|
Читайте также: |
–Там Андрюхе Дубичеву совсем худо! «Скорую» вызывайте скорей, не то помрёт, ивас в тюрьму посадят!
АллаВикторовна строго поджала губы, округлила бесцветные глаза и высокомерносоизволила ответить:
–Что ты сказал? Ты как вообще разговариваешь со старшими? Чему тебя мать учила?Ничему, видимо? Потому ты её и прогнал! И вообще, что значит – «худо» и«скорую» вызвать? Это не твоё вообще дело, понятно? Или ты у нас фельдшеромзаделался вместо Гузель Маратовны? Пошёл вон из кабинета. Без тебя разберёмся.
–А Андрей как же?! – не отставал Серафим. – Пусть страдает, что ли?!
Одутловатоелицо Аллы Викторовны окаменело. Пухлые губы дрогнули.
–Я считаю нецелесообразным обращение в «скорую помощь». Гузель Маратовна, ядумаю, прекрасно со всем справится. Иди, Кедраш.
–Я не Кедраш, Алла Викторовна, а Серафим Кедринский, – вежливо поправил мальчик.– Но это пусть. Я из-за Андрея пришёл и не уйду, пока вы ему «скорую» невызовете.
Несколькодолгих мгновений Крисевич молчала, приходя в себя от наглости воспитанника.Кожа её от возмущения пошла пятнами.
–Я не хочу с тобой разговаривать, – прошипела она и сорвалась на крик: – Может,ты в моё кресло сядешь, директором заделаешься?! Давай, давай, иди сюда,садись, паразит, бумаги подписывай, приказы отдавай! Рассчитывай, чем кормить,во что одевать, как учить!
Онадолго бушевала, а Серафим стоял, не шевелясь, сдвинув брови, и ждал концаяростного припадка. В первую же паузу Серафим попросил:
–Вызовите «скорую».
Крисевичскрипнула зубами, выбралась из-за стола и, схватив упрямца за плечи, развернулаего, чтобы выпроводить вон. Не успела. Дверь приоткрылась. В кабинет заглянулРенат. На постном лице неприятно блестели узкие чёрные глаза.
–Ольга Викторовна, ЧП у нас: Дубичев… помер.
УСерафима подкосились ноги. Он вдруг вспомнил, что отец Андрея работает вкомпьютерной фирме и нехило зарабатывает. Началось, что ли?
–Этого – в карцер, – распорядилась Крисевич. – А вас, Ренат Абдуллович, прошузатем вернуться и доложить всё подробно. А я сейчас «скорую» вызову и милицию.
–И родителей! – крикнул Серафим.
АллаВикторовна поморщилась.
–Да-да, и папу, – угодливо поддержал Ренат, – Никиту Олеговича. А в ритуальнуюконтору я сам звякну. Есть у меня там человечек, по высшему разряду обставит…были б деньги. Кедраш, в карцер марш.
–Я не…
–Одно слово – и ты у меня голым перед девчонками пятьдесят раз приседать будешь,– злобно пригрозил Ренат.
Уходя,Серафим бросил директрисе:
–А если б вы не орали, а «скорую» вызвали, Андрюшка бы не умер.
–Поговори ещё! Сопляк! – прикрикнула Крисевич.
Когдачерез два часа Серафим вернулся из карцера в спальню, Андрея уже увезли, скровати убрали бельё, из тумбочки – вещи. Был человек – а будто и не было.
Никтоне разговаривал, но все то и дело поглядывали на нежилую кровать, будтонадеясь, что им померещилось, и Андрейка Дубичев – единственный сын у занятогоотца (из-за чего он и попал в интернат) – жив.
Серафимпрошептал молитву об упокоении Андрейки и открыто перекрестился, не обращая нина кого внимания. Гарюха скептически усмехнулся:
–Думаешь, поможет?
Серафимутвердительно кивнул, не оборачиваясь.
–Его предок о нём не заплачет, – знающим тоном сказал один из мальчиков – КолькаЕвлаш.
–Почему это? – спросил Щучик.
–Потому это. Он Андрюшку толком не видел, всё на работе пропадал. Что есть он,что нет – ему по барабану, ведь он его и не знает вовсе. А щас воще ему лафа:не надо за интернат платить и за сыночка дрожать: всё он теперь, гикнулся –перекинулся, и никто его не знает, никто его не вспомнит.
