ЭНЦИКЛОПЕДИЯ 16 страница

С. С. Аверинцев

К. Barth. Römerbrief. München, 1922; R.Bultmann. Glauben und Verstehen. Tübingen, 1958-1962; P.Tillich. The Protestant Era. Chicago, 1966; H.R.Niebuhr. Christ and Culture. N.Y., 1975.

ДИАЛОГИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ (философия диалога, диалогизм) - совокупное обозначение философских учений, исходным пунктом которых является понятие диалога. Диалогическое отношение, или отношение Я - Ты, мыслится при этом как фундаментальная характеристика положения человека в мире. Д.ф. полемически заострена против трансцендентальной философии сознания, отправной точкой которой выступает автономное (и в этом смысле - «монологическое») Я. Утверждая первичный характер отношения Я - Ты, представители Д.ф. настаивают на том, что вне этого отношения человеческий индивид вообще не может сложиться в качестве самости. Хотя принципиальную значимость Я - Ты-отношения в структуре человеческого отношения к миру подчеркивали уже многие мыслители XIX в. (например, Л. Фейербах), в качестве относительно самостоятельного интеллектуального течения Д.ф. сложилась в 20-е годы. Независимо друг от друга и опираясь на различные философско-религиозные традиции, ее основоположения развивали Бубер, Франц Розенцвейг, Адольф Гарнак, Фридрих Гогартен, Эбнер. После второй мировой войны идеи Д.ф. разрабатывали Марсель, Левинас и др.

Бубер М. Я и Ты (1923). М., 1993; Гадамер Г.-Г. Неспособность к разговору // Он же. Актуальность прекрасного. М., 1991; 5. Waldenfels. Das Zwischenreich des Dialogs. Fr./M„ 1970.

ДИЛЬТЕЙ (Dilthey) Вильгельм (1833-1911) - нем. философ и историк культуры. Проф. в Базеле (1867), Бреслау (ныне Вроцлав, 1871), Берлине (1883-1908).

Интеллектуальная ситуация, определившая философский поиск Д., определена характерным для последней трети XIX в. противостоянием позитивистского сциентизма и спекулятивного идеализма (метафизики). Сознавая непродуктивность противопоставления спекулятивной философской традиции позитивной науке, Д. обращается к такой - восходящей к немецкой романтике - категории, как «жизнь». Это обстоятельство дало позднейшим интерпретаторам повод отнести Д., наряду с Ницше и Бергсоном, к философии жизни. Однако понятие «жизнь» в дильтеевском случае связано не с развитием идей витализма или интуитивизма, а с разработкой гносеологической и методологической проблематики научного (и, в частности, гуманитарно-научного) познания. Тематизируя специфику историко-гуманитарных наук («наук о духе») по отношению к естествознанию («наукам о природе»), Д. формулирует классическую дихотомию «понимания» и «объяснения». («Природу мы объясняем, духовную жизнь мы понимаем»). Между тем это методологическое различение не следует смешивать с онтологическим отделением естественнонаучной и гуманитарной сфер знания друг от друга. Во-первых, противополагание «объясняющих» и «понимающих» процедур не носит у Д. абсолютного характера: он постоянно ведет речь о многоаспектности научной методологии и, в частности, о взаимодополнительности аналитического, сравнительно-исторического и субъективно-эмпатического подходов. Во-вторых, подчеркивание несводимости гуманитарного познания к методам естественных наук было необходимо Д. не для того, чтобы обособить их друг от друга как несовместимые, а для того, чтобы отыскать общий для них теоретико-познавательный фундамент.

