ЭНЦИКЛОПЕДИЯ 19 страница

Die drei Nationalökonomien. Munich, 1930; Die Zukunft des Kapitalismus. В., 1932; Deutsche Socialismus. В., 1934; Von Menschen. B., 1938.

ЗОНТАГ (Zontag) Сьюзен (1933-1994) _ амер. писательница, литературный критик и теоретик искусства. Опираясь на опыт художественного и литературного авангарда XX в., 3. последовательно противостоит герменевтическому подходу к истолкованию произведения искусства. Размежевание с герменевтикой находится в центре сборника статей «Против интерпретации» (1966), принесшего 3. широкую известность. Нетрадиционному методу интерпретации, практикуемому 3., соответствуют нетрадиционные, «неканонические» формы эстетической деятельности (хэппенинг, экспериментальное кино и фотография, порнографическая литература). Среди сквозных тем исследований 3. - способы изображения болезни в литературе и искусстве, истоки и критерии «нового» в культуре, основные черты модерна (modernity) и постмодерна в художественно-эстетической сфере.

Мысль как страсть. М.,1997.

ИГРА. В ряде социологических и эстетических концепций понятие И. имеет ключевое значение.

В «Человеке играющем» (1938) Хейзинга обосновывает сквозное значение И. в развитии основных культурных форм человеческой жизни. Он отвергает популярные представления о служебной функции И. по отношению к утилитарным или биологическим целям. Одним из ключевых для Хейзинги был символ «духовной веселости» Франциска Ассизского, выявляющий смысловую вертикаль И., правила которой неотделимы от аскетического самоограничения, а свобода основана на искупительной самоотдаче. Францисканская радость вырастает из жертвенного зерна; здесь находится сакральный исток подлинной И., предлагаемой Франциском в качестве жизненного образца своим ученикам - «скоморохам Божьим». Антиномичность этого словосочетания подчеркивает возможность сочетания в бытийном составе человека двух начал: эмпирического и благодатного.

Предложенная Хейзингой дихотомия «состязание - представление» детализируется франц. ученым Р. Кайюа, различающим четыре типа игры: И. головокружения, И. подражания; И. состязания; И. случая. Эта типология может быть прояснена через вопрос: «Кто играет?» В первом случае это - «скоморох Божий»; во втором - актер, исполняющий роль; в третьем - соперники в состязании, в четвертом - азартный игрок с волей Случая или Рока. Наиболее сложной является И. первого типа, не локализованная сценой, стадионом или колесом рулетки. В ней человек устремлен к преодолению собственной ограниченности и скованности, к динамическому выявлению возможной полноты экзистенции. Такая И. есть исполнение человека, исполняемого бытием. Здесь нет «другого», поэтому к такого рода И. неприложима субъект-объектная матрица. Стороны взаимодействия как бы погружаются внутрь самого человека. Между ними нет ни соперничества, ни подражания; есть «трепет», в котором человек выходит из состояния самотождественности, ощущает духовную амплитуду своего существования. В нем пробуждается и подает голос «человек возможный» - та бытийная ипостась, которая в принципе не может быть отделена от человека и передана дублеру наподобие маски. «Человек возможный» не является ролью, в которую можно «войти». Он не налагается на индивида извне, как личина, но высветляет в нем сокровенный и неовнешняемый слой бытия.

Существует драматизм, связанный с локальностью игровых ситуаций. Он неизбежен в И., поскольку совершающиеся в ней изменение структуры сознания и переориентация на истинную свободу происходят вне особых на то эмпирических оснований. В этом плане И. суть способность высвобождения из-под гнета обычных форм принуждения: идеологического, экономического, социального. Противоположностью И. является не серьезность, а насилие. Ее даже можно определить как событие, снимающее с какой-то точки мира печать насилия.

