У кого крошки изо рта валятся, тот скоро умрёт.

ОСТАНОВКИ

Юле Раз.

Спи, Сашенька, не реветь! Спать, Сашенька, не реветь!
В двери ломится медведь.
Лют и страшен этот зверь!
Он ломает нашу дверь.

Спи, Сашенька, ни гу-гу! Спать, Сашенька, ни гу-гу!
Вон ещё несёт Ягу!
С толстой палкою, клюкой. С толстой палкою-клюкой
Аж-ин страшно мне самой!

Спи, Сашенька не реветь! Спать, Сашенька, молодец!
Под полом лежит мертвец!
У него-не как у нас,
Две дыры за место глаз.

Поздней осенью я решил уехать. На ночном вокзале было непривычно пусто. Пахло все так же, как и много лет назад, когда я впервые приехал в Город – запах поездов, странствий, надежд. Теперь уже неосуществимых никогда. Поезд стоял на первой платформе, и редкие фонари лениво качали выпуклыми тусклыми глазами под ветром и дождём. Пока я шёл вдоль омертвелого состава к своему вагону, дождь превратился в снег первый снег… колючий и нежный, как рот ребёнка, едва наполненный пригоршней белого пляжного песка. Двери вагона были ещё закрыты, и я курил в кулак моля о том, чтобы оказаться в купе одному. Ведь если не сбываются надежды, то, может, хоть сказки сбудутся. Ну, или одна.

Комната. Сыро и холодно, это даже не ощущение шкуры, а ощущение видимого. Много комнатных растений и живых цветов. С потолка свешивается серпантин новогоднего дождя, повсюду бумажные фонарики, маленькие ёлочные игрушки. Вечер. За окном слышно, как иногда проезжает трамвай. За стеной надсадно кашляют, а потом тихий смех.

Безумные дни. Хотя почему безумные? Обычная после праздничная неразбериха. Кто-то продолжает праздновать. А я? Я, как обычно, «не по-детски» грущу. Сегодня не вклиниваюсь ни во что. Голова предательски отказывается работать - нет, не с похмелья! Скорее оттого, что последние два дня я провела в полном одиночестве. Тупо смотрела телевизор, либо просто валялась в полудрёме на диванчике. Искристые идеи, как не пыталась их в себе вызвать, отказывались посещать мою некогда ясную голову. А сейчас? Что я делаю сейчас? Вновь безответственно трачу своё драгоценное время. От нечего делать… просто сидя дома одна и глядя на виолончель.

Виолончелистка - худая, высокая, красивая. Она сидит в тесной комнатке на диване, курит и рассматривает подушечки пальцев на левой руке. На ней зелёный свитер, серые джинсы и тёплые носки. Звонит мобильный телефон. Виолончелистка читает сообщение. Ещё звонок. Читает. Звонок. Читает. Отшвыривает от себя мобильный в сторону. Поднимается, подходит к стоящей в открытом кофре виолончели, вынимает инструмент. Тушит сигарету. Достаёт смычок, трубочку канифоли и тряпочку, подкручивает, протирает, трогает колки, прислушивается, печально улыбаясь, смотрит на сползшую резинку подставки. Замирает, вздохнула, выдох начался, и двинула смычком от фа...Пододвигает ногой маленькую табуретку, прикручивает шпиль - проводит смычком по струнам. Опять прислушивается... Сыро... Звонит телефон - мелодия отличается тональностью, но, впрочем, узнаваемо, другая. Виолончелистка играет, не обращая внимания на звонок, который то смолкает, то снова звучит. Доиграв, она убирает виолончель в кофр. В обратном порядке: сначала смычок ослаблен, потом канифольный бочонок с тряпочкой в кармашек, а... Ставит кофр в угол. Открывает шкаф, вынимает чёрные джинсы, чёрный свитер, чёрные колготки, чёрный бюстгальтер. Переодевается. Звонок телефона. Виолончелистка берёт телефон: «Да…» Долго слушает, не дослушав, выключает: «Достал…»

Виолончелистка надевает ботинки, короткую дублёнку, берёт сумку, выключает свет, выходит. На стене горят зелёным светом цифры часов: часы 21:00.

В тот день, совершенно замечательный своей морозной солнечностью, когда сердце невольно сжимается от окружающей красоты белого, когда внутри звучат колокольчики, а из глаз катится слеза счастья, в большой квартире на улице Мистичурина было тихо. В дальней комнате, забравшись с ногами на стол, стоящий напротив трёхстворчатого окна, уткнувшись лицом в ладони, сидел мальчик лет шести 6. Худенькие плечи его слега подрагивали, а на столешнице поблёскивали капли влаги. Так вечер переходит в ночь, а ночь светлеет, на улице появляются дворники и собачники. Так и мы часто просыпаемся не от того, что выспались, а от того, что кто-то будит. Лучше всего, если будить будет кто-то родной, близкий. Хотя и это не значит ничего. Особенно если просыпаешься не по своей воле, когда сны, смешанные с реальностью, на поверку оказываются просто продолжением яви.

Мальчик поднял голову и посмотрел в окно, там сквозь раскачивающиеся ветки деревьев, чертящих свой вечно-меняющийся колдовской рисунок, виднелась уходящая вдаль россыпь домов, редкие запятые прохожих и прямая стрела уличного фонаря с прикреплённой табличкой автобусной остановки. Шоркнула дверь, он прищурил глаза и увидел отражение вошедшего в комнату ребенка, мальчика лет 5. Тот постоял в нерешительности, осторожно прикрыл за собой дверь, потом прошёл через комнату к другому окну, упёрся руками о в подоконник и выглянул на улицу.

