакен как-то спросил, почему он живет в Мефодино, а Наташа – в Рыбачьем, но тот пробурчал в ответ, так, мол, получилось, и Сакен вопросов больше не задавал.

Наташа, как и говорил Слава, появилась ровно через час. Высокая, ладно скроенная, Наташа крепко пожала руку Сакена.

– У тебя мужское рукопожатие, – сказал Сакен.

– Все по дому делаю – и пилю, и строгаю, иногда и бетон мешаю, оттого и руки крепкие, наверное.

– Наташа, ты почти не изменилась, даже седины нет, – Сакен внимательно посмотрел на остриженные «под каре» льняные волосы Наташи.

– Да седину просто не видно.

Поселок Рыбачье находился близ Приозерска, районного центра, в живописной местности: вокруг необъятные леса, многочисленные озера и реки. Хвойные деревья обогащали окрестности озоном и фитонцидами; близость Ладожского озера давала прохладу и свежесть.

– Наташа, здешний воздух очень целебен.

– И мы вносим посильную лепту в дело оздоровления людей, – она улыбнулась. Сакен не помнил, чтобы она смеялась – суровая была женщина. – Организовали здесь прудовое хозяйство, выращиваем форель – приезжие ловят ее, вдыхают свежий воздух – одним словом, отдыхают.

Прудхоз располагался на берегу озерка, недалеко от которого были вырыты прямоугольной формы небольшие бассейны.

– Молодь форели мы запускаем в большой пруд, где она нагуливает вес, а когда доходит до кондиции, переселяем в эти бассейны-прудики.

– Но это же надо терпение иметь, чтобы поймать рыбу?

– А ты попробуй. – Наташа взяла одну из стоявших в ряд удочек и подала Сакену, затем и баночку с червями. Он насадил червячка на крючок и, закинув удочку, стал ждать. Через минуту-другую поплавок удочки пошел вниз...

Сакен положил в полиэтиленовый пакетик свой улов, и Наташа повела Сакена дальше, знакомить со своим хозяйством.

Пруд по краям зарос осокой и камышом.

– А что, пруд не очищается?

– Очищаем пруд по мере надобности. Но осоку и камыш мы не трогаем. Рыба любит такие места, там собирается всякая живность.

– А что, рыба содержится на естественном корме?

– Да, и на естественном тоже. А так мы ее кормим в определенном месте и в определенный час. Корм для рыб готовится специальный. Кое-что даже выписываем из Финляндии. Во время кормежки отлавливаем крупных особей, которых пересаживаем в бассейны; в одном из них ты поймал эту красавицу, – Наташа показала на форель, которую нес Сакен.

– Но ведь форель любит проточную воду.

– Вода у нас проточная. Здесь целая ирригационная система, а основой ее является вот этот ручей.

Сакен посмотрел, куда показала Наташа: среди густой травы бежал прозрачный ручей, поперек которого лежал гранитный брус длиной метров шесть, выше него образовалась заводь, окруженная деревьями и густой травой. Один из концов бруса располагался ниже другого; в этом месте, журча, выбегала вода, образуя ручей. Сакен окунул руку в прозрачную чистую воду и ощутил ее приятную прохладу.

– Поблизости протекает Вуокса. У Приозерска она делится на несколько рукавов, образуя острова и островки. После развала СССР рыболовецкий колхоз распродал свои суда и снасти, многие остались без работы. Наш рыбовод Виктор Михайлович – одно время он работал по контракту в Индии – прошелся как-то по местам бывшего колхоза и наткнулся вот на этот гранитный брус. Осмотрев все внимательно, обнаружил обмелевшее озеро и понял, что когда-то здесь был рыбопитомник. Поговорил с бывшими рыбаками, сколотил артель. Сейчас в ней около 20 человек. Живем не богато, но и не бедствуем.

– Да, вашему Виктору Михайловичу памятник поставить надо...

– Да, но он человек скромный. Ты его еще увидишь – сегодня день рыбака и у нас праздничный обед... Вон в том доме находится наша контора и столовая, нас там ждут, – сказала Наташа. – Дай-ка твою рыбу на минутку.

Наташа положила пакет на весы. Рыба потянула на полтора килограмма. Войдя в контору, она заплатила за нее, после чего они с Сакеном прошли в столовую, где за столом сидели три женщины и один мужчина.

– А где остальной народ? – спросила Наташа.

– Отметили праздник да пошли по домам – у каждого дел полно.

– Это наш друг из Казахстана, погостить приехал. А это Виктор Михайлович, наш начальник, – улыбнулась во второй раз Наташа.

– А где же Болеслав? – спросил Виктор Михайлович.

– Он у своего закадычного друга, Павла, – ответила Наташа.

– Виктор Михайлович! Какое вы большое дело сделали. Создали такой замечательный уголок природы: и людям работа, и дополнительный продукт в рацион, не говоря уж об отдыхе. Как это вам пришло в голову?

– Да вот вернулся я из дальнего зарубежья, а у нас развал, работы нет. Ехать опять за границу не хотел. Я слышал, что в наших местах карелы некогда выращивали рыбу.

– А что, в рыболовецком колхозе не разводили рыбу?

– Нет, Ладожское озеро богато рыбой. На больших судах рыбаки ходили на промысловый лов. Так что необходимости в рыбопитомнике не было.

На столе среди других закусок была рыба в разных видах: копченая, вяленая, жареная. Перекусив, поговорив с любезным основателем прудхоза и поблагодарив его, Сакен и Наташа направились к машине...

