Глава 44. 5 страница

***
Может быть, мы бы еще долго не увиделись, но однажды утром я столкнулся с Томом в Косом переулке, когда шел от общественного камина на работу. По переулку двигался сплошной поток людей, вокруг гремели ставни открываемых магазинов, продавцы расставляли на мостовой башни из котлов и лотки с ингредиентами для зелий, кто-то, забравшись на стремянку, менял вывеску...
Тома я, однако, разглядел в этой суматохе издалека — он шел медленно, и река прохожих то обтекала его, то завихрялась маленькими столпотворениями. Том, казалось, этого не замечал. Под мышкой он нес стопку газет и еще одну читал на ходу, не обращая ни на что внимания.
Я дернул его за локоть. Он недоуменно посмотрел на меня, потом рассмеялся, сложил газету и протянул мне руку.
— Что ты ходишь, как сомнамбула? Всем мешаешь, — сказал я, оттаскивая его в сторону, под полосатый навес над витриной аптеки.
— Увлекся, — ответил Том. — А лунатик здесь не я, а ты. Вон какие мешки под глазами... Совсем загонял тебя твой Саймондс, да?
Он разглядывал меня, смеясь, и я чувствовал, что сам начинаю по-дурацки улыбаться в ответ. Том и вправду выглядел получше, чем я. Он похудел, так что торчали скулы, зато казался довольным собой и оживленным. Да и приоделся — в манжетах сверкали серебряные запонки, ботинки были новенькие, будто только что из магазина, а перекинутая через руку мантия из дорогой материи явно сшита на заказ.
— Работа такая, — ответил Том, услышав мои мысли. — Я ведь целыми днями обхаживаю разных старых пней, чтобы они покупали у нас антиквариат по безумным ценам. Дескать, спешите выкладывать денежки, иначе то, что сегодня стоит пятьсот галлеонов, завтра уйдет за две тысячи, от покупателей отбоя нет, спрос ажиотажный... А чтобы они в это поверили, приходится одеваться с иголочки — мол, торговля идет прекрасно, денег у нас куры не клюют, и вообще мы продаем товар из чистой благотворительности. Пускай пыль в глаза и преуспеешь — первая заповедь коммерсанта...
— То-то, я смотрю, ты в ней поднаторел. А это что? — я кивнул на газеты. Я уже успел заметить непривычный шрифт и неподвижные картинки. — Зачем тебе магловская пресса?
— Да понимаешь, сегодня утром явился Пикеринг, — Том заговорил тише. — Прямо ко мне, в комнатку над магазином. Взъерошенный, глаза красные, видно, всю ночь не спал. Оказывается, у маглов в Америке появилось какое-то супер-оружие, и они испытали его на японцах три дня назад. Бомба невиданной разрушительной силы — а в нашей разведке ни сном ни духом об этом не знали. Связались с коллегами в Штатах, те сами ничего не понимают, маглы их тоже обвели вокруг пальца. Пока шла война — значит, союзники, братство между маглами и волшебниками... А как война закончилась, ну или почти закончилась, тут же перестали делиться информацией.
Он перебросил мантию на другую руку.
— В общем, Пикерингу нужно было понять, что это за бомба, хотя бы в общих чертах. Я говорю: "У вас же есть эксперты по магловской технике". Он отвечает: "Да, конечно, но пока они раскачаются, неизвестно, сколько времени пройдет, а нашему начальнику уже в полдень нужно докладывать министру магии. Тот рвет и мечет, что его не предупредили. Ты же разбираешься в магловском оружии, читаешь их научные журналы, вот и напиши мне шпаргалку, хоть на два абзаца, хоть что-нибудь!". Так что я сходил за магловскими газетами и сейчас пытаюсь разобраться.
— И что там такое, что всех напугало?
— Вот послушай...
Он вытащил из пачки одну из газет, сложенную вдвое. У меня перед глазами мелькнул заголовок "Ад в Хиросиме" и краешек карты.
