На пути к Наполеоновской империи 1797—1802 гг.

После Кампоформио население Франции, и без того самое боль­шое в Европе, увеличилось с 26 до 34 млн человек, а захваченная в Италии добыча благотворно сказалась на экономике, в частности по­зволила в 1798 г. урегулировать государственный долг. За пять лет войны Франция из европейского изгоя превратилась в безусловного лидера на континенте. Однако именно это обстоятельство заставило активизироваться две великие державы, которые до сих пор оставались в тени, — Англию и Россию.

По-прежнему неразрешенным оставался

Англо-французский англо-французский антагонизм — опреде­ляющий

антагонизм конфликт эпохи и главный мотор антифранцузских

коалиций. В основе веко­вого противостояния, «второй Столетней войны» двух стран, несмот­ря на все дополнительные национальные и идеологические акценты, по-прежнему лежали противоречия экономических и стратегических интересов. Показательно, что попытка положить конец враждебным действиям путем переговоров, шедших с 1796 г. в г. Лилле, не удалась не по идеологическим мотивам, а по причинам сугубо экономическим: Франция требовала вернуть отторгнутые у нее в ходе войны ко­лонии, а англичане настаивали на отмене блокады английских судов Францией и «республиками-сестрами», введенной с октября 1796 г. Помимо колониальных, другим традиционным противоречием была Бельгия: захват ее, контроль побережья и открытие запрещенного международными договорами судоходства на Шельде наносили серьезный вред стратегическим и экономическим интересам Англии. Наконец, остатки доверия подрывались охотно практиковавшимся обеими странами вмешательством во внутренние дела — ирландские в Англии и корсиканские во Франции. Поэтому перед Англией в очеред­ной встала традиционная задача — остановить французскую экс-

пансию и восстановить европейское равновесие — главное условие своего преобладания в колониях и торгового успеха в Европе. Тради­ционными были и формы участия Англии в антифранцузской борь­бе — экспедиционные корпуса (например, корпус генерала Йорка в 1793—1795 гг. в Голландии), но главное — «британский способ бое­вых действий»: блокады, нападения на побережье, десанты, колони­альные операции и, конечно, субсидии союзникам. Подсчитано, что в период с 1793 по 1816 г. Лондон выплатил: Австрии — 14 млн фун­тов стерлингов, Португалии — 11,6, России — 9, Испании — 7,8, Швеции — 5,7, Пруссии — 5,6.

В англо-французском соперничестве особенно ярко себя прояви­ли новые измерения в международных отношениях — демократиза­ция и национализация. Общественное мнение в обеих странах реаги­ровало на происходившее на международной арене чрезвычайно бурно и оказывало серьезное воздействие на принятие внешнеполи­тических решений как через парламенты, так и посредством газет, разного рода демонстраций, протестов и т. д. В годы революции и правления Наполеона фактически впервые в полной мере проявил себя такой постоянный спутник международных конфликтов более позднего времени, как «газетная война». Обе страны захлестнул поток публикаций, памфлетов, карикатур, одновременно выражавших мне­ние широких общественных кругов и готовивших его. Довольно часто эти публикации, иногда носившие язвительный и даже откровенно оскорбительный характер, становились предметом дипломатических разбирательств (например, Наполеон в официальных нотах требовал призвать к ответу английских карикатуристов).

Значительная доля взаимных нападок имела национальный под­текст, мотивировалась не наличием конкретных спорных проблем, а принципиальной враждой двух наций, видевших по ту сторону Ла-Манша не столько государства как таковые, сколько «кровожад­ных французов» и «коварных англичан». Именно с этого времени укореняются различные штампы и национальные стереотипы (напри­мер, обозначение Англии как «коварного Альбиона» входит в евро­пейский литературный и политический лексикон благодаря антианг­лийской публицистике, особенный всплеск которой происходит после разрыва в 1803 г. Амьенского мира).

Положение Англии осложнялось, во-первых, тем, что после Кампоформио она осталась с Францией фактически один на один. Во-вторых, англичане никогда не сталкивались с французским вызо­вом такого масштаба и такой энергии, как во времена Бонапарта.

