Глава 44. 7 страница

***
Собственно, из-за Смита я и разругался окончательно со своим начальником. Я уже давно начал огрызаться — уж слишком надоело, что на мне все ездят, да еще и поучают. А выдача зарплаты за июнь стала последней каплей.
Это случилось пятого июля, когда мне очень нужны были деньги на завтрашний мальчишник у Розье. Но при расчете Саймондс объявил, что мне причитается всего девять галлеонов — дескать, у меня было слишком много ошибок в документах по делу Смита. И вот тут-то я сорвался.
Какого черта! Я почти все делал сам, без помощи миссис Портер, я старался разобраться, я выкладывался, как раб на галерах, не будучи юристом, не понимая и десятой доли всех тонкостей! Торчал в конторе до полуночи, по сто раз все переделывал, перекопал чуть ли не тонну справочников и сборников прецедентов! И после этого…
Я заявил Саймондсу, что он скряга и жмот, который готов за кнат удавиться, что он стервятник, который выискивает в людях малейшие недостатки, лишь бы сделать гадость. Сказал, что он может сожрать свои девять галлеонов, если ему так хочется, но лично я и без того сыт по горло и немедленно увольняюсь. А он может идти ко всем троллям со своим адвокатским бюро и сунуть сэкономленные деньги себе в задницу!
В общем, я орал минут пятнадцать, так что меня, наверное, было слышно на втором этаже у нотариуса. Миссис Портер смотрела на меня с осуждением, зато Саймондс и бровью не повел. Наоборот, так смеялся, словно я ему анекдоты рассказывал.
Наконец я выдохся, чувствуя, как пылают щеки, а к глазам подступают совсем не мужские слезы отчаяния и бессилия. Постоял и пошел к столу собирать свои вещи. Знал ведь, что, выйдя на улицу, буду очень жалеть о девяти галлеонах, от которых так опрометчиво отказался, но теперь уже гордость не позволяла их взять.
— Лестрейндж, куда вы собрались? — услышал я за спиной спокойный голос Саймондса.
— Не знаю, — огрызнулся я. — К троллевой матери, лишь бы подальше отсюда!
Начальник невозмутимо принялся набивать трубку.
— Вот вместо того, чтобы орать, — заметил он, — и бросаться нецензурными выражениями в присутствии миссис Портер, лучше ответьте: вы отправили документы на поступление в Дарэм?
Он еще и издевается!
— Конечно! — съязвил я. — Сразу дюжину экземпляров! У вас что, склероз?! Я ведь говорил, что не собираюсь поступать! И вообще, какое ваше…
— А почему вы не хотите поступать? — перебил меня Саймондс.
— Да потому что вашими стараниями у меня нет денег даже на летучий порох, не то что на учебу! — крикнул я, чувствуя, что срываюсь в истерику.
— Я вам оплачу обучение, — сказал Саймондс мне в спину.
— Что? — я замер на полпути к двери.
— Лестрейндж, обернитесь, пожалуйста. Я не хочу разговаривать с вашей… э-э… спиной.
Я обернулся, уставившись на него.
— Я оплачу вам школу права и дам средства на жизнь во время учебы, — повторил Саймондс, попыхивая трубкой. — Не безвозмездно, конечно, — под два процента годовых, с рассрочкой на десять лет. Согласитесь, это вполне приемлемые условия. Я вообще-то давно собирался вам об этом сказать, да как-то к слову не приходилось. А сегодня вы своим театральным выступлением ускорили ход событий… Ну так что, согласны? Или все-таки уйдете, гордо хлопнув дверью?
Мне очень хотелось гордо уйти. Но я сделал над собой колоссальное усилие, потому что понимал: это единственный шанс получить образование.
— Останусь.
Я подумал и добавил:
— Спасибо, сэр.
— В таком случае, — резюмировал Саймондс, — ступайте умойтесь, потом принесите извинения миссис Портер — передо мной, так и быть, можете не извиняться, — и беритесь за работу. Вашу зарплату за июнь я, естественно, удержу в качестве штрафа за истерику. Все понятно?
Я постоял, сцепив зубы, потом сказал:
— Да, сэр.
— Чудесно, — ответил он и, развернувшись, скрылся в своем кабинете.

_______________________________

* Речь идет о Бонни Саймоне, ведущем радиостанции "Магия-ультра", — см. подробнее в "Casus Bellae", гл. 23.

Глава 51.
читать дальше
По субботам контора закрывалась раньше обычного, так что я как раз успевал на мальчишник. В шесть часов мы встретились с Розье и Эйвери в Косом переулке. Постояли, покурили, поджидая Тома, который примчался из "Борджин и Беркс", извиняясь, что пришлось задержаться — попался докучливый клиент. Позже всех появился Нотт и принялся жаловаться, как его замучили старые пни из Визенгамота, которые вечно теряют документы и забывают время заседаний. Я думал, что придет еще Касси Малфой, но Розье сказал, что у него заболела мать, так что он вряд ли будет.
Мы стали решать, куда пойти. В кафе Фортескью — как-то глупо, мы уже не маленькие, чтобы ограничиваться мороженым или сливочным пивом. Значит, в паб — но куда и в какой?
— Я на мели, — честно предупредил я.
— Брось, — отмахнулся Розье. — Я как раз получил стипендию, так что расплатимся.
