До войны над воротами висел список жильцов.

Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю:
Придет серенький волчок,
Тебя схватит за бочок.

И утащит во лесок,
Под ракитовый кусток;
Там птички поют,
Тебе спать не дадут.

Уже начинает покалывать сердце в предчувствии скорого прибытия, уже механически собирается постельное бельё, кружится голова. Глядя на часы, на равнодушное движение стрелок, торопишь их, понимая, что вместе с приближением удаляешься, а удаляясь - приближаешься.

Вечер. Виолончелистка прибирает на столе. Часы показывают 22.34. Лёгкий стук в дверь, потом она открывается и заходит Крепкого телосложения мужчина.

- Здравствуй.

- Здравствуй.

- Вот, решил сам зайти, а то тебя давно не видно в клубе.

- Не было времени. Работы много.

- Я по тебе соскучился. Ты обиделась на меня? Я что-то не то сделал?

- Нормально. Я просто была для тебя очередной…. Так что ни в чём не вини себя, я ж сама этого хотела.

- А...Ну ладно. Чаем угостишь? Я тут кое-что принёс.

- Угощу.

И вновь доброй ночи, миленький! До условленной встречи в виртуальном мире ещё полчаса. Решила вот рассказать тебе немножко о своём быте здесь. После звонка отправилась домой и занялась приготовлением ужина. Адаптированная к местным условиям яичница: с луком, цветной капустой и местными грибами. Заварила зелёный чай, устроилась на полу, поставила музыку - того самого гамбиста. По приобретённой так быстро привычке поедала свой ужин палочками вприкуску с вялеными то ли осьминогами, то ли кальмарами, похожими на нашу вяленую рыбу. Это нас наш директор угостил. Так что можешь мысленно нарисовать себе эту картину. Потом забралась под одеяло. В квартире опять холодно. Бойлер мы на время отъезда отключали, так что пока всё вновь нагреется, пройдёт день. Закрыла глаза и стала мечтать. Музыка, которую купила, я говорила тебе, 17 век, барокко, столь прекрасна! Я бы даже сказала, совершенна. Стала себе представлять, как под эту музыку, вместе с тобой, лежу в ванной, свечи, захотелось красного вина, чтобы оно мерцало в бокале, в неровном свете. Вот под такие мечты я и задремала.

Я о тебе думаю и скучаю и очень хочу к тебе хотя бы прикоснуться.

Бьёрк.

- Только недолго посидим. А то мне ещё вещи собирать.

- Уезжаешь?

- Да.

- Ты меня не хочешь?

- Нет.

- Понятно. А то может последний раз? Когда ещё увидимся…

- Я думаю, не стоит.

- Да что с тобой?

- Просто мне всё надоело.

- У тебя неприятности?

- Они у меня перманентно.

- Странный вы народ, барышни.

- Обычные. Просто сначала вы преклоняете колени, до тех пор, пока не получите своего, а потом начинаете унижать и оскорблять.

- А я что, тебя унизил?

- Нет. Это я образно.

- Да вы тоже не подарок. Сначала набрасываетесь, как сорвались с цепи, а потом начинаете мужчинами вертеть, как заблагорассудится. Когда ты подо мной стонала, поди не думала ни о чём другом как о том, чтобы трахнуться? А теперь крутишь тут динамо.

- Ничего я не верчу. Я просто устала. Я хочу побыть одна. Это понятно?

- Понятно. Ладно, я пошёл. Счастливо тебе.

- И тебе удачи.

Крепкий уходит. Виолончелистка разбавляет заварку и пьёт едва подкрашенный чай.

Пара Белум выглянул на улицу сквозь маленькое круглое оконце, и, решив прогуляться, быстро оделся. Погода превратила воздух в тёплое, даже можно высокопарно выразиться - в жаропышенье. Если бы не одно обстоятельство. Это была только кажущаяся жара. Жар был в теле Пара Белума. Но он об этом даже не догадывался.

Несмотря на свой почти 80-ти летний возраст, Пара был по-военному подтянут, свеж, хорошо смазан и опрятно, неброско одет в тёмное, с металлическим отливом. Его здоровью могли бы позавидовать друзья, но в этом мире их почти не осталось. Хотя Белум особенно от этого не страдал. И всё же жар внутри имел место быть. И объяснение этому было одно – дожив до такого возраста, Белум первый раз влюбился. Влюбился неистово, как наотмашь, сразу, и, естественно, безответно. Пугливая эта любовь покрывала внутренности ржавым налётом и вырывалась наружу незнакомым доселе скрипом и лёгким, режущим терпение напрочь стуком. Возлюбленную Пара звали по-домашнему нежно: «Маня», она была одной из любимых творений жителей Галантерейного магазина, что в Малом Осколовском переулке. Встреча Пара и Мани была предопределена их непрозрачной, но романтической прошлой жизнью. А начиналось всё так… Много лет тому назад.

