Л) О явлениях наследственности у евреев и полуевреев

Одновременно выяснилось, что вследствие процессов смешения и отбора евреи сохранили сравнительно мало от той расы, которая первоначально определила физические и психические черты семитоязычных племен, а именно ориентальной расы. Было установлено, что основная масса еврейского народа в расовом отношении близка к основной массе армянского народа. Об этом говорил еще Зофер, и из сходства расового состава обоих народов следует, что «большое сходство в поведении обоих народов объясняется не только внешними моментами (преследованиями, миграциями и т. п.), но и расовым фактором» (Армяне и евреи. Журнал демографии и статистики евреев, 1905, № 5, с. 65), т. е. наследственными психическими чертами общей обоим народам переднеазиатской расы.

До повторного открытия законов Менделя и последующего бурного развития учения о наследственности и отборе, тот или иной психический или физический признак еврейского народа объяснялся по Ламарку как приобретенный под влиянием среды (истории, образа жизни, состояния умов и т. д.), а при изменении среды он может быть и утрачен. Ряд физических и психических черт евреев постоянно объяснялись, по Ламарку, влиянием среды, считались приобретенными, но могущими стать наследственными за пару поколений. Говорили о влиянии жизни в гетто, талмудического способа мышления, преследований и юдофобии нееврейского окружения. После того как изучение наследственности заставило отбросить гипотезу о наследовании приобретенных свойств, заменить ламаркизм дарвинизмом, т. е. учением об эволюции живых существ вследствие естественного отбора, возникла необходимость объяснить такие исторические явления, как Талмуд, жизнь в гетто и юдофобию, наряду с физическими признаками — формами головы и носа, цветом глаз и т. д. — наследственными задатками и особыми процессами отбора.

Первым, кто стал изучать евреев, полуевреев и их потомство с помощью законов Менделя, был еврейский расолог Саламан. Он вместе со своими еврейскими сотрудниками исследовал родителей и потомство 136 еврейско-английских, еврейско-полуеврейских и полуанглийских семей. Полученные им результаты признаются в расологии лишь с оговорками, потому что он рассматривал евреев и англичан как «расы», тогда как оба народа представляют собой расовые смеси. Смешанный еврейско-английский брак не соответствует, таким образом, простому опыту Менделя по скрещиванию двух пород, это гораздо более запутанный процесс скрещивания. Цифровые соотношения, полученные Саламаном, имеют поэтому малую ценность, важней установленное им наследование отдельных черт, считающихся «еврейскими». Аналогичные результаты получил Ойген Фишер, изучая рехоботских бастардов.

Дети от смешанных браков, изученные Саламаном и его помощниками, в меньшинстве случаев имеют «еврейскую внешность». Но точного расологического определения, что это такое, нет. Соотношение детей с «еврейской» и «нееврейской» внешностью — 1:13. Это сразу же наводит на мысль, что еврейские супруги изученных Саламаном смешанных пар уже имели довольно сильные примеси европейских рас и большей частью не обладали «чисто еврейской» внешностью. Опубликованные Саламаном снимки подтверждают это предположение. (Именно в Англии, где нордические черты идеального джентльмена влияют на выбор супружеской пары, в средних и высших слоях евреи и еврейки с ярко выраженной «еврейской» внешностью не котируются.) Саламан считает (Наследственность и евреи. Джорнал оф Дженетикс», том 1, 1910-11, с. 288), что «североевропейский» облик является в этих случаях доминантным по отношению к «еврейскому». Но сохранилась ли эта пропорция 1:13 в том случае, если бы он проследил потомков от этих смешанных браков до взрослого возраста? Похоже, «еврейские» черты полностью проявляются лишь у взрослых. Девочки, которые ранее выглядели «нееврейскими» могли между 16 и 20 годами быстро стать очень «еврейскими», мальчики — между 18 и 25 годами.

