Война Первой коалиции 1792— 179 7 гг.

Война не случайно была объявлена не

Формирование стране, а «королю Богемии и Венгрии». Тем

Первой коалиции самым преследовалось сразу несколько це-

лей. Во-первых, подчеркивалось, что фран­цузская нация воюет не против народов, а против монархов, это «не война... нации против нации, а справедливая защита одного свобод­ного народа против несправедливого нападения одного короля». Во-вторых, выбрав из множества корон и титулов Габсбургов именно две эти негерманские короны, французы стремились не допустить вмешательства Империи и отдельных германских государств и тем са­мым локализовать войну. И наконец, в-третьих, объявление войны не стране, а ее монарху диктовалось и тем обстоятельством, что то госу­дарство, которое в обиходе и в дипломатической практике называ­лось Австрия, юридически собственного названия по-прежнему не имело, представляя собой объединение множества земель под единым скипетром Габсбургов.

Войну локализовать не удалось, и с первых же недель началось складывание антифранцузской коалиции европейского масштаба. В течение 1792—1793 гг. к Пруссии и Австрии, первоначально под­держанным лишь германскими государствами Гессен-Касселем и Баденом, присоединились Англия, Голландия, Испания, Священ­ная Римская империя, Португалия, Неаполитанское королевство, Папское государство, королевство Сардиния (Пьемонт), Тоскана. Враждебную Франции позицию заняла и Россия. Таким образом, Франции с самого начала противостояла большая часть стран евро­пейского континента.

Собственно боевые действия начались

Кампания 1792 г. летом 1792 г. и протекали весьма неожидан-

Кобленцский но для союзников, имевших более чем дву-

манифест кратное численное преимущество. Легко

отбив атаки французов на Австрийские Ни­дерланды, союзное командование бросило основные силы из долины Мозеля через Лотарингию и Шампань на Париж. Командующий союзными войсками герцог Брауншвейгский 25 июля обратился к населению Франции с Кобленцским манифестом, содержавшим публичное обоснование мотивов и целей вторжения во Францию. В качестве цели войны было названо устранение анархии во Франции и освобождение королевской четы. Декларировался отказ от всякого завоевания и от вмешательства во внутренние дела Франции после восстановления законной власти. Законодательное собрание и парижские

власти объявлялись ответственными за жизнь и благополучие королевской семьи, в случае причинения вреда которой главнокомандующий угрожал полным разрушением Парижа.

Кобленцский манифест, вошедший в историю как один из самых неудачных дипломатических документов, произвел в Париже эффект прямо противоположный ожидавшемуся, и стал точкой дальнейшей радикализации революции, выразившейся в целой цепи событий: штурм дворца Тюильри, арест короля, провозглашение республики и в конечном счете казнь Людовика XVI.

В начале августа союзные войска пересекли границу Франции и стали медленно продвигаться в глубь страны. Однако уже 20 сентября события приняли совершенно неожиданный поворот — после артил­лерийской перестрелки близ Вальми в Шампани армия союзников, испытывавшая большие проблемы со снабжением, сначала останови­лась, а затем и вовсе начала отступление в Германию. Тем самым первая попытка подавления революции во Франции закончилась не­удачей. Французские войска перешли в наступление и вскоре доби­лись крупных успехов — были захвачены Австрийские Нидерланды и значительные земли на Рейне, вплоть до Франкфурта-на-Майне. Французы вторглись также в Швейцарию, где в ноябре 1792 г. на мес­те Базельского епископства была провозглашена Роракская республи­ка, названная по имени жившего здесь во времена Цезаря кельтского племени рораков. Таким образом, было положено начало совершенно новой политической практике — созданию вокруг Франции так назы­ваемых «республик-сестер»¹, устроенных по образу и подобию Фран­цузской республики и являвшихся одновременно проводниками ре­волюционной идеологии, стратегическими форпостами и объектами экономической эксплуатации.