–Вспомнит! – подл голос Серафим. – Я вспомню.
Денисзамешкался, но присоединился едва слышно:
–И я… это… вспомню.
–А зачем помнить? – жёстко спросил Гарюха.
–А чтоб и ты забытым не остался, – отрезал Серафим и лёг на свою кровать.
АДенис сидел за столом, ничего не видя в учебнике по истории, и мысли еголихорадочно бились в голове.
«Началось,значит! Ну, теперь держись! Теперь только уворачивайся. Попросить, что ли,Кедраша, чтоб он и обо мне помолился?».
Дениспокосился через плечо на Серафима. Попросить? Интересно, что он там делает?Заснул, что ли? Но, услышав, как Серафим шмыгает, понял: ревёт. Уткнулся в крайподушки, чтоб никто не видел, и ревёт. А как тут спрячешься? Любой чих наслуху, любое моргание на виду.
–Интересно, кто следующий на очереди? – вдруг подал голос Певунец. – Капец нам,пацаны. Точно баю. Не отвертеться.
–Помалкивай, ты! – прикрикнул властно Гарюха, но больше ничего не сказал,уткнулся в тетрадь.
АEnterу до чесотки в руках, до жжения в глазах захотелось сесть за комп ивернуться в виртуальный мир игры, где он чувствовал себя так привычно, уютно,так уверенно…
Эх,клавиши бы сейчас нажать! Азарт фальшивой смерти перешибёт хребет ужасунастоящей! Уж Enter в этом глубоко уверен! Подленькое подтверждение тут жевлезло ему в душу и окончательно отравило всё его существование: смог же он заигрой забыть о маме. Значит, и о смерти забудет. Плёвое дело!
Серафимвстал с кровати и направился к двери.
–Эй, ты куда? – окликнул Гарюха.
–В сортир, – спокойно ответил тот, – видишь, в соплях весь. Пойду умоюсь.
Дениснерешительно пожевал губу. Закрыл учебник, из которого всё равно ничего незапомнил, и поплёлся за Серафимом к выходу. На вопросительный взгляд Гарюхи онпробормотал:
–Мне тоже в сортир… отлить.
Гарюхасклонился над тетрадью, ничего не сказав. Денис выскользнул в коридор.
Ондогнал Серафима уже в туалете. Честно сказать, он и не пытался непременно егодогнать: готовился к разговору.
Серафимлил над раковиной воду, сморкался, умывался, держал под струёй воды кисти рук.Денис встал рядом, открыл кран соседней раковины, подставил ладони. Помолчали.Наконец, Денис сказал:
–Думаешь, это Ренат с Гинзулой?
Серафимпрополоскал рот, выплюнул.
–Откуда я знаю? – наконец, проговорил он.
–Так совпадает же, – растерялся Денис.
–И что? Это ничего не значит. Бывают такие совпадения, что кажется, будтоподстроено.
Денисна мгновенье потерял дар речи и захлопал глазами.
–Ну, может, когда и просто так совпадает, – возразил он, – но уж точно несейчас. Говорю – это Ренат с Гузелью.
–И что ты сделаешь, если это они? – спросил Серафим, уставясь в отверстие слива,чернеющее на жёлтой поверхности раковины.
–Э-э… – растерялся Денис.
Действительно,что? Вдруг они тут все завязаны?
–Ну… Галайде скажу, – придумал он. – Ему же мы сказали.
–Сказали. Уверен, что кладовщику в милиции поверят больше, чем воспитателю илифельдшеру?
Денисдумал недолго:
–Не-ка.
–Ну, и всё, – припечатал Серафим.
Денисудивился.
–Так что – сидеть пальцы грызть?! Чтоб всех тут перекоцали?! Ты чё, сбрендил?Куда ты своего Бога задевал? В карман сунул? Ты ж тут грудь пятил – я, типа,верующий, я, типа, без Бога никуда!.. Чего теперь, забоялся за Богом идти, чтоли?
Серафимпосмотрел ему в глаза.
–Хорошо говоришь, – сказал он и утёр ладонью рот. – Ренату в лицо то же самоескажешь?
Дениснасупился. Но Серафим и не ждал ответа.