В 9 случаях смешанных браков евреев с полуеврейками или полуангличанками Саламан обнаружил пропорцию между детьми с «нееврейской» и «еврейской» внешностью 13:12, в 4 случаях смешанных браков полуевреев или полуангличан с еврейками 2;5, а во всех 13 случаях — 15:17. Так как по Менделю, если бы скрещивались две расы, соотношение должно быть 16:16, Саламан пишет: «Выводы, к которым неизбежно приводят эти результаты, таковы, что еврейский облик, предположим ли мы, что он имеет под собой ощутимую анатомическую основу или является отражением особых психических задатков на мускулатуре лица, представляет собой признак, который подчиняется законам Менделя» (цит. соч. с. 280). В рамках еврейства Саламан предполагает (там же, с. 289) при скрещивании доминантность сефардских черт над чертами ашкенази, т. е. он понимает скрещивание этих двух типов как скрещивание рас.

Таким образом, исследования Саламана не позволяют судить о доминантности и рецессивности отдельных расовых признаков еврейского народа, они доказывают лишь наследование самих этих признаков, которые и профаны на Западе распознают во внешности потомков от еврейских смешанных браков. Сколь мало способствуют влияния среды возникновению «еврейских» черт лица, ясно и Саламану, судя по его заявлению: «Я часто видел новорожденных детей с несомненно еврейскими чертами лица».

В кругах профанов бытует мнение, будто «еврейские» расовые признаки обладают при наследовании особой «пробивной силой» по сравнению с нееврейскими. Это мнение основано на том, что отдельные признаки, считающиеся «еврейскими», т. е. большей частью признаки переднеазиатской и ориентальной рас, проявляются не у детей от смешанных браков, а у внуков, правнуков и более поздних потомков. Действительно, сравнительная редкость «еврейской» внешности у детей от смешанных браков, которую наблюдал Саламан (в пропорции 1:13) несовместима с данными других наблюдений, касающихся смешанных браков. И Саламан нашел бы больше «еврейских» черт у внуков от смешанных браков, которые он изучал. Но методы Саламана не позволяют нам найти ответы на интересующие нас вопросы. При скрещивании рас вообще, вопреки предположениям, одна из этих рас не обладает заведомым перевесом над другой, а наследуются отдельные задатки, которые потом проявляются в физических и психических чертах либо как доминантные, либо как рецессивные. Те расы, которые обладают большим количеством доминантных наследственных задатков, кажутся более «пробивными», чем те, у которых таких задатков меньше, а рецессивных больше. В последующих поколениях, на взгляд простого наблюдателя, будут преобладать черты той расы, у которой больше доминантных наследственных задатков, что определяет развитие особенно бросающихся в глаза физических и психических черт.

«Мнение, будто отдельные расы сильней как таковые, подкрепляется психологическим заблуждением, прежде всего, когда речь идет о скрещивании европейских рас с евреями. В поколении внуков (F²) и в следующих поколениях очень часто снова встречаются отдельные «еврейские» признаки в тех случаях, когда поколение F² не имело еврейской внешности. Но при этом упускаются из вида все те случаи, когда, наоборот, фиксируются только нееврейские признаки и когда можно говорить о преобладании нееврейской части. Точные исследования скрещиваний с евреями показали, что и в этих случаях, само собой разумеется, преобладает лишь отдельный доминантный признак: черные волосы, выпуклый нос и т. п. При скрещивании широконосых восточных евреев с северными европейцами, имеющими резко очерченные узкие носы, доминирует, наоборот, нордический нос» (Фишер в сборнике Баур-Фишер-Ленц, т. 1, 1927, с. 138).

Если бы расологические исследования потомства смешанных браков между евреями и неевреями — исследования, которые еще предстоит провести, — показали, что представленные в еврейской расовой смеси расы имеют больше доминантных и меньше рецессивных наследственных задатков, чем расы, представленные в расовых смесях западных народов, это подтвердило бы народное предположение о перевесе «еврейских» расовых признаков. Но если вспомнить, что для одной формы носа есть минимум четыре наследуемых независимо друг от друга «фактора» (формы корня носа, спинки носа, крыльев носа и кончика носа), мы поймем, что подобные исследования столкнутся с такими трудностями, что по сравнению с ними исследования Саламана покажутся детской игрой.