В первую очередь Бонапарт своеобразно

Египетский поход попытался решить вековую стратегическую

Бонапарта дилемму англо-французской борьбы — ди­лемму

слона и кита, сильнейшего на суше и

сильнейшего на море. Поставленный Директорией в январе 1798 г. командовать английской армией, формируемой для переброски через Ла-Манш, Бонапарт предложил совершенно иной план — план втор­жения в Египет. Считая, что англичан невозможно уязвить с моря - десантной операцией через Ла-Манш или высадкой в колониях, он рассчитывал захватить Египет как некий плацдарм в колониальном мире, с которого Франция может начать восстановление собственной колониальной империи и по суше угрожать английским коло-

ниям и Индии. Со своей стороны Директория опасалась чрезмерного усиления популярности Бонапарта, создавшего себе итальянскими победами европейскую славу и с триумфом встреченного в Париже, и легко согласилась на его отправку в далекий Египет. В Париже считали, что можно не опасаться серьезных препятствий со стороны Османской империи, поскольку, хотя Египет формально и входил в ее состав, в реальности он находился в руках местной мусульманской знати, так называемых мамелюков.

Египетский поход Бонапарта, смелое до авантюрности предпри­ятие, начался в мае 1798 г. Первый серьезный успех был достигнут еще в пути, когда французам удалось захватить остров Мальту, нахо­дившийся под контролем духовно-рыцарского ордена иоаннитов и стратегически чрезвычайно важный. Наполеон позже говорил, что тот, кто господствует на Мальте, может одной рукой владеть Евро­пой, а другой — Индией. После высадки в Александрии Бонапарт осуществил марш на Каир, где 21 июля состоялась известная «битва при пирамидах», перед началом которой Бонапарт вдохновил своих солдат знаменитой фразой: «...сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид...». Однако в стратегическом и политическом смысле разгром войск мамелюков оказался практически безрезультатным, поскольку Бонапарт совершил крупную ошибку: он не отправил французский флот в надежную гавань на Мальте и в результате сра­жения при Абукире 1 августа 1798 г. тот был практически полностью уничтожен. Началось так называемое «египетское пленение» Бонапар­та и его армии, лишенных всякой связи с Францией. Уже с осени

1798 г. французы стали сталкиваться со все более ожесточенным со­противлением местного населения, тогда же возникли и непредвиден­ные международные затруднения: в сентябре Турция объявила Фран­ции войну, и из Сирии в Египет вторглись турецкие войска. Кроме того, став в сентябре I798 г. магистром Мальтийского ордена, на более активную антифранцузскую позицию перешел российский император Павел I. В декабре Россия и Турция заключили союз, направленный против Франции. В течение следующих нескольких месяцев Бонапарт с переменным успехом воевал в Египте и Палестине, но в августе

1799 г. срочно покинул свою армию, поскольку за это время совершен­но изменилась ситуация в Европе.

Помимо роста колониальных противоре- Создание Второй чий между Англией и Францией,

коалиции другим очагом напряженности становятся

Италия и Швейцария. Возрастает активность Фран­ции в Италии, далеко выходя за пределы, очерченные Кампоформийским миром. В конце декабря 1797 г. во время беспорядков в Риме погиб французский генерал. В ответ на это французская армия захва­тила Рим, была провозглашена Римская республика, а папа Пий VI был увезен во Францию. В январе 1798 г. французские войска вторг­лись в Швейцарию и основали там недолго просуществовавшую Леманскую, а в апреле — Гельветическую республики. Австрия, и без того недовольная сделанными в Кампоформио уступками, восприняла дальнейшее укрепление Франции в Италии и появление французов в Швейцарии в непосредственной близости от своих границ как очевидную угрозу. Постепенно вокруг продолжавшей вести борьбу Англии складывается Вторая коалиция. В ноябре 1798 г. Неаполитан-

ское королевство, недовольное новыми французскими успехами в Италии и под английским давлением, объявляет Франции войну. В январе 1799 г. к союзу России и Турции присоединяется Англия. И наконец, 12 марта 1799 г. Франция объявляет Австрии войну, пово­дом к которой было то, что австрийцы пропустили через свою терри­торию русские войска под командованием А.В. Суворова, направляв­шиеся в Италию.