–Можно, конечно, и к Михал Натанычу сходить, – продолжил он. – Только кто емуповерит?
–Ты уже говорил.
–Говорил. Хочешь, к самой Крисевич пойдём? – предложил Серафим.
Роту Дениса сам собой скривился.
–Пойдёшь к ней… В смысле, пойдёшь, конечно, но представляю, какой хай подымется.А потом – купальня, розги, пелёнки, карцер, унитазы, слабительное или вообще…психушка.
Серафимвздохнул.
–Ага. Или голышом перед всем строем. Найдут, в общем, чем замарать. Если бпозвонить удалось…
–Телефон – это безнадёга. А у Галайды нет?
Серафимвстрепенулся.
–Слушай, точно! Должен быть!
–Или в учительской, – вспоминал Денис и тут же себя одёргивал: – Нет, фиг: в нейвсегда кто-нибудь торчит. И в воспитательских тоже. А вахтёр и охраник внизу недадут звякнуть.
–Они подневольные, чего ты от них ждёшь? – пожал плечами Серафим.
–Понимания, – фыркнул Лабутин, и Серафим невольно тоже фыркнул, вспомнив двухсменных вахтёров и двух охранников, разных по виду, одинаковых по содержанию:ворчливых и ответственных за охрану помещения.
Ониперебрали имена учителей-предметников, воспитателей, но поняли, что всем имдоверяться опасно.
–Вот непруха-невезуха, – вздохнул Денис. – Если б хоть до Интернета добраться, яб такие тексты в Сеть сбросил! Весь мир бы узнал… И вообще. У нас не интернат,а колония какая-то для несовершеннолетних зэков. Концлагерь. Ни в город выйти,ни звякнуть, ни повстречаться. В секцию какую – и то не пускают. Это чё,нормально считается? Эти все наши преподы и прочие взросляки-мочалы – самипреступники!
–Ну, тогда и их начальники тоже, – вздохнул Серафим.
–Чё это – тоже! – не согласился Лабутиин.
–А думаешь, они прям не в курсе, – печально сказал Серафим.
–Нет, конечно!
–Вот уж сказал! В курсе они, в курсе. Поди, и устав сами писали, и наказанияпридумывали. Только шито-крыто всё. И не ухватишь.
Кедринскийговорил, будто взрослый. Денис слушал его с удивлением: нифига себе бублик! Да ондаже дырку смыслом наполняет! И, главное, понятным. Единственное, что непонятно: делать-то теперь чего?!
–Может, записку через забор бросить на пробу, – предложил он. – На прогулке,например. Или закричать? Типа «спасите, нас тут убивают!»?
Кедринскийв ответ досадливо повёл плечами
–Ой, да ты не слышишь, что ли? – воскликнул он. – Ну, бросишь, ну, крикнешь.Решат, что интернатовский дебил над прохожими куражится, на забор кидается. Ещёи просигналят той же Алле Викторовне. А она, хоть в доле, хоть не в доле, адело замнёт по любому.
–Не замнёт. Не получится.
–Получится. Взрослых ты не знаешь, что ли?! Они так солгут, что не протаранишь,не пробьёшь, до правды не докопаешься.
Повисладлинная пауза. Потом Кедринский вздохнул и решился:
–Ладно. Дорога одна – к Михал Натанычу. Больше не к кому.
–Идём.
–Ты со мной?
Серафимвздёрнул брови. Денис набычился: ему не доверяют! Да ему в Counter Attackглавную роль доверили в клане! Он там такое творил, такие чудеса храбростипоказывал! А тут, подумаешь, к кладовщику в подвал спуститься! Фе!
–Я тебе не трус.
–Нос не задирай, – посоветовал Серафим.
–Кто задирает? – обиделся Денис.
Серафимдвинулся из туалета в коридор, и Денис увязался за ним, пытаясь сохранить всебе храбрость. Вроде, чего бояться? А страшно. Наверное, потому, что этореальность, над которой ты не хозяйничаешь теперь. Противное чувство бессилия.Противное – для Enterа. Да и для Дениса тоже.
Галайдасобрался уходить домой, когда к нему постучали.
–Закрываюсь! – крикнул он, но постучали снова.
Поварчивая,он открыл и впустил поздних посетителей.
–О! Дениска и Серафимка! – узнал он и обрадовался. – Живы, значит,опятки-ребятки!