Том предложил:
— А пойдемте в "Элизиум".
— Да ну, брось шутить, — рассмеялся Колин. — На что у нас там хватит денег? Кофе попить?
"Элизиумом" назывался новый, открывшийся уже после войны и очень модный ресторан рядом с Гринготтс. Нувориши и "золотая молодежь" собирались там каждый вечер, чтобы выпить и потанцевать. Но мы не относились к этим избранникам судьбы, и поход в "Элизиум" был нам не по карману.
— Я при деньгах, — сказал Том. — Только что закрыл крупную сделку. И вообще, живем один раз... Ну, что? Пошли?
Розье почесал в затылке.
— А, ладно, ты прав! — решил он наконец.
Вход в "Элизиум" сверкал бахромой золотых нитей. Внутри в загадочной полутьме поблескивали зеркала, и огни свечей отражались в натертом до блеска паркете. Прямо из пола вырастали тропические деревья, увитые орхидеями, по веткам порхали райские птицы, а под потолком кружились большие бабочки таких ослепительно ярких цветов, каких в Старом Свете никогда не увидишь.
— Классная иллюзия, — сказал Колин, кивая на деревья.
— Они настоящие, — возразил Том. — Посмотри хотя бы, какие неровные ветки. Все, что наколдовано, гораздо более симметрично.
Нас встретил метрдотель и спросил, желаем ли мы столик в воздухе или под водой. Задрав голову, я увидел, что под потолком плавно перемещаются полупрозрачные золотые шары, внутри которых сидели люди. Другие выбрали места под водопадом или внутри огромного, высотой с двухэтажный дом, аквариума, в котором росли коралловые рифы.
— Вот это точно иллюзия, — сказал Розье, глядя на аквариум. — Иначе как бы они там находились без жабр и воздушных пузырей?
— Не нужны ни жабры, ни какие-либо приспособления, — улыбнулся метрдотель. — При этом аквариум настоящий. Мы не применяем иллюзий. Здесь все натуральное.
— А как они там дышат? — спросил Колин, кивая на людей в воде. — Еще и разговаривают?
— О, это особая магия. Наш маленький фирменный секрет... Хотите попробовать пообедать под водой?
— Нет, нам что-нибудь... э-э... попривычнее.
— Тогда прошу...
Метрдотель провел нас мимо танцевальной площадки и сцены, на которой играл небольшой оркестр ("Все наши музыканты — люди. Никаких фей и уж тем более, Мерлин упаси, эльфов"). Потом обогнул большое дерево с корнями-подпорками, увитое лианами, от которых пахло ванилью.
— Здесь вам будет удобно. Обратите внимание — все столики расположены так, чтобы от них было недалеко до сцены, но в то же время сохранялось уединение посетителей. Если хотите, можно дополнительно установить заклятие невидимости...
Стол, накрытый белой скатертью, стоял у высокого французского окна, выходящего на террасу, за которой начинался сад с фонтанами. Едва метрдотель ушел, Колин поерзал и сказал:
— Он такой солидный, что я даже побоялся спросить, где здесь туалет.
Появился эльф-официант, который принес меню и винную карту. Цены в «Элизиуме», надо сказать, тоже были тропические. Розье тихонько присвистнул, у Нотта глаза полезли на лоб. Мы заказали для начала пару бутылок шампанского и всякой еды. Я честно выбрал, что подешевле, хотя здесь это было понятие относительное.
Том долго и раздраженно листал меню, потом подозвал эльфа и возмущенно спросил, почему такой маленький выбор вегетарианских блюд. Желание клиента в «Элизиуме», видно, и вправду было законом. Мгновенно, откуда ни возьмись, появился повар и стал извиняться и расспрашивать, из чего Том хотел бы составить салат.
Когда он ушел, Колин прошептал:
— Я опять забыл спросить, где сортир.
— Мимо аквариума и направо, сэр, — с поклоном пропищал неизвестно откуда взявшийся эльф.
Вернувшись, Колин сказал, что видел за одним из столиков Альфарда Блэка с какими-то девицами.
— Он сюда, небось, таскается каждый день, — мечтательно сказал Эйвери.
— Не думаю, — возразил Нотт. — Блэки много потеряли из-за недавнего повышения налога на имущество.
— Бедненькие, — съязвил Колин, пробуя шампанское из бокала.
За полчаса мы выпили обе бутылки шампанского — за Колина и его будущую счастливую семейную жизнь, — и заказали вина. Том, который собрался растянуть свои полбокала на весь вечер, разбавил себе вино минеральной водой. Он сказал, что нас сегодня ждет сюрприз, но наотрез отказывался говорить, какой. В это время через террасу в зал влетела небольшая бурая сова и, шумно захлопав крыльями, села ему на плечо. Том поморщился и осторожно снял ее, чтобы не порвать рубашку. Отвязал письмо, прочел, потом хлопнул в ладоши, подзывая эльфа.
— Пергамент и чернила!
Пристроив свиток на краю стола, он стал быстро писать наискосок:
«Дорогой мистер Уильямс! Думаю, я сумею убедить мистера Борджина дать Вам скидку, но вряд ли она составит больше 5%. Что же до дальнейшего снижения цены, это вряд ли возможно. Как прекрасный знаток и опытный коллекционер фарфора (кстати, не забудьте, что Вы обещали показать мне свою коллекцию), Вы, несомненно, помните, что в 1936 году на аукционе в Париже ваза этого же мастера ушла более чем за шестьсот галлеонов в пересчете на текущий курс...».