В итоге сложилась Вторая коалиция, наиболее важными участни­ками которой были Англия, Россия, Австрия, Неаполь и Турция. По составу участников она уступала Первой коалиции. Военная мощь России, значительно укрепив союзников, все же не могла ска­заться в полной мере в силу удаленности России от основных теат­ров боевых действий. Вместе с тем позиции Франции выглядели бо­лее благоприятными из-за отсутствия на этот раз фронтов на Северном Рейне и в Пиренеях. Принципиальное значение имела по­зиция Пруссии. Французы пытались привлечь ее на свою сторо­ну, надеясь тем самым уравновесить силы и нанести удар Англии с помощью прусской оккупации Ганновера. Однако прибывшему в мае 1798 г. в Берлин аббату Сиейсу языком дипломатического прото­кола было сразу указано на беспочвенность такого рода надежд — ко­роль признал его полномочия как посланника, но не как посла; офи­циальные лица его избегали. Не отличавшийся решительностью новый король — Фридрих Вильгельм III (1797—1840) не стал себя связывать и с коалицией. Кажущаяся прочность доминирования в Северной Германии, противоречия с Австрией и недостаточность обещанных субсидий привели к тому, что Пруссия после некоторых колебаний все же сочла за благо остаться в стороне. Со своей сторо­ны и австрийцы не хотели иметь союзником Пруссию, опасаясь, что успех приведет к ее дальнейшему усилению.

Боевые действия велись на двух основ-

Боевые действия ных театрах — западноевропейском и италь-

1799—1801 гг. янском. Начало войны было за союзниками:

в мае австрийские войска отбили француз­ское вторжение через Рейн, в июне французы были выбиты из Швей­царии, кардинальным образом изменилась ситуация и в Италии.

Еще в декабре 1798 г. французские войска вторглись в пределы Сардинского королевства, вынудили короля официально отречься от Пьемонта и удалиться на о. Сардинию, а в феврале 1799 г. в результа­те плебисцита было провозглашено присоединение Пьемонта к Франции. Под впечатлением от поражения французского флота в битве при Абукире в конце 1798 г. против Франции выступило Неаполитанское королевство, однако уже в январе 1799 г. оно было разгромлено, король бежал на Сицилию под защиту английского флота, а в самом Неаполе была учреждена Партенопейская респуб­лика (по названию античного предшественника Неаполя).

С весны 1799 г. ситуация в Италии вновь резко изменилась — на­чались так называемые «Тринадцать месяцев» (май 1799 г. — июнь 1800 г.), в ходе которых войска союзников при активной поддержке населения многих итальянских государств очистили от французов все занятые ими итальянские территории. Ушаков вырвал из француз­ских рук Ионические острова. Вместе с тем закончилась неудачей попытка объединенной русско-английской армии освободить Гол-

ландию. После ряда поражений в октябре 1799 г. был заключен Алкмаарский договор, по которому союзники выводили свои войска с территории Голландии, англичане выдавали содержавшихся у них французских и голландских пленных, но сохраняли в своих руках за­хваченный в начале операции голландский флот.

К осени 1799 г. изменилась к худшему и ситуация союзников в Италии в том числе в связи с растущими разногласиями в стане коалиции. В частности, русские не без оснований подозревали, что их австрийские союзники стремятся освободить Северную Италию от французов, главным образом намереваясь занять их место. Неудача начатого в сентябре 1799 г. знаменитым переходом через Альпы Швейцарского похода Суворова стала последней каплей. В октябре 1799 г. Россия вышла из состава коалиции.

Между тем тогда же, осенью 1799 г., происходит еще одно собы­тие, повлиявшее на последующую историю международных отноше­ний больше, чем иная военная кампания. В результате переворота 9 ноября (18 брюмера по революционному календарю) к власти во Франции в качестве Первого консула пришел Бонапарт.

В 1800 г. война продолжилась на тех же двух театрах — в Италии и Германии. В мае Бонапарт совершил легендарный переход через Альпы и, обрушившись на совершенно не ожидавшие его австрий­ские войска в Италии, разбил их в решающей битве при Маренго в июне 1800 г. Тем самым Франция вновь вернулась в Италию, и нача­лась новая страница как во взаимоотношениях с итальянскими госу­дарствами, так и с Австрией. Однако на этот раз победы Бонапарта в Италии оказалось недостаточно, чтобы склонить Австрию к миру. Ре­шающим было поражение австрийцев в Баварии в декабре 1800 г. В итоге 9 февраля 1801 г. был подписан Люневилъский мир.

