ЭНЦИКЛОПЕДИЯ 14 страница

Frege: The Philosophy of Language. L., 1973; Elements of Intuitionism. Oxford, 1977; Truth and Other Enigmas. L., 1978; The Interpretation of Frege's Philosophy. L., 1981; The Logical Basis of Metaphysics. Camb., Mass., 1991.

ДАРЕНДОРФ (Dahrendorf) Ральф (p.1929) - нем. социолог и социальный философ. Первым шагом Д. в науке была диссертация о понятии справедливости у Маркса (1953). Критическое размежевание с понятиями и методами марксистского анализа общества стало впоследствии определяющим мотивом мышления Д. В ходе эмпирических исследований структуры современного общества Д. выступил также как критик структурно-функциональной теории общества Т. Парсонса - размежеванию с последним посвящена кн. «Социальные классы и классовый конфликт в индустриальном обществе» (1957). Итогом методологических размышлений Д.-социолога стала работа «Тропы из утопии: к теории и методологии социологии» (1967). Начиная с 60-х годов Д. интенсивно занимается нормативной теорией современного либерального общества. В результате возникли «Общество и свобода» (1961), «Конфликт и свобода» (1972) и «Современный социальный конфликт» (1982). Активность Д. не ограничивалась академической сферой: в 1969-74 Д. занимал, в числе прочих, должность комиссара Европейского сообщества в Брюсселе, с 1974 по 1984 возглавлял Лондонскую школу экономики, с 1984 - ректор Колледжа Св. Антония в Оксфорде.

С Парсонсом Д. не согласен как с представителем консенсусной теории общества: теоретический фундамент этой теории составляют представления о стабильности, балансе и нормативном консенсусе. Эти предпосылки эмпирически не доказуемы и имеют в лучшем случае утопически-программное значение. Исходя из таких предпосылок, внутренние конфликты современного общества нельзя объяснить иначе как внешними воздействиями на данное общество. Социальное преобразование в рамках такого подхода мыслимо лишь как результат толчка извне. В противовес ориентированной на консенсус теории Д. объявляет стабильность и порядок «патологическим частным случаем» общественной жизни. Согласно Д., именно имманентный обществу конфликт представляет собой силу, обеспечивающую и его интеграцию и его развитие. Поэтому важной темой политической теории должны стать условия функционирования и динамики конфликтов.

Структура социальной системы носит, по Д., дихотомический характер. Во всяком обществе есть две группы, интересы которых различны. Интересы каждой из групп конституируются сообразно мере ее участия в социальном господстве. Более точную дифференциацию интересов позволяет дать понятие класса. Последнее Д. применяет как аналитическую категорию для объяснения социальных конфликтов. Классы конституируются как враждебные друг другу стороны конфликта. Вместе с тем, опираясь на Локка, Д. разрабатывает понятие господства как права на отправление норм и законов и на принуждение к их выполнению. Согласно Д., ни одно общество не может обойтись без отношений господства, а значит во всяком обществе неизбежно существование классов с различной степенью участия в социальном господстве. В этой связи продуктивным отправным пунктом анализа общества Д. считает марксову теорию классового конфликта, критикуя при этом сведение процесса возникновения классов и классовых конфликтов к отношениям собственности на средства производства. При анализе современного общества отправляться от этого пункта нельзя, поскольку тем самым игнорируется коплексный характер отношений господства в современных обществах.

Различие интересов и классовую структуру общества Д. интерпретирует как конфликт по поводу распределения «жизненных шансов». Неравенство между членами общества показывает себя в различии возможностей, какие каждый имеет для реализации своих жизненных планов. Общества обнаруживают тенденцию к выравниванию в отношениях господства и сглаживанию социальной стратификации, поскольку находящиеся в невыгодном положении группы постоянно стремятся повернуть существующую систему норм так, чтобы получить как можно больше привилегий. Однако в ходе этого перевертывания все время возникают новые дифференциации, нивелирование которых невозможно и, более того, нежелательно. Внутренние конфликты общества Д., следуя традиции либерализма, понимает как источник социального преобразования и тем самым как шанс для всех членов общества.