Когда смотришь в это окно, то видишь лишь маленький край двора, натянутую верёвку, на которой постоянно сушится бельё - и летом, и осенью, и зимой, и даже весной. В левом углу поворот асфальтированной дорожки с кустарником. В правом углу – часть гаража и соседний дом, ограждение из сетки и крытая беседка, в на которой днём восседают бабушки, а по вечерам собираются молодёжные компании - они пьют пиво, курят, громко разговаривают, преувеличенно размашисто машут руками и смеются по любому поводу.

Затем мальчик спрыгнул на пол и подошёл к столу, залез на него через стул и сел рядом с тем, кто так и не шевельнулся. Глянул в окно, потом заметил капли влаги на столешнице и только после этого посмотрел старшему брату в глаза. Мальчики сидели на столе, скрестив ноги, неуловимо похожие и совершенно разные, светловолосые, худенькие, смотрели молча друг другу в глаза, а за окном в это время начал падать снег. Старший мальчик вынул из кармана смятый листок бумаги, развернул его и начал читать вслух. Он читал медленно, но без ошибок, как самый прилежный ученик или обычный талантливый ребёнок.

«Сашенька с Днём рождения тебя сынуля! Я очень по тебе скучаю, но главное слушайся Бабушку и Дедушку! Всегда люби и оберегай Маму! Помогай им во всём и береги Вову. Не обижай его и не мучай Глеба, ему тоже не всегда легко с тобой. Ну, я думаю ты мальчик умный и поймёшь всё правильно… Надеюсь увидимся и я смогу тебе объяснить, почему мы теперь живём в разных местах… А пока тебе в подарок сказка.»

Мальчик сделал паузу, а затем продолжил:

«В одном маленьком московском дворике жила-была ледышка. Когда-то она была частью самой огромной сосульки, свисавшей под водосточной трубой. День за днем, ночь за ночью она росла и однажды, отколовшись от сосульки, стала самостоятельной ледышкой. По ночам, когда дети и взрослые расходились по своим уютным квартиркам, маленький дворик оживал. Изящные сосульки танцевали с веселыми снежинками под хрустальный перезвон зимних мелодий. Вальяжные сугробы делились друг с другом новостями, кривобокие снеговики внутри ледяной крепости играли камешками в шахматы. Освещенный каток искрился снежной пылью, и мелкие ледышки катались по ровной глади, выписывая пируэты, а ближайшие деревья восторженно хрустели ветками особенно удавшимся и красивым па фигурного состязания. Но как только во дворе появлялся человек, снежное веселье замирало в ожидании, как замирает пленка проектора, остановленного на секунду. А надо сказать, что в этом дворе жили два брата, одного звали Жажа, а второго – Боба. Были они капризными, неугомонными и часто плакали. Более капризным и плаксивым снежные обитатели двора считали Жажу. Он был хитрым, жадным, часто обижал брата, особенно когда родители этого не видели. Кидался тяжелыми снежками, ломал крепости, которые стоил Боба, ставил подножки на катке, толкал в сугробы, отбирал варежки и закапывал их в снег – в общем, всячески хулиганил. Снежный двор видел все это, но никак не мог защитить Бобу от старшего брата. А больше всех жалела Бобу ставшая недавно Самостоятельной ледышка, которая недавно сама была маленькой и как никто понимала мальчика.

Однажды днем, улучив момент, когда рядом никого не было, Самостоятельная ледышка сказала Бобе, что они могут дружить. Мальчик обрадовался – у него во дворе появился настоящий друг, к тому же не просто друг, а волшебный, необычный – Ледышка, которая умеет разговаривать тонким звенящим голоском! И, когда родителя позвали братьев домой, Боба не смог расстаться со своим новым другом. Пронеся Ледышку в дом в кармане, Боба спрятал ее в холодильник. Бедная ледышка! Всю ночь ей пришлось спасаться от нападок замороженных продуктов и атак злобной наледи. Но утром, когда Боба достал ее из ставшего камерой пыток холодильника, она не успела рассказать своему другу о ночном кошмаре. Потому что Жажа увидел Ледышку у своего брата и отобрал ее! Боба заплакал так, как не плакал даже тогда, когда Жажа отнимал последнюю конфету… Прибежали родители, которые никак не могли понять, что произошло, а когда Боба сквозь рыдания сумел им объяснить – они забрали Ледышку у Жажы. Боба бегом отнес ее на улицу и спрятал. Тем же вечером, когда дети и взрослые разошлись по своим вечерним делам, Боба сделал из ледышки прозрачную Звездочку, самую прекрасную из всех, каких только можно представить. Он повесил ее на нарядную пушистую елку, стоящую во дворе и святящуюся по ночам разноцветными электрическими огоньками, даря ощущение праздника. И с тех пор только Боба мог видеть, как веселится снежный двор, и слышать все, о чем поют и разговаривают его обитатели.

Когда же Боба вырос и его стали называть Владимиром, то он выбрал для себя работу дворника и каждую зиму собирал ледышки, делал из них хрупкие фигурки и украшал ими елку. Он заливал каток, а вокруг лепил крепости и снеговиков. Когда же снега было особенно много, Боба создавал фигуры сказочных, волшебных, но всегда добрых персонажей. И все дети в этом маленьком дворе были веселы и счастливы, а взрослые обязательно улыбались, попадая в этот двор. Даже Жажа, которого все теперь звали Александром, стал добрее и иногда помогал своему младшему брату украшать двор.»

Дата добавления: 2015-08-17