– Наташа, ты столько внимания оказала мне. Я очень тебе благодарен.

– Да что ты, Сакен. Когда мы приезжали в Алма-Ату, вы проявляли такое гостеприимство. Я это всегда помню.

– Приезжай еще.

– Да теперь не знаю. Раньше у меня, как у блокадницы, раз в год был бесплатный проезд в любую точку Союза. Теперь этого нет. Да и другие обстоятельства... В общем, я не знаю.

– Ну, постарайтесь со Славой.

– Будем... будем стараться.

Наконец, все формальности соблюдены. Сакен с Болеславом сидят на скамейке в сквере у станции метро «Балтийская». Отсюда отходят автобусы в Эстонию. Получена Шенгенская виза на десять дней – этот срок сочли достаточным для проезда по Скандинавии.

В Нарве на автовокзале путников встретил сокурсник Славы по институту.

– Прошу! – он распахнул дверцы шикарного лимузина.

– Ну, как живете, Олег?

– Живем мы втроем – жена, теща и я. Жена и теща получают пенсию. Я работаю на фирме. Зарплата довольно приличная. Вот взял машину в кредит.

– Ну, а в социальном плане как?

– Большая часть жителей Нарвы русские, но многие знают эстонский язык. Работаем, трудимся, не жалуемся. А в социальном плане? Ну что, например?

– Например, ГАИ? – Болеслав, видно, был в обиде на дорожную полицию.

– Дорожная полиция работает исправно. Поборов не делает, мзду не берет.

– Так быстро перевоспитали?

– Да как перевоспитали. Вся прежняя служба автоинспекции была расформирована. Набрали новые кадры, положили высокие зарплаты. И вот ездим спокойно. Нарушил – плати по квитанции. Но меня, как сел за эту машину, – Олег похлопал по рулю, – уже скоро год будет, и ни разу не остановили.

Друзья подъехали к четырехэтажному дому.

– Живем мы в трехкомнатной квартире с советских времен – сказал Олег, открывая дверь. – В одной комнате теща, в другой мы с женой.

В зале был накрыт стол, из кухни вышла жена Олега.

– Вера, – представилась она и тепло улыбнулась, – сейчас курица будет готова.

– Прежде надо оказать уважение старшему в семье, – Сакен кивнул в сторону тещиной комнаты.

Теще было за восемьдесят лет, и она лежала в постели. Олег представил друзей: «С Болеславом мы вместе учились в Петербурге. А это друг Болеслава из Алма-Аты».

– Алма-Ата – это же очень далеко. И как вас сюда занесло?

– Это Слава меня затянул, мол, живешь на юге, в Африке был, а Севера не видел.

– Ну, и как вам Север?

– Великолепно! Леса, озера, реки. Чистый воздух. А Питер, а дворцы!

– Да, юг – тепло, а Север – прохлада. Тоже хорошо. Так что отдыхайте, набирайтесь впечатлений, – благословила путешественников Анна Семеновна.

Пройдя в зал, друзья стали обсуждать программу действий.

– За десять дней Скандинавский полуостров объехать можно, надо только выбрать удобный маршрут... – сказал Олег. – А действие визы уже началось...

– Да, пятнадцать часов уже прошло. Где у вас турбюро? – сказал Болеслав.

– Нарва – город небольшой, и всё здесь рядом, – сказал Олег.

– Так не будем терять времени, поехали прямо сейчас, – предложил Сакен.

– А обед? – спросил Олег.

– Сначала дело, обеды и банкеты опосля, – двинулся в коридор Слава.

– Скандинавские туры есть? – с ходу спросил Слава, распахнув дверь первого попавшегося кабинета в туристическом бюро.

– Пройдите прямо. Алена вам все расскажет.

Скандинавскими странами занималась миловидная девушка.

– Есть поездка в Хельсинки и Стокгольм на пять дней. Или вот «Китовое сафари». В этом путешествии вы увидите китов, дельфинов, касаток. Выезд из Таллинна завтра утром, и завтра же будете в Хельсинки, оттуда до Оулу, там первая ночевка, затем Норвегия, Швеция, и на девятые сутки опять Хельсинки.

– Итак, сегодня в полночь, – начал считать Олег, – заканчиваются первые сутки. В Хельсинки будете через 9 суток – итого десять...

– Я думал, десяти дней нам вполне хватит, – стал оправдываться Болеслав.

– А вы не можете из Хельсинки выехать в Петербург? – спросил Олег.

– Конечно, можем, мы у-успеем, – от волнения Слава стал заикаться, – возьмем т-такси и ночью будем на границе с Россией.

Сакен передал деньги Славе. И Алена начала оформлять документы.

– Последний автобус в 21.00, так что в Таллинне будете в полночь, но темноты не будет – «белые ночи», – улыбнулся Олег. – Где будете ночевать?

– Там у меня есть приятели, мы вместе были в Индии, я уже созвонился...

В Таллинн прибыли ближе к полуночи, но было светло. К автобусу подошли мужчина и две женщины. Это были приятели Болеслава по Индии.

За бесхитростным, но сытным ужином шла непринужденная беседа, легко установился контакт, и даже Сакен почувствовал, что он уже давно знает этих людей. Болеслав извлек из сумки бутылку казахстанского коньяка. Алексей произнес первый тост за товарищество, которое особенно ощущалось вдалеке от родины. Слава, оказывается, был уже там старожилом, и, когда они приехали, он помог им найти более удобное и дешевое жилье, чем им предлагали.