Под влиянием таких либеральных социальных философов, как Поппер, а также представителей неолиберализма (Фридмен, Хайек), Д. развивает нормативный подход к теории либерального общества. Он исходит из невозможности определения того, что есть справедливое и что есть доброе. Опираясь на попперовскую концепцию «открытого общества», Д. стремится к осмыслению условий организованного и мирного разрешения общественных конфликтов. Отправляясь от формальной, негативной свободы членов общества, либерализм должен требовать выравнивания их жизненных шансов. Свободное общество, по Д., представляет собой признанный и организованно решаемый конфликт, и уже поэтому такое общество может дать своим членам больше возможностей, чем все виды несвободы вместе взятые. При этом Д. подчеркивает несостоятельность и чисто рыночного, и теоретико-игрового подхода к описанию общества. Оба они искажают общественную реальность и игнорируют различие в жизненных шансах, поскольку не принимают в расчет изначальные различия в доступе к рынку или к игре поиска и принятия общественных решений. Этот свой тезис Д. эмпирически подтверждает, опираясь на материалы социологических исследований шансов на образование в различных слоях западно-германского общества - см. его кн. «Образование есть гражданское право» (1965). Хотя для либерализма выравнивание индивидуальных жизненных шансов и составляет условие свободы, либерализм, тем не менее, не может не видеть в неравенстве конкретных жизненных ситуаций гарантию индивидуальной свободы, поскольку, полагает Д., именно такая свобода служит источником конфликтов, увеличивающих шансы как действий индивида, так и трансформации общества.

Саша Тамм (Берлин)

Marx in Perspektive. Die Idee des Gerechten im Denken von Karl Marx. Hannover, 1953; Soziale Klassen und Klassenkonflikt in der industriellen Gesellschaft. Stuttgart, 1957; Gesellschaft und Freiheit. Zur soziologischen Analyse der Gegenwart. München, 1961; Pfade aus Utopia. Zur Theorie und Methodologie der Soziologie. München, 1967; Konflikt und Freiheit. München, 1972; Der moderne soziale Konflikt. München, 1992.

ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ - в метафизическом смысле бытие того сущего (см. Сущее), к которому приложим предикат "действительный", т. е. действительное бытие сущего. В нем. языке термин "действительность" (Wirklichkeit) как перевод лат. слова "actualitas" ("действенность") был введен Мейстером Экхартом. В нем. языке в понятии "действительность" содержится, следовательно, важный компонент действия, в то время как в древнегреч. и лат. действительность идентична с истинностью, а во франц. и англ. - с реальностью. В нем. языке истинность отличается от действительности тем, что она связана с очевидностью (но не с действием), а реальность от действительности - тем, что в ней содержится также и возможное. В философской терминологии действительность противопоставляется как чисто кажущемуся, мнимому, так и просто возможному. Если при этом хотят подчеркнуть противоположность ее кажимости, то употребляют также слово "реальность", если же противоположность возможности, то употребляют также и понятие "наличное бытие", "существование". В неотомизме понятия "действительность" и "возможность" применяются наряду с понятиями "акт" и "потенция". О понимании действительности Кантом см. Постулат.

Современная психология в первую очередь различает макрокосмическую и микрокосмическую действительность (см. Макрокосмос, Микрокосмос). Переживаться может только микрокосмическая действительность (см. Трансцендентное по отношению к переживанию). Макрокосмическая же действительность, минуя раздражители, обнаруживает свое наличие и свои свойства через явления. Макрокосмическая действительность равнозначна физической (действительность в первом смысле), исследование которой составляет задачу физики. Но физика также имеет дело не с самой макрокосмической действительностью, а только с ее проявлениями (см. Видимость). Микрокосмическая действительность равнозначна окружающему миру, с которым мы сталкиваемся ежедневно. В ней различают преднаходимое и представление. Собственно, действительно только встречаемое (действительность во втором смысле), оно является просто действительностью переживания, "наглядно-данным" нашего восприятия, и занимает в сфере сущего то же место, что и действительность в первом смысле. По сравнению с теориями старой психологии следует заметить: имеются только наблюдающий субъект (он называется Я) и наблюдаемый мир, который является непосредственно созерцаемым. Но сам этот мир в свою очередь не наблюдает физический мир (или раздражения), а находится к нему в отношении зависимости, описываемом как чисто вещное. На основе этого отношения он воспринимается субъектом как указание на этот физический мир. При этом наблюдатель расценивает определенные признаки наглядного мира как указания на определенные свойства физически действительного, и он может ошибиться в их выборе и объяснении.