— "От нашего собственного корреспондента в Вашингтоне", — начал читать Том. — "Стали известны первые официальные данные о последствиях бомбардировки Хиросимы"... Так-так... Ага, вот: "Четыре с лишним квадратные мили города были полностью разрушены одной атомной бомбой... Официально используется слово "разрушены", хотя лучше всего подошло бы выражение "стерты с лица земли". Однако холодные цифры вряд ли могут дать истинное представление о том, что произошло. Японские средства массовой информации утверждают, что большая часть города "перестала существовать", а трупы, слишком многочисленные, чтобы их подсчитать, лежат непогребенными на разрушенных улицах... Неофициальные источники в составе американских подразделений на острове Гуам утверждают, что общее число погибших и раненых в Хиросиме может превышать сто тысяч человек... Солнечным утром, в девять часов, кипевший жизнью город превратился в облако дыма и пыли, поднявшееся на высоту сорока тысяч футов. Когда бомба взорвалась, сбросивший ее самолет B-29 был уже на расстоянии 10 миль от города. Зрелище взрыва оказалось настолько ужасным, что все 11 членов экипажа, как один человек, воскликнули: "Господи!"... **
Я задумался.
— Как-то не могу себе это представить...
— Я тоже. Но дело даже не в жертвах и разрушениях, а в том, что это всего одна бомба. Понимаешь — одна! В Дрездене творилось то же самое, но там потребовалось три дня рейдов и больше тысячи самолетов. А здесь сто тысяч человек мгновенно погибли от одного-единственного взрыва!
До меня постепенно стал доходить смысл прочитанного.
— То есть, получается, у маглов теперь есть возможность одним снарядом уничтожить целый город?
— Вот именно. И у нас пока никто не понимает, как это им удается. Судя по названию — "атомная бомба" — здесь использованы процессы расщепления атомного ядра, но я не очень в этом разбираюсь. Должно быть, магловские ученые сумели добиться этого во время войны, когда все исследования такого рода были засекречены. Впрочем, это не так важно. Меня беспокоит другое — перед взрывом такой разрушительной силы не устоит ни один магический щит. Точнее я мог бы сказать, если бы знал кинетическую энергию взрыва...
— Знал что?
— Если бы в Хогвартсе изучали магловскую физику, ты бы не задавал таких вопросов! Рэй, я только сейчас понимаю, как до ужаса мало мы знаем о маглах. Только-только научились защищаться от бомбардировок во время войны — и тут бац! Они придумывают что-то такое, от чего нам вообще не будет спасения. Никогда и никакого.
Я не очень понимал, о чем он говорит. Собственно, я был так рад слышать его голос, что почти не обращал внимания на слова.
— Мне кажется, ты преувеличиваешь, — сказал я. — И потом, это же не японцы взорвали бомбу в США, а наоборот, американцы испытали ее в Японии. Американцы — наши союзники. С чего бы им нападать на британских волшебников, да и на своих тоже?
— Это пока, Рэй! Сейчас маглы убеждены, что мы им не враги. И то, заметь, они держали новое оружие в секрете от собственной магической разведки! Зачем? Чтобы мы как можно меньше знали об их технических возможностях. А что будет, если американские волшебники рассорятся со своими маглами, или мы — со своими? Представляешь, что маглы смогут сделать с нами теперь, когда у них есть бомба, способная смести с лица земли Хогвартс вместе с Хогсмидом, а может, и пол-Шотландии в придачу? Если они начнут нас этим шантажировать, у нас не останется выхода, кроме как подчиниться и выполнять все их приказы!
— У наших маглов нет такой бомбы…
— Я думаю, скоро появится. Любой новый вид оружия быстро распространяется по миру. И вот тогда нам туго придется.
— Думаешь, они станут взрывать ее на своей территории?
— Смотря, что будет на кону, — Том выдохнул и отбросил волосы с лица. — Ладно, ты прав, что паниковать пока рано. Сначала нужно во всем хорошенько разобраться. Пойду напишу справку о новой бомбе для Пикеринга, а копию, пожалуй, отправлю Нотту-старшему. Думаю, он сумеет поднять шум в Визенгамоте по этому поводу.
— Ты прямо сейчас будешь писать? А Борджин не возмутится, что ты занят посторонними вещами в рабочее время?
— Нет, конечно, — отмахнулся Том. — Он не требует от меня сидеть в магазине, для этого есть мелкая сошка. Моя задача — продавать дорогой антиквариат, и как можно больше. А уж когда и как я это делаю, никого не касается. Хоть по ночам, если мне так удобнее.
