Начало работы Венского конгресса

Венский конгресс вошел в историю как

Характерные черты пример одной из самых успешных попыток

долгосрочного дипломатического урегулиро­вания международных противоречий в Европе. Во многом этот успех был связан с теми изначальными установками и представлениями о задачах конгресса, с которыми съезжались в Вену представители ев­ропейских стран и которые несколько отличались от целей участни­ков прежних европейских конгрессов. В традиции европейских кон­грессов начиная с Вестфальского мира всегда присутствовала двойная задача — прекращение войны и установление послевоенного порядка в Европе, но никогда до этого с такой осознанностью и отчетливо­стью акценты не были смещены от первого ко второму. По сравне­нию с Вестфальским или Утрехтским Венский конгресс в гораздо меньшей степени преследовал цель прекращения войны и восстанов­ления мира, поскольку эта задача уже была решена. Правителей и дипломатов, собравшихся со всех концов Европы, объединяло как никогда ясное понимание того, что их цель — думать не о прошлом, а о будущем.

Успеху конгресса способствовало и то обстоятельство, что ему не пришлось начинать работу с чистого листа. В отличие от предыдущих войн и заканчивавших их международных форумов Венскому кон­грессу предшествовала настолько насыщенная дипломатическая ак­тивность, связанная с определением политических интересов участ­ников коалиций и будущего положения побежденной Франции, что многие задачи конгресса были по существу предрешены.

Наконец, еще одной особенностью Венского конгресса, увели­чившей его эффективность, был беспрецедентный в истории конгрес­сов факт — все внешнеполитические решения принимались непо­средственно на месте. Если прежде переговоры вели связанные инструкциями уполномоченные, то Венский конгресс представлял собой подлинную встречу на высшем уровне, когда каждая страна была представлена либо самим монархом, либо, реже, главой внеш­неполитического ведомства. Все это создавало уникальную ситуацию «Европы без расстояний» (sans distance), по выражению Меттерниха.

Однако эти благоприятные обстоятельства начала конгресса урав­новешивались необычностью стоявших перед ним задач. Ни один конгресс, ни один дипломат прошлого не был призван решать задачи такого масштаба. Сложность заключалась не только в масштабе, не столько в количестве произошедших изменений, когда до неузнавае­мости изменилась политическая карта Европы, — приходилось реаги­ровать и на качественные перемены. Те же наполеоновские завоева­ния были больше, чем просто завоеваниями, они сопровождались изменением политических и социальных структур, и, кроме того, они были достаточно продолжительными, длились годами. В отличие от прежних территориальных перетасовок, эпоха, под которой собира­лись подвести черту собравшиеся в Вене короли и министры, содер-

жала в себе двойной вызов международным отношениям — револю­цию и гегемонию. Стабильность послевоенного мирового порядка зависела от того, смогут ли они найти адекватный ответ.

Идея созыва общеевропейского конгрес-

Открытие конгресса са после окончания войн с Наполеоном

впервые была документально отражена в русско-английском договоре 1805 г., став­шем основой Третьей коалиции, и затем получила развитие в различ­ных договоренностях стран коалиции в 1813—1814 гг. Вена была вы­брана местом проведения конгресса во многом потому, что еще после «Битвы народов» Александр I и Фридрих Вильгельм III обещали на­нести визит австрийскому императору. Первоначально созыв кон­гресса был назначен на август 1814 г., но в связи с парламентскими заседаниями в Англии и отъездом в Россию Александра I его отложи­ли на месяц.

С середины сентября 1814 г. в Вену начали съезжаться делегации различных европейских стран. В итоге конгресс превратился в самый представительный из проводившихся до этого европейских форумов. В его работе приняли участие все европейские государства, за исклю­чением Турции, и в том числе два императора, несколько королей, более ста князей и свыше двухсот дипломатов.

С самого начала на ведущие позиции вышли великие державы, фактически отведя прочим государствам роль статистов. В середине сентября четыре державы-победительницы договорились о том, что все решения будут приниматься в их среде и только затем выноситься на утверждение конгресса. Предлагалось собрать весь конгресс лишь два раза — 1 октября для проверки полномочий участников и послед­ний — для принятия Заключительного акта. Однако Талейран, вновь проявив свое искусство убеждать и доказывать, успешно сопротив­лялся стремлению четырех держав навязать остальным государствам готовые решения. Из-за этих споров официальное открытие конгрес­са было отсрочено сначала на начало ноября, а затем и вовсе не со­стоялось — лишь трем выбранным по жребию державам, что называ­ется, «в рабочем порядке», было поручено проверить полномочия участников.