Для Хайдеггера И. есть «язык трансценденции», в котором открывается свобода человеческого поступка. Явленная искусством И. - это пространство спора земного и небесного, смертного и божественного. Критикуя обычное противопоставление И. труду, «серьезности», Финк анализирует ее как основной способ общения человека с возможным. Гадамер распространяет категорию И. на процесс герменевтического понимания текста, произведения искусства, которые покоряют нас, поглощают своим смыслом или красотой. Он ставит под вопрос субъективность участников «маятникового игрового движения», настаивая на примате «И. самой по себе» в отношении к субъективности играющих. Среди других известных подходов к игре - анализ Ортегой-и-Гассетом роли спорта и зрелищ в массовом обществе, сходные размышления Гвардини о соотношении культа, театра и спортивных игр в современной культуре. Метафора И. использована поздним Витгенштейном в его концепции «языковых игр».

К. Б. Сигов

Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М., 1992; Финк Е. Основные феномены человеческого бытия // Проблема человека в западной философии. М., 1988.

ИДЕАЛИЗМ (франц. idealisme, от греч. idea - идея) - в широком смысле слова всякое мировоззрение или образ жизни, определяемые подлинными идеалами и их практическими следствиями, особенно в виде неэгоистических, самоотверженных поступков (практический идеал); противоположность - материализм. В метафизическом смысле идеализм - это воззрение, определяющее объективно действительное как идею, дух, разум, рассматривающее даже материю как форму проявления духа, причем склоняющееся больше или на сторону идеи - объективный идеализм (Платон, Шеллинг, Гегель), или на сторону разума - субъективный идеализм (Декарт, Мальбранш, Фихте). В теоретико-познавательном смысле идеализм - это точка зрения, рассматривающая вещи как комплексы представлений, признающая бытие лишь как осознанное бытие (сознание), которое тождественно процессу восприятия - esse est percipi (Лейбниц, Беркли, Шопенгауэр); см. Неоидеализм, Немецкий идеализм; противоположность - реализм. "Магическим идеализмом" называют картину мира: 1) романтизма, 2) первобытного человека, поскольку идея, представление мыслятся как чудодейственный фактор.

ИДЕАЛЬНЫЙ ТИП - одно из ключевых понятий социологии и теории познания Вебера. Представляет собой мыслительную конструкцию, воспроизводящую своеобразие и логически-каузальную структуру образования и развития объекта исследования. По своему эпистемологическому статусу И.т. является не нормативно предписанным способом организации представлений о предмете, а неизбежной для ученого формой восприятия и осмысления эмпирического материала. Взаимосвязи, присущие исследуемому под одним из углов зрения объекту, «усиливаются», абсолютизируются исследователем и доводятся до состояния внутренней логической непротиворечивости. Явление получает «культурный смысл» и, будучи осознано как индивидуальный, отдельный от других историко-логический феномен, может быть встроено в причинно-следственную цепь истории культуры. Так как любой исследователь исторически ограничен наличным состоянием знаний и относительностью собственных ценностей, с позиций которых он усматривает в культурных явлениях смысл, образование И.т. неизбежно оказывается односторонним. Таким образом, усиление в выбранном направлении происходит за счет других перспектив концептуализации материала. Не будучи в состоянии полностью адекватно отразить исследуемую реальность, И.т. всегда остается методическим средством приближения к ней; каждое сопоставление эмпирических данных с их идеализированной, логически непротиворечивой моделью выявляет очередные недостатки и ограничения последней, и, требуя уточнений, направляет дальнейшее исследование.

Пример использования методологии И.т. дает веберовское исследование социального действия. Вебер отталкивается от наиболее простого и понятного для внешнего наблюдателя случая совпадения его представлений об объективно целерациональном поведении с субъективными представлениями действующего лица об адекватности своего поведения ситуации и собственным целям. Накладывая эту модель на эмпирический материал изучаемых социальных действий с целью понимания присущего им субъективного смысла, Вебер последовательно устанавливает типологию форм поведения, в которых рациональное соответствие целей и средств логически убывает. Образованные в результате идеальные типы ценностно-рационального, традиционного и аффективного поведения, в свою очередь, также остаются логическими абсолютизациями, сопоставление которых с конкретными социальными действиями ведет к прояснению индивидуальных исторических причин ограниченной рациональности того или иного явления.