— А с отцом Борджина ты ладишь?
— Да, вполне. Поначалу старик был недоволен, что его сын меня нанял, но потом оказалось, что я приношу прибыль. И в остальном от меня немало пользы. Например, я хожу с Андреасом по кабакам, и поскольку сам не пью, всегда могу дотащить его домой, если он уже не в состоянии аппарировать.
Мне стало на мгновение завидно. Том живет, как вольная птица, работа у него интересная, начальник не притесняет — а я...
— Что, Саймондс тебя совсем замучил? — спросил Том. — Конечно, можно было бы поискать что-то другое, но я бы советовал тебе пока остаться там. Это может пригодиться в будущем... Штрафует, говоришь, за каждую мелочь?
Я кивнул. Мелькнула мысль о деньгах, и хотя я ее быстро отогнал, Том все равно успел ее услышать.
— Рэй, ну что ты смущаешься, как барышня?! Нужны деньги — давно сказал бы.
Он сунул руку в карман брюк и вытащил маленький бархатный сверток, который мгновенно увеличился, оказавшись на ладони. Том протянул его мне:
— Не помню, сколько там, но на какое-то время хватит. Закончатся — сообщи мне, ладно?
— Спасибо. Я потом все верну.
— Ой, прекрати. Я тебе должен гораздо больше... А теперь все, мне пора. Напиши мне вечером, как обычно, хорошо?
Подхватив свои газеты, Том исчез в толпе. Я заглянул в сверток — на глазок там было около пятидесяти галлеонов. Уменьшив его, я сунул сверток в карман и отправился на работу.
Вокруг шумела толпа, было ясное солнечное утро, я повидал Тома, у меня появились деньги — казалось бы, надо радоваться. Но мне почему-то было не по себе. Крутилась на краю сознания неприятная мысль и тут же ускользала, едва я пытался рассмотреть ее поближе. Уж слишком небрежным был жест Тома, слишком похожим на подачку… И как я ни отгонял от себя это чувство, оно возвращалось и возвращалось.

_______________________

* См. гл. 14 "Игрока".
** Приведены выдержки из заметки в лондонской "Таймс" за четверг, 9 августа 1945 года.

Глава 49.
читать дальше
Как Том и предполагал, дяде Нотта удалось-таки поднять шум вокруг ядерной угрозы. Но бюрократическая машина, как водится, раскачивалась очень медленно, и закрытые слушания в Визенгамоте по этому поводу состоялись только в конце октября. Позже Тед показал нам расшифровку записи слушаний, из которой было ясно — половина Визенгамота просто не поняла, о чем речь, а вторая прекрасно поняла, но не считала нужным вмешиваться.

Джеймс Квинсбери, глава Службы внешней разведки и контрразведки :...Кризис, перед лицом которого мы сейчас оказались, восходит еще к 1943 году, когда нами впервые был поставлен вопрос об отношениях с маглами после войны. К сожалению, тогда мы не нашли поддержки ни у Визенгамота, ни у министра Фосетта, и плачевные последствия этого непонимания наблюдаем до сих пор...
Артемиус Бербедж, первый помощник министра магии: Прошу прощения, но я хотел бы уточнить одну вещь. Из ваших слов получается, что в самый разгар войны деньги налогоплательщиков тратились не на борьбу с Гриндельвальдом, а на разработку планов контроля над маглами — верно?
Квинсбери: Речь идет не о контроле над маглами, а...
Шум, выкрики в зале.
Бербедж (стучит молотком по столу): Прошу тишины!
Квинсбери (после паузы): Так я продолжу?.. В 1943 году победа над Гриндельвальдом уже была неизбежна — об этом говорили все прогнозы наших штатных прорицателей, — тогда как опасность, которую представляет магловский мир, оставалась недооцененной. Мы делали все, что могли, чтобы привлечь к ней внимание. И да, естественно, тратили на это бюджетные средства — я считаю, это совершенно оправданно.
Бербедж: Думаю, вас не затруднит представить полный финансовый отчет по этому поводу?
Квинсбери: Да, разумеется. Так вот, появление у маглов ядерного оружия заставило нас активизировать...
Вопрос из зала: Какого, вы сказали, оружия?