За разговорами незаметно проходило время. Наконец Болеслав сказал: «Уже четвертый час, а в семь мы должны быть в порту». Без излишней суеты вечеринка закончилась, и в шесть утра Алексей уже будил гостей к завтраку.

...На площади перед зданием морского порта стоял автобус. Рядом толпилась небольшая группа людей. Молодой человек в полосатой ковбойке что-то записывал, а стоявший тут же бородатый, небольшого роста мужчина внимательно присматривался к вновь прибывшим.

– Это наши руководитель группы и гид. Они сказали, что вот этот паром, – Слава показал на огромное белое судно, – доставит нас в Хельсинки, а сейчас нам надо пройти в автобус и занять места.

– Надо полагать, что этот автобус послужит основным местом нашего пребывания на все время сафари, – сказал Сакен.

– Да, – подтвердил Болеслав, – и надо уже обживать наши места, – он заерзал на своем сидении, устраиваясь поудобнее.

Впереди, у водительских мест, возникла перепалка – рослый мужчина занял два ряда кресел и не давал сесть на них другим пассажирам, те, недовольно ворча, двинулись вглубь салона.

– Ну, это, как водится, выяснение отношений, утверждение своих позиций, – кивнул Слава на шумного мужчину впереди.

Руководитель пересчитал по головам сидевших пассажиров, сверился со списком. И автобус тихим ходом пошел к причалу, где через открытую корму на паром уже въезжали автомобили.

Сакен и Болеслав вместе с другими туристами выбрались на верхнюю палубу. Паром набирал ход, и вскоре Таллинн, уменьшаясь в размерах, скрылся вдали. Было довольно свежо, морской ветер бил в лицо. За кормой белыми бурлящими струями тянулся след от парома и терялся в бескрайной глади Балтийского моря, такой же ровной и безбрежной, как родные степи Сакена.

Хельсинки толком и рассмотреть не смогли. Автобус, проехав по нескольким улицам столицы Финляндии, вышел на автотрассу и стал уверенно набирать скорость, благо дорога была двойной – встречная полоса в отдалении, по каждой из полос четыре ряда движений. Вдоль дороги через каждые 40-50 метров стоят фонари, обеспечивая безопасность движения в ночное время.

– Меня зовут профессор Дубровский, – обратился к туристам бородатый мужчина, встречавший туристов у автобуса. Борода была с густой проседью, за очками, в роговой оправе, внимательные серые глаза. – Я буду занимать вас в пути рассказами о фауне и флоре тех мест, по которым мы будем проезжать.

– Это профессор Таллиннского университета, – сказала одна из женщин, сидевших впереди Сакена и Болеслава, – многие едут в это «сафари» из-за него. Он ведет одну из самых интересных передач на эстонском телевидении.

Автобус плавно шел по автобану, мимо лесов, перелесков вперемежку с зелеными лугами, на которых отдельные строения были окружены стогами сена и сельхозинвентарем. Вдали проплывали городки и города.

– Небольшие скопления домов – это деревни, или правильнее их назвать хутора. Кстати, деревня по-фински называется «кюля», – пояснил Болеслав.

Почти с самого начала пути профессор Дубровский рассказывал о фауне и флоре Скандинавского полуострова:

– Гольфстрим огибает Скандинавию, несет тепло от Южной Америки и определяет особенности здешнего климата – моря вокруг него не замерзают и полны всякой живности – от малой, входящей в планктон, до огромных китов... Китообразные – это резко отклонившаяся группа водных млекопитающих, внешне похожих на рыб, но отличающихся от них теплокровностью, легочным дыханием, внутриутробным развитием и выкормом детенышей молоком. Очень жирным – до 54% жирности. Киты могут подолгу находиться под водой – кашалоты, например, до 1,5 часов. У них большая емкость легких и богатое содержание гемоглобина в крови...

Под размеренный ход автобуса лилась размеренная, правильная, без единой запинки, речь профессора. Сакен с интересом впитывал каждое слово.

– После долгих странствий киты безошибочно возвращаются в одни и те же районы, и даже бухты... У острова Анденес вы увидите этих чудесных животных – раз в год около восьмисот китов приплывают к норвежским берегам.

– А чем кормятся киты? – посыпались вопросы.

– Киты делятся на усатых и зубатых. Усатые – процеживают сквозь «ус» планктон, который состоит из мелких рачков и прочей живности, а зубатые, вроде кашалота, заглатывают крупную добычу, например, осьминога... А вот и Музей колоколов, – профессор показал на несколько кемпингов и бутиков, завидневшихся вдали, и путники услышали нестройный звон.

Автобус завернул на стоянку. Метрах в сорока-пятидесяти от нее на перекладинах висели различной величины колокола, в центре колокольного городка стояла башенка, высотой метров пять, на которой гирляндой также висели колокола. Рядом с башенкой двухэтажная веранда, на обоих этажах которой также располагались самые различные колокола. Посетители бродили меж них и почти у каждого останавливались, рассматривали их узоры и... беспрестанно звонили. Сакен потрогал язык одного – тяжел, пуда на 2-3 потянет. С трудом качнул его – гулким звоном отозвался гигант.

Сакен зашел в бутик с сувенирами, купил несколько разных колокольчиков – дочь Асель коллекционирует их, и у нее их уже более сотни.

– Да, свежий воздух, прекрасный вид и комментарии компетентного и интересного рассказчика – замечательно! – отметив это, Сакен придремал.

