ИНТЕРНАТ 11 страница

Денисрванул решётку и закричал с какой-то буйной радостью:

–Па-апа-а-а! Па-ап!

Почемуон решил, что никогда не искавший по своей инициативе встреч с сыном старшийЛабутин вдруг захочет помочь отпрыску и сметёт все преграды, чтобы вызволитьего из интерната? Но Денис не мог рассуждать, видя так близко и недосягаемородное лицо. Он подчинился силе, ожившей в нём, и всё, что чувствовал за этимесяцы, всю свою боль и надежду вложил он в этот свой крик:

–Па-апа-а!

Женщинарядом с Николаем вздрогнула от пронзительного мальчишеского крика, толкнула еголоктем, спросила:

–Это что, твой сын? Что он тут делает?

Ислучилось невероятное: не сбавляя шаг, отец ответил:

–Отдыхает.

МахнулДенису свободной рукой:

–Привет.

И…прошёл мимо.

Прошёлмимо!

Женщинапару раз оглянулась на Дениса, шепнула что-то, но отец пожал плечами ипродолжил свой путь прочь от сына.

Дениссмотрел ему вслед, пока он не скрылся за углом, а потом, ослабев, сел прямо вснег.

Кнему подбежал Гарюха, Евлаш и Мишка Букашечкин.

–Ты чего расселся? – прикрикнул Гарюха. – Сопли мотать собрался?

–Вот… отец… – промямлил Денис.

–Видели мы, – хмуро бросил Евлаш.

–Всё видели, – подтвердил Мишка Букашечкин и с сочувствием помог Денису встать.

–Был бы Кедраш, он бы тебе сказал чего-нибудь такое… нормальное, – вздохнулЕвлаш. – Тебе бы легче стало.

–Ну, да, – пробормотал Денис, думая об отце. – Но его нет. Да и чё бы он сказал?Что это новое испытание? Их у меня и так – во!

Ончиркнул рукой по шее.

–Да не парься! – посоветовал Гарюха и отряхнул со спины Дениса снег. –Подумаешь, отец. Нюни не распустил. И чего такого? Он мужик, не баба. Это вонмать бы твоя голосила, а он с чего будет голосить? Ладно, пошли, а то скоро вказарму загонят.

Когдазагнали, в спальню заглянул Феликс Иванович и велел Денису:

–Enter, тебя вызывают. Поторапливайся.

ВнутриЛабутина что-то сильно толкнулось, прямо до горла.

–Зачем вызывают? К кому?

–Увидишь, – отрезал Хмелюк.

Уходя,Денис обернулся. Его провожали острыми взглядами ощетинившихся волчат. Крикниим Денис «Спасите!», и они рванутся. Во какая сила стала!

Несколькоутешенный безмолвной поддержкой товарищей, Денис безропотно зашагал завоспитателем.

Ониостановились у кабинета, где до вчерашнего дня была «учебка». Теперь к двериприколот кнопками файл с листом бумаги, подписанной «Комната доверия».

«Ба!»– удивился Денис и без боязни – скорее, с любопытством, зашёл вслед заХмелюком.

Застолом восседала… Люция Куртовна Душкова. Узнав посетителя, она весело сказала:

–О, старые знакомые! Как приятно снова тебя увидеть!

Денисстукнул зубами. Секунда – и он бы кинулся на неё с кулаками, но Феликс Ивановичухватил его за плечи, принудил сесть и не отпускал некоторое время, пока Денисне пришёл в себя.

–Здравствуй, – Душкова невзначай глянула в свои бумаги и тут же продолжила: –Денис. Сразу хочу тебе сказать, что я не ожидала, что ты попадёшь в такиеусловия. Я хотела тебе только добра. Ты мне веришь?

–Не верю, – тихо пробурчал Денис, с ненавистью уставясь на омбудсмена.

Неужтоона и здесь будет его обрабатывать?!

–Помощь нужна? – поинтересовался Феликс Иванович.

ЛюцияКуртовна посмотрела на Дениса, поиграла ямочками на щеках.

–Обойдусь, я думаю. Не съест же он меня вместо конфет. Не съешь, Денисушка?