Квинсбери (нетерпеливо): Ядерного, мистер Малбоун, ядерного!
Чарльз Малбоун, депутат Визенгамота: Ну, и что тут такого? Лично я не вижу в этом ничего страшного, судари мои. Ровным счетом ничего! Если маглы дошли до того, чтобы обстреливать друг друга ядрами орехов, то грош им цена, хе-хе! Помнится, еще когда их "красные куртки" воевали с нашими шотландскими горцами и вовсю палили из этого своего огнеструйного оружия, я говорил, что...
Смех в зале. Выкрики: "Да это было двести лет назад!".
Квинсбери: Речь, к сожалению, идет не о ядрах орехов, мистер Малбоун. Это совсем другие ядра... обогащенный уран... слишком долго объяснять. В нашем докладе Визенгамоту все эти вопросы представлены на страницах с 56-й по 73-ю.
Шум в зале, шорох страниц.
"Я, кажется, куда-то задевал свой экземпляр доклада...".
"Потише, все записывается!".
"Ну и что? Тут же нет репортеришек!".
"И хвала Мерлину. А то представь, как бы они сейчас уцепились за это, — мол, в Визенгамоте разбрасываются секретными документами!".
"Очень смешно... Ага, нашел! Вот он, под спортивной газетой… Да кто так храпит на верхних рядах, горгулья бы его разодрала?! Невозможно сосредоточиться! Где мои очки?".
Квинсбери: Я не понимаю, зачем меня сюда пригласили, если никто в уважаемом собрании не удосужился пролистать доклад!
Бербедж (сурово): Мистер Квинсбери, у депутатов Визенгамота много обязанностей. Уверен, они уделили докладу столько времени, сколько сумели выкроить при своем напряженном распорядке. Или вы обвиняете нас в безделье?
Квинсбери: Прошу прощения, я погорячился.
Бербедж (примирительно): Я уверен, вы нам сейчас все доступно объясните насчет этих ядер.
Квинсбери: Хорошо. Я повторю основные положения доклада. Итак, дамы и господа, действие ядерной бомбы основано на механизме...
Шум в зале.
"Я ни слова не понимаю из того, о чем он говорит".
"Ой, эти молодые да ранние, их не поймешь... Слушайте, а перерыв скоро? Я заказал столик в одном гоблинском ресторане. Знаете, там так готовят отбивные — м-м! Нет, все-таки гоблины не только в банковском деле сильны...".
"А вы не в курсе, где можно купить приличные розы? Желательно корзину. Я с утра разругался с женой, надо это загладить...".
Квинсбери:...Это возвращает нас к вопросу пересмотра отношений с маглами, которые способны нанести серьезный...
Тибериус Огден, депутат Визенгамота: Простите, у меня вопрос! Кстати, о маглах — почему в магическую Службу внешней разведки не принимают маглорожденных? Вы игнорируете инструкцию Министерства магии по недопущению...
Квинсбери: Мы принимаем! У нас работают два маглорожденных сотрудника!
Огден: И что они у вас делают? Варят кофе?
Квинсбери: Мы не можем допускать к секретной информации тех, кто...
Голос из зала: Эмма Куприк, Движение за права работающих волшебниц... По-моему, мистер Огден прав — это возмутительно! И раз уж мы об этом заговорили, то ответьте, почему в разведке до сих пор нет ни одной сотрудницы-ведьмы? Женщины имеют равные с мужчинами права на рабочие места! Я требую рассмотреть...
Бербедж (поднимаясь с места): Простите, мисс Куприк, что прерываю вас, но время обсуждения истекло. Леди и джентльмены, перерыв на обед! После обеда у нас в повестке дня — обсуждение минимальной заработной платы для младших помощников зельеваров. Мистер Квинсбери, спасибо за доклад! Пожалуйста, представьте Визенгамоту дополнительную информацию по всем затронутым сегодня вопросам, чтобы мы могли вернуться к их обсуждению на следующей сессии.
Квинсбери: Разумеется. Спасибо за внимание.
Шум в зале, звук шагов.
"Толкните кто-нибудь Каннингса, пускай просыпается! Обедать пора...".