Однажды, в небольшом немецком городке Шайзе, в семье мастерового жестянщика Ганса Белума, родился долгожданный наследник. Жена – набожная, католичка, по странному видению во сне решила безапелляционно назвать отпрыска несвойственным для этих удалённых от больших городов мест именем – Пара. Впрочем, объяснив онемевшему от счастия мужу, что им пришла пора иметь ребёнка. Вот так и началась жизнь Пара Белума.

- Ах, - вздыхала фрау Ангелина, рассматривая улыбающегося и пускающего слюнки Пара, - ты посмотри, какого чудесного ребёночка послал нам Господь!

- Действительно, - прятал в пушистые усы счастливую улыбку герр Белум, - действительно.

- Я чувствую, у него будет чудесная и радостная жизнь, - обнадёживала фрау Ангелина, кокетливо поправляя чепчик на своей хорошенькой головке.

- И у него будет такая же замечательная жёнушка, как ты, - подхватил герр Белум, ласково поглаживая полную спину жены.

- Вы баловник, - краснела Ангелина и давала увести себя в спальню.

Пара не болел, не плакал, хорошо ел, много спал и радовал своих родителей своим цветущим видом, необременительностью в ухаживании, нетребовательностью и весёлым нравом. Пойдя в школу, Пара получал только положительные оценки и приносил домой отличный табель и благодарственные листы, оттиснутые на мелованной бумаге, украшенные золотом и витиеватыми подписями попечителей учебного заведения. Но, как это часто бывает, долгое счастие ведёт к глубокому несчастию. И несчастье не заставило себя ждать.

В одно воскресное, обычное воскресное утро, когда маленький Пара с матерью был в церкви, в мастерской отца что – то зашипело тревожно, а потом взорвалось. В результате последствий взрыва герр Белум впал в беспамятство, в котором и скончался спустя три дня в местной больнице от множественных ожогов, переломов и внутренних кровотечений.

А одно несчастие несёт за собой следующее. Вместе с мастерской был разрушен и дом, а вместе с домом погибло всё нажитое за долгие годы имущество. Вдова Белума осталась без средств к существованию. И тогда эксфрау, как ни тяжко далось ей это решение, решила отправить маленького Пара к своей двоюродной сестре, в далёкую и снежную Россию.

Родственница Ангелины жила в Москве, имела доход со сдаваемых внаём комнат в четырёх своих домах, которые ей достались в наследство от скончавшегося от апоплексического удара мужа, который в первую же брачную ночь попытался достичь вершин оргазмуса неестественностью позы. До фрау Белум доходили кое-какие смутные слухи об этом происшествии, но она была выше досужих домыслов и сплетен. Ведь известно, что сплетня потому и сплетня, что её сплетают.

Списавшись с сестрой, Ангелина получила согласие её, и, скоро собрав немногочисленные пожитки, поплакала, посадила Пара в пульмановский вагон и отправилась в монастырь. И дальнейшая судьба сестры Ангелины – как стали звать её в монастыре – была отдана служению роли христовой невесты.

Пара сразу, как только поезд тронулся, уселся у окна и стал разглядывать появляющиеся пейзажи. Это было его первое путешествие, кроме Шайзе он не бывал нигде. Смерть отца была воспринята им своеобразно, Пара замкнулся и на все вопросы начинал смеяться, чем очень сильно пугал мать и окружающих.

В купе кроме Пара ехала семья одного коммерсанта, по делам фирмы вынужденного переехать на в другое место жительства, а точнее туда же, куда направлялся и осиротевший Белум, - в Россию, в Москву. Это немного ободрила Ангелину, когда она на вокзале выяснила всё про соседей и ненавязчиво попросила об одолжении присмотра за мальчиком до тех пор, пока его не встретит Елизабета, далёкая сестра.

- Аминь! – сказал глава семейства и продолжил чтение толстого фолианта с названием «Что нужно знать о России».

Маленькая девочка слезла с коленей матери, потянула Пара за рукав курточки.

- Ты почему такой грустный?

Белум засмеялся. Девочка беззубо улыбнулась.

- Идите, поиграйте в колидоре, только не шумите, - мать девочки как-то странно посмотрела на мужа, - нам нужно кое-что обсудить.