Это полностью устраивало великие державы, которые совершен­но не хотели проведения настоящего общеевропейского форума с правом голоса для каждого участника и с коллегиальными методами работы. В итоге конгресс представлял собой некую совокупность встреч главных политических актеров и как целое так ни разу и не был собран («конгресс, который не состоялся», по выражению Талейрана). Соответственно и комитеты по отдельным вопросам были не столько уполномоченными конгрессом органами, готовящими принятие его решений, сколько техническими комиссиями на служ­бе у великих держав. Как выразился Меттерних, конгресс — это не конгресс, его открытие — это не открытие, его комитеты — это не комитеты.

С формальной точки зрения ведущую роль играл так называемый Европейский комитет, или Комитет восьми, куда входили восемь стран, подписавших Первый Парижский мир, т. е. все державы «пентархии», а также три великие державы прошлого — Испания, Порту­галия и Швеция. Кроме того, был создан целый ряд комитетов по от-

дельным проблемам: германский комитет; комитет по итальянскому вопросу, подразделявшийся на комитеты по Тоскане и по Сарди­нии-Пьемонту; по швейцарскому вопросу; по герцогству Бульонскому; по интернационализации внутреннего судоходства; по урегулиро­ванию дипломатических рангов; по работорговле; по географическим картам; по статистике.

Сами переговоры велись, как правило, в неформальной обстанов­ке, очень часто в личных апартаментах Меттерниха, председательст­вовавшего как на конгрессе, так и в Комитете восьми. Несмотря на формально заявленное участие в Европейском комитете восьми вели­ких держав, фактически все его решения принимались небольшой группой дипломатов, куда входили представители России, Австрии, Англии, Пруссии и Франции.

Все делегации официально возглавлялись монархами, за исклю­чением французской, поскольку Людовик XVIII не желал выступать в роли побежденного и тем самым платить по чужим политическим векселям, а также английской, поскольку Георг III страдал душевной болезнью. В реальности решающую роль на переговорах играли главы внешнеполитических ведомств — Меттерних (Австрия), Р. Каслри (Англия; с февраля 1815 г. заменен А. Веллингтоном и с марта — Р. Кланкарти), К. Гарденберг (Пруссия) и Талейран (Франция). Рос­сия была единственной великой державой, в которой в качестве глав­ного действующего лица на переговорах выступал непосредствен­но монарх и лишь затем профессиональные дипломаты — бывший и настоящий послы в Вене А. К. Разумовский и Г. Стакельберг, а так­же статс-секретарь Коллегии иностранных дел К. В. Нессельроде. Этой группе менее чем в десяток человек предстояло решать судьбы Европы.

Одной из особенностей Венского

Конгресс как кон­гресса, выделяющих его в ряду

социокультурный общеевро­пейских форумов прошлого и

феномен будущего, стал тот социокультурный

фон, на котором он проходил. Венский конгресс был не только главным внешнеполитическим, но и главным светским событи­ем XIX в. Если дипломаты подводили итог войне, то съехавшиеся со всех концов Европы представители знати, искатели приключений, художники, просто любопытные мечтали отпраздновать окончание 23-летнего кошмара. Однако знаменитое выражение «конгресс танцу­ет, но не движется вперед» не вполне точно описывает соотношение политики и развлечений, существовавшее в Вене времен конгресса. Действительно, осень и зима 1814—1815 г. были заполнены беспреце­дентным количеством балов, маскарадов, раутов, концертов, банке­тов и т. п., стоивших австрийской казне около 20 млн гульденов. Но вместе с тем в этой неповторимой атмосфере карнавала, интриг, лю­бовных афер и столкновения честолюбий весьма успешно делалась и политика. Разнообразные салоны, в числе которых выделялся салон княгини Багратион, были не только центрами политических слухов, но и местами встреч дипломатов и открывали большие возможности для получения информации и осуществления разного рода комбина­ций. Особенно в этом преуспел Меттерних, с помощью своей секрет­ной полиции превративший светскую жизнь Вены в ценный источ­ник политических сведений.

Светская жизнь оказывала безусловное влияние и на характер пе­реговоров в Вене. Участие дипломатов в насыщенной светской жизни приводило к тому, что иногда в их взаимоотношениях открывал­ся своеобразный «второй фронт»: отстаивая с утра политические ин­тересы, вечерами они должны были доказывать и свою светскую состоятельность. В этом смысле определенное значение имели на­смешки света над неуклюжими и недостаточно хорошо говорившими по-французски англичанами, уязвленное самолюбие остававшихся в тени пруссаков и т. д. Однако особенно на ходе переговоров сказа­лись личные отношения Александра I и Меттерниха.

Русский царь и австрийский министр были самыми яркими фигу­рами светской жизни Венского конгресса, посещали те же салоны, добивались благосклонности одних и тех же дам. Постепенно их взаимоотношения приняли форму острого личного соперничества, подогреваемого разного рода колкими высказываниями, когда, на­пример, Александр I доказывал дамам, что Меттерних — это всего лишь «писарь». Личная враждебность, когда соперники месяцами старались избегать встреч и не разговаривать друг с другом, безусловно, сказалась и на ходе переговоров.

Дата добавления: 2015-08-10