Наверное, когда Квинсбери делал свой доклад, ядерная угроза и вправду была не столь очевидна. Только-только появились первые сведения о лучевой болезни и радиоактивном заражении. Никто даже предположить не мог, что через какой-то десяток лет в школе магии в Киото — одной из старейших в мире — останется всего трое учеников, потому что из-за радиоактивных осадков в Японии перестанут рождаться волшебники. Дети в магических семьях один за другим оказывались сквибами, и с этим ничего нельзя было поделать. Позже, в 1970-х, положение выправилось — в третьем поколении после атомной бомбардировки волшебные способности стали проявляться вновь. Но как сильная магическая нация, Япония перестала существовать.
Вдобавок в это же самое время американцы с русскими всерьез собрались обстреливать друг друга ракетами — и понятно, что Британия в стороне бы не осталась. Среди волшебников началась настоящая истерия. Одни наши знакомые даже хотели переехать в Антарктиду, убежденные, что это единственное место в мире, которое не станут бомбить...
Но все это было намного позже. А тогда, в середине 1940-х, очень немногие понимали, с чем мы столкнулись. А из тех, кто понимал, немногие хотели что-то делать. Большинство оставалось в плену иллюзии, что с маглами можно договориться. Вдобавок после войны в Британии появилось сильнейшее лобби маглорожденных. Любого, кто смел заикнуться о том, что маглов нужно контролировать, тут же объявляли последователем Гриндельвальда и подвергали остракизму...

***
Впрочем, тогда я ни о чем таком не думал. Работы было слишком много, чтобы вообще задумываться о чем-либо за рамками служебных обязанностей. Картотеку я выучил чуть ли не наизусть, детали дел основных клиентов — тоже, в папках ориентировался безошибочно и постепенно учился писать черновики официальных писем. Сначала их просматривала миссис Портер, потом Саймондс. Штрафовать меня стали меньше, но заработанное все равно расходилось в первый же день после получки — на еду, одежду, летучий порох, зелья для мамы, которая с возрастом стала понемногу сдавать...
Я носился, как белка в колесе, почти без выходных, и ближе к зиме почувствовал, что страшно вымотался. Рождественского отпуска я ждал, как рая небесного. А ведь в школе мне казалось, что учиться — это страшно тяжело! Только теперь я понял, что в Хогвартсе мы били баклуши.
Рождественский сочельник я провел с мамой — тихо, мирно, без всяких сюрпризов, как добропорядочный обыватель. Объелся пудинга и рано лег спать. На следующий день меня ждал в гости Колин Розье. Мама велела передать привет его родителям и выразила надежду, что мы там не будем слишком много пить. Я сказал: "Конечно", и, выйдя из дома, первым делом аппарировал в Манчестер, где в магическом квартале купил пять бутылок портвейна. Продавец упаковал их в стружку, чтобы они не звенели, и мне удалось вполне удачно замаскировать их чарами под стопку книг.
В Корнуолл я аппарировал где-то за милю от дома Розье, чтобы пройтись пешком, — мне нравились тамошние места. В Дербишире лежали сугробы, а здесь, если за зиму снег выпадал пару раз, это уже становилось событием. В пальто было жарко, а земля, сухая и теплая, как у нас ранней весной, слегка пружинила под ногами. Кое-где из-под пожухлой травы виднелись молодые зеленые побеги.
Я прошел магловскую деревню со станцией и свернул к побережью. Здесь было прохладнее, а от моря, невидимого за деревьями, пахло песком и солью. Дом Розье прятался за холмом. На аккуратно подстриженной живой изгороди тут и там янтарными каплями застыли ягоды шиповника. Стайка кормившихся на них свиристелей при моем появлении вспорхнула, но далеко не улетела, — птицы расселись на ближайшем дереве, ожидая, пока я уйду.
Толкнув калитку, я прошел по засыпанной песком каменной дорожке, постучал для порядка в дверь и сразу вошел: я был здесь свой и мог обходиться без церемоний. Мне навстречу выскочил эльф, чтобы взять мантию, и сообщил, что хозяйка в теплице, проверяет, как себя чувствуют подрезанные на зиму амариллисы, хозяин в гостиной, а "молодой хозяин" — у себя наверху. Я зашел в гостиную поздороваться с мистером Розье, который сидел в кресле у камина и читал «Пророк». Услышав мои шаги, он отложил газету и поднялся, протянув мне левую руку. Пустой рукав правой был засунут в карман мантии.