В ходе этого поиска Д. неоднократно менял и свои отправные пункты, и свою терминологию. Центральными понятиями его философствования выступают то «переживание» (в сопряжении с «жизнью») и «выражение», то «значение» и «понимание», то «мировоззрение», «индивидуальность» и «биография». Базис, на каком должна покоиться универсальная (пригодная и для точных, и для исторических наук) теория познания, он стремится нащупать то в «психологии» (обозначаемой как «описательная», «расчленяющая», «сравнительная», «понимающая» и «феноменологическая»), то в «антропологии», то в «герменевтике». Отсюда внешняя фрагментарность дильтеевского творческого наследия. Начав с грандиозного проекта «Критики исторического разума» (название отражает полемическую заостренность против неисторического подхода Канта), Д. уточняет свой замысел как «Введение в науки о духе» (первый том вышел в 1883); работа над вторым томом «Введения...» разрослась, с одной стороны, во множество скрупулезных исследований историко-культурного свойства, а с другой стороны, вылилась в несколько новых проектов - таковы «Идеи к описательной и расчленяющей психологии» (1894), «Возникновение герменевтики» (1900), «Построение исторического мира в науках о духе» (1910). Большая часть исследований не дождалась прижизненной публикации, что наложило существенный отпечаток на образ Д. как мыслителя: для современников он остался автором двух крупных незавершенных проектов (наряду с «Введением...» это труд о Шлейермахере, первая половина которого вышла в 1870) и множества сравнительно небольших исторических, литературоведческих, педагогических и публицистических сочинений. Так, в процессе работы над вторым томом «Введения...» возникли семь «Статей по истории философии и религии» (три из которых при жизни не публиковались) - они составили впоследствии, благодаря усилиям Георга Миша, объемистый том «Мировоззрение и анализ человека от эпохи Возрождения до Реформации». В качестве интегративной части труда «Жизнь Шлейермахера» замышлялась подробнейшая «История немецкого духа», Фрагменты которой увидели свет в 1901; в 1905 была опубликована «История юного Гегеля», которая в свою очередь задумывалась как часть всеохватывающей «Истории немецкого идеализма». Из прижизненных публикаций Д. следует выделить работу «Переживание и поэзия: Лессинг, Гёте, Новалис, Гельдерлин» (1906), ставшую классической для так называемой «духовно-исторической» школы, а также адресованные широкой публике статьи «Сущность философии» (1907) и «Типы мировоззрений» (1911). Второе открытие Д. началось с выходом в свет Собрания сочинений, предпринятого в 20-е годы учениками и последователями (Г. Миш, Б. Гротхойзен, П. Риттер, Г. Ноль, Больнов и др.) и растянувшегося более чем на полвека. В 1923-24 стала доступной общественности переписка Д. с графом Йорком, послужившая источником инспираций для Хайдеггера в его размышлениях над феноменом историчности, в 1966 по манускриптам была восстановлена вторая часть «Жизни Шлейермахера», а в 1982 - фрагменты и подготовительные материалы ко второму тому «Введения...», произведшие почти сенсационное впечатление на международное дильтееведение и изменившие взгляд на проблему отношения Д. и Гуссерля.

Важнейшей философско-методологической проблемой, вокруг которой сосредоточилось мышление Д., была так называемая проблема историзма. Ее суть выражена самим Д. как антиномия релятивности и общезначимости: с одной стороны, всякое знание (и метафизика, т.е. философия, в том числе) есть продукт определенных исторических условий; с другой стороны, всякая метафизическая система притязает на объективную и всеобщую значимость, а значит, претендует на над- и внеисторический статус. Разрешение этого противоречия видится Д. на пути радикального «исторического самоосмысления». Философии надлежит сделать многообразие мировоззрений своим объектом. Необходимо проанализировать различные философские системы как исторически обусловленные образования, но не с тем чтобы релятивизировать их как исторические и релятивные, а с тем чтобы установить связь философских мировоззрений с породившей их «жизненностью». Иными словами, возможность объективного общезначимого познания - в изоморфности познаваемого и познающего. Поскольку и объект, и субъект познания в конечном итоге определены одной и той же стихией - «жизнью», постольку объект принципиально не может заключать в себе содержаний, каковых не содержалось бы в постигающем его субъекте. Такая установка наиболее четко артикулирована в работах 90-х годов (прежде всего в докладе «Возникновение герменевтики», впервые прочитанном в 1896). Но, будучи неудовлетворенным явным психологизмом этого подхода, Д. постоянно возвращается к затронутой проблематике. Он вводит, например, такие существенные феноменологические различения как Lebensausdruck (выражение жизни) и Erlebnisaus-druck (выражение переживания), а также различие между «значением», «смыслом» и «осмыслением» (Besinnung); выдвигает ряд постулатов, свидетельствующих о том, что он отдавал себе отчет в несводимости идеально-логических (смысловых) связей к связям субъективно-психическим; кроме того, Д. активно обращается к гегелевской категории «объективного духа», интерпретируя последнюю в философско-антропологическом ключе. Наконец, стремясь избежать психологизации процедуры понимания, Д. подчеркивает нетождественность понимания эмпатии, вчувствованию: объект понимания не носит непосредственного характера, он дан лишь в культурно-знаковых опосредованиях, а потому его познание также не может быть непосредственным - оно всегда представляет собой вторичное воспроизведение, последующее воссоздание, историческую реконструкцию (Nacherzeugnis, Nachkonstruiren). Понимание, таким образом, есть не просто Veständnis, а именно Nachverständnis.