19 статей мирного договора практически

Люневильский мир полностью подтверждали положения Кам-

1801 г. поформийского мира, но с некоторыми от-­

личиями. Прежде всего третьей стороной при подписании была Священная Римская империя — Франц II под­писал мир в обеих своих главных ипостасях — и как глава монархии Габсбургов, и как германский кайзер, что делало излишними отдель­ные переговоры с Империей, подобные Раштаттскому конгрессу. Многое из того, что в Кампоформио было скорее лишь намечено, в Люневиле легло на европейскую карту жирными линиями. В основ­ном это касалось границы по Рейну: согласно статье 6 мирного до­говора, границей между Францией и Империей объявлялась долина Рейна во всем его течении от Батавской до Гельветической республи­ки. Вновь признавался принцип компенсации потерь на левом берегу компенсациями на правом. Вдобавок ко всему укрепления на правом берегу Рейна хотя и оставались в германских руках, но подлежали ра­зоружению. Кроме того, ФранцII еще раз официально признал пере­дачу Франции Австрийских Нидерландов. Все это означало серьезное ослабление международных позиций германских государств и непо­средственно Австрии, авторитет и влияние которой после этого «пре­дательства» немецкого дела значительно упали.

Содержание Люневильского мира касалось и ситуации в Италии. Австрия сохраняла свои приобретения в Северной Италии — Вене­цию вместе с ее областями Истрией и Далматией. Вместе с тем Габс-

бурги в Модене и Тоскане теряли свои троны — первый в качестве компенсации получал графство Брейсгау на Верхнем Рейне, для вто­рого также предусматривалось возмещение из территорий Империи (им стало архиепископство Зальцбург). Австрия отказывалась от всех претензий на итальянские земли на правом берегу реки По, т. е., по существу, от всей остальной Италии. Наконец, Франц II заявлял о признании всех «республик-сестер» — Лигурийской, Цизальпинской, а также Гельветической и Батавской.

В результате Люневильского мира Франция становилась едино­личным лидером в Италии, с одной стороны, и начинала обретать влияние в Империи — с другой. При этом если Франция приобрета­ла, то главной теряющей стороной выступала Австрия. Подсластив пилюлю уступкой Венеции, Бонапарт закрыл перед Габсбургами во­рота в Италию — одну из главных точек приложения их внешней по­литики на протяжении веков. Отодвинув границу к Рейну и уже гото­вясь его перешагнуть, Бонапарт ставил под угрозу и германские позиции Австрии, которые были больше, чем просто направлением внешней политики, во многом составляя основу ее существования как великой державы. Подводя итог произошедшему, Франц II с го­речью писал, что «моя монархия... не в состоянии занимать в системе европейского равновесия подобающего ей места...», а австрийский уполномоченный в Люневиле охарактеризовал подписанный им мир буквально в двух словах: «Он ужасен».

Вместе с тем судьба Италии решалась не

Итальянская поли- только за столом переговоров в Люневиле,

тика Наполеона но и во взаимоотношениях непосредственно

в 1800-1802 гг. с различными итальянскими государствами.

Большинство из них претерпело в течение трех последних лет схожую эволюцию: французские преобразова­ния — изгнание французов и восстановление старых порядков во вре­мя «Тринадцати месяцев» — вторжение Бонапарта. Бонапарту пред­стояло решить, сохраняет ли он, став Первым консулом, то, что сделал, будучи генералом. В действительности он даже усилил содер­жавшийся еще в политике Директории экспансионистский момент и в итоге сложил мозаику итальянских государств по-новому, освобо­див гораздо больше места для французских цветов.

В частности, это касалось Пьемонта: освобожденный союзниками от французов, он вновь попал во французские руки. Бонапарт оста­вил в силе решение Директории о присоединении области к Фран­ции, исходя из стратегических соображений, поскольку он тем самым получал контроль над альпийскими перевалами — воротами в Ита­лию. К тому же он хотел уравновесить присоединение к Австрии Ве­неции. Впрочем, официальное присоединение Пьемонта к Франции было провозглашено лишь в сентябре 1802 г.