Закончив, он привязал письмо к лапе совы и выпустил ее с террасы. Вернулся, посмотрел куда-то в сторону входа и, засмеявшись, сказал:
— А вот и сюрприз!
Я обернулся и увидел, что мимо сцены, направляясь к нам, идет Долохов.

***
Последний раз я видел Тони, когда он еще подростком, едва достигшим совершеннолетия, уходил из Хогвартса, чтобы завербоваться в Силы самообороны. Сейчас я бы, наверное, не сразу узнал его при случайной встрече на улице. Тони стал гораздо шире в плечах, как-то массивнее, но при этом двигался легкой, пружинистой походкой. Он был коротко острижен, нижняя часть лица казалась странно скошенной набок — результат ранения, — глаза смотрели жестко и насмешливо. В парадной мантии с наградами и офицерскими нашивками он выглядел в атмосфере "Элизиума", как степной ястреб, чудом залетевший в тропическую сказку и заставивший притихнуть всех райских птиц. Представители мужского пола, встречавшиеся на его пути, меняли направление движения, а женщины долго провожали взглядом.
— Тони, зараза, — сказал Том, смеясь, — почему так долго? Я уже думал, ты не придешь!
— Заходил в Министерство отметить увольнительную, — махнул рукой Долохов, — и встретил знакомых... Привет, братишка. Я тоже по тебе соскучился.
Он потрепал Тома по волосам, обошел вокруг стола, обмениваясь со всеми рукопожатием, а потом уселся, легким движением призвав стул.
— Ничего себе местечко, — с усмешкой сказал он, оглядывая зал. — Шикуете, ребятки.
— Это мы раз в жизни, — со вздохом ответил Розье. — На стипендию не очень-то пошикуешь... Ну что, вина для разогрева, и закусить чего-нибудь?
Эльф уже крутился поблизости, чтобы принять заказ. Тони закурил, поднеся сигарету к запястью, где скрывалась палочка. Огонек был едва виден со стороны. Я не раз встречал эту привычку у бывших военных — прикуривать, не вынимая палочки из рукава, и прятать сигарету в ладони, чтобы в темноте снайпер не мог вычислить тебя по светящейся точке.
— Твое здоровье, — сказал Долохов, салютуя бокалом Колину. — Совет да любовь, и все такое. Когда свадьба?
— Через неделю, — смущенно сказал Колин и почесал в затылке. — Но это мы еще успеем отметить... Скажи лучше, как твои дела? Сто лет ведь не виделись... Кого ты там встретил в Министерстве?
— Аластора Моуди, — ответил Долохов, выпуская дым колечками. — Помнишь такого? Он после демобилизации пошел служить в аврорат. Меня тоже уговаривал — мол, переходи к нам с повышением звания, оклад чуть ли не какой сам себе назначишь, колдомедицинская страховка за счет Министерства, и все такое прочее.
— Чего он так в тебя вцепился? — спросил Колин.
— Людей остро не хватает, — пояснил Тони. — Вы хоть знаете, что в магическом мире творится? Моуди говорит, недели не проходит, чтоб не было ограбления со взломом или убийства. В аврорате зашиваются.
— В газетах ничего об этом не пишут, — заметил Эйвери.
— Это потому что скоро выборы в Визенгамот, — вмешался Нотт, поправляя очки. — Вот все и боятся возмущения избирателей, так что любое громкое дело стараются замять. У нас были закрытые слушания по криминальной обстановке, поэтому я точно знаю.
— Моуди поделился по секрету, — заметил Долохов, рассматривая принесенный эльфом бифштекс, — что аврорам разрешили в случае чего использовать аваду без предупреждения. Но пока это не помогает. Ребята, которых они ловят, тоже не лыком шиты. Аластор говорит, за последний год трое погибли при исполнении. Так что у них сейчас каждые руки на счету.
— И что, — спросил Том, — пойдешь к ним?
— Нет, наверное, — коротко качнул головой Долохов, разрезая мясо, — мне пока хорошо там, где я есть.
— А где ты есть? — поинтересовался Эйвери.
— В «Кофейнике», — ответил Долохов и рассмеялся, увидев наши непонимающие лица. — Так прозвали нашу комендатуру, потому что там раньше был магазин кофе. Никакого кофе уже и в помине нет, а запах остался, будто везде зерна рассыпаны… А официально это называется «Магическая оккупационная администрация британского сектора Западного Берлина».
— И что вы там делаете? — жадно спросил Розье.
Долохов пожал плечами.
— Да ничего особенного. Патрулируем, следим за порядком, ловим мародеров, распределяем еду, прочесываем город на остатки темномагических заклятий, ищем незарегистрированных волшебников и бывших гриндельвальдовцев, которые маскируются под мирных граждан...
— Скучно, наверное? — спросил Колин.
Долохов бросил на него короткий взгляд поверх стола.
— Кому как. Мне вот замечательно. Веселого я за четыре года и так насмотрелся.
— А ты русских там видел? — не отставал Колин, ничуть не смущенный отповедью.