Причины неожиданной неудачи союзников коренились в первую очередь в отсутствии единства в их рядах. Прусский король больше думал об укреплении своих позиций по отношению к кайзеру и Им­перии, чем о победе над Францией, и к тому же, ожидая окончатель­ного решения польского вопроса, не хотел слишком сильно связывать себе руки на западе.

Дальнейший ход войны был тесно связан

Ход войны с развитием ситуации в самой Франции.

в 1793-1795 гг. Под впечатлением громких побед револю­ция сделала

еще один виток, в свою очередь еще более закручивая пружину войны: 21 сентября 1792 г. была про­возглашена республика, спустя четыре месяца 21 января 1793 г. был казнен «гражданин Капет» — низложенный король Франции Людовик XVI. Воздействие этих событий на ход войны трудно переоценить. Республика и казнь короля — только с этими событиями война приобретает свое полное идеологическое значение. Коалиция получа­ет второе дыхание и значительно расширяется за счет Англии, Гол­ландии, Испании, Португалии, Сардинии (Пьемонта) и Неаполитан­ского королевства. С большинством из этих стран Франция скоро оказалась в состоянии войны. Как правило, Франция сама объявляла войну в ответ на высылку из страны ее посла, как в случае с Англией

¹ Впервые этот термин был применен в 1795 г. по отношению к Батавской республике.

(1 февраля 1793 г.), или даже на возмущение казнью короля, как это былое Испанией (I марта 1793 г.).

В течение 1793 г. война начинает приобретать свой полный не только идеологический, но и стратегический размах. Еще осенью 1792 г. было принято чреватое многочисленными последствиями ре­шение о присоединении завоеванной у австрийцев Бельгии (Австрий­ских Нидерландов). Вслед за этим сменивший с осени 1792 г. Законо­дательное собрание еще более радикальный Национальный конвент предъявил ультиматум Голландии и добился снятия существовавшего еще с Вестфальского мира закрытия реки Шельда. Французское проникновение в Бельгию вновь, как это было уже не раз, немедленно заставило заявить о себе Англию — во-первых, потому что тем самым создавалась угроза безопасности Англии и тесно связанной с ней Гол­ландии, и, во-вторых, поскольку открытие Шельды могло означать возрождение находившегося во французских руках Антверпена как торгового и банковского центра, могущего составить серьезную кон­куренцию Амстердаму и связанным с ним английским экономиче­ским интересам. Французская внешняя политика, говорившая до это­го исключительно о защите отечества и освобождении европейских народов от гнета деспотизма, в случае с Бельгией наряду с идеоло­гической впервые обнаружила и иную подоплеку — стремление к территориальным приращениям и преследование экономических ин­тересов. С точки зрения сочетания в ней старого и нового показатель­но, что первым объектом такого рода интереса стала Бельгия — цель нескольких поколений французских королей.

Между тем французы терпели все новые поражения от увеличив­шейся коалиции. И вновь война дала новые импульсы революции, чтобы затем получить их от нее сторицей, — во Франции начался якобинский террор.

Пришедшая к власти в июне 1793 г. радикальная группа якобин­цев во главе с М. Робеспьером и созданный ими диктаторский ор­ган — Комитет общественного спасения с помощью самых жестоких мер мобилизовали все силы Франции на борьбу с внешним врагом. Главным ответом на внешнюю угрозу стал закон о всеобщей воин­ской повинности для мужчин от 18 до 25 лет, принятый 23 августа и позволивший в кратчайшие сроки создать миллионную революцион­ную армию. К концу 1793 г. союзные войска были оттеснены за Рейн, вновь взят Майнц, возвращен Тулон.