После Маренго французские войска оккупировали и герцогство Парму. Наполеон надеялся увеличить за ее счет восстановленную им Цизальпинскую республику, однако здесь возникла щекотливая си­туация, поскольку союзные Франции испанские Бурбоны желали не только сохранить в неприкосновенности владения своих пармских родственников, но и приумножить их за счет соседей. В итоге в ок­тябре 1800 г. между Испанией и Францией был подписан второй Сан-Ильденфонский договор, согласно которому герцог пармский

получал титул короля и увеличивал свои владения за счет либо Тоска­ны, либо папы, либо других итальянских соседей; за это Испания пе­редавала Франции Луизиану в Северной Америке. Однако уже в мар­те 1801 г. последовало изменение: две страны подписали новый, Аранхуэсский договор, по которому сын герцога Пармского стано­вился королем Тосканы, уступленной по Люневильскому миру преж­ними правителями Габсбургами, а сам герцог должен был отречься от пармского престола в пользу Франции. На деле герцог отказался это сделать, и Парма была присоединена к Франции лишь в 1802 г., уже после его смерти.

Судьба Тосканы была решена в трех договорах: Люневильский удалял из великого герцогства прежнюю династию Габсбургов, Аранхуэсский возводил на трон «короля Тосканы» сына герцога Пармского Людовика, отчуждал в пользу Франции находившуюся под сюзеренитетом Тосканы пьомбинскую часть о. Эльба, а само кня­жество Пьомбино в качестве компенсации за эту потерю передавал Тоскане. Новое королевство получило антикизированное наименова­ние Этрурия. Наконец, Флорентийский договор с Неаполитанским королевством (март 1801 г.) объявлял Пьомбино свободным от неаполитанского сюзеренитета и передавал Франции оставшуюся часть о. Эльба, принадлежавшую до тех пор Неаполю.

Цизальпинская республика, наиболее крупное политическое об­разование севера Италии, после «Тринадцати месяцев» была также восстановлена, а вывезенные во французский Лион итальянские представители единодушно проголосовали за новую конституцию республики и ее президента, которым стал Наполеон Бонапарт. Само же государство отныне стало называться «Итальянская республика» (с 1804 г. — «Итальянское королевство»).

Лишь две из созданных во время первого появления Наполеона в Италии «республик-сестер» не были восстановлены во время его вто­рого пришествия. В частности, так и осталась эпизодом Римская рес­публика: в 1802 г. Рим был возвращен папе, хотя область Романья ос­талась в составе Цизальпинской республики.

На юге Италии после окончания «Тринадцати месяцев» не была реставрирована Партенопейская республика. Благодаря настояниям России и ценой уступок Тоскане (см. выше) Флорентийский мир официально восстановил Неаполитанское королевство.

Таким образом, к 1802 г. обычный для Италии политический ландшафт решительным образом изменился — на место традицион­ного локального равновесия пришла французская гегемония. Госу­дарства Апеннинского полуострова отличались отныне лишь степе­нью зависимости от Франции. В этом смысле выделялись три группы: страны, включенные непосредственно в состав Франции (Савойя, Пьемонт, Парма), страны, прямо зависевшие от нее («республики-се­стры», Этрурия), и страны, зависевшие от нее косвенно (Папское го­сударство, Неаполитанское королевство). Вне этих зон гегемонии на­ходилась лишь австрийская Венеция, а также часть королевства Сардиния, после захвата французами Пьемонта сократившееся до размеров одного острова, но находившееся там в относительной бе­зопасности, поскольку французские завоевания в бассейне Средизем­ного моря наталкивались на почти непреодолимую преграду — анг­лийский флот.

Политика Англии После потери главного «континенталь-

в 1800—1801 гг. ного солдата» в лице Австрии дальнейшая

борьба с Францией в глазах английских по­литиков постепенно стала терять смысл. Противостояние «слона и кита» вновь закончилось тем, что каждый взял свое: на француз­ские сухопутные победы англичане ответили успехами в колониях и на море.

В 1801 г. закончился последний акт египетского предприятия Бо­напарта: в марте французы потерпели решающее поражение от анг­ло-турецкой армии и в сентябре были эвакуированы на исключитель­но почетных условиях — на английских кораблях с сохранением оружия, знамен и награбленных в Египте произведений искусства. Великодушие англичан объяснялось значимостью достигнутой цели: угроза колониям на Востоке была устранена.

Еще раньше, в сентябре 1800 г., англичане добились и другой важной победы — после двухлетней осады французы сдали Мальту. Однако этот успех был омрачен серьезными международными ослож­нениями, поскольку Англия, официально овладевшая островом «от имени короля Обеих Сицилий», не спешила передавать этот важный стратегический пункт ни ему, ни новому магистру Мальтийского ор­дена — русскому царю Павлу I. Павел, и без того раздраженный пове­дением своих союзников по Второй коалиции, воспринял подобный шаг как личное оскорбление, и англо-русские отношения стали стремительно ухудшаться.

