Неоромантизм

Литературный символизм во Франции имеет отно­шение к декадансу, а в России и Германии — к эпохе модернизма, и ему предшествуют уже и натурализм, и символизм, и натурализм в символизме, что позволя­ет не только преодолевать натурализм, но и переиначи­вать его, синтезировать с чем-то ему исходно противо­положным. Проблема пола в России разрабатывается преимущественно символистами («модернистами»), однако в литературе Австро-Венгрии и Германии моти­вы пола, наследственности, «пробуждения весны» (от Ведекинда до Г. и Т.Маннов) ассоциируются не с «сим­волизмом», а с «импрессионизмом». Еще более позднее положение «символизма» (в рамках модернизма) в США позволяет ему, с одной стороны, реагировать на крайне усложнившуюся совокупность постнатуралистических и постсимволистских литературных явлений (романы У.Фолкнера рубежа 1920-30-х), а с другой — описывать свои творческие принципы посредством аналогий (зна­чение П.Сезанна для Э.Хемингуэя).

Суммарно Н. можно обозначить как антироманти­ческий романтизм и связать с ним попытку усложнения идеализма, его определенной рационализации, устране­ния того, что принималось в 20 в. за «слабые» стороны романтизма 19 в. в языке («многословие» П.Б.Шелли, Ж.Санд, «высокопарность» А.Теннисона), творчестве («мистичность» Новалиса, «мелодраматизм» Ч.Диккен­са), жизнетворчестве («проклятость» Бодлера, «эсте­тизм» Уайлда), быте («графство» Л.Толстого), поли­тике («реакционность» Ж.де Местра, «легитимизм» Бальзака, «прекраснодушие» христианского социализ­ма Гюго). Через Н. романтизм делается не столько «ли­тературой», сколько «жизнью», «трагедией», самопрео­долением. Н. — воспроизводство романтизма на новых (ранее заведомо неромантических), глубоко личных ос­нованиях. В этом смысле Н. не только романтичен, но и классичен, связан с образом предельного усложнения языка (что заметно в конфликте между двумя поколения­ми русского символизма—^ь «германцами» К.Бальмонтом, А.Блоком, Вяч.Ивановым, А.Белым, и «романцами», поэтами акмеистского призыва), отсюда и влияние на Н. имперских ценностей (Р.Киплинг, Н.Гумилев), мо­нархических идей (Ш.Моррас), христианского тра­диционализма (Т.С.Элиот), специфического почвенни­чества (от принятия ритмов «евразийской» революции А.Блоком до солидарности Э.Паунда с «романским» фашизмом Б.Муссолини).

Н. сильнее в тех странах, где символизм стал событи­ем хронологического 20 в. и перекликается с мотивами примитива, опрощения, мужественности, «деловитости», вещи, живописности, вживания в природу. У истоков нео­романтической концепции «нового идеализма» (трагедии художника, стоически ищущего миф личного абсолюта в заведомо неабсолютном, посюстороннем, «слишком че­ловеческом»), — Кьеркегор, Ибсен и особенно Ницше (начиная с «Пользы и вреда истории для жизни», 1874; «Веселой науки», 1882). Логика ницшевской судьбы и творчества (влияние романтизма 19 в. в лице А.Шопен­гауэра и Р.Вагнера; их отрицание посредством иностран­цев и позитивистов Дж.СМилля и Ч.Дарвина; отрицание «антитезиса» ради синтеза — мечты о «сверхчеловеке», который примиряет зверя и человека) распространима на эволюцию крупнейших писателей рубежа 19-20 в., так или иначе связанных с Н. (Блок, Рильке, Паунд), пере­пробовавших в сложной последовательности утвержде-

ний и отрицаний большинство версий романтизма, что­бы через разоблачение своих романтических «масок» и «антимасок» стать именно самими собой в творчестве, достигнуть максимально возможной концентрации и экспрессивности слова, лирической «искренности».