Вебер проводил различие между социологическими И.т., существенные характеристики которых независимы от конкретных исторических условий, и историческими (генетическими) И.т. Он также предупреждал о необходимости отделять И.т. от других теоретических средств концептуализации материала: прежде всего от имеющих назывную и классификационную сущность определений и от законов и статистических усреднений, претендующих на универсальное обобщение определенного класса явлений. Предметом идеально-типического генетического описания оказываются в первую очередь индивидуальные явления (хотя сам Вебер отмечал, что И.т. обычно состоит из родовых по своей природе понятийных элементов). Важно также различение И.т. от «идеального» в нормативном смысле слова, поскольку для И.т. характерно отвлечение от всех участвовавших в его образовании культурных оценок ради требования логической и рациональной когерентности.

Разработанное Вебером понятие И.т. заняло одно из центральных мест в методологии гуманитарного знания XX века. Характер его интерпретаций и применений в последующих исследованиях варьируется от его понимания как средства построения теорий о культурно-исторических индивидуалиях до лишь частично контролируемого способа восприятия и систематизации эмпирических данных. Для методологической рефлексии над природой И.т. характерно изучение его места в арсенале средств гуманитарного знания и анализ его логически-когнитивной структуры, сопровождающийся построением типологий И.т. В конкретных науках понятие И.т. успешно функционирует как метафора методологического оправдания актуального несовершенства и приблизительности теоретических концепций в социально-гуманитарных науках и, с этой точки зрения, играет конструктивную гносеологическую роль.

A. M. Перлов

Вебер М. Избранные произведения. М., 1990; M. Weber. Gesammelte Aufsätze zur Wissenschaftslehre. Tübingen, 1973; C. Hem-pel. Problems of Concept and Theory Formation in the Social Sciences // Science, Language and Human Rights. Philadelphia, 1952; T. Burger. Max Weber's Theory of Concept Formation. History, Laws and Ideal Types. Durham, 1976.

ИДЕНТИЧНОСТЬ (Identität, identity, l'identité). Как логическая категория И. означает отношение, члены которого тождественны друг другу (например, понятия «утренняя звезда» и «вечерняя звезда» идентичны - оба означают планету Венера). В качестве категории метафизики И. (тождество) есть характеристика бытия, более фундаментальная, чем различие. Хайдеггер в своих размышлениях об И. опирается непосредственно на элеатов: И. для него есть всеобщность бытия. Всякое сущее тождественно самому себе и - в той мере, в какой оно есть сущее - всякому другому сущему. И., таким образом, исключает различие (ибо исключает иное бытие и, стало быть, то, что выступает причиной инаковости - изменение).

