Стратеги минувшей войны

Стратегия есть искусство, а потому в каждом действии ее проявляются индивидуальные свойства художника. Если даже возьмем тех полководцев, которых Наполеон зачислил в свой список великих стратегов, то и тогда мы в их действиях, между многими общими им всем чертами или принципами отметим много чисто индивидуальных. А потому Наполеон, а ранее его Суворов, буквально в одних и тех же выражениях советуют «читать, и перечитывать, и сообразоваться с ними», т.е. со всеми, со всеми их индивидуальностями. Фридрих Великий в своем «тестаменте», после всех своих походов, сознается, что он далек от мысли, что изучил все военное искусство, уже потому, что в каждом новом своем походе он открывал новые принципы искусства. «А сколько походов, — восклицает он, — судьба не дала мне еще совершить!»

Минувшая война на фоне стратегической индивидуальности нарисовала нам следующих стратегов, державших в своих руках руководство военными действиями, а именно: Жоффр, Конрад, Путник, Алексеев, Людендорф и Фош; из них Жоффр, Конрад, Людендорф и Фош высказались в своих мемуарах; Путник же и Алексеев остались безгласны, судьба не дала им самим что-либо сказать в свою защиту; они, как Наполеон, оставили лишь свою оперативную переписку. Взглянем бегло на индивидуальности стратегической теории этих шести полководцев. Они нами перечислены в порядке их вступления в руководство; теперь же, при рассмотрении их теорий, мы выделим Алексеева в конец, намереваясь о нем поговорить подробнее, ибо его душа, его военный гений нам более известны.

Жоффр, мемуары которого наиболее ценны для изучающего теорию стратегии, вырисовывается для нас как истый инженерный офицер, совершенно проникнутый наполеоновскою истиною, что «военное искусство есть искусство простое; в нем нет ничего отвлеченного, умозрительного; все в нем от здравого смысла; вся сущность в нем в умении исполнить». Генерал Бонналь аттестовал Жоффра после маневров в 1912 г. как инженерного офицера, не знающего ни стратегии, ни тактики. Мы высокого ставим Бонналя, и такую аттестацию приписываем лишь несходству их индивидуальных черт в стратегической теории. В Фоше Жоффр нашел, в сложные минуты, советника с индивидуальностью Наполеона. Жоффр делал то, что делает всякий здравомыслящий инженер: он шел на место происшествия, рассматривал материал, выслушивал все мнения, невзирая на служебное положение советника; своим здравым

328 В. Борисов

смыслом делал верный синтез из всего. И Фридрих Великий советует генералу выслушивать совет младшего офицера, но затем «все брать на свои рога, ибо слово «генерал» означает «общий», т.е. все обобщающий». Жоффровские «инструкции» Образцовы по своему стратегическому содержанию, и он их приводит целиком в своих мемуарах. Его метод работы с инженерной индивидуальностью, как Наполеона — с артиллерийскою, но более чем у Жоффра пропитанного риском, отважностью, что и понятно, ибо Наполен более Жоффра был честолюбив. Был ли Жоффр углублен в изучение теорий стратегии и тактики? Этот вопрос практически не важен, ибо теория стратегии вся в том, что Наполеон называет «аксиомою, которая помогает во всех случаях», и в которой очень близко в своих лекциях 1901 г. подходит Фош, советник Жоффра. Тактика же есть техника, для понимания которой требуется лишь побывать на полигоне. Это Наполеон и высказывает, объясняя, что воскресших Александра, Аннибала, Цезаря надо месяца на два отправить на артиллерийский полигон, а Густав-Адольф и Тюрен могут сразу вести сражение на нынешнем поле операций.

Перейдем к Конраду, по его собственному признанию, выросшему на Клаузевице и Таллина. Клаузевиц всем известен. Таллина же, скромный австрийский генерал, часто скрытый под псевдонимами, оказал влияние и на Алексеева своею техническою стороною стратегической теории; в начальной директиве Алексеева в 1914 г. есть следы учения Таллина. Формальная сторона стратегической техники Таллина вполне соответствует наполеоновской «аксиоме», а равно той стратегичекой формуле, 'в какой эрцгерцорг Карл, рассматривая свой победоносный поход 1796 г. на Рейне-Дунае, подобный наполеоновскому в 1796 г. в Италии, выразил свою «аксиому», подобную «аксиоме» Наполеона. Это напечатано в 1931 г., в статье генерала Воина Максимовича, в сербском журнале «Ратник», где читатель и может уяснить себе сказанное. Вот этою галлиновскою техникою и выражается индивидуальная сторона стратегии Конрада. Все изумительные по своей отчетливости и точности движения, перестроения австрийской армии, что так удивляло Алексеева, особенно в Галицийском 21-дневном сражении, заслуживают внимательного изучения. В них проскальзывают такие моменты, про которые Наполеон говорит: «Они ничто, но это ничто и есть признак гения».

Теперь на очереди Путник, так мало знакомый военному «бомонду», но с честью могущий занимать место среди вышеперечисленных шести полководцев. Он вступил в свою роль полководца в 1914 г., уже после боевой практики в войнах 1912 и 1913 гг.; что его предохраняло от той нервности, с которою Конрад вышел преж—

МНОЙЭ

:> эынэжопоп

Стратеги минувшей войны

329

девременно из Галицийского сражения, что и вызвало восклицание Алексеева: «Отчего австрийцы отступили?» Индивидуальною стороною его стратегии является твердая вера в высокие боевые качества сербского солдата, офицеров и генералов, в сербской армии так близких солдату. Тот, кто видел сцены при проносе в дни юбилея через белградские улицы старых полковых знамен, тот убедится, что стратегический расчет Путника не был ошибочным. «Французские знамена не смеют отступить в поля сражения, пока все р равной степени не побывают в огне», и это наполеоновское требование объясняет победы на Цере, Колубаре и излишне затянутую борьбу в катастрофу 1915 г.