Против тезиса о строгой наследственности представленных в еврейском народе расовых признаков иногда возражают, что евреи одной страны отличаются от евреев другой так же, как и коренные жители этих стран. В евреях Германии есть «что-то немецкое, в евреях Франции — «что-то французское» и т. д. При утверждениях такого рода всегда следует выяснять, какие именно признаки имеет в виду наблюдатель. Многие люди обращают внимание не на самих людей, а на их одежду и т. п. В подобных случаях английский еврей, конечно, будет сильно отличаться от русского еврея. Большинству людей бросается в глаза в других людях если не одежда, то черты, не столько наследственные, сколько благоприобретенные, в отдельных людях — поведение, жесты, речь, движения мышц лица: именно последние многие хорошо подмечают. Именно в этих деталях возможны т. н. паратипические отклонения, которые действительно могут придать многим английским евреям «нечто английское», многим немецким — «нечто немецкое». Точно так же у немца, который долго живет во Франции, в поведении, речи и выражении лица появляется «нечто французское». Все это паратипические вариации наследственных признаков, которые могут приобретаться и снова теряться. Именно народу с сильной переднеазиатской примесью, такому как еврейский, их легче приобретать, чем немцам или англичанам, так как переднеазиатская примесь содержит дар проникновения в чужую душу, а это условие для бессознательного и сознательного приспособления к непривычному окружению.

Прежде всего оказывают паратипическое воздействие язык и его диалекты, видоизменяя наследственные черты лица в определенном направлении. Кроме того, движения и жесты или нелюбовь народа к движениям и жестам, «стиль» общения людей друг с другом, наследственные черты всей мускулатуры человека, который хочет приспособиться к этому «стилю», легко изменяются благодаря привычкам. Так возникают не наследственные наслоения на наследственных признаках и именно эти наслоения привыкли подмечать люди в больших городах, именно эти наслоения имеют для многих людей большое значение, столь большое, что они, думая об этих явлениях, начинают верить, будто влияния среды могут преобразовать наследственные признаки. То, что часто говорится о влияниях среды на разные группы евреев, о евреях, ставших «английскими», «французскими» или «немецкими», большей частью можно объяснить такими паратипическими воздействиями. Это относится и к явлениям психической жизни. Люди переднеазиатской расы благодаря их умению влезать в чужие души могут выдержать сильные наслоения чуждого им духа.

Р. Вирхов рассматривал возможность и диапазон таких наслоений именно на примере разных групп евреев. В своей работе «Crania ethnica Americana» (1897, с. 4-5) он писал: «Я имею в виду физиогномическое влияние, главным образом, мышц, в первую очередь, мимических мышц. Различия между немецкими, английскими, испанскими и польскими евреями основываются не только на смешении, хотя и оно играет роль, но больше на подражании и приспособлении движений мышц к окружающим. Насколько мимическая мускулатура может повлиять на кости лица это уже другой вопрос, требующий изучения».

Наслоения вследствие подражания особенностям речи, походке, прочим движениям и жестам и, прежде всего, приспособление к психическим чертам окружения всегда возможны, они и вызывают паратипические изменения в облике евреев разных стран. Утверждают, будто влияния среды изменяют и наследственность еврейских групп, после того как американский расолог, еврей Боас обнаружил, что дети эмигрировавших в Америку евреев стали более длинноголовыми, а дети сицилийских эмигрантов — более короткоголовыми. (Правда, Радослаевич подверг резкой критике методы Боаса, см. журнал «American Anthropologist, 1911, с. 394; ответ Боаса — «Zeitschrift fur Ethnologie», 1913, с. 1). Но ни евреи, ни сицилийцы это не расы, а расовые смеси, и их дети могут иметь многие признаки, которых не было у родителей. Сам Боас, в отличие от тех, кто использует его исследования как доказательство отсутствия расовых различий, говорил не о наследственных, а только о фенотипических изменениях: «может быть, те же люди, вернувшись в прежнюю среду, вновь обретут прежние физические черты» (Новые свидетельства нестабильности человеческих типов. Proc. Nat. Acad. of Sciences, II, 1916). Вопреки всем предположениям об изменяющей расу силе среды и ряду устаревших ламаркистских представлений даже для более наблюдательных профанов именно евреи один из лучших примеров того, насколько независимы от среды физические и психические наследственные задатки. Рассмотренный ранее вопрос о распознаваемости евреев уже показал нам, сколь мало значат столетние смены мест, языков, привычек и профессий, общественного положения, имущества, вероисповедания и гражданства по сравнению с не зависящим от них фондом наследственных задатков.