— Видел, — кивнул Тони. — Сейчас с ними запрещено общаться. Холодная война, так что за это легко под трибунал попасть. А поначалу, когда союзники еще только разделили Берлин на сектора, можно было. Так что мы круто развлекались... Например, на спор после пары бутылок водки ходили через их охраняемую зону, туда и обратно. А там, если тебя заметят, то первый предупредительный — красными искрами вверх, а потом уже авада без предупреждения. Это ж нарушение границы, считай. Но я раза три ходил и вернулся, ничего.
— А если бы не прошел, и тебя убили? — спросил Колин.
— Да кто ж его знает, — Тони пожал плечами. — Замяли бы дело, наверное. С союзниками тогда еще не ссорились… Меня один раз даже русский спецслужбист навестил, из Комитета по магии. Спрашивал, не хочу ли я репатриироваться, принять советское гражданство, обещал разные блага.
— А ты? — Розье так и впился в него взглядом.
Долохов сделал паузу, хмуря брови, будто соображал, как ответить.
— А что я... Ну, были у меня такие мысли, когда с русскими разговаривал. Я-то России никогда не видел, родился уже в Лондоне, но все равно — язык родной, все такое... Тут еще комитетский этот на мозги капает — ты же, мол, русский дворянин, твои предки присягу Отечеству давали, все прочее. Почти меня пробил, но я потом подумал, подумал, и говорю: нет, не получится. Ты, говорю, извини, приятель, но пока у вас дядюшка Джо в Кремле, я в Россию ни ногой. Тебе-то понятно, завербовать меня — это лишняя нашивка, премия, то-другое. Ну, сами понимаете, какой шум можно поднять — вот, дескать, как в Советском Союзе хорошо, что бывшие эмигранты обратно просятся. А меня потом на родине в лагерь, да? Он давай юлить: мол, ничего подобного, это все пропаганда, никто у нас никого не сажает, наоборот, все дороги открыты, человек человеку друг, товарищ и брат... Знаю-знаю, говорю, наслышан. Да только стелите-то вы мягко, а спать будет жестко. В общем, говорит он, если передумаешь, знаешь, где меня найти. Я сразу после этого пошел в контрразведку, доложил о контакте, они говорят — ладно, если опять появится, сообщи нам. Но он больше не приходил.
Над головой захлопала крыльями очередная сова, и Том, пробормотав: "Извините", прочел письмо и стал писать ответное — что-то насчет каталога редких монет.
— А как себя ведут немцы? — спросил я Долохова. — Правду пишут в газетах, что у вас там сильное партизанское движение?
— Скажешь тоже, — засмеялся Тони, орудуя ножом и вилкой. — Никаких партизан, никаких терактов, сопротивления, считай, после капитуляции вообще не было. Немцы же страшно законопослушные. Приказ есть приказ, а уж какая власть его отдает — дело десятое. Иногда до смешного доходит. Брали мы Нурменгард — ну знаете, тюрьма такая, где Гриндельвальд держал своих противников. Так это не просто тюрьма, а настоящая крепость. Защитные заклятия такие, что к стенам на милю не подойдешь, и гарнизона троллева гибель. Командование думало, что Нурменгард придется брать штурмом. Уже и планы были разработаны. Мы к высадке на Сицилии, наверное, так не готовились, как к этому штурму! И что вы думаете? Они сами выбросили белый флаг. Вышел комендант, передал ключи, сдал свою палочку — все чин чином. И охрана крепости вся на месте осталась, не разбежалась никуда, хотя в первые дни можно было улизнуть. А они остались помогать тюрьму в порядок приводить. Мы туда еду привезли, бригаду целителей, стали заключенных готовить к отправке домой. Те-то были полные доходяги, а еще куча народу умерла от эпидемии, в камерах покойники лежали рядом с живыми, вонь по этажам стояла — жуть... Так мы охрану разоружили и отправили ямы копать и трупы туда вручную сгружать. Ничего, сгружали...
Эйвери смотрел на него с ужасом — наверное, не понимал, как Тони может рассказывать об этом и спокойно поедать бифштекс. А мне думалось, как странно, неуместно звучат такие разговоры здесь — среди цветущих орхидей и порхающих бабочек, на фоне нежной музыки, под плеск воды в водопаде... Казалось невозможным, чтобы где-то в мире существовали разрушенные города и забитые трупами крепости.
—...И ведь главное, — говорил тем временем Тони, — немцам все равно, какой приказ выполнять! Те же надзиратели вчера заключенных под круцио держали и собаками травили, потому что такой приказ был, — а сегодня раздают им еду и чистую одежду, потому что власть сменилась, и распоряжения другие... Их потом судили, коменданта и еще человек двадцать, приговорили к поцелую дементора. А я ведь их всех помню с тех самых пор, когда мы заняли Нурменгард. Они спокойные были, что твои булыжники. Их даже конвоировать не надо было, представляете?! Мы тогда отвели им отдельное здание во дворе, где раньше склад был. Так они с утра построятся возле него в колонну и ждут, пока их проверят и назначат работу на день. Я бы, вот честно, на их месте в первый же удобный момент дал деру. А они то ли не понимали, что с ними будет, то ли вправду у них в крови, что власти противиться нельзя. Может, Гриндельвальд им так мозги промыл, черт его знает...