–А вы что, слышали уже? – выпалил Денис.
–Слышал уже – чего? – улыбнулся Галайда.
–Как чего? Андрюшка Дубичев умер.
Галайдаспал с лица и сел на стул.
–Что значит – умер? Когда? Он вчера… нет, позавчера ко мне приходил за носками.Что случилось? Несчастный случай, что ли?
–Какой там несчастный случай! – сказал Серафим.
–У него болезнь какая-то. Температура поднялась, а врача вовремя не вызвали, –заторопился досказать Денис.
Онидолго молчали. Галайда сосредоточенно вытер ладонью стол, сметая то линесуществующие крошки, то ли несуществующую пыль.
Денисоткрыл рот, чтобы задать свой главный вопрос, но Галайда его опередил.
–Ладно, вы идите в спальню, у вас ещё ужин, да?
–Да, – хором подтвердили мальчишки.
–Вот и славно. Покушаете, поучитесь…
–У нас вечером физра в зале, – уточнил Денис.
–Позанимайтесь и спите себе.
Ребятаподождали продолжения, но не дождались. Денис просил:
–А вы?
–Я?
–Ну, да. Если ничего не сделать, нас же всех перекоцают!
–Не всех, – поправил Серафим и, когда Денис повернулся к нему, спокойно добавил:– Тех, у кого родители с мошной. Нам с тобой о чём беспокоиться? У нас родителибедные.
Дениспочувствовал мгновенное облегчение. И, правда, чего он выступает? Знает ведь,что и правда, за него не возьмутся. Скорее всего. Потом снова обеспокоился: ану, как найдут способ заставить маму продать все вещи и квартиру, чтоб достойноего схоронить? Они ж ушлые…
Икомпьютер заставят продать!!! Ну, это воще! Это тогда просто визг! Enterсодрогнулся, представив себе письменный стол без компьютера. Вся жизнь погибнетже! Кто он без компа? Даже не червяк. Так. Бактерия.
Enterпоёжился.
Галайдавздохнул и выпроводил мальчишек в коридор.
–Ладно, ребята, мне пора уходить, а то пристанут, чего это я до сих пор тутделаю. А вы идите себе. Не могу обещать что-то конкретное, но подумаю. Обращусьтут к одному человечку. Бегите же! Скоро ужин.
–До свиданья! – спохватились пацаны и убежали в спальню.
Еле-елеуспели к визиту Феликса Ивановича, который хмуро, практически не разговаривая,повёл девятку вверенных ему социальных сирот на ужин.
Похоже,о смерти Андрея Дубичева никто не знал, кроме его соседей по спальне. Завтра ив классе узнают.
Еда– макароны с развалившимися сосисками и кофейным напитком – едва пролезла вгорло. Когда ужин закончился, мимо Серафима прошла Надя Ляшко, шепнула: «Чеготакие снулые?», Серафим в ответ прошептал: «Андрей Дубичев умер». Глаза Надипревратились в блюдца: «Как это – умер?! Отчего умер?!». «Не знаю, высокаятемпература и всё, сгорел».
Надястояла перед ним в столбняке и не верила.
–А «скорая» что, не могла спасти? – сдвинув брови, спрашивала Надя.
ПлечиСерафима поникли.
–Крисевич не стала «скорую» вызывать. Только после вызвала, когда Андрюха умер.
Надяахнула.
–Ничего себе! Взаправду, что ли?
–Взаправду.
–Ничего себе! – повторила Надя. – Это что, так можно теперь?!
–Получается, можно.
Надязатравленно огляделась.
–Ой, я пойду, а то хватятся… А кто такой Андрей этот? Я его и не помню совсем…
–Иди, иди, а то попадёт, – подтолкнул Серафим и уныло наблюдал, как она исчезаетв переходе, пока его не сдёрнул с места Коля Евлаш из их спальни, чтобы идти«домой».
Казалось,мальчишек разбирало желание выплеснуть свои страхи друг перед другом, но онипривычно боялись: а вдруг услышат? И что они могут? Восстать против взрослых?Как? За кем? Да их порвут, вот и всё.
Глава 18. БОЛЕЗНЬ СЕРАФИМА
Серафимвстал у своей кровати лицом к востоку и, не обращая внимания на соседей,принялся креститься и класть поклоны.