Зримым проявлением кризиса в англо-русских отношениях на международной арене стало создание в декабре 1800 г. второй Лиги «вооруженного нейтралитета», созданной по образцу Лиги 1780 г. и, как и та, имевшей явную антианглийскую направленность. Помимо России в нее вошли Пруссия, Дания и Швеция. Военно-морская мощь Англии была обращена против участников Лиги, десятки их су­дов были захвачены, весной 1801 г. в бухте Копенгагена адмирал Нельсон практически полностью уничтожил датский флот. Необъяв­ленная война шла и на суше, где прусские и датские войска вторглись в Ганновер — континентальное владение английских королей. Наконец, особенную тревогу Лондона вызывало быстрое сближение России и Франции.

Для Второй коалиции событием

Позиция России прин­ципиальной важности стало вступление в войну

единственной великой державы, кото­рая

до сих пор воздерживалась от активного участия в антиреволюционной борьбе, — России. Путь России в коа­лицию оказался довольно непростым. Вплоть до последних лет царст­вования Екатерины II Россия в силу географической отдаленности проблемы и собственной занятости в войнах с Турцией, Швецией и в связи с польскими делами ограничивалась лишь пассивным осужде­нием происходившего во Франции. Заключенная уже в марте 1793 г. англо-русская конвенция о взаимопомощи в войне против Франции фактически долгое время оставалась лишь на бумаге. Очевидный пе­реход к экспансии, ставший особенно заметным в годы Директории, заставил императрицу откликнуться на предложения союзников и на­чать приготовления к активному выступлению против Франции, од­нако смерть помешала ей. Тем не менее сын и преемник Екатерины

Павел I, несмотря на свою известную склонность делать прямо про­тивоположное тому, что делала не любимая им мать, после некоторых колебаний продолжил антифранцузский курс. Дополнительным по­водом к этому стал захват французами принадлежавшего духовному ордену иоаннитов (госпитальеров) острова Мальта, покровителем ко­торого с 1797 г. являлся русский император.

Вступая во Вторую коалицию, Россия преследовала цели главным образом общеевропейского характера — сохранение равновесия и противостояние революции, ее же собственный интерес был скорее нематериального свойства и заключался в увеличении престижа и значимости России на международной арене. Убедившись, что его армии используются Англией и Австрией для достижения ими собст­венных интересов, Павел попытался найти общий язык с Наполео­ном, но по-прежнему имея в виду все те же общеевропейские цели, борьбу с революцией и равновесие. Если учитывать эту основопола­гающую константу во внешней политике Павла, то и сам поворот к Франции не выглядит столь сенсационным. Благодаря перевороту 18 брюмера первая задача — возвращение Франции на «нормальные» монархические рельсы — казалась вполне выполнимой. Предлагая Бонапарту принять титул короля, Павел доказал, что он совершенно правильно оценивал направленность внутреннего развития Франции, нашедшую логическое завершение уже после его смерти в провозгла­шении Бонапарта императором.

Со второй задачей дело обстояло сложнее, поскольку речь факти­чески шла о возможности установления модифицированного евро­пейского равновесия. На переговорах в Париже представители Павла четко разграничили две ситуации: с одной стороны, признание ново­го положения Франции в Европе, и в частности ее «естественные гра­ницы»; с другой — фактическое ограничение Франции этими же гра­ницами. Именно в тот момент, когда Наполеон собирался примерить на себя «итальянский сапог» и уже поглядывал через Рейн, русский царь выступил за сохранение прав итальянских и германских монар­хов. В Италии он особенно настаивал на независимости ключевых го­сударств Апеннинского полуострова — королевства Сардинии и Не­аполитанского королевства; в Германии он надеялся выступить посредником в деле компенсации потерь немецких князей на левом берегу Рейна и не допустить краха Священной Римской империи, га­рантом которой выступала Россия. Сами по себе эти цели были свое­временными, адекватными сложившейся ситуации и соответствовали существовавшим правилам дипломатической игры. Однако их реали­зуемость зависела от последовательности в проведении подобной по­литики, наличия доброй воли Бонапарта и поддержки со стороны третьих сил.