Проходя мимо библиотеки, я увидел через приоткрытую дверь Друэллу. Удобно устроившись на ковре и закутавшись в плед, она разговаривала через камин с подругой. Мельком оглянувшись на меня, Друэлла помахала рукой и тут же вернулась к беседе:
— Ну, а ты?.. А он?.. Да не может быть!.. Нет, знаешь, я всегда говорила, что мужчины...
Я стал подниматься по лестнице и так и не услышал, что же многомудрая Друэлла обычно говорит о мужчинах.
Из-за двери спальни Колина доносился хохот. Когда я открыл дверь, мне навстречу поплыли синеватые клубы дыма. Колин, сидя на кровати по-турецки, с очень взрослым видом курил трубку. Том, устроившийся напротив на диване, прятался от дыма за защитным куполом.
Увидев меня, Колин бросил трубку в пепельницу и кинулся обнимать меня и хлопать по плечам. Он сильно вытянулся за те полгода, что мы не виделись, был непривычно аккуратно подстрижен, а на щеках виднелись порезы, которые Колин намеренно не сводил: он очень гордился тем, что бреется уже каждый день. Мне же похвастаться было нечем — ту жалкую поросль, что появлялась у меня на подбородке, даже щетиной назвать было стыдно.
Принесенный мною портвейн Колин встретил радостным воплем.
— Давай, давай, лишнее не будет! Мы тут, правда, уже...
Он кивнул на полупустую бутылку красного вина на столике.
— Пил ты один, как я понимаю?
— Я тоже! — возмутился Том. Он был веселый, глаза у него блестели, а язык слегка заплетался.
— Я дал ему понюхать пробку, — пояснил Колин. — Тому этого достаточно, ты же в курсе.
Он сунул мне стакан и тарелку с куском пудинга, а сам довольно плюхнулся на кровать.
Я сделал глоток вина и отставил стакан, чтобы закурить.
— Колин, давай рассказывай. Как там у тебя в школе разведки? Я же ничего не знаю.
— Ш-ш, — Колин прижал палец к губам. — Это государственная тайна, понял? Если я тебе разглашу хоть что-нибудь, мы оба окажемся в Азкабане.
— Ой, хватит сочинять! Чему сверх-секретному вас учат? Что вражеского агента можно распознать по черной шляпе, темным очкам и визитке с надписью "Вражеский агент"?
— Примерно так, — смеясь, согласился Колин. — Ладно, ничего сверх-секретного, конечно, нет, но вы все равно это... Не болтайте. Между нами, хорошо?
— Нет, черт побери, я завтра же дам объявление в "Пророке"! Кстати, ты в школе официально числишься?
— Официально я студент бухгалтерских курсов в Эдинбурге, — поянил Колин. — Нас потом будут учить настоящей бухгалтерии, чтобы подтвердить легенду. А школа находится где-то в средних графствах — я не знаю точно, где, она декартирована. Туда можно попасть только по портключу. Живем мы в казарме, причем все время. Увольнительную тролля с два получишь, я вот дома до Рождества не был…
Том протянул руку к стакану, но потом все же решил не пить больше. Вместо этого он стащил кусок пудинга и растянулся на диване, довольный, как сытый кот.
— Учебные предметы пока все общие, — рассказывал Колин. — Специальные дисциплины начнутся со второго курса. Каждый день с утра физическая подготовка, потом спарринг на палочках и без, потом завтрак, потом лекции. Углубленный курс ЗОТИ, теория чар, высшая арифмантика, всеобщая история, экономическая география, наша и магловская, военное дело — тоже наше и магловское, — и еще два раза в неделю магловедение отдельно. Ну и, ясное дело, иностранный язык.
— Какой? Немецкий?
— У всех разный, — Колин недовольно посмотрел на потухшую трубку. Он, видно, не очень умел с ней обращаться. — Смотря какой тебе назначат. На старших курсах в основном немецкий, испанский или японский. Есть еще парочка арабистов. А всему нашему курсу дали — угадайте, какой?
— Китайский? — предположил я наугад.
— Держи карман шире, — ухмыльнулся Колин. — Русский! Представь, вот бы Тони посмеялся!