Понятие И. стоит в центре критики западноевропейской философской традиции, которую ведут в 60-70-е годы критическая теория, Левинас и французский постстуктурализм. Адорно дезавуирует господствовавшее на протяжении столетий философствование в качестве «мышления идентичности»; это мышление систематически игнорирует «нетождественное» - непосредственность существования, не поддающуюся втискиванию в рамки той или иной самотождественной «тотальности». «Философии идентичности» Адорно и противопоставляет свою «негативную диалектику». Равным образом на критике фигуры И.(тождества) построена философия Иного (Другого) у Левинаса. Реабилитации «различия» (difference) - и, более того, демонстрации его первичности перед И. посвящены работы Делёза «Различие и повторение» (1968) и Деррида («Письмо и различие», 1967). Философское употребление термина И. долгое время остается социально-научно и психологически иррелевантным. Культурная антропология, социология и социальная психология пользуются этим словом без всякого соотнесения с философией или вовсе не прибегают к термину И., довольствуясь традиционной понятийностью - «самость», «самосознание», «Я», «личностное самоопределение» и т.д. (Без термина И., обходились, например, Фрейд и Мид, хотя проблематика, обозначаемая сегодня в качестве «проблематики И.», занимает значительное место в их творчестве). Встреча различных словоупотреблений происходит в 60-е благодаря работам Эриксона, который ввел слово И. в междисциплинарный научный оборот. И., по Эриксону, есть «длящееся внутреннее равенство с собой», «непрерывность самопереживания» личности. Этот, находящийся на стыке психологии и социологии, подход, практиковался в англо-американской литературе Э. Гоффманом, а до него - Ч. Кули и Мидом. Кули (в 20-е годы) и Мид (в 30-е) продемонстрировали, в частности, то, что личностная И. (в их терминологии - Self) не есть априори человеческого поведения, но что она складывается из свойств, продуцируемых в ходе социального взаимодействия («социальной интеракции»). И. - изначально социальное образование; индивид видит себя таким, каким его видят другие. И. есть, таким образом - генерализированный, обобщенный Другой. К сходным выводам приходит, отправляясь от совершенно иных предпосылок, Лакан, для которого «Я-идентичность» и Другой принципиально неотделимы друг от друга. Идеи Кули и Мида дали толчок развитию «символического интеракционизма» и «теории ролей», своеобразным синтезом которых стала «драматическая модель» идентичности Эрвина Гоффмана.

И. во всех этих случаях есть горизонт, в котором некоторая личность существует и действует как целое; к этому горизонту индивид может по-разному относиться, но без него нельзя обойтись. И. здесь - характеристика отношения индивида к себе самому, его «самопринадлежность», тогда как в другом контексте (который может быть обозначен как «социальный» или «социокультурный») Идентичность характеризует принадлежность индивида некоторому коллективу. В соответствии с типом коллектива, с которым идентифицируют себя индивиды (государство, нация, партия, этническая или культурной группа, субкультура и т.д.) различают политическую, национальную, идеологическую, этническую, культурную И. При этом, однако, нельзя забывать, что И. в строгом смысле может быть атрибутирована только индивидам и что выражение «коллективная И.» всегда нуждается в дополнительных оговорках.

Роль философии в этой связи - критическая проверка словоупотребления, в отсутствие которой комплексные и проблематичные образования начинают выступать как нечто само собой разумеющееся и простое. На это обстоятельство обратил внимание Хабермас, неоднократно выступавший против некритического употребления термина «И.» и, в частности, против подмены проблематики индивидуальной идентичности риторикой коллективной идентичности.

В. С. Малахов

Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис (1969). М.,1996; Ch.H.Cooley.

Human Nature and Social Order (1922). N.Y., 1964; J.-M. Benois (ed.). L'identité. Seminaire interdisciplinaire dirigé par Levi-Strauss. P., 1911;A.Giddens. Modernity and Self-Identity. Cambridge, 1991; E.Goffman. The Presentation of Self in Everyday Life. Garden City, N.Y., 1959; E.Goffman. Stigma: Notes on the Management of Spoiled Identity. Englewood Cliffs, 1963; J.Habermas. Können komplexe Gesellschaften eine vernünftige Identität ausbilden? // J.Habermas. Zur Rekonstruktion des historischen Materialismus. Fr./M., 1976; J.Habermas. Geschichtsbewusstsein und posttraditionelle Identität: Die Westorientirung der Bundesrepublik // J.Habermas. Eine Art Schadenabwicklung. Kleine politische Schriften V. 1. Fr./M., 1987; M.Heidegger. Identität und Differenz. Pfüllingen, 1957; Ch. Taylor. Sourses of the Self: the Making of Modern Identity. Cambridge, 1989.