Проблема заключалась во многом в том, что личная и эмоцио­нальная составляющие во внешней политике Павла часто играли не­допустимо высокую роль. Категории «интереса» и «необходимости» как мотивов внешнеполитических решений иногда подменялись «обидой», «раздражением», и Павел I, возглавляя великую державу, временами позволял себе проведение личной внешней политики, достойной скорее какого-нибудь средневекового монарха. Все это препятствовало проведению последовательного внешнеполитическо­го курса. Само сближение с Францией в значительной степени было

продиктовано личными мотивами: с одной стороны, раздражением против бывших союзников, в свете которого Бонапарт выступал едва ли не в роли мстителя обидчикам, с другой — разного рода эффект­ными жестами Первого консула, рассчитанными на известные в Ев­ропе претензии царя на обладание «рыцарскими добродетелями». Широко известен, например, факт возращения Бонапартом всех рус­ских пленных — не только без всяких условий, но и с оружием, зна­менами и даже сшитым французскими портными новым обмундиро­ванием по форме их полков. Получила продолжение и мальтийская история, особенно показательная с точки зрения влияния на россий­скую внешнюю политику личных мотивов Павла I. Фиксированность на Мальте и увязывание обладания ею с личным успехом или личным унижением до некоторой степени превращали Павла в объект мани­пулирования со стороны заинтересованных держав. Бонапарт, не по­наслышке знавший, что недовольство российского императора в этом вопросе чревато знакомством с русскими штыками, всячески поощ­рял мальтийские фантазии Павла (например, прислал ему шпагу од­ного из прежних магистров ордена) и его недовольство узурпацией англичанами Мальты. Первый консул прельщал российского импера­тора разного рода фантастическими планами вроде сооружения Суэц­кого канала — «работы легкой и не требующей много времени». В итоге Россия все больше и больше вовлекалась в русло антианглий­ской политики, кульминацией которой стало знаменитое решение об отправке казаков на завоевание Индии.

Таким образом, попытка ограничить экспансию Франции в Ита­лии и Германии путем достижения согласия с Бонапартом и на этой основе воссоздать европейское равновесие не удалась. Главная при­чина заключалась в том, что Бонапарт не собирался налагать на себя такого рода ограничения, чего Павел так и не успел понять. Кроме того, сам Павел не проявил должной последовательности, не без по­мощи Бонапарта все более разворачиваясь против Англии и теряя из вида основную цель. Продиктованный в большей степени личными мотивами, этот поворот противоречил текущим объективным интере­сам России. С экономической точки зрения Россия выступала против своего важнейшего торгового партнера, с политической — в союзе с главным возмутителем европейского равновесия против его главно­го хранителя. Парадокс заключался еще и в том, что в этом но­вом противостоянии Россия не имела никаких осязаемых интересов, если не считать таковыми все ту же погоню за мальтийским миражом или совершенно фантастический план по покорению Индии. Возму­щенный превращением русских войск в орудие английских и авст­рийских интересов, Павел покинул коалицию, чтобы сделаться инст­рументом французской политики. Однако смерть императора в марте 11801 г. привела к тому, что акценты в европейской политике вновь сместились.

Одним из важных последствий рус-

Амьенский мир ско-французского сближения в европейской

1802 г. перспективе стало дальнейшее ослабле­-

ние позиций антифранцузской коалиции. Разгром Австрии лишил Англию последнего сильного союзника; вторжение Испании в Португалию (1801 г., см. с. 131) оставило ее практически в полном одиночестве; создание Лиги «вооруженного

нейтралитета» наглядно продемонстрировало враждебность к Англии многих континентальных государств. Англия сохраняла господство на море, но без континентального союзника война теряла всякую пер­спективу. К внешним трудностям добавились и внутренние: обостре­ние проблемы католиков, огромные торговые убытки. Наконец, свою роль сыграла и отставка в 1801 г. главного вдохновителя антифранцузской политики премьер-министра У. Питта Младшего. Сменив­ший его умеренный кабинет Г. Аддингтона взял курс на мир.

Со своей стороны Наполеон также склонялся к миру, становив­шемуся все более необходимым для консолидации захваченных зе­мель, концентрации рассеянных по разным гаваням кораблей, эконо­мического отдыха. С сентября по начало октября 1801 г. в Лондоне шли прелиминарные переговоры, и наконец, 25 марта 1802 г. Жозефом Бонапартом, братом Первого консула, и лордом Корнуэллом был подписан Амьенский мир — один из самых важных дипломати­ческих документов эпохи. С французской стороны мир также подпи­сали Испания и Батавская республика; позднее к миру присоедини­лась и Османская империя.

