Экспрессионизм

Э. на русской почве — группа экспрессионистов (1919-22), объединение «Московский Парнас» (1922) и эмоционалисты (1922-25) — развивался как часть об­щеевропейского процесса разрушения основ позитивиз­ма, как форма «культурной системы, претендующей на свое особое и самостоятельное, всеохватывающее ми­ровоззрение» (Арватов Б. Экспрессионизм как социаль­ное явление // Книга и революция. 1922. № 4. С. 27). Время войн и революций обострило кризис индивидуаль­ного сознания, характерное для Э. ощущение хаоса, «сме­шанности стилей, сдвига планов, сближения отдаленней­ших эпох при полном напряжении духовных и душевных сил» (Кузмин М. Условности: Статьи о литературе. Пг, 1923. С. 163). Термин «Э.» в качестве названия литератур­ной группы предложил Ипполит Соколов в июле 1919. Основной задачей провозглашалось объединение всех ветвей футуризма — эго- и кубофутуризма, «Мезони­на поэзии», «Центрифуги» — для передачи динамики современного, экспрессивного восприятия и мышления. При этом требовалось «вытравить все те принципы ста­рого стихосложения, которые считались незыблемыми от Гомера до Маяковского», перейти к новой системе, построенной по «строго математическим схемам 40-нот-ного ультрахроматического звукоряда», создать полистро­фику и высшую эвфонию (Хартия экспрессиониста // Соколов Ип. Бунт экспрессиониста. М., 1919. С. 4). В многочисленных манифестах («Бедекер по экспрессио­низму», «Экспрессионизм: Теория», «Ренессанс XX века», все 1920) Соколов толковал Э. как искусство повышенной выразительности, основываясь на традициях русской лите­ратуры, в частности, Ф.М.Достоевского, на поступавших сведениях о новейшем немецком искусстве. Несмотря на эклектизм программы, вокруг нее объединились поэты Борис Земенков, Гурий Сидоров, Сергей Спасский и др. Через ассоциативность, сложную метафору, алогич­ность образов, элементы потока сознания они переда­вали ужас войны («волчьи ягоды крови на кишках этих строк», «гранат картофель всеялся в борозды», «синие трупы зрачков»), рутину обыденного («говядина губ», «губы — отвисшее вымя, их бы доить и доить — и сло­ва потекут»). Поэтика группы Соколова сближалась с има­жинистской (классификации образов от Кантемира до Шершеневича посвящена его работа «Имажинистика», 1922). Земенков, автор книги «Стеарин с проседью: Военные стихи экспрессиониста» (1920), манифеста Э. в живописи «Корыто здравомыслия» (1920), участвовал в изданиях имажинистов. Сборник «Экспрессионисты» (1921) завершил деятельность группы. Участвовавшие в нем помимо Ип.Соколова и Спасского Борис Лапин и Евгений Габрилович создали группу «Московский Парнас» и одноименное издательство. В предисловии к сборнику «Молниянин» (1922) Лапин, говоря о «свет­лом мировом экспрессионизме», называл в числе своих «литературных дядюшек» футуристов В.Хлебникова, Б.Пастернака, Н.Асеева и экспрессионистов И.Бехера, А.Эренштейна. В альманахе «Московский Парнас» пе­чатались переводы поэзии немецкого Э., проза Габрило­вича, сочетавшая приемы свободного монтажа речевого потока с краткими пояснениями-титрами. С ликвидаци­ей издательства группа прекратила существование. По­мимо московских групп с Э. был связан петроградский эмоционализм, лидером которого являлся М.Кузмин. Вок­руг него объединились поэтесса Анна Радлова, прозаики Юрий Юркун, Константин Радлов, драматурги Адриан

Пиотровский, Сергей Радлов, художник Владимир Дмит­риев. Группа выпустила три номера альманаха «Абрак-сас», где печатались стихи, проза, пьесы, выражавшие «неповторимое эмоциональное действие через переда­чу в единственно неповторимой форме единственно не­повторимого эмоционального восприятия» (Декларация эмоционализма // Абраксас. Пг., 1923. № 3. С. 3). Эмо­ционалисты ценили такие черты экспрессионистской по­этики, как «выход из общих законов для неповторимой экзальтации, экстаза», «интуитивный безумный разум», феноменальность человеческого. Стремясь противостоять обезличиванию человека, превращению его в колесико и винтик тоталитарного государства, Кузмин обращал­ся к открытой эмоциональности: «Экспрессионисты в по­добных случаях прибегают к самым резким, низменным, отвратительным средствам. Смотрите: у меня дрожит веко, я заикаюсь, я страдаю дурной болезнью... лицо мое перекошено — я человек, поймите, — я человек» (Па­фос экспрессионизма // Театр. 1923. № 11. С. 2). Эти черты воплотились в характерном для Э. жанре драма­тургии, в котором выступали, помимо Кузмина («Про­гулки Гуля», 1924), С.Радлов («Убийство Арчи Брейто-на», 1923), Пиотровский («Падение Елены Лей», 1923). Подчеркивая связь с традицией «Бури и натиска», эмо­ционалисты обращались с приветствием к художникам молодой Германии: «Знайте и вы, что в России созвуч­но вам бьются сердца, не утяжеленные спячкой минув­шей цивилизации (Жизнь искусства. 1923. № 11. С. 2). Эмоционалисты воспринимали стих как «тело живое, сердцами сотворенное» (К.Вагинов), вводили в текст элементы подлинного дневника, переписки (Юркун), достигая «новых сдвигов духа» (Кузмин). Радлова в кни­ге «Крылатый гость» (1922) писала: «Песню нудишь, а из губ запекшийся рвется крик». Важнейшими произ­ведениями русского поэтического Э. стали книги Куз­мина «Параболы» (1923) и «Форель разбивает лед» (1929). В них «голос зрелой души» затемняется мифо­логическими аллюзиями, в «сомнамбулически-бессоз­нательном состоянии» поэт направляет свой «взволнен-ный стих» и «безумные параболы» образов на новые для себя темы социальных низов, повседневной жестокос­ти, одиночества. Он устанавливает «косые соответствия» между фактом реальности и его мистическим отраже­нием в искусстве. Таковы случай с гибелью балерины Лидии Ивановой («Панорама с выносками», 1927) или цикл «Лазарь» (1927), в сюжете которого запе­чатлелась криминальная история завсегдатаев бер­линского кабаре начала 1920-х, преломленная сквозь библейскую легенду. Однако современники видели в этом лишь «любопытный памятник отмершей культу­ры» (В.Друзин // Звезда. 1929. № 5. С. 172). Отношение к Э. во всех его проявлениях было противоречивым. В числе его пропагандистов был А.В.Луначарский, посвятивший искусству Э. более 40 статей и заметок. В критике термин «Э.» стали применять к творчеству Л.Андреева, В.Маяковского. А.Эфрос включал «ог-ненность экспрессионистических невнятиц» в по­нятие левой классики. Вместе с тем такие группи­ровки рассматривались как эпигонские, бессильные осуществить свои программы. Возникшие на осно­ве позднего символизма, акмеизма, футуризма, има­жинизма в пору их распада, объединения русских эксп­рессионистов оказались причисленными к разряду «по­путчиков», к середине 1920-х стали восприниматься как

Дата добавления: 2015-08-20