Когда он очнулся, профессор уже разрабатывал другую тему, да, именно разрабатывал: досконально, подробно, но без занудства. «...Светящиеся анчоусы представляют собой одну из наиболее распространенных глубоководных рыб. С мощным потоком Северо-Атлантического течения они проникают до 60^о северной широты...»

– А что, анчоусы разве рыбы? – тихо спросил Сакен у Славы.

– Ну, если профессор говорит о рыбах, значит, рыбы. А ты что думал?

– Я думал, что это фрукты.

– Фрукты-овощи... Эх ты, кюля!

– Что такое «кюля»?

– Я тебе уже говорил – де-рев-ня! – сказал Болеслав и, усмехнувшись, добавил: – Но, если честно, я тоже не знал, что собой представляют анчоусы.

Незаметно настал вечер первого дня путешествия. Прибыли в город Оулу – значит проехали первые 800 км. Подъехали к небольшому отелю «Lazaretti». Уютная гостиница, номер на двоих, все удобства, чистота и порядок.

– Ну, что будем делать, друг мой? – обратился Сакен к Болеславу после того, как они расположились в номере.

– В гостинице есть сауна. Надо бы сходить туда. Но перед этим можно бы... можно было бы перекусить. Утром, согласно путевке, в гостиничном ресторане будет завтрак. Сегодня мы завтракали в Таллинне, обедали у колоколов. Поужинать здесь, наверное, где-то можно, но мы можем прозевать сауну.

– Слушай, Слава! У нас же есть курт, который я тебе привез, – сказал Сакен и достал из бокового кармашка дорожной сумки небольшой пакетик, вынул белый, уплощенный с двух сторон, шар диаметром в 7-8 см, расколол его перочинным ножиком на несколько кусочков, и друзья стали есть с аппетитом, похрустывая солоноватыми кусочками овечьего сыра.

– А что, курт оказался весьма кстати. Теперь можно и в сауну, – сказал Болеслав.

Отель представлял собой трехэтажное здание. Треть нижнего этажа занимал зал приема гостей, треть – ресторан, еще одну треть – сауна с просторными душевыми кабинами, несколькими парилками и большим бассейном. Распаренные Болеслав с Сакеном нырнули в него с бортика. В бассейне плавали двое мужчин. Болеслав разговорился с одним из них.

Яков оказался коммивояжером из Эстонии, возил товары по всему СНГ, заезжал даже в Китай. Болеслав тоже любил поговорить, и к концу разговора они обращались друг к другу: Яша и Слава... Дорога сближает людей.

– Яша, а где ты ужинал? – спросил Слава.

– У себя в номере. В одной кружке кипячу воду, из другой, поменьше, пью чай. В Скандинавии продукты дорогие, особенно в Норвегии, и я в Таллинне сделал недельный запас, который вожу с собой в холодильнике.

– Как в холодильнике?

– У меня два чемодана на колесах – один поменьше, в нем находится сменная одежда и другие вещи, а в другом, побольше, вожу продукты – он представляет собой холодильник. А вы разве холодильник не взяли?

– Да откуда? Мы же в течение трех часов решили вопрос с поездкой по нашему круизу и были налегке. В нашей сумке тройная смена белья на каждого и самое необходимое для северных широт.

Утро. Обильный завтрак – на столах все, что душе угодно: разные колбасы, сыры, яйца, несколько сортов хлеба, молочные и мясные изделия и многое другое. Одних напитков – от чая и кофе до ананасового сока – с десяток.

– После такого завтрака обед излишен, – сказал Сакен, – только ужин.

На что Болеслав, поглаживая живот, согласно кивнул головой и предложил осмотреть «окрестности».

Отель был окружен рощицами и располагался в низине, рядом с озером. Чтобы выйти к нему, пришлось подняться на пригорок, поросший густой, коротко остриженной зеленой травой. Пригорок этот, скорее всего, был насыпью, которая и образовала это озеро. Вдоль берега проложен тротуар, отгороженный от воды прочной, с метр высотой, металлической оградой, выкрашенной белой краской и выделявшейся на фоне озера, воды которого переливались от светло-синего, почти голубого, до темно-синего цвета. Пройдя вдоль ограды, друзья вышли к речке, вытекавшей из озера и круто спускавшейся вниз. По ее руслу в шахматном порядке были установлены округлой формы бетонные надолбы. Вода, в стремительном беге огибая их, создавала шумный водоворот. Спустившись по тропинке, друзья очутились в густой роще, где речка уже спокойно катила свои воды, образуя уютные заводи, в которых плавали утки. По тропке изредка проезжали велосипедисты. Прошла лет семнадцати девушка с небольшой собакой. На вопрос Болеслава, что это – роща или парк, девушка отрицательно покачала головой, дескать, не понимаю. Не спеша прошла пожилая пара финнов, подозрительно посмотревших на друзей.

Поднявшись по крутой дорожке, путники вновь оказались на берегу озера, откуда перед ними открылась новая панорама – у берега лежали плоские камни, а вдали прямо из озера били более десятка высоких фонтанов.

На площади у гостиницы уже стоял их автобус. Болеслав закинул сумку в багажник, и они стали смотреть на своих спутников, которые парами катили свои чемоданы, как правило, один большой и другой поменьше.

– Почти все с холодильниками, – сказал Болеслав и после паузы: – Ничего, продержимся... и потом у нас ведь есть курт.

Автобус набрал скорость и пошел своим плавным размеренным ходом. Мимо проплывал ставший уже привычным спокойный ландшафт. Профессор Дубровский вкратце рассказал туристам о дальнейшем маршруте.