–Во даёт! – восхищённо воскликнул Коля Евлаш. – Лупили его, лупили, а емупофигу: молится себе, и всё тут. Гарюха, ты про это Коту Базилио расскажешь?
Гарюхапокосился не него, неодобрительно и хмуро рявкнул:
–Пусть молится. Тебе-то что? Сам доносить будешь?
Коляподал назад.
–Да не, я чё? Я ничё. Пусть молится. Ты о чём молишься, Кед… Серафим?
–Об Андрюхе он молится, не мешай человеку! – сказал Денис.
КоляЕвлаш ретировался.
–А я чё? Я ничё, пусть делает, чё хочет, мне по фуфайке.
Одиниз мальчишек, Мишка Букашечкин, светловолосый, кареглазый, замкнутый подросток,ни с кем не подружившийся за четыре месяца интернатского мучения, вдруг подалголос:
–Я тоже хочу научиться молится. Серафим, научишь?
–Научу, – обещал Кедринский, не оборачиваясь. – Хоть щас.
Букашечкиндумал недолго.
–Давай щас. А чё? Быстрее научишься, быстрее работать начнёт.
Онвстал с кровати, подошёл к Серафиму, встал рядом с ним лицом на восток.
–Чё говорить-то?
–Господи…
–Господи…
–Упокой душу усопшего Андрея…
–Упокой душу усопшего Андрея…
–И меня спаси.
–И меня спаси…
–Это точно, – вздохнул Колька Евлаш. – Кто меня ещё спасёт?
–А родители? – напомнил Певунец, сидящий за столом. – За тебя что, некомузаступиться больше, только Бог какой-то?
Евлашдаже не повернул головы. Казалось, зимняя темнота за окном занимала его больше,чем вопрос Певунца.
«Чтоон там видел такого?» – подумал Денис.
Казалось,Колька так и замолчит свой ответ, но он всё же сказал:
–А их у меня, считай, что нету.
–Померли? – с придыханием догадался Щучик.
–Как бы, можно и так сказать, – уклончиво согласился Колька.
–Как – так сказать? – пристал Щучик.
Колькапоморщился, но всё же пробормотал неохотно:
–Отец в тюрьме, мать с любовником в другой город уехала, деды померли отпьянства, бабки болеют, одна тоже пьёт. А мать лишили родительских прав. Из-затого же. И за воровство ещё.
–Ясно.
Щучикхмыкнул. А Певунец печально промурлыкал на украинский манер две стихотворныестрочки:
–Помэрлы батьку и мати, гдэ ж моя доля типэрь? Некуды боле вставати, скоро жпомру я совсем.
–Певунец, замолкни, – поморщился Гарюха.
Серафимучил Мишку Букашечкина креститься. Денис, подперев подбородок ладонью, наблюдалза ними какое-то время, а потом вдруг встал с ними рядом, внимательноприслушиваясь к наставлениям «попёнка».
–Эй, Enter, ты чего? – изумился Певунец.
–Отвянь, Гарюха, – цыкнул Колька Евлаш. – Тебе-то чё за горесть? Не дерутся же.
Денисглубоко вздохнул и сказал:
–Андрюшка не сам умер.
Пауза.
–Что значит, не сам? – вскинулся Певунец.
–Убили его.
Пауза.
–Зачем убили? – спросил, хмурясь, Гарюха. – Соображаешь, о чём липу строгаешь?
–Соображаю.
ИДенис всё рассказал, не глядя на Серафима. Когда закончил, вся спальня молчаладолгих три минуты, а потом взорвалась.
–Гады, вот гады!
–Я их сам порешу!
–Сволота поганая! Всё отняли теперь – и жизнь уже!
–Пошли их бить! – выкрикнул Колька Евлаш, и все, кроме Серафима и МишиБукашечкина, над которым любил измываться Кот Базилио – Ренат, завопили«Пошли!! Порвём уродов!!».
Денистоже вопил: так ему хотелось освободиться от страха. И вот мальчишки гурьбойвыкатились в коридор, оставив Серафима и Мишу одних. Букашечкин сказал:
–Думаешь, надо идти?
–Почему надо? – отозвался Серафим.
–Ну… они ж над нами издевались по-всякому… И убивают вон теперь. Чего ж теперь –ждать, когда убьют?