Если сравнить изображения евреев дохристианской эпохи с физическими чертами современных западных евреев и сопоставить мнения египтян, греков и римлян о психических качествах евреев, как это сделал Вильрих (Истоки антисемитизма. 1922) с высказываниями известных западных деятелей нового времени о психической сущности евреев, нам бросятся в глаза совпадения, которые можно объяснить только неизменными наследственными физическими и психическими задатками.

Одно лишь признание таких совпадений на протяжении двух-трех тысячелетий опровергает ламаркистские гипотезы, будто преследования и страдания еврейского народа в Средние века, в результате «наследования приобретенных признаков» изменили его физическую и психическую суть. Конечно, условия жизни евреев в Средние века повлияли на отбор среди еврейского народа, поскольку, как уже говорилось, больше всего детей имели «самые иудейские» евреи. Повлияли они и на нынешнее состояние здоровья евреев. Но психическая суть евреев, обусловленная наследственными задатками, сложилась еще до нашей эры.

IX. Еврейский вопрос

Тот, кто пытается сегодня публично заговорить о «еврейском вопросе», часто оказывается перед лицом большей части западной публики в таком положении, что ему сначала приходится доказывать, что «еврейский вопрос» вообще существует. Обсуждение этого вопроса в наше время вызывает неприятие у многих евреев и неевреев. Последние боятся экономического и политического могущества евреев в лице повелевающего народами международного финансового капитала. Хеккер в послесловии к своему переводу книги Илера Беллока «Евреи», в которой, по его мнению, выражен католический взгляд на еврейский вопрос, высказывает такое убеждение: «Есть много умных людей, которые признают, что боятся еврейского вопроса, не хотят о нем ни слышать, ни знать, испытывают перед ним ужас» (Евреи, 1927, с. 217). При своей прямой или косвенной зависимости от международного финансового капитала и большая часть прессы всех западных стран избегает еврейского вопроса или, по крайней мере, серьезного его обсуждения. Несмотря на это, именно в наши дни очень многие евреи и неевреи чувствуют, что еврейский вопрос — один из самых животрепещущих для всех западных и американских государств и народов и для всех кругов и слоев этих народов. Многим кажется, как говорит один из самых знающих специалистов по затронутой здесь теме, Зомбарт, что это «проблема, решение которое самым чувствительным образом затрагивает каждого из нас» (Будущее евреев, 1912, с. 8).

Спокойному обсуждению еврейского вопроса с дохристианской эпохи, когда началось рассеяние евреев, постоянно мешает и делает его невозможным пресловутая «еврейская чувствительность», которая сразу же придает любому обсуждению необъективный характер, из-за чего многие умные евреи и неевреи вообще уклоняются от таких обсуждений. Еврейские писатели сами ссылаются на эту «еврейскую чувствительность». Так Максимилиан Харден писал в журнале «Цукунфт» (июнь 1904): «Можно говорить без обиняков о любой другой религии, расе или классе и только об Израиле нельзя сказать ни одного критического словца? Это удивительное требование, тем более удивительное, что оно выдвигается людьми, которые ежедневно взывают к терпимости». О «грубой, прямо-таки варварской нетерпимости», которую проявляют евреи вопреки их воплям о терпимости резко писал еврейский писатель Конрад Альберти в журнале «Гезелльшафт» (1889, № 12), причем он называл замалчивание мнений других «специфически еврейским». Эти нетерпимость и замалчивание приводят к росту антисемитизма, который, несмотря на попытки помешать обсуждению еврейского вопроса, заставляет о нем говорить.

На «еврейскую чувствительность», похоже, первым указал Цицерон (Речь в защиту Флакка, 28), потом Фихте, а в новой Германской империи о ней первым открыто заговорил Рудольф Вирхов (Архив фюр патологише Анатоми, том. 44, с. 138-144). В то время как часть евреев занимается научным изучением своеобразия еврейского народа, а другая их часть распространяет среди своих соплеменников знания о сущности еврейства и учит их любить свой народ, самая богатая часть еврейства, связанная с прессой, отвергает этнологическое и расологическое изучение евреев и других народов.