– А теперь, как говорится, вернемся к нашим баранам, – и профессор продолжил свой экскурс по фауне Скандинавии. – Лось, самый крупный олень, весом до 600 килограммов. У лося высокие ноги, мощная грудная клетка и...

Слушая равномерную ученую речь профессора, Сакен незаметно уснул, а когда проснулся, тот уже рассказывал о тюленях.

– Тюлень очень распространен в Скандинавии. На передних конечностях у них отсутствует плечевая кость – от туловища сразу идут кости предплечья, затем пальцы. В науке это называется... – профессор сделал паузу и от досады прищелкнул пальцами.

– Фокомелия, – выкрикнул Сакен, видя затруднения профессора.

– Совершенно верно, – профессор встретился глазами с Сакеном. – Спасибо, мистер...

– Сакен, – Сакен привстал, и впередисидящие оглянулись на него.

– Спасибо, мистер Сакен. Поскольку тюлень по латыни – «Phoca vitulina»... А вот мы въезжаем в город Санта Клауса, то есть пересекаем Полярный круг.

Туристы подошли вначале к широкой белой полосе на асфальте с надписью: 66° 32° 35°, которая обозначала Полярный круг, затем разбрелись по владениям Санта Клауса со множеством шопов, сувенирных бутиков и остроконечных чумов, покрытых оленьими шкурами.

Сакен с Болеславом подошли к своим попутчикам, которые стояли кучкой, а профессор, показывая на траву и редкие скромные цветы среди них, рассказывал о коротком полярном лете.

– Сакен, а кто вы по профессии? – спросил профессор. – И откуда знаете про фокомелию?

– Я врач – хирург... У детей встречаются пороки развития конечностей – отсутствие проксимальной части – плеча, бедра, вследствие чего нормально развитые голень, предплечье, кисть или стопа начинаются от туловища. В детской хирургии это и называется фокомелия. А вы, профессор?

– А я преподаю в Таллиннском университете на биологическом факультете, веду курс зоологии.

– Вы остались в университете после его окончания?

– Нет, я закончил университет в Тарту.

– Университет в Тарту известен своими выпускниками: великий русский хирург Пирогов, знаменитый нейрохирург Бурденко, замечательный знаток русской филологии Юрий Михайлович Лотман. И вы тоже, оказывается, его выпускник, – дотронулся до плеча Дубровского Сакен.

– Ну, какая я знаменитость, – потупился профессор.

– Так говорят таллиннцы, и мы с удовольствием слушаем вас. Только, хотелось бы, профессор, послушать еще вообще о скандинавских странах, об их вкладе в мировую культуру, о политическом строе этих государств, о социальном положении их граждан, о знаменитых скандинавах.

– Я бы с удовольствием рассказал об этом, но подумал, что вы многое знаете из средств массовой информации, и решил не тратить время на это.

– Нет, нет, профессор, – горячо вступил в разговор Болеслав, – нам об этом интересно послушать. Вот я до этого был в Финляндии – по договору собирал «морошку» – ягоду мелкую, но чрезвычайно полезную для здоровья. Так вот финны, к примеру, рассказывали, что все участники войны у них получают большую пенсию, а когда они умирают, их пенсию получают вдовы участников, а после кончины вдов эта пенсия делится на число детей и выделяется им, после их смерти – внукам, и так, пока не прервется колено.

– Но почему их детям и внукам и другим потомкам? – удивился Сакен.

– А чтобы потомки знали о вкладе своих предков в страну, в свое государство и не только гордились этим, но и имели материальное вознаграждение, – сказал профессор. – В Финляндии есть социальная защита «Kela», которая обеспечивает пенсионеров всем необходимым. В Швеции пенсионное обеспечение на еще более высоком уровне. И вообще, в Швеции один из самых высоких в мире уровней жизни: образование и медицинское обслуживание бесплатно для всех, а пенсии такие высокие, что нет пенсионеров, живущих за чертой бедности. Нет безработицы...

– Шведы, получается, воплотили в жизнь мечту о справедливом обществе?

– Да, можно и так сказать...

– Финляндия тратит 16% от бюджета здравоохранения на больных диабетом, – заметил Сакен. – И я, как врач, могу сказать, что проблема сахарного диабета стала мировой – сейчас говорят уже не об эпидемии, а о пандемии диабета, то есть о повсеместном распространении этой болезни, которая, как инфекция, все растет. Но что касается заботы о пенсионерах, для нас все это выглядит фантастикой – с трудом верится, что такое может быть.

Побродив по «родине» Санта-Клауса, пообедав, кто в кафе, кто в автобусе, подуставшие путники снова тронулись в путь. Водитель, вставив кассету, включил видео. Мерно покачиваясь, автобус шел своим путем. Кто-то смотрел фильм, кто-то спал. К последним присоединился и Сакен.

– Смотрите, олень,– вскрикнул кто-то. Сидевшие слева ничего не видели и с сожалением восклицали: «Да где же он!?»

– Не волнуйтесь, – успокоил профессор туристов, – тундра только начинается, оленей впереди будет много... Обратите внимание, – профессор показал на стадо оленей слева от дороги, – рога есть и у самцов, и у самок – этим северный олень отличается от других оленей, у которых самки безроги. В Скандинавии сейчас диких оленей нет, все они одомашнены.

– А как же эти?

– У всех оленей есть хозяева. Им вживляют электронные чипы и отпускают на вольные пастбища. А по ним их и находят при необходимости...