ИДЕОЛОГИЯ. Впервые введенное в эпоху Французской революции, понятие И. столь многократно подвергалось изменениям и помещалось в столь различные контексты, что почти не представляется возможным проследить его употребление во всех нюансах. Кроме того, сам термин И. выступает не иначе как «идеологическое» понятие, как средство борьбы, а потому его концептуализация неизбежно связана с внетеоретическими мотивами. Построение «теории И.» всякий раз зависит от того, понимает ли себя данная теория как идеологическая или внеидеологическая («научная»). Сказанное относится не только к разделению науки и И., но и к более широкому понятийному полю, захватывая такие оппозиции, как дух-материя, теория-практика, базис-надстройка, имагинативное-реальное и т.п. Отношение между членами этих оппозиций часто описывается при помощи метафоры зеркала (отражение, искажение, обманчивое или, напротив, правильное отражение и т.д.), т.е. при помощи образа удачной или неудачной репрезентации. Проблематика И. связана, т.о., с проблематикой эпистемологии. Но если эпистемология отвечает на вопрос, в какой мере возможно познание действительности, то критика И. ставит вопрос, в какой мере необходимо искажение действительности. Здесь задает тон формула Маркса, определившего И. как «ложное сознание». Отсюда необходимым образом вытекает вопрос о значимости и истинностном статусе форм сознания. «Ложное сознание» есть, с одной стороны, следствие классового конфликта, и, в частности, выражение партикулярных интересов, выдаваемых за всеобщие. В этом смысле следует понимать утверждение, что господствующая И. - это всегда И. господствующего класса. С другой стороны, поздний Маркс относит И. вместе с политикой к «надстройке», детерминированной экономикой («базисом»). Природа этой детерминации стала предметом многочисленных истолкований - от трактовки надстройки как прямого отражения базиса (Ленин) до допущения ее относительной автономии, при котором постулируется лишь «детерминация в конечном итоге» (Энгельс). Одни настаивают на одинаковой значимости политико-идеологической логики для всех классов и, следовательно, на независимости этой логики от конкретных экономических позиций политических актеров, а значит - на нейтральности понятия И. (Грамши). Другие полагают возможным снять понятие И. в более широкой концепции, охватывающей обе инстанции (и базис, и надстройку) - таковы концепция власти у Фуко и концепция дискурса у Эрнеста Лаклау. В зависимости от понимания отношения И. к базису можно выделить четыре основных фазы в осмыслении феномена И.

1. Охарактеризованная выше прямая детерминация (И. как обман и самообман).

2. Интерпретация И. как опосредованного, непрямого отражения. В рамках оппозиции теории и практики И. сначала локализуют на полюсе практики. После «языкового поворота» (linguistic turn) в современной философии И. начинают описывать как исключительно языковой феномен.

3. Отмена понятия И. Таковы позиции структурализма и постструктурализма, согласно которым «за маской ничего не скрывается», что делает понятия искажения и обмана попросту излишними. Коль скоро нет жестко фиксированного референта, нет и ничего, что могло бы быть неверно репрезентировано.

4. Введение (хотя и с известными ограничениями) понятия И. заново. С «отрезвлением» постструктурализма И. вновь определяется как иллюзия, как неведение относительно универсальности социального.

Эти фазы не следует истолковывать хронологически; они представляют собой скорее логические возможности в осмыслении оппозиции реального и воображаемого. Так, Лукач в «Истории и классовом сознании» исходит из представления о целостности или тотальности, детерминирующей все части целого таким образом, что всякая часть не может быть ничем иным, как выражением этой тотальности. Мышление и существование в модели Лукача тождественны друг другу в той мере, в какой они суть части единого исторического процесса. В этом процессе эпистемологическое предпочтение отдается пролетариату, ибо он совпадает с формой товара: будучи продавцом своей рабочей силы, пролетариат есть не что иное, как приходящая к своему самосознанию товарная форма. Пролетариат есть тот класс, которому суждено объединить в себе мышление и действительность, теорию и практику, поскольку для того, чтобы понять самого себя, ему необходимо понять тотальность общества, а для того, чтобы понять тотальность общества, он Должен перейти к практике. Лежащее в основе концепции Лукача гегельянское представление о детерминизме (часть как выражение целого) стало объектом критики у Альтюссера.