На нетривиальность дильтеевских феноменологических и герменевтических идей в разное время обращали внимание многие исследователи - от Г. Шпета и Г. Миша в 10-20-х годах до Апеля и Ф. Роди в 80-х. В результате сделалась очевидной ошибочность оценки герменевтической программы Д. в терминах психологизма - будь то разработка психологической стороны процедуры понимания (контекст, задаваемый Шлейермахером) или сведение проблематики логики и феноменологии к проблематике психологии (контекст, задаваемый Гуссерлем). Значение Д. в этой связи состоит прежде всего в демонстрации жизненно-практической обусловленности сознания. Сознание нельзя рассматривать как нечто самоопределенное - оно с самого начала определено «жизнью» и «историей», т.е. конкретной ситуацией сознающего индивида, его «биографией», а в конечном счете - социально-культурными обстоятельствами его страны и его эпохи. «Чистая логика» для Д. - иллюзия. Вера в возможность построения чисто логического учения о сознании не выдерживает критики не только потому, что мышление изначально включено в социокультурный контекст, но и потому, что деятельность мышления вообще не может быть понята как исключительно рефлексивно-логическая. Во-первых, элементарные логические акты осуществляются уже на уровне восприятия. Во-вторых, отношение субъекта к объекту всегда представляет собой не столько рациональное, сколько морально-волевое отношение: прежде чем начать мыслить мир, мы уже находимся в некотором отношении к нему; любовь и ненависть, вина и страх, благоговение и долг с самого начала встроены в отношение человека как субъекта к миру как объекту. Эти мысли Д., не получившие, правда, систематической разработки в его сочинениях, позволили Больнову (а до него - Липпсу) вести в связи с Д. речь о разработке самостоятельной «герменевтической логики».

В. С. Малахов

Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизических системах // Культурология. XX век. М., 1995; Сущность философии // Философия в систематическом изложении В. Дильтея, А. Риля, В. Оствальда и др. СПб., 1909; Сила поэтического воображения. Начала поэтики // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX - начала XX века. М.,1987; Описательная психология. Спб., 1996; Gesammelte Schriften. Bde. l-20. Göttingen, 1950-1982; Категории жизни // Вопросы философии. 1995, №10; Воображение поэта // Вопросы философии. 1995, №5.

Михайлов A.A. Современная философская герменевтика. Минск, 1986; Два текста о Дильтее. М., 1996.

ДИНГЛЕР (Dingler) Гуго (1881-1954) - нем. философ и математик. Родился в Мюнхене. Изучал математику и физику в ун-тах Эрлангена и Мюнхена. В 1902 в Геттингенском ун-те, под влиянием лекций математиков Феликса Клейна, Давида Гильберта и философа Гуссерля, у него пробуждается интерес к проблемам оснований точных наук. Начиная с «Основ критики и точной теории наук, в особенности математических» (1907) в более чем двадцати книгах и многих статьях Д. с характерной для него последовательностью мысли разрабатывал систему чистого синтеза, которая должна была «охватывать все основания точных наук». Во время первой мировой войны Д. был офицером на фронте. В 1920 - проф. в Мюнхенском ун-те, в 1932 - проф. философии в Высшем техническом Училище в Дармштадте. Вскоре после прихода к власти национал-социалистов Д. был уволен на пенсию как «ненациональный мыслитель», симпатизировавший евреям (в 1919 вышла его кн. «Культура евреев»). Опасаясь за судьбу своего творчества и своих сочинений, Д. вначале предпринял попытку вновь получить кафедру, идя на некоторые уступки режиму. Однако затем он был взят под продолжительное наблюдение гестапо. После 1945 - обвинение в сближении с национал-социализмом закрыло для него доступ к преподавательской деятельности. Эти политические обстоятельства не могли не повлиять на отношение к Д. в академической сфере, а также на освещение его работ.