Приехали в город Соданкила. Поужинали в гостиничном номере. Вечер. До сна еще есть время.

– Сак, давай прогуляемся до кирхи, – Слава показал на шпиль собора, который виднелся где-то в километре от гостиницы.

Редкие прохожие, редкие машины.

– А почему так мало людей в городе? И в Оулу их было мало.

– Время вакансий, то есть каникул, – сказал Болеслав, – мы путешествуем по северу, а скандинавы едут к солнцу. Такова жизнь, – засмеялся Болеслав.

Когда приятели подошли к кирхе, из нее вышла средних лет женщина, видимо служительница, закрыла массивные двери на замок, кивком ответила на приветствие друзей и ушла.

Рядом с кирхой находилось кладбище, огороженное невысоким забором. Сакен дотронулся до приоткрытой калитки рукой, сказал: «Мир вам!» – и друзья вошли на территорию кладбища. Аккуратные ряды могил, без каких-либо ограждений, скромные надгробья, большей частью каменные. Болеслав с Сакеном спустились к реке. Одинокий рыбак, занятый своим делом, даже не обернулся в сторону подошедших... Тишина. Спокойствие. Прохлада.

Утром плотный завтрак. Выезд в 9 часов. «Сафари» продолжалось. Профессор Дубровский занял свое место и продолжил экскурс по флоре, фауне и прочим интересным вопросам относительно местности, которую проезжали туристы. «Сафари» было русскоязычным, но были вопросы и на эстонском языке. Профессор на них отвечал тоже на эстонском, причем говорил также бегло, как и на русском.

На остановке Болеслав разговорился с пожилой парой. В автобусе они сидели в одном ряду – от Болеслава и Сакена их отделял только проход. Мужчина был одет в щеголеватый спортивный костюм белого цвета, с сине-желтыми полосами на рукавах, на голове красовался берет с большим синим помпоном на макушке. Худощавая женщина на вид была старше его – в простой ветровке, черных брюках, на голове просторное белое кепи. В руках она всегда держала большой зонт с изогнутой ручкой. Шел ли дождь или было солнечно, зонт, как и мужчина, непременно были при ней. Впрочем, на зонт она опиралась, как на трость.

– Сильвия. А это Петти, мой муж. Мы из Таллинна, нам исполнилось по 80 лет, и наши дети предложили на выбор – отметить юбилей с многочисленной родней в ресторане или поехать в «сафари».

– Мы выбрали «сафари», – вступил в разговор мужчина.

Сильвия сказала, что много ездила по бывшему Советскому Союзу, бывала и в Средней Азии, что тамошний народ очень гостеприимный, и у нее о казахах, киргизах, узбеках остались самые теплые воспоминания.

Автобус продолжил свое движение, а профессор свой рассказ: «Сейчас мы пересекаем границу Норвегии». Мимо проплывали виды с низкорослыми деревьями, которые больше походили на кустарники, вдали высились скалы, за ними синело море. «Близ городка, в который мы прибываем, есть зоопарк. Он занимает большую площадь, так как пребывание животных там приближено к естественным условиям обитания».

Остановились на берегу бурной реки со скалистыми берегами. Туристы вышли на просторную площадку, купили билеты и прошли по пешеходному мосту с деревянными перилами, который на противоположном берегу, уже на территории зоопарка, продолжался в виде крутой деревянной лестницы с такими же перилами, что и на мосту. Лестница зигзагами взбиралась по каменистым скалам, которые как бы были разбросаны в беспорядке великаном.

Кряхтя и вздыхая, туристы добрались до первого загона – его огромная территория была огорожена высокой изгородью из крепких жердей.

– А где же звери? И кто они? – посыпались возгласы посетителей.

– Да вот они, – Болеслав показал на бурую спину крупного животного, которое лежало в чаще деревьев.

– Да это же лось! – воскликнул Сакен, увидев горбоносую морду зверя. Животное мерно жевало жвачку, не обращая внимания на подошедших людей.

– А почему он без рогов?

– Потому что это лосиха.

И только пройдя несколько десятков шагов, зрители увидели лося, крупного зверя с лопатообразными рогами, который жевал какую-то ветку.

– А другие звери здесь есть?

– А вот уже здесь наверняка другие звери находятся.

Друзья подошли к территории, огороженной металлической сеткой.

– Судя по ограде, здесь должны быть волки или другие хищники, – сказал профессор.

Вдруг послышался шум мотора – подъехал квадрацикл. За рулем находился служитель зоопарка, развозивший корм. На шум мотора выскочила пара животных, которых Сакен прежде не видел, – величиной со среднюю собаку, с кривыми лапами и свирепыми мордами.

– Это росомахи. Сильный зверь, представляющий опасность даже для лосей, – сказал профессор. – У них острые длинные клыки и когти. На территории России они обитают в Сибири и на Дальнем Востоке.

– Но если у них мощные лапы, а на них длинные острые когти, значит, они могут вырыть под забор подкоп и убежать.

– Металлическая сетка забора уходит в глубину и подворачивается на несколько метров на отгороженную территорию, так что побег исключен.

– Дай бог, чтобы это было так, – опасливо сказала одна из женщин.

С группой, во главе с профессором, туристы обошли значительную часть зоопарка – увидели еще волков, оленей, лисиц и медведей.

Медведи должны были иметь бурую шерсть, но их «шубы» белесоватого цвета, и они были не такие крупные, как в советских зоопарках.

– А что, у них медведи такие? – спросил Болеслав.