Не меньше, чем собственное напряжение сил, французам помог­ла и новая разобщенность союзников. В сентябре Фридрих Виль­гельм наглядно продемонстрировал свои внешнеполитические при­оритеты — оставив войска на западе, он поехал в свои вновь приобретенные польские земли. Угроза фактического выхода Прус­сии из коалиции обеспокоила союзников, и особенно Англию, кото­рая постаралась удержать ее давно испытанным способом. Согласно заключенному в апреле 1794 г. Гаагскому договору, Англия совмест­но с Голландией обязалась выплатить Пруссии единовременную суб­сидию в 300 тыс. фунтов стерлингов и затем делать ежемесячные вы­платы в 50 тыс. фунтов стерлингов, достаточные для того, чтобы содержать армию в 62 тыс. человек. Со своей стороны Пруссия отка­зывалась в пользу Англии от всех завоеваний, которые могли быть этой армией произведены, т. е., по существу, выступала в роли анг-

лийского наемника. Однако из-замногочисленных разногласий между англичанами и прусским командующим, а главное, благодаря решающим победам французов этотдоговор вскоре потерял свою силу и сохранил значение лишь как фактическийдебют Англии в роли казначея коалиции.

1794 г. в целом сложился крайне неблагоприятно для союзников. Французы захватили весь Пфальц, вынудив прусские войска отсту­пить за Рейн: австрийцы сдали Кельн и Бонн и оставили Бельгию. Наконец, на рубеже 1794 и 1795 гг. армия генерала Пишегрю втор­глась в Голландию. Ее союзником выступал сильный мороз, лишив­ший Голландию ее естественной защиты в виде рек, озер и моря и позволивший, в частности, захватить голландский флот при редчай­ших в военной истории обстоятельствах: флот сдался кавалерии, ата­ковавшей его по льду. Штатгальтер Вильгельм V бежал в Англию. Голландия оказалась в руках французов и была преобразована в Батавскую республику — новую «республику-сестру». Однако в заклю­ченном с ней в мае 1795 г. Гаагском мире французы обошлись с ней не по-братски: голландцы теряли свои эксклавы в Бельгии — Мааст­рихт и Венло; отказывались от части фландрского побережья, допус­кая тем самым к торговле Антверпен, являвшийся давним конкурен­том Амстердама; выплачивали контрибуцию в 100 млн гульденов; должны были содержать 25 тыс. французских солдат, дислоциро­ванных на побережье для отражения возможной высадки англи­чан; предоставляли в распоряжение Франции свой флот, тогда чет­вертый по численности в мире, дабы, как говорилось в воззвании Конвента к «батавскому народу», «похитить у надменного Альбиона то дерзостное господство, на которое он притязает на морях...». Вдо­бавок ко всему голландцы потеряли все свои колонии, захваченные Англией немедленно после превращения их страны во французского сателлита.

Тем временем свержение летом 1794 г.

Базельский мир якобинской диктатуры и приход к власти

1795 г. более умеренных термидорианцев вместе с

усталостью от войны и необходимостью

сконцентрироваться на делах Польши, обострившихся в связи с ее третьим разделом, позволили Пруссии уже в конце 1794 г. приступить к осторожному зондированию во Франции возможности сепаратного мира. Со своей стороны французы были не против уменьшить число своих противников, но только на определенных условиях. В самом начале 1795 г. аббат Сийес, один из самых видных политиков периода Термидора, предложил мирный план, содержавший в себе три прин­ципиальных положения французской политики по отношению к Гер­мании: граница по Рейну, секуляризация большинства церковных земель и принцип компенсации немецким князьям их потерь на левом берегу Рейна землями на правом. В принципе на этой основе и со­стоялось подписание первого значительного мирного договора периода революционных войн — Базельского мира.

По этому миру, подписанному 5 апреля 1795 г ., Пруссия отдава­лалевый берег Рейна Франции, в том числе и свои собственные владения, тем самым фактически признавая Рейн новой границей. Со своей стороны французы в течение двух недель должны были очистить прусские территории на правом берегу Рейна и, согласно

секретной статье в перспективе возместить левобережные потери Пруссии за счет

секуляризированных земель на правом берегу. Спустя немногим более месяца Базельский мир

был дополнен Базельским договором, основной идеей которого было проведение демаркационной линии, по ту сторону которой Франция обязывалась не вести никаких боевых действий. Эта линия проходила с севера на юг от Северного моря восточнее Рейна до его среднего течения и поворачивала на восток приблизительно по линии реки Майн через Верхнюю Саксонию вплоть до Пруссии. Страны, находившиеся севернее этой линии выходили — сами или под прусским давлением — из состояния войны с Францией и получали от нее гарантии нейтралитета. Эти договоры обеспечили Пруссии своего рода протекторат над Германией севернее Майна и более чем на десять лет вывели ее из состава участников антифранцузских коалиций. Франция тем самым начала процесс перекраивания политической карты Германии, кото­рый затянется на следующие двадцать лет и изменит ее до неузнаваемости.

