Русского высшего командного состава

так, факты Мировой войны, из коих мною была приве-<...> V Адена лишь незначительная часть, неопровержимо доказывают, что наш В.К.С.** снова оказался неподготовленным к той задаче, которая предъявлялась ему в эту войну Армией и отечеством, как он не был подготовлен и в предыдущие большие войны, которые вела Россия с половины прошлого века. Даже победоносная Турецкая война 1877–1878 гг. не составляла исключения в этом отношении.

Не помогли усовершенствованию нашего В.К.С. ни омоложение, ни более строгая система аттестации, ни усиление его волевой практики, ни прочие меры, которые были приняты с этой целью после Японской войны, — так же, как не поправили его радикально после Крымской войны просвещенные реформы Милютина.

Этот упорный в течение многих десятилетий неуспех всех мероприятий военного ведомства, направленных к подъему на должную высоту старшего строевого генералитета русской Армии, коренится, по-моему, в зыбкости того фундамента, на котором эти меры строились. Зыбкость же является результатом издавна господствовавших у нас ложных взглядов на самое существо войны, а следовательно, и тех требований, которые она предъявляет к лицам, избравшим ее своей профессией. Вопрос этот настолько важен, что я считаю необходимым рассмотреть его с возможной обстоятельностью.

Есть два ходячих представления о сущности войны, рассматриваемой с субъективной точки зрения. По одному из них — она приравнивается к прикладной науке, почему погрешности в ее ведении приписываются несовершенному усвоению ее положений и приемов, подобно тому как, например, астроному, решающему задачу на вычисление влияния одной планеты на пертурбации другой, было бы поставлено в вину — в случае несовпадения вычислений с наблюдениями — недостаточное знакомство с математикой, или с механикой, или с законами движения планет и т.п.

Фрагменты одноименного труда В.Е. Флуга, представленного им на III конкурс ' военно-научных работ, проведенный «Районным Правлением Общества Русских Офицеров Генерального Штаба в Югославии» в 1926 г. — Сост. Высший командный состав. Сокращение автора. — Сост.

290

В. Флуг

С другой точки зрения, ведение войны рассматривается как приложение не теоретических знаний, а практического уменья, более или менее совершенное владение которыми приписывается частью прирожденным способностям, частью опыту, приобретенному на войне и в упражнениях мирного времени. Понятие «опыта» включает и прежние войны (военную историю), знакомство с которыми может быть обобщено в некую «теорию военного искусства». Но данная точка зрения, в противоположность предыдущей, безусловно отвергает, чтобы такая теория могла служить руководством в каждом отдельном случае, и допускает значение ее только как средства для расширения умственного кругозора исполнителя и для облегчения ему возможности обобщать результаты своей и чужой практики и, таким образом, вырабатывать свое собственное определенное

суждение.

По этому взгляду, ведение войны приблизительно приравнивается творчеству в изящных искусствах, например, в музыке, которое — будь то творчество композитора или виртуоза — требует, прежде всего, природного таланта, затем достаточной практики и, наконец, в качестве не безусловно обязательного, но полезного свойства, — знания истории и теории своего искусства. Однако подобно тому как нельзя изучить по книгам музыку, живопись и прочее, так данная точка зрения на войну безусловно отвергает, чтобы военное искусство могло быть усвоено книжным путем.

Из двух приведенных взглядов на войну второй несомненно ближе к действительности, чем первый, который не заслуживал бы даже и упоминания, если бы ненормальные условия жизни не выдвигали от времени до времени его претензий на право существования, и именно у нас в России чаще, чем где бы то ни было. Подобно тому, как человек, возомнивший себя живописцем, но почему-либо лишенный красок, кистей, полотна и прочих принадлежностей своего искусства, вдруг вообразил бы, что он способен осуществить свое призвание посредством чтения руководств по живописи и изучением теорий перспективы и теней, точно так же и военный деятель, в течение многих лет лишенный практики войны или хотя бы мирных маневров, впадает иногда в иллюзию, что он свое военное искусство может изучить по учебникам стратегии и тактики.

<...> Если возьмем военного деятеля в той сфере действий, которая составляет его призвание, т.е. на войне, то увидим, что его работа в этой сфере ведется тоже в условиях трудного и строгого экзамена, на котором ему приходится решать свои задачи в неясной обстановке и на основании сомнительных расчетов, причем провал на этом испытании наказывается не плохими отметками, не менее обеспеченными шансами на карьеру и не денежным проиг—

Высший командный состав

291

рышем, а такими результатами, как собственная смерть или искалечение, гибель сотен и тысяч сограждан, унижение Родины, бесславие, ответственность перед современниками и перед Историей, не говоря о менее чувствительных ударах по личному самолюбию, по надеждам на повышение и т.п.

Таким образом и получается та огромная разница в решении военных задач на планах «с целью упражнения» и в суровых условиях действительности. Немудрено, что при одном и том же задании решения в этих двух случаях могут получиться диаметрально противоположные. Очевидно, что чем выше должность исполнителя, тем большее число и тем более важных* факторов, вроде вышеперечисленных, соединятся для совместного влияния на его психику, и что создаваемая ими общая атмосфера опасности может вызвать душевное состояние, при котором нельзя всегда рассчитывать на успешное приложение знаний или умения, как бы они ни были совершенны.

Как отлично в мирное время обученный стрельбе солдат выпустит в бою все свои пули на «ветер», если он не способен совладать с чувством животного страха, — другими словами, если он не обладает храбростью, — так и превосходно владеющий военным делом генерал «спасует» на театре войны или на поле сражения, когда он доступен чувству «страха» перед теми опасностями, которые неразлучны с войной, т.е., иначе говоря, когда он не обладает мужеством и производными этого душевного качества: самоуверенностью, спокойствием, самообладанием, непреклонной волей, решительностью и тому подобными свойствами.