Серафимдумал, глядя в чёрный вечер за чистым окном. Повернулся и отправился к двери.
–Идём, Миш. Поможем.
Номятеж кончился ничем. «Шишаков» в эту пору в интернате не было – домойускользнули. Главный «убийца» тоже. Фельдшер аналогично, а Велимир ТарасовичФуфайкин – однозначно. Оставшийся на ночное дежурство Хмелюк на истеричныйрассказ воспитанников недоверчиво отмахнулся. А воспитатели других групп дажеслушать не стали: мол, не наша территория, жалуйтесь своим, если свои убивают.
Потоптались«декабристы» и волей-неволей спать отправились. Решили на понедельник мятежотложить. Хотя и понимали, что запал выдохнется к этому сроку.
Утромв понедельник двести двадцать девятая спальня поднялась с отвратительнымнастроением. После туалета оделись, и Гарюха хмуро спросил:
–Ну, что, драться будем?
Емузамедлили ответить, и тут заявился Ренат. Круглое лицо его с узкими чёрнымиглазками лоснилось от некоего тайного довольства. Ну, вылитый кот, слопавшийсосиску с хозяйского стола. Мальчишки переглянулись. Похоже, дело обстряпано, иКот Базилио получил-таки свою долю.
–А убивать классно, Ренат Абдуллович? – внезапно спросил его Миша Букашечкин.
Лоснящеесявыражение мигом слетело с татарского лица Мухаметшина.
–Че-го? – раздельно произнёс он, наливаясь злостью.
Мишаповторил вопрос тем же тихим спокойным голосом.
–Ах, ты, шпендик! – прошипел Ренат и подался к нему, чтобы схватить за плечо. –Ты чё говоришь, сволочь?
Мишане сопротивлялся, а только задумчиво сказал:
–А теперь кого будете убивать – меня?
Смуглаякожа Рената пошла пятнами.
–Ты чё говоришь, падла? – вскипел он опять. – Ты откуда это взял?!
Денисна мгновенье закрыл глаза, труся, а потом ринулся в пропасть:
–Я подслушал, как вы с кем-то разговаривали.
Ренатрезко повернулся к Денису, сверля его чёрным взглядом.
–О чём разговаривали?
–О том, какие бабки можно слупить с нас мёртвых, – сказал Денис, а сам ужаснулсяпро себя: «Это Я такое говорю?! Спятил?!».
Ренатсквозь зубы процедил – как мысли прочитал:
–Ты что это такое говоришь?! Спятил?! Ты всё наврал! За враньё тебе, знаешь, чтосветит? Знаешь, Сопля съеденная?! Психушка тебе светит, понял, родной?!
СердцеДениса колотилось от страха и злости. Оба эти чувства породили в нём азарт,схожий с тем, что он переживал, прорубая себе путь среди монстров и убийц вэкшне: страх игровой, но тоже будто настоящий, и победа ощущается не игровой, анастоящей.
Нопохожи ли эти чувства, в самом деле, на те, которые испытывает человек обычный,не подменивший реальность на вирт?
Ренатсхватил его за плечо и потащил куда-то. Денис задёргался, стараясь вырваться.За него вцепился Серафим, затем Миша Букашечкин, а вслед за авангардом иостальные ребята из спальни двести двадцать девять.
Неожидавший отпора Ренат выпустил жертву на волю. Разгорячённые пацаны напали нанего, молотя изо всех сил. Ренат оборонялся, как мог, орал и визжал. Нанепривычный шум из других спален выглянули мальчишки и девчонки и, обнаружив вкоридоре замечательную драку, выскочили и окружили мятежников.
Сперваони настороженно молчали, но, разобравшись, что к чему, заулюлюкали, запищали,закричали, заподзадоривали.
Напомощь Ренату из воспитательской с третьего этажа спешил персонал – воспитателидругих групп, дежурившие сегодня. Позади всех поспевал Хмелюк.
Взрослые,хлеща скакалками по спинам и рукам, разняли драку и высвободили пленника.
–Ну, вы ещё попляшете за такие дела, дерьмоеды! – отдуваясь, пригрозил один изних, и велел: – Живо по спальням! Хмелюк! Вызови милицию, тут уже колониейпахнет! И «скорую» для Мухаметшина!