- Меня зовут Агния, мы раньше были французами.

Девочка смущённо встала за спиной молчаливого Пара.

Казалось, Белум был мысленно в другом месте, ничего не замечая окрест, даже хорошенькую беззубую Агнию, её новые шёлковые ленточки, так празднично и красиво украшавшие новенькое платьице из сребристого флакшепута. И действительно, Пара Белум мысленно был далеко.

Мысли Белума: Я уже почти взрослый, мне десять лет и два месяца с небольшим. Я стал сиротой, но из книг, прочитанных ранее, известно, что это не самое большое горе. Тётя Елизабета - сестра моей мамочки, и значит, хороший человек. Я вырасту и заработаю много специес-таллеров, куплю новый дом и мамочка сможет вновь улыбаться мне по утрам. А чтобы заработать много денег, нужно хорошо учиться и потом получить место где-нибудь в городской управе. Со временем горожане заметят моё усердие, честность и бескорыстие и обязательно выберут меня бургомистром. Все прохожие будут улыбаться и кланяться мне при встрече… «Доброе утро, герр бургомистр! Как поживаете? Не пропустить ли нам вечером кружечку чёрного пива «Делайзер»? Или вы предпочитаете светлое «Организайтер»? Что нового в благоустройстве нашего благочестивого Шайзе? Ах, какие милые и весёлые ваши детки, какие прекрасные костюмчики на них! А у вашей жены такой замечательно белый цвет лица. К нему так идут эти изумительные серёжки с топазами».

Пара мог бы ещё долго так грезить наяву, но поезд резко затормозил, и мысли исчезли. Дверь купе плавно отъехала в сторону и мама Агнии, с чуть нарушенной причёской и слегка помятым платьем, выглянула в коридор, поднесла платок к губам, кашлянула.

Мальчики сидели в тёмной комнате на столе. Светловолосые. Светлолицые.

- А ты знаешь, что меня Глеб душил?

- Нет. А за что?

- Он считал, что его любят меньше, чем меня.

- А папа видел?

- Видел.

- И что он сделал?

- Он очень больно ударил Глеба, тот аж побелел. А потом бабушке рассказывал, что папа его избивал. Он и меня бил.

- Кто, папа?

- Нет – Глеб, я его боюсь, особенно, когда никого нет рядом. Вова, а давай, когда вырастем, станем сочинять сказки, как наш папа?

- Давай.

- Тогда ты начинай…

- Нет, лучше прочти письмо от папы, где он меня с днём рождения поздравляет.

- Так темно же.

- А я фонарик взял, - и младший мальчик спрыгнул со стола, откуда-то снизу вынул планшет, и, подсвечивая себе фонариком, протянул планшет брату.

- Включай.

«Володенька! Камешек мой ненаглядный! Ты уж извини, что не видались так давно, так уж выходит. Сегодня тебе исполняется пять лет, и скоро ты станешь совсем большим и умным, послушным и разумным. Не перечь бабушке и деду, они хотя и строгия бывают, но желают тебе только самого замечательного, что можно пожелать. Помогай и слушайся братьев, а уж маму люби крепко накрепко, так как ничего на свете лучше вашей мамки нет и не будет, и даже когда ты станешь большим, люби и береги её. На самом деле мамка ваша – самая настоящая волшебница, только мало кто об этом знает, и я ни знал до поры до времени. А в подарок тебе маленькая сказочка.

«У далёкого тёплого и огромного моря, которое называли Чёрным, на самом берегу лежало множество разных камешков. Когда-то они были огромными, с острыми краями, каменюгами, об которые царапались растения и птицы, но постепенно ласковое море их округляло и сглаживало уголки, и они превращались в самые настоящие волшебные камешки. Когда ты окажешься на море, то сам увидишь, какие они разные и красивые. Взрослые приезжали на море отдыхать, иногда с детьми, и дети собирали камешки и ракушки, привозили их домой, но постепенно забывали о них, а иногда закидывали в самую гущу игрушек. Камешки страдали и терпели и только по ночам, когда все уже засыпают, камешки переговариваются между собой и вспоминают ласковое и далёкое море, где они были счастливы. Если проснуться зимой, под самый Новый год, то можно услышать их разговоры. Правда со временем, взрослея, дети перестают их слышать и уж став совсем старыми, они случайно их обнаруживают, достают, гладят руками и снова что-то далёкое и милое начинается чудиться в их шелесте и постукивании. И тогда взрослые плачут, но не от горя, а от того счастья, которое забыли…».

Дата добавления: 2015-08-17