Своеобразие подхода, предложенного Д. в философии и методологии науки, связано с его программой обоснования точных наук (геометрии, арифметики, физики). Возможность такого обоснования Д. видел в обращении к целеустремленным нормированным действиям, к операционным правилам, которые решающим образом влияют на осуществление науки. В отношении к теоретическим построениям эти действия и правила выступают не как элементы теорий, но как то, что образует предпосылку научного познания. Отвергая взгляд эмпиризма (как классического, так и неопозитивизма) на особенности построения точных наук, Д. в своем «оперативизме» предлагает операциональную реконструкцию фундамента науки, когда основные понятия и аксиомы получают определение и смысл в контексте планов действия, идеальных требований или регулятивных идей. Последние вопросы об обеспечении истинности и значимости точных наук не могут быть решены в рамках самих этих дисциплин; лишь философия может дать на них ответ. Таким образом, в «методической философии» Д. обращается (как до него Брентано или Гуссерль) к идее науки, episteme, как завершенного здания, внутренне упорядоченной системы.

В поисках исходного пункта системы познания Д. полемизирует с сенсуализмом Маха, у которого первично данное рассматривалось как совокупность простых элементов - чувственных восприятий. По мнению Д., такой взгляд на природу данного еще не позволяет выйти за пределы сконструированного, лишенного непосредственности. В нем не преодолевается зависимость от предшествующих знаний. Мир, обнаруживаемый в беспредпосылочной «нулевой точке» должен быть дан свободным от всяких следов неявно присутствующих в опыте конструкций и схем. Очищая опыт от теоретических образований, мы должны получить такой взгляд на мир, когда все будет «действительно здесь». Д. называет это ситуацией «предоднозначности». Подлинный характер достигаемого таким образом данного, наличного, обозначается Д. понятием «das Unberührte» - нетронутое (Das Unberührte, Zeitschrift für die gesamte Naturwissenschaft, 1942), это то, что впервые вступает в отношение к Я в состоянии, которое не тронуто мыслительными операциями и осознаваемыми высказываниями, а скорее предшествует им.

Для обеспечения первых шагов познания мы должны отказаться от созерцательной позиции и принять решение относительно «последних принципов», которые составляли бы фундамент значимости всех последующих высказываний о действительности. По Д., всякая философия есть в конце концов «децернизм» (от лат. decernere - решаться). В сознательном волевом акте Д. видит источник достоверности знания. Критериям истины, опирающимся на принципы очевидности и индукции, он противопоставляет «волю» - последнюю и активную инстанцию, обосновывающую самое себя: она есть та дологическая реальность, в которой фундированы утверждения и общезначимые высказывания. На первый план выходят не «очевидные» положения, а руководства к действию и правила изготовления, коренящиеся в «воле к однозначности», в «доле к науке». Искомое знание приобретается через действие и в действии. То, что Д. называет «последним фундаментом значимости», не является ни метафизическим принципом в шопенгауэровском смысле, ни предметом психологии. В методическом волюнтаризме Д. действующая, активная и живая воля выступает как теоретико-познавательный принцип и, тем самым, оказывается в сфере однозначности, позволяя осуществить построение завершенной «системы», «абсолютной науки».