Неуспели оглянуться – а восстание подавлено, виновные сидят в жарком тесномподвале, а зрители упиханы в спальни и психологически обработаны, чтоб молчали,как мыши после опытов.
–Интересно, что с нами будет, – весело хихикнул Колька Евлаш, всё ещё сидящий наадреналине.
Мятежникисидели на грязном полу: от пережитого нервного потрясения ноги не держали. Злыеошеломлённые глаза горели лихорадочным румянцем. А Серафим бледнел на глазах.Денис заметил это, поднялся и на дрожащих ногах подойдя к нему, свалился рядом.
–Эй, ты чё? Загибаешься, чё ли?
Серафимдёрнул губами.
–Скорее, нет, чем да.
–Температура есть? – озабоченно спросил Денис.
–Не знаю.
Дениснеловко притронулся к его лбу.
–Горячий, – проговорил он.
Мгновеньепомедлил и заорал на весь карцер:
–Пацаны, у Кедраша температура!
–Какая ещё температура? – повернулся к ним Гарюха, сидевший рядом, и приложил кСерафимову лбу ладонь. – Ого! – оценил он. – Не шуточки тебе.
Мальчишкизавозились. Каждый посчитал своим долгом пощупать у Серафима лоб и оценить,какой он горяченный.
–Да ладно! – слабо запротестовал болящий. – Это так… типа как у бабкиволнительные процессы кровь горячат. Пройдёт щас.
Дениснеожиданно для себя запереживал – и это было внове.
–Ага, пройдёт! – возмутился он. – У Дубича, небось, не прошло. А тожетемпературил, будь здоров! А если тебя тем же заразили, что и Андрюшку?
Приэтих словах от Серафима разом отодвинулись. Денис презрительно фыркнул,стараясь не дёргаться и не обнаружить перед всеми страх тоже заразиться. Он же,в конце концов, создатель миров, спаситель цивилизаций, победитель монстров,убийц и обстоятельств! Он попытался не скиснуть при мысли, что всё этопроисходило не на самом деле, что всё это фальшивка – буквально всё.
МишаБукашечкин встал и подошёл к двери.
–Надо позвать кого-нибудь, – сказал он. – Пусть хоть Серафимку выведут. Ему вбольницу, похоже, надо!
Иначал стучать в дверь. Дверь отвечала безмолвием и на стук, и на крики. Когдазамолкли, Гарюха скептически заметил:
–Чё гвалт подняли? Здесь подвал! Тут одни тараканы услышат.
–А чё тады делать? – гмыкнул Певунец.
Гарюхасмерил его с ног до головы.
–А ты пой, Максим, – посоветовал он. – Чего ещё делать-то? Мы, как пленные вчеченской яме.
–И скоро придут чечены нас убивать, – уставившись в одну точку, протянул КолькаЕвлаш мечтательным тоном. – Кишки выпустят, уши отрежут, нос вырвут –красота-а…
–Голову отрежут – ваще супермен, – хмыкнул Щучик.
Дениспоморщился и вернулся к Серафиму. Его терзали чьи-то острые когти, когда онсмотрел на Серафима и думал о нём.
–Ты как, ничего? – тихо спросил он.
Серафимразлепил закрытые глаза.
–Ничего, пройдёт. Это у меня бывает. Я тут полежу… Холодно что-то…
Онсполз на пол, заложив под щёку ладони вместо подушки. Поёжился.
Гарюхапосмотрел на него и сказал:
–Если холодно, значит, горит.
–И чё делать? – повторил Певунец, вздёрнув брови. – Тут и мобильник бы непробил, если б он и был у кого.
–Когда помрёт, его на донорские органы распотрошат, – тихо проговорил Щучик.
Певунецобернулся к нему.
–С чего это ты взял?
–Рассказывали мне. Втихоря. Да про это кто только не знает! – пожал плечамиЩучик. – Только дикие какие в деревне. Без почты и Интернета.
Компанияпомолчала, и в молчании её таился страх.
–Выздоровеет ещё, – нарочито бодро предсказал Гарюха. – Не всем же помирать.Богу вон помолится и выздоровеет.