– Их окрас обусловлен северным климатом. Полярные медведи, лисицы и даже волки зимой носят белые «шубы» – в природе это называется мимикрией. Надо сказать, что бурых медведей в Норвегии на воле почти не осталось. Но постепенно их численность может быть восстановлена. А создание подобных зоопарков должно способствовать этому. Видите, кругом первозданная природа – леса, камни, скалы, каньоны, водопады и белоснежные вершины, – профессор показал на видневшиеся вдалеке заснеженные горы. – Такова концепция зоопарка. В городе Христиансе, например, в зоопарке растут тропические деревья и другая южная флора, и там находятся животные тропиков.

– Но эти животные и растения требуют тепла.

– Да, и это тепло им создается, как в ботанических садах. Условия существования животных максимально приближены к их естественным условиям. Инициатором этого направления был Карл Гагенбек, который в ХIХ веке создал такой зоопарк в своем родном городе Гамбурге, выпустив зверей из тесных клеток и загонов в просторные вольеры, условия которых повторяли естественные условия их обитания, и были отгорожены от посетителей крутыми рвами с водой, наземной металлической решеткой или сеткой.

Выходя из кафе после ужина, друзья увидели профессора Дубровского.

– Профессор, теперь заходите к нам, – Слава назвал номер комнаты.

Профессор не заставил себя долго ждать. Пара старых приятелей заинтересовала его.

– У нас есть коньяк и курт, – сказал Сакен, доставая из сумки последнюю бутылку коньяка «Казахстан» и курт в полиэтиленовом пакете.

– Конечно, зоопарк, что мы сегодня посетили, необычен. Но в этом зоопарке люди для зверей, а в наших – звери для людей, – сказал Болеслав.

– У вас в Алма-Ате есть зоопарк? – спросил профессор у Сакена.

– Конечно. Наш зоопарк был первым на территории от Урала до Владивостока. Он основан в 1937 году Мирзаханом Толебаевым. Часть зверей находится в просторных вольерах, другая часть – по-прежнему в клетках.

– В нашем зоопарке тоже есть верблюды и лошади, а этот курт... – профессор потянулся за кусочком курта, – из верблюжьего или кобыльего молока?

– Курт делается из кислого овечьего или коровьего молока, – с видом знатока сказал Болеслав.

– Из кобыльего молока делается кумыс, а из верблюжьего – шубат. Они очень вкусны и целебны. Особенно помогают ослабленным больным, стимулируют защитные силы организма. Лев Толстой регулярно выезжал на кумысолечение, – Сакен с гордостью посмотрел на профессора. – А в вашем зоопарке получают кобылье и верблюжье молоко?

– Да нет, этим у нас никто не занимается.

– Профессор, надо этим заняться. В этом нет большой сложности. Свежее кобылье молоко вливают в кожаный мешок, который называется саба, добавляют немного кислого коровьего молока или кусочки курта и оставляют киснуть. Затем эту смесь взбалтывают деревянной колотушкой. Через два-три дня кумыс поспевает, и его начинают употреблять, время от времени добавляя свежее молоко... А когда кумыс пьют в большом количестве, от него хмелеют, так как в нем содержится до 2-3 градусов алкоголя.

– Да, все это заманчиво, но весьма обременительно, – сказал Дубровский.

– Профессор, если в зоопарке будет десяток кобылиц, то кумыс можно делать на продажу – найдутся охотники его пить, поверьте мне, – стал с жаром рекламировать свой любимый кумыс Сакен.

– Хорошо, хорошо, – сказал профессор. – Это дело будущего, а сейчас ответьте мне, как распад Советского Союза сказался на Казахстане?

– Вспомните, Робинзон после кораблекрушения среди многих полезных вещей с корабля нашел перья, чернила и бумагу. И первым делом он...

– Он разделил лист бумаги пополам и сверху одной половины написал «добро», а на другой – «зло», – сказал профессор.

– В графе «зло» он написал: «Я заброшен судьбой на необитаемый остров и не имею никакой надежды на избавление». В графе «добро» он написал: «Но я жив, я не утонул...» Далее...

– Сакен, неужели вы помните все подробности из этой книги?

– Не все, но самое главное помню. Я прочитал эту книгу лет в 14 и потом много раз перечитывал... Но относительно ситуации, в которой мы оказались после распада СССР: нет единого центра, но мы самостоятельны и можем сами стать центром. Разрушились связи между республиками, но мы не одни в этом сложном мире – связи надо создавать, договариваться. Разрушены производственные процессы, встали заводы и фабрики, нет финансов. Но есть люди, которые могут восстановить производство. Есть ресурсы, которые дадут финансы... Главное, чтобы во главе всего этого стояли умные люди.

– И порядочные, – поднял вверх указательный палец профессор.

Дубровский выглядел «огурчиком» и восседал в своем кресле, как полководец на коне перед походом. Автобус тронулся, и профессор начал свой рассказ:

– Норвегия – самое северное государство Европы. Предки норвежцев называли свою страну «NordVeg» – «Путь на Север», отсюда и название страны. В Норвегии ограниченная наследственная монархия, девиз которой: «Все для народа Норвегии, ее спокойствия и процветания». Организация Объединенных Наций ставит Норвегию на первое место в мире по уровню жизни, а ведь 100 лет назад она была одной из беднейших стран Европы.

Тут кто-то из глубины автобуса задал вопрос: «Вы сказали – ограниченная монархия. И что при этом делает король?»

– На такой же вопрос журналиста Харальд V ответил, что большое количество времени у него уходит на разговоры с норвежцами, что очень важно знать свой народ, знать, что беспокоит его...