Тоткрепче стиснул зубы и промолчал. Разговаривать ещё с какой-то! Пусть сама ссобой разговаривает.

Хмелюкисчез.

Душковапо старинке вскипятила чайник, заварила, налила в чашку, поставила её перед«пациентом», как она про себя называла потенциальных кандидатов на изъятие изсемьи. Пока готовила угощение, непринуждённо болтала о погоде, о природе,спрашивала об успехах в школе, кормёжке, вирт-хобби.

Денисстарался её не слушать и, когда сильно приставала, отделывался односложнымиответами. На предложенный ему чай он покосился и пить не стал. И конфетки ниодной не взял. Вот ещё! Она его в такой кошмар бросила, а он из её чашки её чайбудет хлебать?! Х-ха!

–Как ты вытянулся, – говорила Люция Куртовна, – повзрослел. Я думаю,самостоятельная жизнь пошла тебе на пользу. А? Как ты сам думаешь?

–Не знаю. Вам виднее, – презрительно фыркнул Денис.

–Да ладно тебе! Не злись! – улыбнулась Люция Куртовна. – У тебя, когда тызлишься, морщины появляются.

–И пусть себе появляются, – буркнул Денис.

–Ну-у, морщинистых даже старушки не любят, – рассмеялась Душкова.

–Без разницы, – буркнул Денис.

Омбудсменвышла из-за стола, села на стул напротив Дениса, пристально на него посмотрела.

–Мне совсем не нравится, как с тобой тут обращались. Ты стал совсем другим….

Денисравнодушно пожал плечами.

–Что же ты мне не сообщил? – укорила она его. – Я бы непременно тебе помогла!

Денистак же равнодушно пожал плечами.

–Ничего, даю тебе слово, что скоро всё изменится, – обещала Душкова, – и тебебудет здесь хорошо.

Итогда Денис разлепил губы:

–А почему бы меня просто не отпустить домой, к маме?

Душковаокаменела со своей дежурной сладенькой улыбочкой. Затем лицо её расслабилось, иона весело рассмеялась, как будто Денис пошутил.

–К маме? – переспросила она. – К маме? Да неужели ты думаешь, что она тебя ждёт?Ну, рассмешил…. Я ей сколько раз звонила, предлагала ей пересмотреть своюсистему воспитания, и что ты думаешь?

–Думаю, что вы ей не звонили, – догадался Денис, и она снова на пару мгновенийокаменела; стало быть, правда.

–Я звонила, – слишком уверенно надавила она. – Но ей совсем не до тебя. Ты ужпрости за правду. И потом, прости - неё появился любовник.

Онавыжидающе уставилась на мальчишку, улыбаясь: клюнет, не клюнет. Денис сновапожал плечами.

–Любовник – это клёво. Хоть не одна будет.

Душковаподавила удивление. По-другому стал разговаривать мальчик. Похоже, интернатсделал из него трудного «пациента». Ну, ничего, ничего. В арсенале у Душковойимеются такие инструменты соблазна и воздействия, против которых Enter неустоит, как бы его не отговаривал Денис.

Когдадуша у ребёнка двоится, раздираемая страстью, увёртливостью и уверениямивзрослых, что эта страсть пагубна, его легче всего переманить на свою сторону,а там уж он сам стремительно упадёт. Проверено веками.

ЛюцияКуртовна встала, погладила дёрнувшегося Дениса по голове материнским жестом.Денис закрыл на мгновенье глаза, сглотнул. Душкова отвернулась, не сдержав довольнуюухмылку: какой ребёнок не откликнется на жалость и ласку?

Воти первый шажок на пути к превращению в стадо. Как тут не вспомнить незабвенногоПиноккио, попавшего в Парк Развлечений, где маленькие хулиганы и лентяи,предоставленные власти соблазна, становились ослами и трудились затем на хозяеввсю оставшуюся жизнь!

ПринципПиноккио отлично действует в современных методиках порабощения и зомбирования!Это прелесть, что за принцип! Ему памятник пора поставить!

Мойдорогой Enter-Пиноккио, ты и не заметишь, как напялишь на себя ослиную шкуру!

Какойздесь простор для деятельности! Больше ста Пиноккио, изъятых у пап Карло из ихкаморок! И к каждому надо подобрать золотой ключик.