В колониальных вопросах Англия шла на сенсационные уступки. Согласно достигнутым договоренностям, обе стороны обязывались покинуть Египет и передать его Турции, но, поскольку французы уже были эвакуированы, речь фактически шла о готовности Англии оставить Египет. Далее, Англия соглашалась вернуть Франции и ее союзникам Испании и Голландии (Батавской республике) все завое­ванные ею колонии за исключением испанского Тринидада и гол­ландского Цейлона.

Договор касался и ситуации в Европе. Франция обязывалась ком­пенсировать бывшему штатгальтеру Оранскому его потери в Батав­ской республике. Она отказывалась от своей аннексии о. Мальта; Англия обязывалась вернуть его Мальтийскому ордену. Франция от­казывалась от Ионических островов и признавала созданную там в 1800 г. под совместным протекторатом России и Турции республику Семи островов. Франция также обязывалась вывести свои гарнизоны из Неаполитанского королевства и Папского государства, а также с острова Эльба.

Амьенский мир занимает особое место в длинной череде миров и перемирий этой эпохи. Ознаменовав собой окончание Второй коали­ции, он впервые за десять лет действительно привел к всеобщему ми­ру в Европе. Самое же важное заключается в том, что, в отличие от большинства предшествующих и последующих мирных соглашений, этот договор, единственный из англо-французских миров в период с 1793 по 1814 г., имел шансы стать основой для нового равновесия и, соответственно, долговременного мира в Европе, поскольку он снижал остроту антагонизма между Англией и Францией как главного между­народного противоречия эпохи. В частности, Франция по существо­вавшим тогда меркам вполне могла объявить об удовлетворении дос­тигнутым, об отсутствии дальнейших экспансионистских амбиций, поскольку с «естественными границами» реализовывались ее вековые внешнеполитические цели, а главное, они впервые признавались Ев­ропой. Россия, Пруссия и Австрия признали новые границы Фран­ции формально, путем договоров и разного рода дипломатических за­явлений, и, что не менее важно, по тем же меркам европейского

равновесия имели основания сделать это и фактически, поскольку польские земли вполне могли рассматриваться как адекватный про­тивовес и компенсация росту французской мощи. Еще более принци­пиальной с точки зрения перспектив подписанного мира являлась позиция Англии, которая пошла на уступки не только большие, чем Франция, но и вообще необычайно широкие для себя. Самим фактом мирного договора фактически признавая новую ситуацию в Европе, в том числе передачу Франции Бельгии, ее контроль над Голландией и тем самым сосредоточение в одних руках всего восточного побережья отделяющих Великобританию от континента проливов, она отказы­валась от одной из главных аксиом английской политики, по сути, принимала европейскую гегемонию Наполеона. Однако взамен Анг­лия получала важнейшие стратегические пункты Тринидад и Цейлон и чрезвычайно привлекательную, хотя и не слишком отчетливо про­звучавшую, перспективу заключения торгового договора с Францией, позволявшую надеяться на превращение большей части Европы в ры­нок сбыта английских товаров. Амьенский мир внушал некоторые надежды на прочность прежде всего потому, что каждая из сторон по­лучала уступки в главных для себя вопросах: Англия — в торговых и колониальных, Франция — в континентальных. Проблема же заклю­чалась в том, что, договариваясь об обмене моря на сушу, Англия и Франция в действительности не могли полностью отказаться от своих интересов в противоположных стихиях. Этот факт, очевидный уже при заключении мира, не внушал оптимизма в отношении будущего и побудил английского короля Георга III охарактеризовать Амьен­ский мир как «мир на пробу». Тем более что практически одновре­менно с заключением мира на англо-французские отношения стал оказывать влияние новый фактор — 2 августа 1802 г. Наполеон был избран пожизненным консулом.

Перспектива восстановления монархии во Франции стала очевид­ной. В Европе это событие было воспринято скорее с удовлетворени­ем — как свидетельство того, что неиссякаемый источник, на про­тяжении десяти лет порождавший все новые волны революции и войны, будет ограничен надежными берегами монархии. Никто не мог предположить, что уже через несколько лет после кажущего­ся успокоения едва ли не в каждом европейском доме вновь на раз­ные лады будут повторять необычное имя французского монарха — Наполеон.

Дата добавления: 2015-08-10