Своею собственною рекламою Людендорф уже в первый период войны как бы предназначил свое место в ряду великих полководцев; в труде 1919 г. он в своем «Танненберге» фантастичен, в труде же 1935 г., где он обещает «историческую правду о сражении», он достоин внимания. Несомненно, в Людендорфе много признаков, или «индис», как говорит Наполеон, гения войны, но они затушевываются другими «индис», показывающими, что он мало проникнут тем опытом, который дается, по совету Суворова и Наполеона, «чтением и перечитыванием дел великих полководцев». А без этого, как говорит Фридрих В., опыт всей человеческой жизни недостаточен для уразумения стратегии. Индивидуальная сторона стратегии Люден-дорфа обоснована на высокой дисциплине всего немецкого воинского состава. Наполеон отмечает во Фридрихе В. его индивидуальность: «Он умел отлично держать в своих руках свою армию во время сражения». Это мы хорошо испытали на себе при встрече с немцами.

Индивидуальность Фоша уже выражена, как мы уже сказали, в его лекциях 1901–1903 гг., в его формуле: «De guoi s' agit il?», в формуле, им позаимствованной у прусского майора генерального штаба Верди-дю-Вернуа, в 1866 г., при Находе, в суматохе боя задавшего себе вопрос: «в чем же дело?» и сразу нашедшего решение, которого он раньше искал в своей памяти в фактах военной истории. В данном случае Верди впал в заблуждение, а именно он не нашел ответа в военной истории не потому, что она не имела ответа, а потому что он, хотя и майор генерального штаба, знал военную историю только в пределах школьного курса. На вопрос о дебуши-ровании через горное дефиле военная история ему могла дать много. Обращение Верди к здравому смыслу, ибо Наполеон говорит, что «военное искусство есть искусство простое», Фош воспринял как исходный пункт своего стратегического мышления, и в мемуарах Фоша мы отмечаем строгую логичность его рассуждений, его докапывание до ответа «в чем же дело?» Это индивидуальная сто—

330

В. Борисов

рона его стратегии, и этою характерною ее чертою он завоевал доверие Жоффра. В мемуарах Жоффра есть рисунок, где Жоффр и Фош идут под руку, видимо, обсуждая обстановку.

Алексеев, ныне в литературе восхваляемый и проклинаемый, мог бы быть вполне утешен словами французского генерала Бюа, что «когда позже узнают, при каких невероятно трудных условиях русская армия вела борьбу, то поймут всю нелепость нагромождаемых на нее обвинений». И действительно, мы видим, как Алексеев, бывший ко времени начала войны в немилости, постепенно завоевывает доверие великого князя — главнокомандующего, снимающего со своей груди орден Георгия и надевающего его на Алексеева; а затем царя, предоставлявшего ему право выбрать себе в начальники или великого князя, или самого царя. Чем же объясняются эти возвышения? Объясняются очень просто тем, что в моменты кризисов предложения Алексеева вызывали «восторг» великого князя и это передавалось царю. Алексеев твердо верил в наполеоновскую истину, что «стратегия есть искусство простое, все в здравом смысле, и вся сущность его в исполнении». На одной странице помещается вся теория «стратегической аксиомы» Наполеона, но исполнение ее «часто под силу только гению», говорит Наполеон.

Так рисуются нам индивидуальные стороны стратегии шести полководцев минувшей войны: Жоффра, Конрада, Путника, Алексеева, Людендорфа, Фоша. Но нам скажут: почему же к этим полководцам не приобщены нами другие, которые тоже держали в своих руках руководство военными действиями. На это мы ответим, что мы следуем идеалу Наполеона и полководцем именуем лишь то лицо, которое лично день и ночь прорабатывает, подобно Наполеону, весь оперативный материал, а не поставляет свои решения по докладам, делаемым ему в назначенные часы; такое лицо не имеет своего мнения и принимает не свое решение, как говорит Наполеон. Ропщет же главнокомандующий Юго-Западным фронтом Иванов, что ему Карпатская операция была представлена под видом «готовой зажаренной птицы», которую надлежало только переложить на тарелку, чтобы удобнее проглотить.

Здесь может возникнуть вопрос, есть ли в числе перечисленных нами стратегов великий полководец? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны призвать на помощь Фридриха Великого. Он обрисовывает тип великого полководца. Такой полководец «должен обладать мужеством и упорством Карла XII; верным взглядом и политикою Мальборо; планами, способностями и находчивостью принца Евгения; хитростью Люксембурга; разумностью, методом и осмотрительностью Монтекукули и искусством Тюреня пользоваться благоприятным моментом. Но я думаю, что такой прекрасный

Стратеги минувшей войны

331

феникс никогда не родится». Таким образом, для нас остается единственным критерием при определении, кто из вышеназванных может быть увенчан званием великого полководца, ответ Тюрена: «Тот, кто менее делал ошибок». Мы на себя не берем труд такого учета ошибок, представляя это стратегическому статистику, каких много в немецкой военной литературе. Мы боимся вопроса Фридриха Великого: «Но скажут, по какому праву ты делаешь себя судьей знаменитых воинов? А сам ты, большой критик, следовал ли учениям, которые ты так громко проповедуешь?» На это можно ответить, что ошибки другого нам видны, своих же мы не замечаем.

Борисов В. Стратегия. По делам стратегов минувшей войны /Русский Инвалид. -1939. — № 144.

В. Борисов

Дата добавления: 2015-08-27