Ну,за этим дело не заржавеет. Личные дела, личный контакт, наблюдение в группе, ион у тебя на крючке. Вернее, на уздечке. Как ослик. Полноправный член ослиногостада.

ЛюцияКуртовна положила на блюдечко пирожное, поставила перед Денисом.

–Не куришь? – спросила она, будто невзначай.

–Нет.

–А я думала, тебя тут научили… Ребята в интернате, прямо скажем, не «золотаямолодёжь»; могут всякому научить – в основном, к сожалению, плохому.

Денисупорно не отвечал.

–Но у тебя, я погляжу, сильная воля – ого-го! Это ты молодец, что не поддался.

–Медаль за это дайте, – бросил Денис, – а лучше – домой отпустите.

«Так.На диалог вышел. Превосходно!».

Омбудсменобрадовалась, но вида не подала, чтобы не спугнуть.

–Ты сам подумай, – проникновенно начала она, – ты же у меня умный мальчик: ккому я тебя отпущу? Куда? Как?

–К маме. Домой. Ворота откройте, я и был таков.

ЛюцияКуртовна повздыхала, покачала головой.

–Денис, Денис…. Да я бы с радостью: не представляешь, с какой! Но мама твоя отебе позабыла, носа не кажет в органы опеки и попечительства, в социальныйкомитет, в школу, в управление образования, в администрацию, наконец. Был ты –её не было, нет тебя – и её нет. Всё остаётся на своих кругах. Неужели тебе такхочется вернуться в пустой дом к равнодушной женщине, которая просто называетсятвоей матерью, а самом деле ею не является?

–Она меня любит, – хмуро отозвался Денис. – А вы меня?

Душковаот неожиданного вопроса замешкалась.

«Ого,какой сообразительный! Где он этому научился? А ведь я предупреждала, чторепрессиями и телесными наказаниями ничего толкового не добьёшься. Сперваприручи, найди болевые точки, а потом безболезненно бери его и толкай в бой:зависимость от системы удовольствий и наказаний уже закреплена. А тут – кактеперь работать? Единственное, что осталось – его страсть к виртуальной игре».

Онавыдохнула, улыбнулась, нежно взъерошила Денискины волосы.

–Конечно, люблю, – сказала она. – Ведь ты сам по себе необыкновенный, одарённый,тонко чувствующий человек. Я, как бы это сказать… настроена с тобой на однуволну.

Денисисподлобья на неё посмотрел и выразился:

–Если на одну волну, то вы наверняка чувствуете, чего я хочу.

Душковашироко улыбнулась, но глаза её источили ледяной яд.

–Мне хочется, чтобы мы друг другу доверяли, Денис, – произнесла она мягко.

–А мы доверяем. Я доверяю вам свои секреты, а вы доверяете меня ментам.

ЛюцияКуртовна едва заметно поморщилась.

–Что ж делать, если процедура такая, – виновато пояснила она.

–Какая процедура? – спросил Денис.

–Процедура изъятия, – машинально ответила она и пару раз моргнула, сообразив,что проговорилась.

Тутже сделав вид, что ничего такого страшного она не сказала, чиновница спреувеличенной радостью заговорила:

–Ой, Дениска! Совсем из головы вон! Что мне для тебя дали! Ну, не лично длятебя, а для моего племянника, на день рожденья, который у него через полторамесяца. Тебе должно понравиться.

Онапорылась в сумке и достала диск.

–Что это? – подозрительно спросил Денис.

–Новая игра, – торжественно объявила Душкова. – Такая новая, что я даже названияне знаю. Крутая – жуть!

–А кто вам дал? – так же подозрительно спросил Денис.

–У моего сослуживца знакомый работает в сфере компьютерных игрушек и программ.Он и дал. Говорит, это только для мастеров! Посмотришь? Я-то в таких сложныхматериях не разбираюсь.

–А чего мне смотреть? – отказался Денис.

–Да просто глянь, действительно ли хорошая игра, – попросила Люция Куртовна. – Ато дам племяннику, а вдруг это дрянь какая-то?

Онавключила стоявший в бывшей «учебке» компьютер, которого прежде тут не стояло.Вместе с Душковой, видно, переехал.