–Точно! – обрадовался Денис и нагнулся к съёжившемуся на полу Серафиму. – Эй,слышь, Серафим? Ты там помолись про себя Богу твоему, чтоб всё прошло. Слышь?Хватит спать, а то помрёшь! Чё ты, для Рената, чё ль, органы готовитьнамереваешься? Давай уже молись!
ГубыСерафима дрогнули в улыбке. Он чуть кивнул. Денис с удовлетворением оглянулсяна ребят.
–Молится, – сообщил он, и Миша Букашечкин с надеждой спросил:
–Значит, не помрёт?
–Да нет, не помрёт! – обещал Лабутин, хотя в душе крепко всё же сомневался.
КолькаЕвлаш забарабанил ногой в дверь.
–Открывайте, падлы!
Серафимвздрогнул от крика, но глаз не открыл.
–Эй, кто-нибудь! Жрать несите, я голодный! И пить!
Мальчишкивспомнили, что, между прочим, не завтракали, а время уже к обеду.
–За такие дела нам и жрать не дадут, – кисло предрёк Щучик.
–Не имеют права! – авторитетно заявил Певунец. – Даже военнопленных кормят. Ибандюг всяких. Разных, в общем, уголовников.
Всеприуныли. И так вечно полуголодные, а теперь вовсе ни крошки хлеба, ни капелькиводы. По очереди, без надежды, попинали дверь. Денис пинал последним. И вдругна его стук послышался ответный и встревоженный голос кладовщика пролился надушу Дениса и иже с ним амброзией.
–Эй, кто там сидит и за что?
–Михал Натаныч!!! – взревел Денис, и мальчики подскочили к неприступной двери. –Это мы тут все, из двести двадцать девятой!!!
–Денис?!
–Ага! И Мишка Букашечкин, и Егор Бунимович, и Макс Певницкий, и Валька Щучьев, иКолька Евлаш, Сашка Рогачев и Сашка Лапа! Да все, в общем! А Серафиму совсемхудо! Как Дубичеву было! Он помереть может! Ему «скорую» надо!
Ребятазагалдели, рассказывая Галайде историю своего восстания и пленения. Галайда вкриках через дверь ничего толком не разобрал и велел говорить одному. Гарюхауложился в несколько ясных коротких фраз. Галайда так же ясно и короткопообещал:
–Ключа у меня нет. Пойду на бой. Держитесь, я скоро. Не найду ключа – взломаю ивыпущу. Смотрите за Серафимом. «Скорую» сейчас вызову.
Надеждана освобождение вызвала у узников единый вздох облегчения. Как, однако,приятно, когда о тебе заботятся…
Онивновь уселись на грязный пол и пустились в пустой трёп, лишь бы не мучиться отнеприятных воспоминаний и не менее противных ожиданий.
Вскорепоявился Галайда.
–Эй, ребята! – крикнул он через дверь. – Сейчас вас откроют! «Скорая» едет!
–Милиция тоже? – уточнил Сашка Лапа.
–И милиция, и из управления образования, и из органов опеки, и областнойомбудсмен… Феликс Иванович, взяли ключ?.. Да, спасибо.
–Тьфу, пропасть! Такой скандал уже не замять, – раздался недовольное ворчаниеХмелюка. – Зачем ты в ментовку позвонил, Натаныч? Мы уже звонили.
–Так вы звонили о детском хулиганстве, – наивно объяснил Галайда, – а я овзрослом сообщал. Разные ж обстоятельства.
–Ну-ну. Дождёшься ты, Натаныч, беды. Кто тебя от неё спасать будет?
–Да ты открывай, Феликс, открывай, – отвечал Галайда. – Какое тебе, право, дело,кто меня из беды выручать будет? А хоть бы никто. Ты же спасать всё одно непобежишь.
–Не побегу, – согласился Хмелюк и вставил в замочную скважину ключ. – Эй,мелкота! Как выпущу, сразу в спальню бегите. Ослушается кто – а хоть бы и все,– к Фуфайкину отведу!
–А обед? – воззвал Сашка Рогачёв.
–Какой тебе обед, олух? – засмеялся Хмелюк. – Ты своё отобедал, когда наМухаметшина попёр. Он в дикой ярости и расписывает для каждого из вас цельныйвеер наказаний! Усекли, голубчики?
Дата добавления: 2015-08-26; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| ИНТЕРНАТ 8 страница | | | ИНТЕРНАТ 10 страница |