– А кого еще из знаменитых норвежцев вы можете назвать?

– Эдвард Григ – выдающийся композитор, пианист, дирижер; основоположник национальной классической музыки – национальными норвежскими интонациями проникнуты все его произведения. Они ярко отражают жизнь родной природы и быт. Мировое признание завоевала его музыка к драме Ибсена «Пер Гюнт». Генрик Ибсен заложил основы современной драматургии, в своих произведениях придавал большое значение влиянию семьи и традиций на личность и ее судьбу... Эдвард Мунк – художник, провозвестник экспрессионизма... Самой известной картиной Мунка стала картина «Крик», символизирующая одиночество современного человека и его страх перед жизнью... А плавания Тура Хейердала на плотах «Кон-Тики», «Ра» и «Тигрис» по бушующим океанам и морям знает весь мир. Соратником Хейердала в его плаваниях был знаменитый русский путешественник Юрий Сенкевич. Есть еще вопросы?

– А как воспитываются наследники престола?

– Наследники, в том числе и кронпринц – нынешний король Харальд V, учились в обыкновенной государственной школе, и лишь в коридоре напротив его класса был охранник. То есть наследники жили в народной среде, тесно общаясь с простыми людьми, были в курсе всех событий.

– Чем объяснить высокий жизненный уровень Норвегии?

– В Норвегии огромное количество бурных горных рек, которые часто обрываются водопадами. По выработке электроэнергии страна занимает первое место в мире: 99% электроэнергии дают гидроэлектростанции. В 70-х годах прошлого века в шельфе Северного моря нашли колоссальные запасы нефти – по экспорту нефти Норвегия занимает 5 место в мире, 3 место – по экспорту газа. Среди норвежцев больше всего мореходов, судостроителей. Норвежцы – нация не только умелых мореплавателей и лесорубов... Кстати, Норвегия считается родиной лыж и коньков. Слово «слалом» пришло из норвежского языка и буквально означает «спуск по льду», – тут профессор прервался. – Посмотрите, какая чудная природа!

Морское побережье было похоже на причудливое кружево – то залив, то мыс. Горы скалистыми берегами круто обрывались прямо в море – это были знаменитые фьорды. С другой стороны мимо окон проплывали зеленые долины, вершины и обширные горные плато. Все молчали, пораженные суровой, величественной, завораживающей своей красотой природой северного края.

После длительного молчания профессор продолжил:

– Норвежские земли делятся на невозделанные – большая часть водоемов, пляжи, леса, болота, горы и возделанные – поля, пашни луга, пастбища, сады, плантации, фермы, участки при частных домах и промышленные зоны. Права доступа к природе и свободного передвижения – важная часть норвежской культуры. Туристы, как и все остальные люди, обязаны уважительно относиться к природе и другим людям. Норвежцы говорят: «Не забывайте закрывать за собой калитку!» На возделанных землях право свободного передвижения не действует. Одним из ценных продуктов дикой природы является морошка – ягода, очень полезная для здоровья. В отношении сбора морошки существуют определенные правила: землевладелец может иметь эксклюзивное право сбора, если для него это является экономическим ресурсом. Но вы можете срывать ягоды, чтобы съесть прямо на месте. На государственных землях морошку можно собирать без ограничений... А вот мы и подъехали к самому северному туннелю; переберемся на остров Магерейа и посетим самую северную точку Европы, – заключил профессор.

Мыс «Нордкап» представлял собой холмистую возвышенность с невысокими горами, на вершинах которых редкими пятнами белел снег. По крутой дороге без ограждений автобус медленно поднимался к вершине мыса. Вдали, у его подножия виднелась бледно-синяя морская гладь, на берегах которой росли небольшие деревца. Туристы с опаской поглядывали на крутизну подъема и окружающий каменистый ландшафт. Местность казалась необитаемой, и только линия электропередачи с редкими столбами указывала на то, что земля эта не безлюдна.

На вершине стояло большое приземистое строение, в котором традиционно находились бутики с сувенирами. Болеслав с Сакеном прошли к постаменту из отесанных камней, на которых были выбиты географические названия. На ровной скальной площадке была установлена тренога с огромным шаром из металлических прутьев, которые символизировали собой параллели и меридианы: сквозь них просвечивало с редкими облаками бледно-голубое небо, переходившее на горизонте в бледно-синее море.

На часах уже была полночь, но солнце огромным белым диском, с ярко-желтым ван-гоговским сиянием вокруг него, низко висело над горизонтом. На краю мыса, опершись на перила, стояли люди в ряд и смотрели на незаходящее полярное солнце, лучи которого, «пробивая» этот ряд, как бы растворяли людей и достигали Сакена с Болеславом, стоявших поодаль.

Солнце светило, но не грело. Было довольно свежо – с моря дул ветерок. Друзья кутались в куртки, хранившие приятное тепло. Подошел Дубровский.

– По Полярному кругу проходит граница полуночного солнца и полярной ночи. Чем ближе к северному полюсу, тем дольше длятся эти периоды. С конца апреля по середину августа – период белых ночей. Северное сияние наиболее интенсивно осенью и весной, но ясной ночью его можно видеть на протяжении всего темного времени года.

Насмотревшись на солнечный диск и зарево над горизонтом, надышавшись морским бризом, друзья зашли в одинокий дом, чтобы передохнуть и купить памятные сувениры.

Продолжение следует.

(← кері)

Дата добавления: 2015-09-01