Перелом в осмыслении феномена И. внес Грамши, отказавшийся от понимания И. как ложного, определенного заданными наперед позициями и интересами сознания. Разработанное им понятие гегемонии преодолевает противопоставление базиса и надстройки, охватывая и сферу экономики, и сферу гражданского общества и государства. Связующий член между базисом и надстройкой - политика; она подчиняется своей собственной логике и должна рассматриваться в ценностно нейтральном смысле. Гегемония обозначает не господство той или иной группы или блока, а логику политической артикуляции как таковой, что, кстати, позволяет другим группам или блокам достигать противо-гегемонии. Однажды утвердившись, гегемония проникает во все сферы общественной жизни, а это значит, что И. располагается уже не в сфере духа или теории, но в сфере материальности или практики. И. перестает быть наименованием системы мыслей, становясь наименованием системы жизненных отношений. К этой концепции примыкает Альтюссер, разрабатывающий понятие «идеологического аппарата». Именно находящийся в руках государства идеологический аппарат есть та инстанция, посредством которой И. господствующего класса становится господствующей идеологией. И. есть нечто, «носящееся в воздухе»; она локализована в определенных организациях (церковь, школа, университет, семья) и определена материальными практиками этих организаций. Идеологический аппарат в концепции Альтюссера сходен с понятием гражданского общества в концепции Грамши. Идеологический аппарат государства следует отличать от репрессивного аппарата последнего, где И. направлена на прямое отправление насилия. Этим различением Альтюссер преодолевает традиционный марксистский догматизм, ибо «относительная автономия» надстройки им не только декларируется, но и теоретически обосновывается. Тем самым Альтюссер развивает структуралистскую версию репрезентативной функции идеологии: И. есть не ложная интерпретация реальности, а ложная интерпретация отношения индивида к реальным условиям его существования. Тем не менее Альтюссер не выходит за рамки традиционной дихотомии реального-имагинативного, оставаясь в плену репрезентационизма.

Начало структуралистскому переосмыслению понятия И. было положено еще в 20-е годы. В работе В.Н. Волошинова была разработана семиотическая теория И. Сознание и И. берутся здесь не просто в их противопоставленности материи, но в материальности означающих. Если И. и сфера знаков совпадают, а знаки (и, соответственно, дискурсы) ко-экстенсивны материальности, то модель отражения (материального) базиса (идеальной) надстройкой, по сути, снята. По тому же пути пошел и структурализм, опиравшийся на знаковую теорию Ф. де Соссюра. Поскольку значение знака определяется не отношением к находящемуся вовне материальному референту, а различием знака по отношению к другим знакам в системе сигнификаций, постольку снимается вопрос о детерминации со стороны референта (или базиса) как гаранта фиксированного значения. Радикальность этого поворота особенно отчетливо просматривается в работах Лаклау. Некоторое сознание, согласно Э. Лаклау, может быть «ложным» только при условии наличия «истинной» идентичности социальных агентов. Но в той мере, в какой данность жестких классовых оппозиций ставится постмарксизмом под сомнение, остается неясным, применительно к какой инстанции истинности можно говорить о ложности того или иного сознания. В то же время мы не должны, по-Лаклау, окончательно отбрасывать понятие «обознания», «неверного знания» или «неведения». Ибо «неверным знанием» или «обознанием» следует считать как раз недоучет радикальной нежесткости позиций в сиcтеме обозначений и шаткого статуса любой позитивности. Тем самым Лаклау преобразует традиционное понятие И. Последнее обозначает теперь дискурсы, с помощью которых общество пытается фиксировать значения и тем самым проявляет неведение относительно бесконечной игры различий. И. есть «воля к тотальности» всякого тотализующего дискурса. Эту концепцию, опираясь на Деррида и Лакана, развивает в последние годы С. Жижек. Жижек вводит в модель, предложенную Лаклау, следующее: статически фиксированная идентичность невозможна; переживание этой невозможности находит внешнее выражение в фигуре идеологического врага. Конститутивная для всякого субъекта «недостача» ищет заполнения в социальных фантазмах, пытаясь с их помощью преодолеть собственную изначальную недостаточность - субъект прибегает к самообману. Задачу идеологии Жижек, как и Лаклау, видит в том, чтобы обнаруживать, проговаривать, «называть» невозможность любого идеологически мотивированного самозавершения.

