Польско-саксонский вопрос

Стремление России к овладению Великим герцогством Варшав­ским вызвало решительное противостояние Австрии и особенно Анг­лии прежде всего потому, что они смотрели на этот шаг не только как на отдельное территориальное приобретение, но и в более широком контексте успехов русской политики на востоке Европы, поскольку присоединение Великого герцогства Варшавского продвинуло бы Россию сразу на 500 км непосредственно в Центральную Европу. Ес­ли гегемонизм Франции на западе и германское мелкодержавье в центре Европы на протяжении многих десятилетий были константа­ми международных отношений, то получение Россией выдвинутого далеко на запад польского плацдарма означало бы серьезный сдвиг геополитических весов.

Еще по Калишскому договору 1813 г.

Ход переговоров Пруссия согласилась уступить России свою

часть польских земель, включенных Наполе­-

оном в герцогство Варшавское, при условии помощи России в компенсации этих потерь за счет каких-либо гер­манских территорий. После победы над Наполеоном в качестве объ­екта компенсации в Берлине назвали Саксонию, дольше всех герман­ских княжеств хранившей верность Наполеону. По праву войны Саксония считалась завоеванной страной, ее король был взят в плен, его обвиняли к тому же в предательстве немецкого дела.

Этот план вызвал противодействие Англии и Австрии. Желая во что бы то ни стало не допустить поглощения Россией всего герцогст­ва Варшавского, они даже был и готовы пожертвовать Саксонией в обмен на отказ Пруссии от поддержки России. На секретном совеща­нии осенью 1814г., позже названном Александром I «заговором 23 октября», Меттерних и Каслри смогли склонить на свою сторону прусского канцлера К. Гарденберга. Душой «заговора» был Каслри, который выдвигал требование раздела герцогства Варшавского между Россией, Австрией и Пруссией, одновременно заранее ограничивая русскую часть территорией до Варшавы. Меттерних поддержал своего английского коллегу не без некоторых колебаний, поскольку сдержи­вание России достигалось слишком высокой ценой с точки зрения государственных интересов Австрии — уничтожением древнего гер­манского государства и расширением общей границы с Пруссией. Однако первый раунд борьбы за польско-саксонский вопрос все-таки выиграл Александр I. Узнав о планах раздела герцогства Варшавско­го, он привлек на свою сторону прусского короля. Фридрих Виль­гельм III прямо в присутствии царя отчитал Гарденберга, приказав ему более не проводить антирусской политики и на все попытки по­добного рода в дальнейшем отвечал: «Я сделаю, как император Алек­сандр».

После неудачи первой попытки решить польский вопрос, интере­сы великих держав сместились на Саксонию. Царь отблагодарил прусского короля за поддержку: в начале ноября русские оккупаци­онные войска в Саксонии были заменены прусскими. Теперь русские войска стояли в герцогстве Варшавском, прусские — в Саксонии, и казалось, что русско-прусские планы близки к осуществлению. Одна­ко Англия и Австрия были полны решимости добиваться своих це­лей, противопоставляя штыкам перья дипломатов. Если в польском вопросе главную роль играл Каслри, то в саксонском на первый план вышел Меттерних.

В польском вопросе Каслри предложил характерную для англий­ской дипломатии тактику прямого давления, когда интересам России должна была быть открыто противопоставлена общая позиция трех великих держав. План не удался из-за того, что Каслри, исходившей из английского опыта, недооценил степень прочности династических связей и их влияния на внешнюю политику. В саксонском вопросе Меттерних предложил более тонкую тактику. Приняв как данность связь между польским и саксонским вопросами, на которой настаи­вали Россия и Пруссия, австрийский министр стал постепенно менять ее внутреннюю логику: в ответ на требование компенсировать прусские земли герцогства Варшавского Саксонией он стал препятст­вовать саксонским планам Пруссии и добиваться возмещения ей в Польше. Тем самым Меттерних рассчитывал одновременно добиться двух целей — не допустить аннексии Саксонии и поделить герцогство Варшавское. В отличие от Каслри он действовал исподволь и такими методами, которые требовали времени: «Я построил укрепления из времени и сделал терпеливость своим оружием». Самыми разными способами, в том числе используя свое положение председателя кон­гресса, «в передней которого толпилась вся Европа», Меттерних спо­собствовал созданию антипрусских настроений, подогревал симпатии к плененному саксонскому королю и всячески готовил почву для ре-