–Ничего, Дениска, всё теперь здесь изменится к лучшему, – говорила улыбчиваяженщина, занимаясь копированием игры с диска на компьютер. – Я тебе помогу.Чуть какая проблема – тут же ко мне беги, договорились? Помни, что ты оченьнужен своей стране. Здесь, в интернате, ты будешь ограждён от насилия и обидматери. Ты получишь прекрасное образование и духовное развитие: у нас многоинтересных методик развития личности – сайентология, например, или буддизм.Здесь ты станешь настоящим воином света! Разве это не достойное будущее? Хочешьстать настоящим воином света, а? Все мальчишки хотят сражаться.... Ну,вот, скопировалось.

Онас удовлетворением обозрела дисплей. Взглянула мимоходом на часы и спохватилась:

–Ой! Меня же у Крисевич ждут! Побежала, побежала! Я тебя здесь оставлю, ладно?Не стесняйся, садись за компьютер, никто тебя больше за это не обидит. Я личнопрослежу, чтобы тебя каждый день пускали сюда играть. Ну, счастливо! Удачи!

Онавзяла со стола папку с бумагами и убежала, цокая каблучками. Дениссмотрел на монитор и не шевелился. Он молился, чтобы омбудсмен скорее вернуласьи избавила бы его от тяги нажать кнопку Enter. Без неё сражаться со своейстрастью становилось невмоготу. И чем дальше, тем меньше оставалось сил насопротивление.

Вконце концов, Enter пересел за компьютер, привычно положил руки на мышку иклавиатуру, вчитался в текст, рассказывающий о правилах игры. Вроде, ничегоособо сложного. И Enter кликнул на «Начало игры».

Первыйуровень он начинал два раза. На третий – перешёл на второй уровень. Увлёкся,заиграл в полную силу и забыл о времени, о страхе, о маме, интернате иДушковой.

ЛюцияКуртовна на пару миллиметров открыла дверь и улыбнулась, увидев Enterа закомпьютером.

«Славненько,славненько, – радовалась она. – Ещё чуть-чуть, и он будет наш. Я же говорила,что здесь нужен индивидуальный подход. Сломать человека можно не толькопытками, но и «медными трубами», и потворством его страстей. А всё вместе – иплеть, и пряник – дают прекрасный результат».

Онатихонько удалилась в кабинет Крисевич. Бледнокожая лупоглазая Алла Викторовнаугождала ей по полной программе, зная, что от этого нового сотрудника зависитне только будущее интерната, что её абсолютно не беспокоило, но и еёсобственное будущее, которое её, конечно, весьма занимало.

ЛюцияКуртовна благосклонно принимала ухаживания начальницы и оживлённо рассказывала,как ей удалось начать перевоплощение Дениса Лабутина в Enterа.

–Когда я его увидела в первый раз, – говорила она, – он уже был Enterом,понимаете, Алла Викторовна?

–Понимаю, – лебезила Крисевич.

–Я направила к вам уже готовый материал для создания послушного члена толпы,процесс которого нам активно помогает внедрять Запад. В частности, СоединённыеШтаты Америки.

–Понятно, – угодливо вставила Крисевич, напряжённо следя голубыми навыкатеглазами за каждым движением омбудсмена.

–И вот я прихожу к вам для простой инспекции по сигналу своего сотрудника, и чтообнаруживаю?

–Что, Люция Куртовна?

–Благодаря вашим драконовским методам, которые я решительно не одобряю, ирезультат которых вы наблюдаете в лице спальни двести двадцать девять инекоторых девочек – Нади Ляшко, например, – в вверенном Вам интернатеэксперимент по созданию толпы, пригодной для политического и военного давления,чуть было не провалился! Взгляните: Enter почти стал Денисом! Это Ваш огромныйпросчёт. Неудача. Провал. Если б не сигнал от вашего сотрудника, мы имели быздесь… чёрт те что! Этот ваш Кедраш чуть было не организовал у вас под носомправославную общину! Это уж просто безобразие!

Онаперевела дыхание

–Вы вообще представляете, чем грозит нам вера воспитанников в Бога?!