Кризис в рядах первой коалиции еще более усугубился отпадением отнее Испании. Дело в том, что трения с Францией так и не смог­ли перевесить традиционных колониальных противоречий с Англией, которые обострились в том числе и благодаря договору Гренвиля — Джея 1794 г., в котором Англия и США согласовывали условия судоходства и территориальное разграничение на реке Миссисипи, не устраивавшее испанцев. В результате очередного Базельского мира (июль 1795 г.) Франция получила испанскую часть о. Сан-Доминго (Гаити) и тем самым укрепила свои позиции в Карибском море. В Ев­ропе граница между Францией и Испанией восстанавливалась на ос­нове статус-кво. Французы покинули захваченные ими незначитель­ные области на севере Испании и перестали поощрять сепаратизм басков и каталонцев. Фактически Базельский мир означал возвращение к традиционному сотрудничеству с Францией на антианглийских началах, подтверждением чему стало заключение в 1796 г. первого Сан-Ильдефонского союзного договора.

Несмотря на успехи французов и продолжавшуюся эрозию Первой коалиции, война продолжалась. Союзники постарались укрепить свои ряды. В 1795 г. Англия и Австрия заключили формальный союз, и Англия обязалась выплатить Австрии субсидии, достаточные для выставления 200-тысячной армии. В ответ на приглашение союзни­ков в сентябре 1795 г. к коалиции примкнула Россия, однако фактически она не принимала участия в боевых действиях, в том числе из-за смерти в 1796 г. Екатерины II и отрицательной позиции Пруссии. Фактически на континенте реально противостояли Франции лишь Австрия, южногерманские государства, а также Сардиния-Пьемонт. Соответственно этому, в 1796 г. основными театрами военных действий

стали Южная Германия и Италия.

В планах французского командования, делавшего основную ставку на прямой удар по Австрии из Южной Германии, Италии отводилась роль вспомогательного театра военных действий, призванного отвлечь на себя часть австрийских сил, однако речь шла о продолжении векового австро-французского соперничества за влияние в Италии, и именно Италия на годы вперед станет ареной активных боевых действий и решительных политических перемен.

С середины XVIII в., т.е. со времени yрегулирования австро-испанских территориальных споров в Италии и сближения Австрии и Франциив Семилетнюю войну, итальянские государства переживали период мира, один из самых длительных в их истории. Даже револю­ция первоначально скользнула по касательной, затронув лишь северо-западную оконечность Италии — Пьемонт. Так было до вторжения в Италию революционных войск, ведомых Наполеоном.