В динглеровском операционализме, предложившем особый путь опосредования теории и опыта в частных науках, с подобным децернистским (волюнтаристским) подходом связан играющий большую роль «принцип прагматического порядка». Прагматический порядок - это такая последовательность действий, когда в определенном действии А содержатся необходимые условия для выполнения действия В. Нарушение этого порядка внутри «однозначной системы» приводит к ошибкам и погрешностям. «Принцип прагматического порядка» имеет чисто методическое значение. Рассматриваемый как руководство к действию, он не нуждается в доказательстве, получая свое обоснование из полагания цели. Он позволяет организовать и привести в естественный порядок совокупность действий как теоретического, так и прикладного характера, которые входят в построение конструктивной науки как творческого синтеза. Этим достигается главная цель науки - последовательными шагами осуществить овладение реальными природными процессами. (См.: его книги «Система. Основная философско-рациональная проблема и точный метод философии» (1930) и «Философия логики и арифметики» (1931).)

Первичность практического, оперативного заключается в том, что основные формы «идеальных наук» (например, геометрические идеи) выступают как планы, указания к действию по изготовлению таких форм в действительности. Они не заимствуются из «природы» и не носят конвенционального характера, но выбираются нами из множества других как однозначно реализуемые «элементарные формы». Основные геометрические понятия («плоскость», «прямая», «твердое тело», «ортогональность») определяются посредством метода конструкции. Напр., «активная дефиниция» плоскости содержится в методе, применяемом для изготовления реальной плоскости. Д. находит его в фабричной процедуре ручного изготовления точнейших плоскостей посредством шлифовки трех стальных пластин друг об друга. Производимая в результате фигура (Gestalt) должна обладать тем минимумом свойств, которые (вне зависимости от эмпирического своеобразия материала) реализуются в каком-либо предмете при осуществлении этого метода. В процессе исследования растет точность измерений, в определенных границах происходит «исчерпание» норм, т.е. их более точное исполнение («принцип конвергентной точности»). Общие дефиниции и извлекаемые из них следствия (вся система аксиом евклидовой геометрии) имеют априорный характер. Поскольку они не относятся ни к области простого представления, ни в области эмпирического бытия, а в качестве организованного заранее плана присутствуют в действиях, направленных на изготовление реальных предметов, то и априори приобретает здесь новый смысл, становясь «операциональным априори», «априори изготовления».

В работах «Эксперимент. Его сущность и история» (1928) и «Метод физики» (1938) Д. сосредоточивает внимание на целенаправленных действиях в экспериментировании. Отказываясь от понимания точного эксперимента как пассивного посредника, а его результатов, выраженных на математическом языке как «откровения, ответа природы», он исследует его априорную сторону: фигурирующие в эксперименте измерительные приборы, аппараты и инструменты производятся в мастерских посредством реализации однозначных идей. Ими обеспечивается научная ценность эксперимента - его воспроизводимость, возможность осуществления буквально «из ничего», «в любое время и в любом месте». Экспериментальное исследование складывается из трех взаимосвязанных уровней: построение измерительных приборов; организация и осуществление опыта, который дает в результате числа; теоретическое и математическое объяснение и обработка материалов опыта. Экспериментальное овладение природой, осуществляемое с помощью элементарных форм, заключается в однозначном воспроизведении процессов. Общезначимость этих законов берет свое начало в человеческом духе, а не является конечной, «энумеративной» всеобщностью, предлагаемой в принципе индукции. Тем самым, в своем наукоучении Д. ставит под сомнение «веру в мировую машину» со скрытыми в ней независимыми законами, предлагая свой ответ на кантовский вопрос «как возможна чистая наука?»

Проясняя логическую структуру этики, Д. также следует «методической философии» и стремится показать, что именно в воле должны иметь свою основу осознанные, целеустремленные действия, поступки (Handeln), направленные к высшей этической цели.

Некоторые существенные пункты операционализма Д. были восприняты и переосмыслены у его последователей Лоренцена и П. Яниха, разработавших концепцию конструктивного обоснования логики и математики. Ими, однако, было отвергнуто понятие «абсолютной науки» и связанная с этим программа «последнего обоснования», имеющая в философии Д. первостепенную значимость.