— Всему курсу, говоришь? — переспросил Том, доедая пудинг.
— Ага. И набор следующего года, говорят, тоже будет учить русский.
— Понятно... — протянул Том, но больше ничего не сказал.
Колин кивнул:
— Вот именно.
Видимо, ему тоже было все понятно. Мне нет, но я не стал в это углубляться, а спросил другое:
— Много у вас там народу?
— У нас на курсе семь человек, — сказал Колин. — Вообще это перебор — обычно принимают двух-трех в год. Но сейчас много демобилизованных, так что почти все меня старше на несколько лет. Таким пацаном себя чувствуешь рядом с ними... Но прикольные парни. А нашего возраста — только Райкрофт с Рэйвенкло, помните его?
— Этот хлюпик? — спросил я. Райкрофта, нашего однокурсника, я почти никогда не замечал — такой он был бледный и бесцветный.
— Разведчик не обязан быть громилой, — ответил Колин. — Но Райкрофт мне не нравится, он сильно себе на уме…
— Слушай, а русский язык сложно выучить? — перебил его Том.
Колин кивнул.
— Поначалу кажется, что вроде нет. Только к буквам долго привыкаешь, ну и еще пишется по-одному, а читается по-другому, но у нас ведь то же самое. Зато потом, как пойдет грамматика... Падежи всякие, как в немецком, склонения, спряжения. Мрак, словом.
— А скажи по-русски что-нибудь, — попросил я.
— Да я не знаю, что... Ну, вот, например, самый первый диалог из учебника. Мы все разговорные диалоги должны зубрить наизусть, представляете?
Он чуть прикрыл глаза, будто собрался читать стихи, и начал:

— Menia zovut Ivan. Kak tebia zovut?
— Menia zovut Piotr.
— Sejchas den ili noch?
— Sejchas vecher.
— A kto eta zhenshchina?..

Когда он перевел нам диалог, мы с Томом покатились со смеху. Диалоги в учебниках иностранных языков почему-то всегда составлены по-дурацки...
— Классно! — сказал я, затушив сигарету в пепельнице. — Сразу все ясно! Этот Иван, значит, напился в стельку и теперь не знает, какое время суток и что за девчонка с ним в постели…
Колин разлил остатки вина по бокалам — нам наполовину, Тому на донышке, — и полез за следующей бутылкой.
— Тебе смешно, — пожаловался он, — а я вот чуть не завалил семестровый экзамен по русскому. Мы уже начинаем читать газеты, так это просто ужас. Половины слов нет в словаре, потому что словарь прошлого века, а русские с тех пор, как у них случилась революция, напридумывали столько всего, что замучаешься переводить... Зато я уже знаю много ругательств, вот.
Этого как раз следовало ожидать. С иностранными языками всегда так. Я свое знакомство с французским в подготовительной школе начал с того, что выучил слово "дерьмо". Тогда оно мне казалось страшно неприличным, и я очень боялся, что о моем словарном запасе узнают родители.
Колин принялся знакомить нас со своим арсеналом русских крепких словечек. Правда, у меня было подозрение, что Долохов, услышав, как он их произносит, умер бы со смеху.
Потом снизу прозвенел колокольчик — сигнал, что пора идти обедать.
За обедом миссис Розье принялась расспрашивать меня о работе и о том, как дела у мамы. Мистер Розье прислушивался к нам, но в беседе не особо участвовал, с философским выражением лица нарезая мясо. Затем они с Томом углубились в никому, кроме них, не понятный разговор о котировках на магической бирже.
Друэлла, сидевшая рядом со мной, мечтательно смотрела в пространство. Временами на подоконнике появлялась, хлопая крыльями, маленькая серая сова — тогда Друэлла вскакивала, бежала к окну, отвязывала от совы пергамент и поспешно царапала на обороте ответное послание. Когда она открывала окно, от сквозняка гардины вздувались, как паруса, со стола сметало салфетки, а миссис Розье пыталась унять дочку:
— Дрю, это просто неприлично!.. Ты не можешь попросить, чтобы тебе написали через полчаса? Ты же всем мешаешь!