Со своей стороны Вена связывала с Се-

Первая Итальянская верной Италией планы более далеко иду-

кампания щие, чем просто оборона. Традиционной

целью австрийской внешней политики бы­ло присоединение ряда североитальянских городов, и особенно Вене­ции. После заключения Базельского мира 1795 г. это стремление под­креплялось еще и желанием укрепить свои позиции на юге в противовес усилению Пруссии на севере Империи. Однако все по­пытки Австрии силой оружия отстоять свои интересы в Италии закончились полным крахом — в марте 1796 г. главнокомандующим французскими войсками в Италии был назначен генерал Наполе­он Бонапарт. Уже в мае он разбил Пьемонт и вынудил его к под­писанию Парижского мира, по которому король Сардинии признал присоединение к Франции Савойи и Ниццы. В течение следующих двух месяцев Наполеон заключил перемирия с Пармой, Моденой, Неаполем и папой и осадил Мантую, которую оборонял сильный ав­стрийский гарнизон. Были провозглашены новые « республики-сест­ры » — Циспаданская, на территории Модемы и части Папскойоб­ласти (октябрь 1796 г.), и Транспаданская, включившая в себя Милан и Мантую (декабрь 1796 г.). Инструкции Директории требова­ли, чтобы и в Риме была провозглашена республика, однако, пони­мая, насколько глубоко идея папства коренится в итальянском наро­де, Бонапарт ограничился лишь подписанием в феврале 1797 г. Толентинского мира, по которому папа выплачивал контрибуцию и официально отказывался от эксклавов во Франции — Венессена и Авиньона, а также от присоединенных к Транспаданскойреспубли­ке Болоньи, Ферары и Романьи. Тем временем многочисленные попытки австрийских войск снять осаду с Мантуи к успеху не приве­ли, в феврале 1797 г. крепость пала, и, развивая успех, Наполеон вторгся в Тироль, создав тем самым непосредственную угрозу Авст­рии. В этой ситуации Франц I был вынужден пойти на прекраще­ние боевых действий, подписав в апреле 1797 г. прелиминарныймирный договор близ г. Леобена в Штирии. В открытой части Лео-бенского договора согласовывались шестимесячное перемирие для выработки условий окончательного мира, сохранение целостности Империи и уступка Франции Бельгии. В секретных статьях Австрия отказывалась от Милана и получала за это венецианское побережье с Истрией иДалматией.

Окончательные итоги были подведены в

Кампоформийский одном из наиболее значительных междуна-

мир. Крах Первой родных документов этой эпохи, который

коалиции подвел черту под пятью годами существова­ния

Первой коалиции. — Кампоформийском

мире 1797 г. Шестимесячное перемирие стороны постарались использовать дляукрепления своих позиций на мирных переговорах.

Понимая, что перемирие в Леобене было заключено по собственной инициативе Бонапарта, который таким образом впервые оказал суще­ственное влияние на французскую внешнюю политику, австрийцы надеялись на то, что умеренные в Директории умерят пыл своего ге­нерала. Однако произошло противоположное: в результате переворо­та в сентябре 1797 г. умеренные члены Директории были отстранены (например, подписавший Базельский мир с Пруссией Ф. Бартелеми) и к власти во Франции пришли радикалы и сторонники захватов. Не оправдались и надежды на помощь Англии и России. Со своей стороны Наполеон подошел к переговорам, не только имея более прочный тыл в Париже, но и укрепив свои итальянские позиции бла­годаря захвату Ионических островов и основанию очередных «рес­публик-сестер» в Италии — Лигурийской¹, созданной на месте Гену­эзской в июне 1797 г., и Цизальпинской, возникшей как объединение прежних Циспаданской и Транспаданской республик в июле 1797 г. В результате подписанный 17 октября 1797 г. в штаб-квартире Бона­парта в Пассариано, но названный по имени небольшого замка Кампо-Формио в Венецианской области мир был более жестким и отра­зил практически все требования Бонапарта. При его подписании Наполеон проявил значительную долю самостоятельности, в частно­сти не стал придерживаться инструкций Директории относительно присоединения всего левого берега Рейна и восстановления респуб­лики Венеция.

Австрия соглашалась на переход к Франции Бельгии, Ионических островов с венецианскими поселениями в Албании, Ломбардии и от­казывалась от всех претензий на земли Цизальпинской республики. Область Брейсгау Австрия уступала герцогству Модена в качестве компенсации за его владения, присоединенные к Цизальпинской республике. В свою очередь в качестве компенсации за собственные потери Габсбурги получали Венецию.

Таким образом, Кампоформийский мир означал потерю Австрией почти всякого влияния в Северной Италии — традиционной сфере ее интересов. Достигнутое благодаря приобретению Венеции укреп­ление позиций на Адриатике во многом обесценивалось тем, что французы получили опорные пункты на албанском побережье, а об­ладание чрезвычайно важными со стратегической точки зрения Ио­ническими островами давало им контроль над выходом из Адриати­ческого моря. Не случайно, имея в виду продолжение морской борьбы с Англией, Наполеон писал, что готов отказаться скорее от завоеваний в Италии, чем от Ионических островов.