— Послушай, — вмешался Нотт, — а главных пособников-то поймали?
— В смысле, приближенных Гриндельвальда? — уточнил Долохов и прищурился, словно припоминая. — Хаухер, Ламберц, фон Зеерле, Офнеринг... Ты про них?
Нотт кивнул.
Я тоже знал, о ком он говорит. Да и мудрено было не знать — год назад их колдографии мелькали во всех газетах. Я прекрасно помнил эти лица. Одни бычьи, жестокие, со сверлящим взглядом маленьких, глубоко посаженных глаз. Другие серенькие, неприметные. Попадались и интеллигентные, с тонкими чертами — такие лица бывают у художников и музыкантов... Встретишь такого на улице — и не поверишь, что перед тобой один из самых страшных палачей в истории.
Всего их было десять человек — ближайшие сторонники Гриндельвальда, его окружение, военные преступники. Когда сам Гриндельвальд был захвачен в плен, его подручным удалось скрыться, смешаться с колоннами маглов-беженцев. Насколько мне было известно, их пока так и не нашли.
— Не нашли, — сказал Долохов, словно подтверждая мои мысли. — Хотя искали так, что чуть ли не всю Германию по камушку перевернули. Но они же не дураки там оставаться. Одно время следы вроде бы вели в Голландию — там их тоже искали, и наши, и американцы... Но все закончилось пшиком. Лично я думаю, что они давно сидят где-нибудь в Южной Америке и смеются себе над нами.
Нотт кивнул и хотел еще что-то спросить, но тут влез Эйвери.
— Тони, ты лучше про девчонок расскажи... Ты же весь континент прошел. Как тебе итальянки? Они правда такие страстные, как говорят?
— Да девчонки как девчонки, — засмеялся Тони. — Есть темпераментные, есть так себе, все разные.
— А немки? Они с вами правда, ну того-этого... — Эйвери смутился.
— Ясное дело, — Тони пожал плечами. — А почему нет?
— Ну, все ж таки враги...
Долохов посмотрел на него с нескрываемой насмешкой.
— Враги... Они к нам сами приходят. Ты пойми, там жрать нечего. Не знаю, как в деревнях, но в Берлине в последние месяцы войны кошек и собак ели. Когда мы взяли город, стало чуть получше — тем немцам, кто зарегистрировался в магической комендатуре, стали выдавать паек, но тоже мизерный, только чтобы с голоду не померли. А волшебникам вдобавок хуже, чем маглам, потому что имущество у них конфисковали, палочки отобрали, а они ведь без палочек ничего не умеют. Ты-то сам смог бы без палочки огонь развести? Вот то-то же... Так что немки выживают за счет солдат. За банку тушенки или плитку шоколада, сам понимаешь… Только ты не думай, что мы их всегда за жратву покупали. И так просто кормили, и для детей сухое молоко добывали, таскали им одежду, уголь... Многие из наших уже семьями в Германии обзавелись. Конечно, это официально запрещено, нам вообще не разрешается с немцами в контакт вступать, разве что по служебной необходимости. Но командование смотрит сквозь пальцы. Все ведь люди, в конце концов…
Он отхлебнул вина.
— А страшно было в бою людей убивать? Ну, сначала, — очень тихо спросил Розье.
— Страшно, — спокойно признался Тони. — Знаешь, как у меня было, когда я впервые человека своими руками на Авалон отправил?.. Сейчас расскажу, только минутку подожди.
Он подозвал эльфа-официанта и попросил мороженого. Через мгновение — в "Элизиуме" заказ не задерживали ни на одну лишнюю секунду — перед Тони стояла вазочка с аккуратными белыми шариками, политыми сиропом, украшенными клубникой и веточкой мяты. Откинувшись на спинку стула, он ел мороженое и рассказывал о своем первом трупе.
— Это еще в Африке было…
Тони внезапно замолчал. Я посмотрел на него, ожидая увидеть на его лице какое-нибудь особое выражение, но он всего лишь сосредоточенно размешивал ложечкой сироп.
— Короче, — продолжил он, когда остался доволен результатом, — представьте, что вот есть немецкий волшебный пост в деревеньке на холме. А вся местность вокруг накрыта обнаруживающими заклятиями. Атаковать в лоб — пойдут взрывные, и от тебя рожки да ножки останутся. С воздуха тоже прикрыто... Мы с ними мучились две недели. Потом решили, что ночью часть подразделения на метлах примет воздушный бой для отвлечения внимания, а в это время еще пять человек десантируются под разиллюзионным и уничтожат противника, который на земле. Ну, и я как раз был в этой пятерке. Забросили нас туда... Над головой бой идет, от заклятий небо аж светится, а мы, как черепахи, в землю влипли и ползем по дюйму в минуту. Представляете, да? А возле их штаба стоит часовой под разиллюзионным, но его видно немножко, потому что свет иначе преломляется. И мне надо его снять. Причем снять не авадой, чтобы десант раньше времени не обнаружили и не перебили, а тихо снять, аккуратно, вручную. Так, чтобы он не дернулся и не пискнул...
Тони опять умолк, а потом неожиданно вместо продолжения сказал:
—М-м, клубника, здорово как...
Он принялся выбирать клубнику из мороженого, а Розье поторопил:
— Ну, и как ты его?