Оливер Маркхарт (Вена/Эссекс)

Барт Р. Мифологии. М.,1996; L. Althusser. Ideologie et appareils ideologiques d'Etat // L. Althusser. Positions. P., 1976; R.Aron. L'opium les intellectuelles. P., 1955; C.Geerz. Ideology as a Cultural System // C.Geerz.The Interpretation of Cultures. N.Y., 1978; F.Jameson. The Political Unconscious. L., 1975; E.Laclau. The Impossibility of Society // J.B.Thompson. Studies in the Theory of Ideology. Cambridge, 1984; S. Žižek. The Sublime Object of Ideology. L.,1989.

ЙЕЛЬСКИЕ КРИТИКИ - философско-литературоведческая школа, сложившаяся в 1970-е годы в Йельском ун-те на основе пересмотра принципов традиционной литературной критики с позиций, близких теории деконструкции Деррида. Рассматривая литературную критику как фундаментальную гуманитарную деятельность, школа выделяется на фоне предшественников пристальным вниманием к философии. «He-манифестом» первого поколения школы принято называть книгу «Деконструкция и критика» (1979), представляющую позиции таких авторов, как Блум, П. де Ман, Хартман, а также Миллер. Ведущим теоретиком школы был П. де Ман, разработавший учение о риторике как деконструирующей деятельности. Внутренняя критика школы со стороны Блума, не отождествляющего свое учение с теорией деконструкции, оценивает исключительный интерес к риторике как «лингвистический нигилизм». Противостояние второго поколения школы (Б. Джонсон, Ш. Фелман, Джеймисон, Г. Чакраворти, М. Фергюсон и др.) первому началось как противопоставление женского дискурса «бунтующих дочерей Йеля» мужскому репрессивному языку отцов, марксистского радикализма молодых - либерализму старших.

Deconstruction and Criticism. L., 1979; Rhetoric and Form. Norman, 1985.

ИДИОГРАФИЧЕСКИЙ МЕТОД (от греч. idios - особенный, своеобразный и gráphō - пишу) - предложенное Виндельбандом и Риккертом обозначение метода наук о культуре, сущность которого состоит в описании индивидуальных особенностей «существенных» исторических фактов. Согласно Виндельбанду, естествознание, использующее номотетический метод, обобщает и устанавливает законы, в то время как историческая наука индивидуализирует и устанавливает «отношение к ценности» (Wertbeziehung), которое определяет величину индивидуальных различий, указывая на «существенное», «уникальное», «представляющее интерес» в бесконечном многообразии явлений. По Виндельбанду, применение И. м. придает материалу непосредственного переживания определенную форму за счет процедуры «индивидуализирующего образования Понятий», т.е. отбора моментов, выражающих индивидуальные особенности рассматриваемого явления (напр., исторической личности), а само понятие представляет собой «асимптотическое приближение к определению индивидуума».

ИКСКЮЛЬ (Uexkuel) Якоб Иоганн (1864-1944) - этолог и теоретик биологии, в работах которого тесно переплетались научные и философские проблемы. Род. в Эстонии, в 1884 окончил ун-т в Дерпте (Тарту) и до 1903 работал там же. Затем переехал в Гейдельберг, в различных странах проводил полевые исследования поведения животных. В 1925-34 - проф. Гамбургского ун-та. Умер в Италии, на о. Капри.

Дата добавления: 2015-08-10