–Ну…, – растерянно начала Алла Викторовна, бледнея и в то же время покрываясьрозовыми пятнами.

–Да? Что – ну? Не представляете?

–Ну… может быть… они будут более… послушны… управляемы, – глубокомысленно изреклаКрисевич.

ЛюцияКуртовна чуть не расхохоталась ей в лицо.

–Ничего подобного, голубушка! Даже не мечтайте! У них появится стержень, корни,за которые они будут держаться, сопротивляясь нам и нашей программе. Онинасмерть будут стоять, как этот ваш проклятый Кедраш, и не станут нашими:покорными, тупыми, зомби. Мы не сможем ими манипулировать, а тогда… зачем онинам? Зачем тогда вообще мы внедрили в России ювенальную юстицию, от которой,между прочим, на Западе тоже зачастую страдают невиновные.

Душкованалила себе воды из чайника, выпила мелкими глотками, посмотрела на золотыечасы, матово переливающиеся на запястье.

–Пойду гляну, как он, а то через несколько минут полдник. Вы поняли, надеюсь,Алла Викторовна? Ещё раз просмотрите личные дела наших «крошей», найдитеу каждого – снова, чтоб не ошибиться – слабости и страсти. Перепишите ихдля меня, и я начну работать. От вас же требуется полное содействие.

–Конечно, Люция Куртовна, – елейно пролепетала Крисевич.

Выходя,Душкова с радостью пробормотала про себя: «Как же хорошо, что мы избавились отКедраша! Как славно!».

К«учебке» она подобралась тихохонько, чтобы не спугнуть страсть мальчишки.Приоткрыла дверь, и сердце её ликующе забилось: Enter сидел за компьютером ипогрузился в игру, как казалось, до беспамятства.

Душковаполюбовалась делом своих рук. Жалко прерывать. Оставить его здесь, пока ненаиграется? Хотя лучше наоборот: пусть уйдёт с неутолённой до конца страстью.Так проще манипулировать.

–Денисушка, – ласково проговорила Люция Куртовна, распахивая дверь, – не устал,родной?

Enterвздрогнул и перестал нажимать на «мышку» и клавиши. Обернулся.

–Не устал, – ровно ответил.

Вглазах его не было блеска горения, и это озадачило омбудсмена.

–Понравилась игра? – спросила она.

Enterпосмотрел на дисплей, подумал.

–Ничего, – наконец, похвалил он. – Крутая.

–Крутая? Что ж, отлично. Ты можешь идти. Как раз сейчас будет полдник, а потом –ты же уроки ещё не сделал?

–Ыкы, – без слов промолчал Enter и вылез из-за стола.

Намётанныйглаз Люции Куртовны заметил, что виртоман чуть задержал на экране взгляд.

«Значит,зацепило. Ах, какой удачный день сегодня!», – восхищалась женщина, у которойбыло два мужа и ни одного ребёнка. А у третьего мужа дети вели самостоятельнуюжизнь и навещали отца по праздникам. Что очень удобно.

Бездетей вообще лучше, чем с детьми. Зачем их рожают одиночки или те, у кого ониуже есть?! И, правда, умалишённые какие-то…. Благое дело – освободитьнесчастных от мук и маеты ращения и воспитания. Родили – спасибо! Остальнымзаймётся правильное государство, которое строится с помощью Запада – США иЕвропы; и с востока – Китая и Японии.

Может,все вместе они сделают, наконец, из России удобоваримую цивилизованную страну сприоритетом материального, а не духовного начала? Дай-то Бог!

ЛюцияКуртовна невольно усмехнулась: до чего эти религиозные предрассудки липучи! Таки лезут в речь и в мысли. Да, сильно, сильно надо работать, чтобы искоренитьверу в никому ненужного в современное время Бога. Отрадно, что подавляющеебольшинство детей не знают о Боге. Не знают Бога – узнают сатану.

ЛюцияКуртовна хихикнула про себя. Кто не верит в Бога, не верит и в сатану. И всемы, умерев, попадём в ничто. Или к кому-нибудь из них.

Онаоткрыла органайзер и написала, что завтра Enterа на игру не брать, выждать тридня, а лучше – четыре. А потом пустить. И он будет ей принадлежать с потрохамии костями.