— Шею сломал, — буднично пояснил Тони. — Тогда-то мне казалось, что все путем, что я спокоен, как надгробие. А потом, уже после боя, когда вернулись в наше расположение, оказалось, что я говорить не могу. Ну, вот как будто Silentio на мне — ни звука не могу выдавить. Горло свело, дышать невозможно. Мне ребята налили стакан огневиски, я выпил, посидел, поглядел в одну точку... Потом горло отпустило, и я давай всем про этого парня рассказывать, которого прикончил. Я ведь потом ходил посмотреть. Совсем пацан, худой такой, ну вот как Том. Наверное, только что из Дурмштранга... В общем, как мне потом сказали, я раз двадцать рассказывал, как я ему шейные позвонки ломал. Одними и теми же словами, по кругу. Всех достал, меня заткнуть не могли. Я-то сам этого не помню, мне мерещилось, что я разок выговорился, и все... А меня, как выяснилось, часа два несло. Потом попустило.
— И что, каждый раз так? — спросил Нотт.
— Нет, — Тони покачал головой. — Потом ты уже об этом не думаешь. А чего думать? Иногда только накрывает, если бой тяжелый был и ты чудом выбрался… А еще случаются совсем глупые истории. У меня так было в Италии. Не помню, возле какого городка, на севере уже, я один раз увидел покойника возле дороги. Немца какого-то, причем вообще магла. Ну, покойник и покойник, что ж я их, не видел, что ли? Но он там, наверное, долго пролежал под солнцем, и его на жаре так раздуло, что он стал весь круглый, прямо мячик в форме, фиолетовый такой... Я еще Фергюсону говорю — смотри, мол, прикольно, как воздушный шарик. Ну, он тоже посмеялся. А мне потом этот тип стал сниться каждую ночь. Да еще черная полоса началась — одно ранение, другое, словно кто-то меня преследует. Я тогда и подумал, что зря, наверное, смеялся. Что тут смешного, я ведь сам мог бы так лежать... Так что один раз вечером взял лепешку и бутылку вина, вышел на улицу, покрошил лепешку на землю, полил вином, и говорю: "Слушай, брат, ты на меня зла не держи, я же не нарочно. Вот тебе хлеб, вот тебе вино, пускай твоя душа идет с миром в Валгаллу, или куда там у вас полагается ". Ну, и все, больше он во сне не приходил, и невезение мое тоже кончилось — наоборот, до конца войны больше ни разу не зацепило.
Тони сплюнул через плечо и постучал палочкой по столу.
Я оглядел остальных — Нотту было, кажется, не по себе, а Эйвери и вовсе был зеленый. Том все это время молчал и внимательно слушал Тони, опираясь подбородком на руку. Потом подался вперед и тронул Долохова за руку.
— Toshka...
Он произносил это как "Тошька". Какое странное слово, подумалось мне. На парселтанге, что ли? Но Тони засмеялся и спросил:
— А ты откуда знаешь, как меня по-русски называют?
— Твоя мама научила. Давай отойдем на минутку, мне надо с тобой поговорить.
Долохов поднялся, и они ушли на террасу.
— Ф-ф, — сказал Эйвери. — Жуть... И как он так спокойно об этом?
Розье посмотрел на него и расхохотался.
— Спокойно?! Ты что, не видишь, как его несет? Все равно, что моего отца... Папа про войну особо не говорит, но иной раз его вот так же накроет, и он начинает всякие истории рассказывать. Час, два, три... И тоже на вид спокойный-спокойный, смеется, вроде как забавно все это вспоминать, но я-то вижу, что он не может остановиться, что его прямо трясет. Как будто ему надо что-то из себя выбросить...

***
В зале становилось все больше народу, уже почти все столики были заняты. На сцене в кругу света певица в блестящем длинном платье, которое делало ее похожей на русалку, пела что-то по-итальянски о неразделенной любви. На танцплощадке было не протолкнуться от парочек.
Открылась стеклянная дверь, ведущая на террасу, и до нас донесся голос Тони. Судя по интонациям, он был в бешенстве:
— Троллева мать, я так и знал! Прямо чуял, что ты влезешь в какие-то темные дела!..
— Но ведь уже влез, — совершенно спокойно отвечал Том. — Уже — понимаешь, Тошка? Так какая разница, почему? А мне нужен твой совет здесь и сейчас.
— Объясни мне, ты головой думал, или чем?!
— Сам не знаю, чем я думал. Так ты мне поможешь?
— Куда я денусь, — Тони сплюнул и выругался. — Ты завтра свободен?
— Вполне.
— Держи адрес. Аппарируй часа в два дня, тогда и поговорим.
— Конечно. И не забудь, ты обещал потренировать меня в боевых заклятьях. У меня давно не было практики, а очень надо... Погоняешь, хорошо?
— Погоняю, погоняю... Да я из тебя фарш сделаю! Хоть душу отведу.
— Договорились, — весело ответил Том, появляясь из-за дерева с лианами. Рядом с Долоховым он казался тоненьким и хрупким, совсем как младший брат рядом с рассерженным старшим. Судя по лицу Долохова, ему очень хотелось всыпать Тому по первое число "здесь и сейчас", но он, видно, решил отложить это на завтра.