шающей атаки. Постепенно эта тактика возымела действие. Весь­ма действенной оказалась и дипломатическая атака Меттерниха про­тив Пруссии, произведенная не прямо во фронт, по саксонскому вопросу, а со стороны, при обсуждении будущей германской феде­рации, проходившем также в это время. Первоначально Меттерних поддерживал прусский проект относительно жесткой связи между членами будущего германского союза, но после перехода Пруссии на сторону России все резко переменилось. Теперь австрий­ский министр стал увязывать этот проект с претензиями Берлина на Саксонию, представляя то и другое как выражение прусского гегемонизма, а позицию Австрии — как защиту малых германских государств. Подготовив таким образом позиции, в декабре Меттерних перешел в наступление.

10 декабря 1814 г. Меттерних направил ноту Пруссии, в

Кризис конгресса. которой заявлял об отказе от идеи

Союз 3 января 1815 г. присоединения Саксонии к Прус­сии,

поскольку это нарушило бы баланс сил в Германии.

С этого момента отношения между четырьмя союзниками ста­ли стремительно ухудшаться, ставя под угрозу работу Венского кон­гресса. Потрясенный неожиданной новостью, Гарденберг не приду­мал ничего лучшего, как предъявить царю доверительную переписку Меттерниха и Каслри времен участия Пруссии в «заговоре 23 октяб­ря». В свою очередь Меттерних продемонстрировал документы этого же времени, компрометировавшие Пруссию. Раскрыв карты вопреки дипломатическим традициям и во многом под влиянием эмоций, прусский и австрийский министры своими обращениями как бы пре­вращали Александра I в арбитра в их конфликте. Однако русский царь не воспользовался возможными выгодами этой ситуации и даже еще больше обострил ее: увидев в одном из доверительных писем Меттерниха адресованное ему лично обвинение во лжи, он тоже не смог сохранить хладнокровия и решил вызвать австрийского минист­ра на дуэль. Лишь вмешательство императора Франца I остудило пыл русского царя.

Между тем кризис продолжал углубляться и на рубеже 1814 и 1815 гг. достиг кульминации — на одном из заседаний Гарденберг заявил, что отказ Австрии и Англии передать Пруссии Саксонию в Берлине и Петербурге будет рассматривать как объявление войны.

Иными словами, речь шла не только о конкретном территориаль­ном вопросе, а о кризисе конгресса. Решительнее всего это сказалось на положении Франции: если прежние союзники становились врага­ми, то прежний враг мог стать союзником. Еще в ноябре Александр I попытался привлечь на свою сторону Талейрана, однако безуспешно, Талейран ни при каких обстоятельствах не собирался поддерживать идею увеличения Пруссии, тем более за счет страны, которая была родиной матери его короля, урожденной саксонской принцессы. В декабре Меттерних сумел заручиться поддержкой французского министра в польском вопросе, и 31 декабря Талейран дождался сво­его часа: под давлением Англии и Австрии он был впервые допущен к участию в совещании четырех великих держав. Более того, под впе­чатлением от прусских угроз Англия, Австрия и Франция пошли еще дальше и 3 января 1815 г. заключили между собой военный союз, по

условиям которого в случае русско-прусского нападения стороны обязывались поддерживать друг друга и выставить каждая по 150-ты­сячной армии (Англия имела право откупиться — по 20 фунтов стер­лингов за каждого пехотинца и 30 — за кавалериста). В союз немед­ленно вступили Бавария, Голландия и Ганновер.