Enterплёлся на полдник выпотрошенный и снова одинокий. Да, он, конечно, виртоманил,но…. Ему как будто остановили сердце, а когда запустили снова, оно пересталочувствовать. И даже игра не вызывала в нём былого озарения, азарта и счастья.Он вяло спросил себя – почему так? Но не ответил: не хотелось думать; немоглось.

Ивообще, зачем в себе копаться? Умерло и умерло, и ладно!

Глава 21. НОВЕНЬКИЕ

Звонокна полдник застал Дениса на середине дороги в столовку, у перехода егоостановил Феликс Иванович, рядом с которым стояли два мальчишки одного возрастас Денисом и девчонка помладше на год. Все трое худые, замороженные, бледные,будто и впрямь из холодильника взялись.

–Enter, – сказал Хмелюк. – Забирай двух новеньких – их определили в вашуспальню, а я девчонку отведу. Кира, идём. А это – Валя Цифринович и ВаняЛапчик. Киру отведу, подойду к вашему столу. И чтоб не баловать мне!

Дениспожал плечами.

–Да пожалуйста.

Онпосмотрел вслед Кире и подивился, какая толстая и длинная у неё коса и какнеслышно, плавно, будто скользя, она ходит. Он сморгнул свой потрясённый взгляди обратил внимание на других новеньких.

–Привет, и всё такое, я Денис, – сказал он.

–А воспитатель сказал, что ты какой-то Enter, – проговорил Валя Цифринович.

–Это они мне прозвище дали, ну, то есть, не они, а ещё в школе…, а тутзакрепилось, – пояснил Денис. – Но я на это прозвище не отзываюсь больше. А ктоназовёт – отлуплю. Это понятно?

–Понятно, – откликнулся Ваня Лапчик. Его уши смешно оттопыривались, но лицо быловполне симпатичным.

–Голодные?

Ванясглотнул и кивнул:

–Всегда.

–Собирайте ноги и вперёд, – велел Денис и чуть подтолкнул их к столовке.

Онпосадил их по обе стороны от себя. Притащил на подносе три стакана какао сплёнкой и булки, поставил перед новичками. Жители спальни двести двадцатьдевять взирали на происходящее безмолвно. Усаживаясь, Денис обратился черезстол к Гарюхе.

–Новеньких прислали: Валёк Цифринович и Ванёк Лапчик. И ещё девчонку.Одноклассница, что ли?

–Сестра, – поправил Валёк. – Мы с ней двойняшки.

–Непохожи, – заметил Денис.

–А похожи только близнецы, – объяснил Валёк. – Двойняшки всегда разные.

МишаБукашечкин пожалел:

–Худо вам здесь придётся – абзац просто.

ЛицоВали Цифриновича окаменело. Помолчав, он пожевал булку, попил какао вместе сплёнкой и проговорил:

–Всяко лучше, чем дома.

Ребятапереглянулись: ничего себе – лучше!

–Здесь – лучше?! – недоверчиво переспросил Колька Евлаш.

–Спятил, – убеждённо поставил диагноз Саша Рогачёв.

–Ты просто сюда не тогда попал, – сказал Щучик. – Вот осенью бы….

–Да, щас хоть дышать можно иногда, – подтвердил Певунец.

Валёкдожевал булку, допил какао, внимательно осмотрел донышко стакана, подобрал сблюдца булкины крошки.

–Не, – уверенно сказал он. – Дома хуже. Там ни булок, ни какао.

–А что? – спросил Миша Букашечкин.

–Иногда макароны. Иногда старый хлеб, – перечислил Валёк Цифринович, – а вообще– объедки всякие, если мать с отцом не доели и обрякли.

–Чего сделали? – не понял Гарюха.

–Не доели и обрякли, – повторил Валёк и расшифровал: – Опились вусмерть изабыли, чего не доели.

–Не может быть! – выдохнуло сразу несколько голосов.

–У нас тоже туго с едой приходилось, – признал Денис, – но мама всегда старалась,чтоб я сытым ходил.

–И моя!

–И моя тоже!

–Да у всех, – подытожил Гарюха, оглядев своих подопечных.

–А чего вас из семьи изъяли? – озадаченно поинтересовался Певунец.