Зависимость от Ницше указывает на протестантские (пуританские в Англии и США) корни Н. и обмирщение «северного» христианства—трансформацию его из веры и религии либо в идеологию сильного общества (форма­лизованную систему поведенческих норм, которая требу­ет своего трибуна и воина в творчестве), либо в сугубо пер-соналистскую идею личного кодекса, отторгающую все разновидности общественного, но в то же время склон­ную к образцовости. Последнее делает неоромантический протестантизм метафорой, но вместе с тем намекает на его недоверие к «культуре», романской «барочности», с одной стороны, и некий первобытный (языческий) страх природы, «подполья», который должен быть любой ценой компенсирован, — с другой. Наиболее рельефно неоро­мантический кодекс модернистской эпохи представлен в экзистенциализме, где ценность личного поведения из­меряется столкновением со стихией, «ничто», «абсурдом», которые имеют почти что религиозное значение.

Н. намечен в прозе К.Гамсуном (начиная с романа «Голод», 1890), поздним Р.Л.Стивенсоном («Владетель Баллантрэ», 1889), Дж.Конрадом, Киплингом, Дж.Лон-доном («Морской волк», 1904), ранним А.Жидом («Им­моралист», 1902), С.Пшибышевским, Г.Д'Аннунцио («Невинный», 1892), ранним ГМанном (трилогия «Богини», 1903), отчасти ТМанном («Смерть в Венеции», 1913). Свое­образными манифестами этой ранней тенденции Н. сле­дует считать эссе Стивенсона «Pulvis et umbra» (1888), предисловие Конрада к роману «Негр с «Нарцисса» (1897). В дальнейшем Н. связан с творчеством Л.Монтерлана, А.Мальро, П.Дриё ла Рошеля, Ж.П.Сартра, А.Камю, Э.Юнгера и в особенности Э.Хемингуэя. Стилистичес­ки Н. синтезирует возможности символизма и натура­лизма. В драме провозвестником Н. выступает Ибсен с его романтическим «культом единицы» (от «Бранда», 1866, до «Гедды Габлер», 1890, и «Когда мы, мертвые, пробуждаемся», 1899). Без учета Н. затруднительна харак­теристика творчества Стриндберга (в частности, «Отец», 1887; «Фрекен Юлия», 1888), Гауптмана, Ведекинда, Л.Пи-ранделло. Тем не менее, в театре Н. связан прежде всего не с образом сильной личности, а с преодолением «театра идей» в пользу большей театральности спектакля. В по­эзии 20 в. Н. (Блок в 1910-е, поздние Рильке, В.Ходасевич, Г.Иванов, Г.Бенн) — не столько конкретный стиль, сколь­ко поиск повышенной экспрессивности и трагическое свой­ство лирики, которое ученики М.Хайдеггера (давшего по сути неоромантическую трактовку «Деревянных башма­ков» В.Ван Гога) назвали за своим учителем «парадигмой современности», а Ходасевич и ГАдамович—голосом «от гибели поющего» Орфея, невозможностью поэзии.

Лит.: Гофман М. Романтизм, символизм и декаденство // Он же. Кни­
га, о русских поэтах последнего десятилетия. СПб.; М, [ 1907]; Жирмунс­
кий ВМ. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб., 1914; Бер­
дяев Н.А. Воля к жизни и воля к культуре // Он же. Смысл истории. М.,
1990; Толмачёв В.М. От романтизма к романтизму. М., 1997; Wilson Ed.
Axel's castle: A study in the imaginative literature of 1870-1930. L, 1931;
Praz M The romantic agony. L., 1933; SedlmayrH. Verliist der Mitte. Salzburg,
1948; Peckham M. The triumph of romanticism. Columbia (S.C.), 1970;
Barzun J. Classic, romantic and modem. Chicago (III.), 1975; Baker С The
echoing green: Romanticism, modernism, and the phenomena of transference
in poetry. Princeton, 1984. В. М. Толмачёв

21*

---

Дата добавления: 2015-08-20