Друэлла была глуха к увещеваниям. А когда вместо серой совы на подоконнике появилась незнакомая — большая и белая, — Друэлла вскочила так быстро, что опрокинула стул. Новая сова принесла уже не записку, а целый свиток, который Друэлла поспешно спрятала в карман.
— От кого письмо? — спросил Колин, ухмыляясь. — От лапусика Сигнуса?
— Дурак! — крикнула Друэлла, покраснев. Потом она взмахнула палочкой, и у Колина появились огромные уши и хобот.
— Дрю, ну как ты себя ведешь за столом?! — возмутилась миссис Розье.
Колин, посмеиваясь, вернул себе нормальный облик и стал шепотом дразнить сестру: "Сигнус, милый... котик... солнышко... Как ты его еще называешь?". Друэлла покрутила пальцем у виска и гордо сделала вид, что не слышит. Миссис Розье переключилась на сына и потребовала, чтобы он сию минуту оставил сестру в покое, а потом стала сокрушаться, что он много пьет.
— Если так дальше пойдет, тебя отчислят! Алкоголики там не нужны! Колин, ты слышишь, что я говорю?!
— Мама, да мы выпили всего по паре бокалов, вон Том может подтвердить, — защищался Колин. — Ну, что вы беспокоитесь?
При этом он дважды ронял столовые приборы, так что миссис Розье, кажется, не очень поверила.
После обеда мы пошли погулять, чтобы проветриться. Солнце грело не по-зимнему жарко, и мы долго бродили по взморью, обходя кучи водорослей и бросая гальку в воду. Колин почему-то мялся, комкал разговор, а потом смущенно поведал нам, что летом женится.
Мы с Томом принялись его поздравлять, а он смотрел на нас подозрительно — наверное, думал, что в глубине души мы его осуждаем.
— Не хочется, конечно, расставаться со свободой, — оправдывался он. — Только вы не подумайте, я не собираюсь становиться подкаблучником и сидеть у жены под юбкой... Мужская дружба — это святое, так что никто меня не заставит торчать дома. Все будет, как раньше, честное слово!
— Да мы верим, верим, — сказал я. — Ты не переживай.
— Правда? — со вздохом облегчения спросил Колин. — Я вообще-то не стал бы, но сколько же можно морочить голову Эвелин? Она бы посмотрела, посмотрела, да и вышла за кого-нибудь другого...
"Вот именно", — мрачно подумал я.
— Мы и так последнее время вечно ссорились, — сказал Колин. — Ее раздражает, что я в казарме, что мы не видимся... Короче, я подумал и решил: ладно, пускай. Но знали бы вы, как это страшно! Когда я шел знакомиться с ее родителями, раза три хотел все бросить и аппарировать назад. Хотя они оказались симпатичными и мы хорошо поладили, но все равно...
— Когда свадьба-то? — спросил я.
— Представь себе, не знаю! Это, оказывается, вовсе не простое дело. Никогда не думал, что вокруг свадеб накручено столько суеверий. Эвелин говорит, лучше всего жениться в апреле, — но у нас военные сборы в это время. А в мае жениться ни в коем случае нельзя, иначе будешь всю жизнь маяться. Июнь тоже отпадает, потому что у меня экзамены. Август хороший месяц, но Эвелин не хочет так долго ждать. Остается июль. Если верить приметам, кто женится в июле, будет всю жизнь в поте лица зарабатывать на хлеб насущный. Но у меня все равно нет дядюшки-миллионера, так какая разница?
— Никогда не думал, что это так сложно, — сказал я. — Как же люди умудряются жениться?
— Понятия не имею, — мрачно ответил Колин. — Наверное, когда наступает благоприятный момент, бегом бегут, чтобы успеть. Месяцы — это ведь еще не все! Дальше начинается свистопляска с днями. На новолуние жениться нельзя, на убывающую луну тоже, заключать брак в пятницу плохая примета, а в субботу так вообще катастрофа... Сейчас Эвелин сидит над астрологическими таблицами, чтобы вычислить, когда будет подходящее сочетание звезд. Я с ней свихнусь.
— Ничего, — утешил я. — Зато разок отмучаешься, и все.
— Ты будешь у меня дружкой, — пообещал Колин. — И даже не вздумай отговариваться! Я один мучиться не стану, так и знай.

Дата добавления: 2015-09-01