–А били нас, – охотно поделился Валёк, – в школу не водили, не одевали, не кормилитолком. Из соседей кто помогал – вот поп один, отец Григорий, а ещё бабка одна,Раиса, и тётка Зульфия, а так и всё. Кто-то из них и написал в органы опеки.Скорее, баба Рая. А, может, ещё кто. Не знаю. Здесь-то, говорят, всегда кормят,одёжку дают, в школе учат. Я буду здорово учиться, чтоб нормальные деньгизарабатывать. Заработаю – буду помогать тем, кто мне помогал, и таким, как мы сКирой.

–Эй, трескотня, хватит базлать! – ворвался в Валькин монолог грубоватыйпрезрительный бас «старшака» Хамрака.

Валёки Ванёк вжались в стулья. Внутри Дениса спокойное море, едва плескавшееся сутра, закипело и вырвалось брызгающейся волной.

–Отвянь, Хамрак,– бросил он, вставая. – Тебя что, звали?

ВладХамракулов, прищурившись, пожевал во рту язык.

–А меня звать не надо, Enter, – зловеще проговорил он. – Я сам вижу, где порядокследует навести.

–А кто тебя шерифом назначил? – бесстрашно усмехнулся Денис. – Пуга? Крыса?Ой-ёй, прости, не догадался: ты засланный Душечкой шпион!

–Кем? – нахмурился Хамракулов.

–А дракон новый – Люция Куртовна Душкова. Ты к ней не ходил, что ли?

Дениснёсся вперёд, не сбавляя на поворотах.

–Кто к ней на обед попадает, либо в дракона превращается, либо в козявку спереломанными ножками. Но всех она коллекционирует. Булавками к стенкеприкалывает и глядит, как они мучаются. Класс, да? Так чего ты к нам пристал,Хамрак? Драконесса приказала?

Рядомс Хамракуловым появился Славка Кульба.

–Чё за базар? – нагло присвистнул он. – Страх в клозете потеряли?

Хамракуловухмыльнулся:

–Пищит какой-то мумрик в мышеловке.

–А где наша кошка? – насмешливо промяукал Кульба и выставил вперёд руки срастопыренными пальцами.

Денисспокойно посоветовал:

–Ты бы, Славка, маникюр бы себе сделал, что ли. А то давай, я подстригу, непобрезгую.

«Старшак»посерьёзнел, набычился. Опустив, руки, он сжал кулаки.

–Нарвался ты, Enter, круто, – процедил он. – Ты, чё ли, мечтаешь, чтоб властьнаша кончилась? Забудь. Мы при любом режиме нужны, так что пиши завещание.

–Сам пиши, – возразил Денис. – И новеньких не трожьте.

–Как это – не трожьте? – будто удивился Кульба. – Совсем?

–Совсем, – подтвердил Лабутин. – Или тебя чесотка замает, если ты кого непобьёшь?

Кульбаскривился:

–А чё? Точно! Замает!

–Нельзя традицию нарушать, Enter, – назидательно пронзительно Хамракулов. – Этовредно.

Денисвздохнул.

–Ну, дети малые просто, честное слово.

Иполучил удар в живот. Двести двадцать девятая спальня секунд десять стояла надизбиваемым Лабутиным, а потом бросилась на помощь, молотя, куда ни попадя.

Ванёки Валёк не ввязывались в драку; стояли поодаль и круглыми глазами смотрели насвалку.

Свалкувскоре раскидали воспитатели. К Вальку подбежала Кира, выясняя, не пострадал лион. Брови её сошлись на переносице.

–Совсем с ума сошли, – пробормотала она, со страхом поглядывая на помятых«старшаков». – Зачем лупить друг друга, когда и так жить страшно?

Вставшаярядом с ней Надя Ляшко поддержала её:

–У мальчишек вечно драки на уме.

–Не лезьте к нам, пожалуйста, – со слезами в голосе попросила Кира и взяла братаза руку.

–А с тобой мы после разберёмся, ягодка, – пообещал Хамракулов, впиваясь втоненькую фигурку жадным противным взглядом. – Где-нибудь в закуточке платье-тозадерём и побалуемся, тебе ж не впервой, а?