A.B. Михайловский

Эксперимент. Его сущность и история. 2-я ч. // Вопросы философии. 1997, № 12; Die Grundlagen der angewandten Geometrie. Leipzig, 1911; Die Grundlagen der Naturphilosophie. Leipzig, 1913; Die Grundlagen der Physik. B., 1919; Der Zusammenbruch der Wissenschaft und der Primat der Philosophie. München, 1926, 1931; Das Experiment. Sein Wesen und seine Geschichte. München, 1928; Metaphysik als Wissenschaft vom Letzten. München, 1929; Das System. München, 1930; Philosophie der Logik und Arithmetik. München, 1931; Geschichte der Naturphilosophie. B., 1932; Die Grundlagen der Geometrie. Stuttgart, 1933; Das Handeln im Sinne des höchsten Zieles. Absolute Ethik. München, 1935; Die Methode der Physik. München, 1938; Grundriß der methodischen Philosophie. Füssen, 1949; Die Ergreifung des Wirklichen. München, 1955; Aufsätze zur Metodik. Hamburg, 1989.

W. Krampf. Die Philosophie H. Dingler. München, 1955; H. Dingler. Gedenkbuch zum 75. Geburtstag. München, 1956; J. Willer. Relativität und Eindeutigkeit. H. Dingler. Beitrag zur Begründungsproblematik. Meisenheim, 1973.

ДИСКУРС. (I) Во французском словоупотреблении слово Д. имеет широкий спектр значений - от свободной беседы и рассуждения до методически отрефлектированной философской речи. В словаре Фуко употребление термина Д. сильнее, чем в первом смысле, но слабее, чем во втором. В Д. выявляют себя порядки (и, в частности, порядки знания), что не обязательно должно увенчаться наукой, но является ее условием. Д. есть результат дискурсивных практик, находящихся в определенных отношениях к недискурсивным практикам. Если в работе «Слова и вещи» термин Д. применяется для обозначения классической эпистемы, для которой характерна функция репрезентации, то в кн. «Археология знания» понятие Д. обретает терминологический смысл. Оно означает, во-первых, общее поле всех высказываний, во-вторых, определенную группу высказываний, и, наконец, в-третьих, некоторую регулярную практику, ответственную за определенное количество высказываний. Высказывания (enoncés) не играют роль мельчайших единиц Д., а берут на себя функцию всего Д. Высказываниями генерируются и применяемые знаки, и применение определенных правил, и осуществление процедур. Высказывания, будучи неразрывно связаны со знаками, делают возможным операции наделения значениями, предписания правил, а также самого практицирования некоторого Д. Они определяют то, что может быть сказано и понято. Эту свою функцию высказывания выполняют на поверхности, не указывая на некий предшествующий Д. или сокрытый внутри него тайный смысл. Смысл всегда полностью наличен в позитивности сказанного. Д. есть инстанция производства знания. Именно на этом, и только на этом, уровне можно решить, что является выразимым, а что невыразимым в ту или иную эпоху, т.е. что принадлежит, а что не принадлежит к порядку знания. Порядок знания не предзадан дискурсом, но возникает в процессе его производства. (II) В немецкоязычном словоупотреблении Д. - подчиненное понятие по отношению к понятию диалога. Д. есть диалог, ведущийся с помощью аргументов. У Хабермаса и Апеля Д. - форма коммуникации, а именно, такой способ коммуникации, в котором сталкиваются различные высказывания, явным или неявным образом содержащие притязания на общезначимость. Основное допущение теории Д. (Diskurstheorie), развиваемое Хабермасом, состоит в том, что истина суждений и правильность действий может быть найдена на основе рациональных процедур анализа притязаний на общезначимость, заключенных в этих суждениях и этих действиях. Теория дискурса Хабермаса и его последователей (Апель, Аксель Оннет, Хауке Брунхорст) сосредоточена на возможности рационального обоснования нормативных содержаний человеческих высказываний и действий, откуда вытекает такая цель, как рациональное решение спорных вопросов. Все моральные суждения должны быть обоснованы дискурсивно-теоретически, т.е. опираясь на формальную рациональность процедур аргументации. Отказ о таких формально-рациональных процедур сделал бы невозможным решение конфликтных ситуаций.

ДИСКУРСИВНАЯ ЭТИКА - см.: Дискурс (II).