Розье взглядом спросил Тома, что случилось, но тот махнул рукой — мол, потом, потом. Мне тоже очень не понравилось упоминание «темных дел», но сейчас спрашивать об этом было бессмысленно. Долохов уселся за стол, опять закурил и сказал:
— Ладно, теперь вы рассказывайте, как дела. А то что-то я один мелю языком...
Нотт принялся говорить о текущем положении дел в Визенгамоте — Тони слушал его, сделав вежливо-заинтересованное лицо, но видно было, что ему это безразлично. Когда дошла очередь до Колина, тот гордо сказал: "Я учусь", и скороговоркой добавил: "Потом-расскажу-где". Долохов перевел взгляд на меня.
— Малыш Рэй, а ты чем занят?
Я рассказал про Саймондса и добавил, что он оплатит мне обучение в школе права, так что через пару недель у меня собеседование, а с сентября, если все пройдет нормально, я стану студентом.
— Отлично, — сказал Тони. — За это надо выпить, — и подозвал эльфа, чтобы принес еще бутылку.
Мысль еще выпить всех обрадовала, и меня бурно поздравляли. Том смотрел как-то странно. Позже, когда Розье ушел в туалет, Том пересел на стул рядом со мной и спросил:
— Саймондс точно за тебя заплатит?
— Да, конечно, — с энтузиазмом ответил я.
— Жаль. То есть, конечно, это замечательно... Просто я сам хотел оплатить тебе учебу, — сказал он, рассеянно оглядывая зал. — Ну да ладно, я найду этим деньгам другое применение.
— Спасибо, но так и вправду будет лучше, и...
Том, кажется, слушал меня в пол-уха. Когда вернулся Розье, Том сказал, что раз уж мы почти все в сборе, можно обсудить финансовые дела — куда мы будем вкладывать деньги, которые скопились на счету Walpurgis Knights.
— Нашел время, — фыркнул Розье. — Кроме тебя, уже все под градусом.
Нотт поправил очки и сказал, что лично он только рад это обсудить, но, к сожалению, ничего не понимает в бизнесе. Кажется, речь шла о том, чтобы купить паб?
— Да, — сказал Том, постукивая вилкой по скатерти. — Но у меня есть вариант получше. Мы купим это место.
Сначала никто не понял, о чем он говорит.
— Какое? — переспросил Эйвери, покрутив головой.
— "Элизиум", — пояснил Том. — Мы купим "Элизиум".
Прошло мгновение, и первым расхохотался Розье — после Касси Малфоя он в нашей компании лучше всех разбирался в ценах.
— Том, ну ты даешь! Может, мы его, конечно, и купим, да только после дождичка в четверг... Ты представляешь, сколько он стоит?
— Прекрасно представляю. Я уже говорил с владельцем, это один из наших клиентов. Ему срочно нужны деньги для другого бизнеса, так что он готов продать "Элизиум". Просит за него пятнадцать тысяч галлеонов — согласитесь, это очень дешево, и то только потому, что ресторан продается в спешке. Причем из них сразу надо отдать только семь, остальное можно заплатить в рассрочку из прибыли. Из этих семи тысяч, чтобы снизить налоги, официально через банк нужно внести одну, а шесть он хочет наличными. Мне кажется, нас это вполне устроит. Нужно еще, конечно, посмотреть бухгалтерию "Элизиума" и удостовериться, что на нем нет долгов. Но это частности, а в принципе, думаю, это хороший вариант...
— Да, — перебил его Розье, — кроме маленькой детали. Ты, наверное, забыл, что у нас нет под рукой семи тысяч галлеонов наличными. Конечно, это мелочь, мы их заработаем прямо завтра...
— У нас есть семь тысяч галлеонов, представь себе, — возразил Том, положив на стол вилку. — Точнее, у нас есть примерно тысяча на счету в "Гринготтсе", а лично у меня есть недостающие шесть. Пять тысяч семьсот, если быть точным, но еще триста найти не так сложно. Единственное "но"...
Он обвел всех взглядом.
— Нужно будет пересмотреть список акционеров. Раз я вношу основную сумму, то хочу получить 75% долей в Walpurgis Knights. Доли остальных, соответственно, станут меньше, но, я думаю, никто не станет возражать...
— Да не вопрос, — ошеломленно сказал Розье.
Эйвери хлопал глазами, видно, все еще пытаясь сообразить, что происходит. Долохов невозмутимо курил — должно быть, все это его не очень волновало.
— Рэй, ты сможешь оформить изменения? — спросил Том.
— Постараюсь, — пробормотал я.
— Отлично. Тогда я прямо сейчас пойду поговорю с владельцем, если он на месте, а потом давайте это тоже отметим...
Том вернулся через полчаса, очень довольный.
— Ну вот, все складывается отлично. На следующей неделе Малфой как генеральный директор Walpurgis подпишет меморандум о намерениях и внесет задаток, чтобы получить доступ к бухгалтерской отчетности. Если окажется, что цифры оборота и прибыли не так велики, как утверждает владелец, и сделка сорвется по его вине, задаток нам вернут. А если все будет нормально, к концу июля оформим сделку.
Розье, Нотт и Эйвери встретили эту новость аплодисментами. Эльф притащил еще пару бутылок вина и фрукты. Все были уже изрядно навеселе, кроме Тома.