С собственно военной точки зрения союз не имел существенного значения и был почти блефом: Россия и Пруссия имели большое во­енное превосходство, французские солдаты вряд ли стали бы жертво­вать жизнью за непопулярных Бурбонов, наконец, Каслри имел к этому моменту прямое указание своего премьера Ливерпула о невоз­можности для Англии ввязываться в военный конфликт из-за любого вопроса, обсуждаемого на конгрессе. Однако политическое значение союза трудно переоценить. Его самым непосредственным результатом стало укрепление позиций Англии, Австрии и Франции в конкретном польско-саксонском вопросе. В более широком смысле союз означал изменение положения Франции. После подписания договора Талейран с ликованием писал Людовику XVIII: «Ваше Величество! Коали­ция распалась; и это навсегда. Франция более не изолирована в Евро­пе». Наконец, с точки зрения более отдаленных перспектив Союз 3 января 1815 г. впервые наметил контуры новой расстановки сил, которая получит продолжение в последующие десятилетия XIX в. Заявленную договором англо-франко-австрийскую связь было невоз­можно представить в XVIII в. — в эпоху англо-французского антаго­низма; в XIX в., в связи с исчезновением угрозы французской гегемо­нии и обострением восточного вопроса, она будет казаться вполне естественной. Однако непосредственно на Венском конгрессе все же в первую очередь думали не о Польше и восточном вопросе, а подво­дили итоги XVIII столетию, вековому англо-французскому противо­стоянию и гегемонии Наполеона, поэтому Талейран со своим докла­дом о распаде коалиции несколько опередил события.

Общая заинтересованность в восстанов­лении

Урегулирование мира и европейского равновесия была

польско-саксонского главной причиной, по которой кризис в

вопроса ко­нечном итоге разрешился компромиссным

путем. Кроме того, России и ассистировав­шей ей Пруссии было что противопоставить совместному давлению трех держав. С одной стороны, Меттерних не мог не учитывать, что Александр I, собиравшийся предоставить новоприобретенной части Польши конституцию и большую автономию, пользовался поддерж­кой значительной части польского населения, а также влиятельной группы аристократов во главе с другом юности царя А. Чарторыйским. С другой стороны, при всем своем умении противопоставлять штыкам перо он ничего не мог поделать с прямолинейным, но труд­нооспоримым доводом, который привел ему Александр I в самом начале споров вокруг польского вопроса: «У меня между Вислой и Одером 200 тысяч человек».

Проблема Великого герцогства Варшавского в конечном счете разрешилась четвертым разделом Польши. По русско-прусскому договору 3 мая 1815 г., позднее подтвержденному Заключительным актом конгресса, Пруссия получала все свои земли по разделу Поль­ши 1772 г. и западную часть от приобретений 1793 г., т. е. провинции Познань и Торн, а также важный портовый город Данциг (Гданьск).

Австрия также возвращала себе свою долю раздела 1772 г., в том числе округ Тарнополь; подаренный Наполеоном Александру I после победы над Австрией в войне 1809 г. Краков, о судьбе которого так и не могли договориться, превращался в республику под совмест­ным протекторатом России, Австрии и Пруссии. Вся остальная часть бывшего герцогства Варшавского, кроме Белостока, прямо присое­диненного к России, была преобразована в так называемое Цар­ство Польское, находившееся в личной унии с русским императором. Царь отказал Чарторыйскому в просьбе присоединить Царство Поль­ское к землям, доставшимся России по предыдущим разделам Поль­ши, но сдержал обещание предоставить ему достаточно широкую автономию.

Значительно тяжелее проходили переговоры по саксонскому во­просу. В конце концов Пруссия получила северную часть Саксонии, составлявшую приблизительно две пятых территории королевства; в качестве компенсации за оставшиеся части Берлин приобрел часть Шведской Померании и рейнско-вестфальские земли.

Таким образом, тяжелый польско-саксонский вопрос закончился классическим компромиссом, когда уступила каждая из сторон. Можно сказать, что польско-саксонский вопрос стал пробным кам­нем родившегося в Вене «европейского концерта», основным прин­ципом которого была как раз готовность держав отчасти жертвовать своими интересами в осознанном стремлении сохранить единство своих рядов и европейский мир.

Дата добавления: 2015-08-10