Несмотря на то что, согласно одной из статей Кампоформийского договора, мирное урегулирование отношений Франции со своими германскими соседями должно было состояться на специальном конгрессе вбаденском Раштатте, германский вопрос также нашел отражение в договоре. Если по Леобенскому перемирию Империя сохраняла своюцелостность,то теперь под нажимом Наполеона делались две важнейшие уступки, наносившие серьезный удар по ее устройству и подрывавшие авторитет Габсбургов как носителей имперской короны: Австрия фактически признавала новую границу по Рейну и принцип возмещения потерь на левом берегу компенсациями на правом.

¹ Названа по имени кельтского племени лигуров.

В частности, Габсбурги признавали границей с Францией все верхнее течениеРейна от Базеля до впадения в Рейн р. Нетте неподалеку от Кобленца и обещали содействовать такому признанию и со стороны прочих германских суверенов. Острый характер соперничества между Австрией и Пруссией, важного с точки зрения перспектив дальнейших коалиций против Франции, проявился в том, что в ходе дипломатической подготовки Кампоформийского мира австрийцы продемонстрировали, что опасаются Пруссии едва ли не боль­ше, чем Франции: они сдавали позиции Империи, но при усло­вии что Пруссия не получит никакого приращения. Однако французы и не собирались особенно поощрять Пруссию, поскольку главная уступка с ее стороны была достигнута еще по Базельскому миру – она отдавала свои левобережные владения на Нижнем Рейне, и таким образом, граница Франции по Рейну была практически уста­новлена.

Отказ обеих великих германских держав от своих функций глав­ных защитников западных пределов Империи от французского «на­следственного врага» фактически предрешил результаты работавшего с декабря 1797 г. по апрель 1799 г. Раштаттского конгресса. Пере­говоры затягивались главным образом потому, что посланная рейхс­тагом для ведения мирных переговоров от имени Империи специаль­ная делегация имела полномочия заключать договор только на условиях территориальной целостности Империи. Конгресс закон­чился безрезультатно, поскольку в связи с началом Второй коалици­онной войны кайзер наложил вето на его решения.

Итоги войны Первой коалиции оказались во многом неожидан­ными. Одним из самых больших сюрпризов было само поражение коалиции, имевшей преимущество как ни в какой из предыдущих войн. Еще большей неожиданностью стала метаморфоза, которую претерпела война. Начавшись как поход свободы против монархов, как «война против войны», она за пять лет едва заметной глазу эво­люции закончилась достижением классических целей внешней поли­тики французских королей. Французская внешняя политика все больше представляла собой удивительный симбиоз идей революции, традиционных целей французских королей и экономических интере­сов. Так, на фоне освободительного порыва во всемирном масштабе неожиданно получила второе рождение идея так называемых «естест­венных границ». Восходящая своими корнями к Ришелье и Людови­ку XIV, свою классическую формулировку она получила именно в го­ды Французской революции. Уже в сентябре 1792 г. на эту тему высказался Дантон, а спустя несколько месяцев последовала офици­альная декларация Дипломатического комитета: «...старинные и есте­ственные рубежи Франции суть Рейн, Альпы и Пиренеи...» В соот­ветствии с этой доктриной происходит аннексия Бельгии, Савойи и Рейнской области. На фоне осуждения своекорыстной политики королей не менее неожиданно прозвучало обращение французских революционеров к идее «государственного интереса». Под заявлением Карно о том, что естественное право государства на безопасность оправдывает любое действие в интересах государства, даже если оно наносит вред соседям, охотно подписались бы Людовик XIV и Фридрих II. Однако наиболее характерной чертой французской внешней политики стал переход к экспансии и территориальным захватам.