Девочказастыла. Отпустила брата. Краски на её лице пропали, как стёрлись ластиком.Кульба хохотнул:

–Приятен секс с родным папашкой, а, девочка? То есть, женщина?

–Баба, то есть! – заржал Хамракулов.

Одноговзгляда на Киру хватило, чтобы понять: её и вправду насиловал родной отец. Нони одной слезинки не потекло по впалым щекам. Только полыхнуло от неё такойболью, что ребята притихли.

–Ну, вы сволочи, – тихо прорычал Лабутин и со всего маху засадил в челюстьсперва Хамраку, потом Кульбе.

Оних бил, пинал и кусал, будто загнанный зверь настигнувших его охотников, ине видел ничего вокруг, только мёртвое лицо девочки, заслонившее в Денисе весьостальной мир. Даже виртуальный.

Еговыхватили, оттащили к стене и держали, пока не прибежала медсестра, толькосегодня начавшая работать в интернате вместо Гузели Маратовны Гинзулы. Онаахала, причитала, пребывая в совершенном ужасе от интернатского контингента, нобыстро делала своё дело: осматривала, мазала, нажимала, вливала успокоительноев рот, вытирала кровь.

–Совсем с ума посходили, – сердито проворчала медсестра, закончив процедуры. –Чёрт, что ли, в вас всех вселился?!

Онапосмотрела на Киру, которую обнимала за плечи Надя Ляшко, и озабоченноспросила:

–С тобой всё в порядке?

–Да, Евгения Леонидовна, – едва слышно ответила Кира.

Надясердито сказала:

–Да ничего с ней не в порядке! Разве сами не видите? Этих дураков давно в карцернадо посадить. И не на час, а на год, чтоб научились сперва разговаривать, апотом махаться. Неандертальцы.

–Че-го-о?! – возмущённо протянул Хамрак. – Это кто тебе неандертальцы?!

–Вы оба, – бесстрашно назвала Надя.

–Мало получала?

–Ни копейки, – фыркнула Надя. – И от тебя – не собираюсь.

–Ты, сука! – рванулся к ней Хамрак, но перед ним встали Гарюха и МишаБукашечкин.

–Остынь, Влад, – веско произнёс Гарюха. – Вас двое, а нас – войско. Подавим.

–А будешь к младшим приставать, мы тебе «тёмную» устроим, – пригрозил всегдатихий и застенчивый Миша и оглянулся. – Правда же?

Ребятане враз, по одному кивнули, поддерживая Мишкино обещание.

Медсестрапечально вздохнула и откровенно сказала:

–Здесь у вас просто бедлам и «дедовщина». Зачем я только во всё это ввязалась?Лучше б в поликлинике пахала. Там хоть пациенты не дерутся.

Онасобрала аптечку, взяла за руку Киру.

–Пойдём-ка со мной. И ты тоже... как тебя....

–Надя.

–И ты, Надя. С этим что-то надо делать

Онаувела девочек в медкабинет.

«Старшаки»,провожаемые злыми дерзкими взглядами малышни, удалились, пытаясь хорохориться иобещая наябедничать Крысе или Пуге или малознакомой, но наверняка такой жевредной и жестокой, хоть и под сладким соусом, Душечке.

Победителивернулись в место дислокации – спальню двести двадцать девять, оживлённопереживая первое в интернатской жизни восстание. Новенькие в обсуждении неучаствовали, больше слушая о том, что было перед их приходом, и тем могло бы грозитьбуквально в новогодние каникулы их безрассудное сопротивление «старшакам».Ванёк и Валёк воспринимали страшилки с открытыми ртами. У Вани вырвалоськак-то:

–Не, такого не может быть! Чтоб – такое!

Вответ ему показали шрамы, следы от прижигания сигаретами и синяки – у когофиолетовые, у кого жёлтые.

Валёкна все рассказы о наказаниях и о запретах Устава только плечами пожал.

–У нас примерно так же дома было, – сказал он. – Только плохо кормили. Скорее,не кормили, чем кормили.

–Так бывает? – не поверил Миша Букашечкин.

–У нас бывает, – сказал Валёк. – А вас разве не били дома?

Дата добавления: 2015-08-26