ДИСПОЗИТИВ - в широком смысле: порядок, расположение; в смысле, приданном этому термину Фуко и его последователями: гетерогенная совокупность элементов, к числу которых относятся дискурсы, политические и общественные установления, административные решения и мероприятия, а также научные, философские и моральные высказывания в той мере, в какой они носят регламентирующий характер. Поскольку термин Д. тесно связан с анализом структур и отношений власти, он встречается чаще всего именно в таком сочетании («диспозитив власти»).

ДОБЖАНСКИЙ (Dobzhansky) Teoдозиус, наст. имя Феодосий Григорьевич Добржанский, (1900-1975) - украинско-амер. биолог, работы которого оказали большое влияние на развитие генетики и эволюционной теории в XX в. Род. в г. Немирове, изучал биологию в Киевском ун-те, затем генетику в Ленинградском ун-те. В 1927 выехал на стажировку к известному амер. генетику Т. Моргану в Колумбийский ун-т в Нью-Йорке. Через год вместе с Морганом перешел в Калифорнийский технологический институт ассистентом по курсу генетики. Решил остаться в США, с 1936 - проф., в 1937 - получил амер. гражданство. В 1940 вернулся в Колумбийский ун-т проф. зоологии, в 1962-70 работал в Рокфеллеровском ун-те в Нью-Йорке. После официальной отставки Д. переехал в Калифорнийский ун-т в Дэвисе. Избирался президентом нескольких научных обществ, членом и почетным доктором многих академий и ун-тов. На родине его имя замалчивалось, в конце 1940-х он был объявлен «врагом народа» за выступления против Т.Д. Лысенко.

Научная деятельность Д. началась в те годы, когда и биологи искали основания для объединения дарвиновской теории эволюции с менделевской генетикой. Включившись в эти исследования, Д. опубликовал в 1937 кн. «Генетика и происхождение видов» (Genetics and the Origion of Species), в которой впервые был достигнут основополагающий синтез этих концепций, в результате чего эволюционная генетика стала самостоятельной и общепризнанной научной дисциплиной. На основе изучения генетики и палеонтологии человека Д. разработал концепцию коэволюции биологического и социального, заложив фундамент современной социобиологии. Его кн. «Эволюционирующее человечество» (1962) стала столь же популярной среди антропологов, как его труд о происхождении видов среди тех, кто изучал эволюцию животного мира. Склонный к философствованию и пытавшийся понять, куда может завести в будущем человеческая эволюция, Д. оставил работы, в которых размышлял о природе человека, о цели и смысле его жизни и смерти: «Биологические основы свободы человека» (1956) и «Биология смерти» (1967).

Essays in Evolution and Genetics in Honor of Theodosius Dobzhansky. N.Y., 1970 (содержит детальное описание его научной работы и библиографию до 1969).

ДРЕЙ (Dray) Уильям (р. 1921) - канадский философ, автор работ по философии истории. Подчеркивая различие между спекулятивной и критической философией истории, Д. причисляет себя к последней и характеризует ее как аналитическую по стилю философию и методологию исторического познания. С 1950-х он является лидирующей фигурой в дискуссиях по проблеме исторического объяснения в которых противостоит неопозитивистскому представлению о методологическом единстве наук и доказывает ограниченные возможности применения в истории дедуктивно-номологической модели объяснения Гемпеля. Д. считает, что предполагаемое в этой модели подведение эмпирического материала под универсальные, «охватывающие» законы большей частью бесполезно в истории как по причине тривиальности закономерностей по-настоящему бесспорных, так и из-за слишком большой дистанции между логической формой закона и спецификой конкретного исторического контекста. К тому же далеко не во всех ситуациях могут быть прослежены независимые от человеческой воли универсальные эмпирические закономерности. Поэтому указание на них не является ни необходимым, ни достаточным элементом исторического объяснения. Д. принадлежит также убедительная критика ряда послегемпелевских концепций, в которых он находит ослабленные варианты того же неопозитивистского стремления свести историческое исследование к порождению законообразных утверждений.

Дата добавления: 2015-08-10