С одном стороны, в этих захватах и в их направлении прослеживаются все те же черты континуитета во внешнеполитических целях старой и новой Франции. С другой стороны, они получают и совер­шенно новое обоснование. Логика перехода от освободительной к за­воевательной войне приблизительно такова: Франция несет человечеству свободу и счастье — значит, тот, кто присоединится к Франции, приобщится и к свободе. Поэтому, когда в ноябре 1792 г.Националь­ный Конвент заявил о готовности помочь всем народам, желаю­щим обрести свободу, это заявление уже содержало в себе не только обещание помощи, но и угрозу. Говоря словами известного француз­ского историка А. Собуля, «война за аннексии была естественным следствием пропагандистской войны. Конвент призвал народы под­няться и обещал защиту. А разве может быть лучшая зашита, чем ан­нексия?».

Помимо этого агрессивная внешняя политика начинает питаться и новым мотивом — национализмом. Он оказывает на внешнюю по­литику влияние, пока несравнимое с более поздними временами, но вместе с тем никогда не бывавшее раньше. Чудовищное напряжение, ожесточение и победы 1793–1794 гг. развили у французов вкус к во­енной мощи, славе, к национальному величию, превосходству над другими народами, ощущение «великой нации». По-прежнему заяв­ляя о себе как о врагах монархов и друзьях всех народов, французские политики рассуждают об «испанских фанатиках», «слабоумных авст­рийцах», отсталых, недостойных свободы бельгийцах. Традиционное соперничество с Англией приобретает форму национальной вражды. Робеспьер противопоставляет французский «народ-землепашец» английскому «народу-лавочнику».

Вместе с тем все более важными становятся экономические моти­вы. Отчасти они питались идеями автаркии, получившими достаточ­но широкое распространение в условиях фактического окружения Франции. Одновременно, как в случае оккупации Бельгии и откры­тия Шельды, на цели войны все больше влияют интересы крупных промышленных и торговых кругов, что станет особенно очевидным позже, в период Директории (ноябрь 1795 г. — ноябрь 1799 г.). Нако­нец, на первый план выходит идея экономической эксплуатации, ба­нального грабежа захваченных территорий — уже во времена якобин­цев был создан даже специальный орган, так называемая «комиссия по добыванию», занимавшаяся вывозом сырья и т. д.

В целом внешняя политика Франции сохраняла и революцион­ный компонент: те же «республики-сестры», будучи фактически полуколониями Франции, одновременно копировали ее институты, на завоеванных территориях осуществлялся весь комплекс анти­феодальных преобразований, французские солдаты и под наполео­новскими знаменами думали об освобождении человечества. Однако экспансионистские и захватнические черты политики Франции ста­новились все более заметными, особенно после свержения якобинцев и установления режима Директории. Уже сменившие якобинцев термидорианцы, пик политического влияния которых приходился на 1794—1795 гг., заявляли: «...чтобы возместить себе убытки... самой справедливой из войн... республика может и должна могущие при­нести ей пользу земли удержать либо в качестве завоевания, либо путем переговоров, не опрашивая жителей». При Директории война,

становясь все более захватнической, становилась все менее народной, превращаясь в первую очередь в дело правительства, армии и крупных экономических интересов. Члены Директории могли по-разному видеть цели войны. Например, если Сийес предлагал создать оборонительный вал из «республик-сестер» и вести целена­правленную политику в этом направлении, то Карно выступал с бо­лее умеренных позиций и предлагал ограничиться «естественными

границами».

Существовали и внутренние причины, толкавшие Директорию на продолжение войны. Для Директории, в ее промежуточном положе­нии, опасавшейся радикализма низов не меньше, чем монархической реставрации, война означала сохранение власти. Война защищала ре­жим слева и справа и служила надежным социальным громоотводом, давая выход революционной энергии масс и одновременно сковывая консервативные силы. Поэтому Бонапарт с его активной итальянской политикой и амбициозными проектами, выходившими за пределы первоначальных внешнеполитических планов Директории, все же получил от нее поддержку.

Дата добавления: 2015-08-10