(Примечание. То, что обсуждение расовых вопросов нежелательно для богатой части евреев, задающей тон на международной арене, даже если речь идет не о еврейском народе, явствует из рассказа американского антрополога Гранта: «У нас есть свидетельство одного из самых выдающихся антропологов Франции, что расологическому исследованию французских новобранцев в начале Мировой войны помешали евреи, которые используют свое влияние для того, чтобы исключить во Франции какое-либо внимание к расовым вопросам». «Упадок великой расы», 4-е изд., 1923). Ленц обращает внимание на склонность евреев к ламаркизму, т. е. учению о мнимом наследовании приобретенных признаков» (Баур-Фишер-Ленц, т. 1, 1927, с. 562). «Подавляющая часть представителей ламаркизма — евреи, а среди противников ламаркизма их очень мало». Правда, в последние годы картина изменилась, так как ламаркизм вообще потерял многих сторонников. Склонность евреев к ламаркизму явно порождена желанием, чтобы не было непреодолимых расовых различий. Евреи и в естественных науках ищут прикрытие. Руководствуясь этим же желанием, они выдают еврейство за религиозную общность, отрицая существование еврейского народа, равно как и его особый расовый состав и расовое отличие евреев от их окружения, даже западного.

Еврейский расолог Вейсенберг, которого мы часто цитировали, называет отрицание особого состава еврейской расовой смеси «плохим способом защиты, потому что он не достигает цели и унижает нас в своих и чужих глазах» (Еврейский тип, «Глобус», т. 97, 1910). Поисками прикрытия занимаются, прежде всего, т. н. «либеральные» или «ассимилированные» евреи. Эти самые влиятельные среди западного еврейства круги отрицают и существование еврейского народа, выдавая еврейство за религиозную общность.

(Примечание. Против этого выступает национально мыслящий еврей Грабовский, хотя он употребляет слово «раса» не в том смысле, как в данной книге. «Это дурацкая игра либерального еврейства, когда оно отрицает, что есть еврейская раса со вполне определенными расовыми признаками и хочет сделать из еврейства просто религию. В действительности иудейская религия не имеет особого значения для положения евреев в Германии и западном мире вообще. Что отличает евреев, так это их раса». «Израилитише Вохеншрифт» от 10 января 1913.)

Влиянию этого стремления к прикрытию и «особой чувствительности» евреев обязаны своим происхождением препятствия публичному обсуждению еврейского вопроса, даже спокойному и научному — сразу же раздаются крики об «антисемитизме».

С точки зрения расологии, такие явления, как «еврейская чувствительность», кроме склонной к маскировке по своему психическому складу сильно представленной в еврействе переднеазиатской расы объясняются и тем, что многие евреи чувствуют себя чужаками в нееврейском окружении и это чувство может довести их до ненависти ко всему нееврейскому, даже если они не следуют талмудическим заветам ненависти, а также тем, что многие евреи испытывают враждебность окружающих, которая тоже может доходить до ненависти. Эти чувства сионист Хескель Цви Клетцель описал в своей статье «Великая ненависть»: «Подобно тому, как мы, евреи, знаем о каждом нееврее, что он в каком-то уголке своего сердца антисемит и должен им быть, то и каждый еврей в глубине души ненавидит все нееврейское… В действительности, нет во мне ничего более живого, чем убеждение в том, что если есть что-то, объединяющее всех евреев мира, так это великая, возвышенная ненависть» (Янус, № 2, 1912-13).

Как видим, обсуждение еврейского вопроса непроизвольно приводит к анализу психических процессов, которые у многих вызывают страх, что Хеккер считает признаком тех, кто не хочет ничего знать о «еврейском вопросе». Ниже будут освещены не все стороны этого вопроса, а лишь те, прояснению которых может способствовать расология. Сначала речь пойдет о смешении евреев с неевреями, потом о влиянии еврейского духа на расовую психологию западных народов. Обсуждение этих двух тем одновременно докажет, что «еврейский вопрос» действительно существует.

Дата добавления: 2015-08-02