Как можно не понимать этого огромного влияния волнующей обстановки войны, когда любому офицеру известно, что и мирные маневры, на которых страх внушается не оружием неприятеля, а единственно карающей десницей начальства, сплошь и рядом дают примеры растерянности строевых начальников, под влиянием этого чувства нередко забывающих не только стратегию и тактику, но даже и устав.

Итак, для войны необходимо знание и еще больше — умение, но ни то, ни другое не помогут, если у исполнителя нет достаточного запаса перечисленных качеств, относящихся к области не ума, а того, что на обыкновенном языке принято называть «характером» или «волей». В том виде, в каком эти качества приходится применять на войне, они все родственны «мужеству» и для простоты их можно бы было обобщить под этим названием, что я и буду изредка Делать, но обыкновенно, во избежание смешения с понятием личной храбрости, я предпочитаю давать им общее название силы духа или военной энергииг

292 В. Флуг

В своем простейшем виде, например, у солдата, эти качества выражаются в форме храбрости, которая является низшей ступенью лестницы, выраженной Суворовым в афоризме: аи soldat, bravour a l'officier, valeur аи general — храбрость солдату, бодрость офицеру, мужество генералу. «Valeur», или военная энергия, как мы ее назвали, составляет высшую ступень той же лестницы, так сказать, «храбрость» на все виды опасности, а не только на угрозу физическому благополучию.

Таким образом, военная энергия представляет совокупность следующих душевных сил, которые могут входить в ее состав в различной степени и пропорции: мужество, непреклонная воля к победе, самоуверенность, решительность, смелость, находчивость, предприимчивость, дух почина, настойчивость, упорство, самообладание (спокойствие), способность увлекать других и прочее. Военная энергия обыкновенную энергию (настойчивость, силу воли) охватывает как одно из своих частных свойств. Просто «энергичный» человек может под влиянием опасности оплошать настолько, что не в состоянии будет приложить свою энергию, если он не обладает в то же время и мужеством. Я знал многих генералов, в мирное время обнаруживших недюжинную энергию и совершенно терявших ее в обстановке войны. Только начальник, обладающий силою духа вообще, а следовательно, и мужеством как первым из составляющих ее качеств, свою энергию сохранит во всякой обстановке.

Итак, для возможности противодействия вредным влияниям, свойственным обстановке вооруженной борьбы, в воине должен иметься налицо несравненно больший запас силы духа, чем у работников на всех иных поприщах государственной, общественной и приватной деятельности. Переиначивая евангельское изречение о вере и делах, можно сказать, что «на войне ум без духа мертв есть».

Несмотря на самоочевидность этой истины, умы схоластического направления упорно стремятся выдвинуть на первое место исключительно умственную сторону военных явлений, игнорируя ту их сущность, которая коренится в области воли. Такие умы склонны впадать в экстаз от усматриваемой ими в делах великих полководцев «гениальности» стратегических и тактических замыслов, не замечая того, что гениальность заключается вовсе не в самих замыслах, обыкновенно крайне простых и не выходящих за пределы способностей обыкновенного здравого смысла, а в той огромной силе духа, которая была приложена для проведения замыслов в жизнь. <...>

Высший командный состав

293

Итак, к воину должно предъявляться требование о наличии в нем крупного запаса сил, которые мы объединили под названием вое-нной энергии, и тем большего и тем более дифференцированного, чем выше его положение на иерархической лестнице.

Наличие в данном субъекте военной энергии в большем или меньшем количестве является результатом его духовного склада, унаследованного при рождении и обработанного воспитанием, но кроме того, запас ее может быть увеличен и работой над самим собой под влиянием моральных и иных факторов, каковы, например, патриотизм, религиозное чувство, честолюбие и др.

Установив наличие военной энергии или силы духа в качестве важнейшего требования к вождю, без которого нельзя ожидать, чтобы он мог с успехом принять свои остальные свойства, внесем теперь в определение понятия ведения войны ту поправку, без которой... оно является неполным. По внесении такого дополнения оно может быть сформулировано следующим образом: ведение войны — искусство, которое от других искусств отличается тем, что выполняется в обстановке неизвестности и опасности над самостоятельно реагирующим объектом, а потому от исполнителя, кроме природных дарований и специальной подготовки, требует особых качеств характера, обеспечивающих возможность применения подготовки и творчества.

Эта истина, если она, может быть, формально у нас и не отвергалась, не составляла, однако, предмета глубокого убеждения, а потому и не оказывала влияния на практические мероприятия, направленные к улучшению В.К.С. На военного начальника на войне смотрели, главным образом, не как на деятеля, которому необходимо сделать огромное напряжение воли, чтобы совладать с теми чрезвычайными препятствиями морального характера, которые обстановка войны ставит на каждом шагу его работе, а как на лицо, которому приходится приложить особые интеллектуальные силы для решения предъявляемых ему войной, будто бы головоломных, материальных задач. Этот ложный взгляд и явился со времени Крымской войны первопричиной неуспеха всех начинаний военного ведомства, направленных к подъему на должную высоту В.К.С. нашей Армии.

Имея в виду наметить_ основные пути для разрешения этого вопроса в грядущем, я признаю необходимым, прежде всего основываясь на фактах войны, как я их понимаю, и на некоторых общих соображениях о свойствах русского национального характера, дать возможно полную характеристику нашего В.К.С.

294 В. Флуг

Установив ее, мы приблизимся и к вопросу о мерах, которые могли бы быть приняты с целью возможного устранения отрицательных черт этой характеристики при будущем устройстве национальной Российской Армии.

Дата добавления: 2015-08-27