И меня. С тех самых пор, как Том сказал о покупке "Элизиума", меня мучила мысль, что здесь есть что-то странное. Но что именно, я никак не мог ухватить. Мысль ускользала, когда я пытался ее поймать, и на всякий случай я решил пить поменьше, благо уже никто не обращал на это внимания.
Колин тем временем вертелся на стуле, оглядывая зал.
— Надо было все-таки пойти куда-то, где попроще, — сказал он наконец. — Нет, все замечательно, но... Я, если честно, рассчитывал найти какую-нибудь девчонку на ночь.
Эйвери расхохотался и пнул его в бок. Колин принялся оправдываться:
— Ну, надо же вкусить свободы в последний раз перед свадьбой... А со следующей недели все, ни-ни! Стану добропорядочным семьянином. Законная жена, как полагается...
— "Где попроще" ты какую-нибудь заразу подхватишь, — заметил Долохов. — Присмотри лучше здесь кого-нибудь.
— Кого?! Тут сплошь приличная публика. Девушки, которые сюда ходят, на такое не согласятся. Самое большее, поболтать и потанцевать...
Долохов посмотрел на него насмешливо.
— Да что ты говоришь? Прямо-таки нежные благородные дамы не согласятся? На спор, я любую из тех, кто сейчас в зале, уложу к себе в постель.
— Спорим, — согласился Колин. — На что?
— Не знаю... На ящик огневиски, идет?
— По рукам!
Эйвери разбил их сцепленные руки ударом ладони. Долохов усмехнулся, глядя на Колина:
— Выбирай.
Розье придирчиво оглядел зал.
— Ну, вон, смотри, возле водопада...
Долохов оглянулся. За столиком, на который показывал Розье, под беседкой из переплетенных лиан, усыпанных крупными алыми цветами, сидели две девушки в вечерних платьях. Красивые, насколько я мог разглядеть. У одной темные волосы были уложены в сложную прическу, у другой длинные светлые пряди свободно рассыпались по плечам. Девушки как раз заказали коктейли и оживленно о чем-то разговаривали.
— Вроде ничего, — одобрил Тони.
— Ты с ними знаком? — нетерпеливо спросил Колин.
— Нет. Но сейчас познакомлюсь.
Долохов не стал утруждать себя банальными этапами ухаживания — например, послать на тот столик цветы или что-то такое. Он просто поднялся и двинулся через зал, огибая танцующих.
— Ну-ну, — скептически сказал Розье. — Пускай попробует. Здесь ему не оккупационная зона...
Долохов остановился у столика, за которым сидели девушки. Они поначалу были раздражены, что им мешает какой-то нахал, и не желали с ним разговаривать. Темненькая всем своим видом демонстрировала, что появление Тони неуместно. Но светловолосая, кажется, заинтересовалась.
Мы с неослабевающим интересом следили за развитием событий. А Тони тем временем сумел получить разрешение присоединиться к компании и, устроившись за столиком, о чем-то болтал с девушками. Еще минут через пятнадцать даже темненькая оттаяла и стала смеяться его шуткам.
Колин весь извелся, ерзая на стуле и обгрызая ногти. По всем признакам ящик огневиски был готов помахать ему ручкой на прощание. Тони повел блондинку танцевать, ловко кружа ее по паркету. Он улыбался и, видимо, говорил ей комплименты. Девушка морщила нос — мол, какая банальщина! — но, тем не менее, слушала внимательно.
Розье совсем упал духом и предложил допить вино, отвернувшись от танцплощадки. Мы еще с полчаса посидели, разговаривая о чем придется, как вдруг к нам подошел Долохов.
— Может, присоединишься? — спросил он Колина, разыскивая на столе свои сигареты. — Мы сейчас еще потанцуем, а потом они не против поехать выпить ко мне домой. То есть, не домой, а на квартиру моего приятеля. Он сейчас в Германии, но у меня есть ключи.
Колин оглянулся на девушек.
— А кто они вообще такие?
— Одну зовут Лора, а другую — Элис, — сообщил Тони. — Что тебе еще рассказать? Элис разведена, а Лора замужем, но я так понял, у нее нелады с мужем, и она настроена поискать приключений.
— Сколько им лет?
— Примерно двадцать шесть — двадцать семь, судя по хогвартским знакомым, кого нам удалось вспомнить.
— Такие старые? — разочарованно спросил Колин.
Тони выразительно постучал себя пальцем по лбу.
— Во-первых, это в самый раз. Во-вторых, они по крайней мере умеют все, что надо. А ты бы хотел восемнадцатилетнюю дуреху, которая будет лежать бревно бревном?
Розье закашлялся. Он явно был не уверен, что сам умеет "все, что надо". Ему, в отличие от Лоры и Элис, было всего девятнадцать лет, и опыта не сказать, чтоб очень много.
— Соображай быстрей, — нетерпеливо сказал Долохов.
Колин заколебался.
— Иди, иди, — сказал я. — Это же твой мальчишник. Мы тут и без тебя прекрасно проведем время, так что можешь смело нас оставить.
Розье вскочил, зачем-то нервно поправил манжеты рубашки, пробормотал: "Ладно, ребята, пока", и устремился вслед за Тони.

Дата добавления: 2015-09-01