Припоминаемое образует действительность в третьем смысле; она не занимает такое же положение, что и действительность во втором смысле, но все же относится к действительности, ибо воздействует на наше духовно-душевное Я. Подчас она действует значительно сильнее, чем могли бы это делать телесные вещи и лица, с которыми мы сталкиваемся. Действительность в третьем смысле, и только она, обладает интенциональностью (см. Интенция). Как правило, она указывает на действительность во втором смысле, но и при теоретико-научной установке Я может указывать также и на действительность в первом смысле.

Соответствующее переживанию отношение между действительностью в третьем и втором смысле часто составляет в теории познания основу для гипотез об отношении действительности во втором и первом смысле. Существует, однако, большая опасность смешения и подмены этих двух сходных между собой отношений (см. Внешний мир, Психофизический уровень). Различие между нечто и ничто (в обычном словоупотреблении между полным и пустым, присутствующим и отсутствующим и т. д.) может не совпадать с различием между действительным и недействительным; стакан без воды выглядит "пустым", но полный воды аквариум без рыбы является также "пустым".

Действительность в третьем смысле в свою очередь может иметь различную степень действительности: событие, которого мы боимся, всегда становится тем действительнее, чем ближе оно подступает к нам. Кроме того, наши органы чувств передают нам сведения о действительности (во втором смысле) также с различной интенсивностью, не говоря уже об индивидуально различной остроте чувств. Самой малой интенсивностью обладает обоняние, затем идут вкусовые ощущения, слух, зрение и, наконец, осязание. Предмет, которого мы касаемся кончиком пальца или даже охватили рукой, вселяет в нас только ему присущим способом уверенность в то, что мы имеем дело с чем-то реальным. С чувством осязания связано коренящееся в недрах бессознательного знание о том, что в тот самый момент, когда мы касаемся нашей, данной нам наглядно рукой также данного нам наглядно предмета (оба - действительность во втором смысле), в сфере макрокосмического (действительность в первом смысле) также происходит соприкосновение.

ДЕКОНСТРУКЦИЯ (deconstruction) - термин, введённый первоначально французскими переводчиками и комментаторами Хайдеггера для перевода понятий Destruktion и Abbau, а затем использованный в гораздо более общем контексте и введенный в широкий оборот Жаком Деррида.

Будучи вначале лишь одной из потенциально бесконечного ряда «неразрешимостей» (термин, позаимствованный, в свою очередь, у Гёделя), т.е. операциональных псевдопонятий, термин Д., тем не менее, сделался в академических кругах, прежде всего в американском литературоведении, ключевым словом, едва ли не синонимичным всему парафилософскому предприятию Деррида. Важной стратегемой Д. является избегание определения, редукции, предикации по отношению к себе. Она ускользает от быстрого по(н)ятия, овладения, у-и присвоения, особенно охотно (и безуспешно) уклоняясь от квалифицирования ее как метода, процедуры, стратегии, анализа, акта. Можно принципиально предварительно иметь в виду под Д. некоторое внимание к предмету, предполагающее симпатию, любовь, подражание, рабство, опеку и другие виды эротичности, и вместе с тем дистанцию, свободу, осторожность, сопротивление, опаску, гигиену.

Преимущественным, но отнюдь не исключительным предметом Д. выступает метафизика, или, точнее, лого-(фоно-архео-телео-фалло-)центризм как способ мышления. Он разворачивается, прежде всего, в фигуре присутствия, тождества, наличия: данность познанию, соответствие идеи и вещи, сущность, настоящее, примат мысли над речью, а речи над письмом и т.д. Именно Д. квазипериферийной для классической метафизики пары речь/ письмо исполнила самоучреждающий жест самой Д. и имеет для нее характер примера (во всей амбивалентности этого слова), но также и ключа к Д. классических оппозиций-иерархий, таких как: душа/тело, человек/животное, форма/материя, истина/ложь, философия/нефилософия. Письмо понимается здесь не только и не столько в его тривиальном смысле, сколько как архи-письмо, как изначальная вовлеченность в игру означающих, (дез)организующая сеть различий, отсутствий, стираний, отсылок, следов и навсегда откладывающая окончательное трансцендентальное означение. Приоритет речи над письмом стал у Деррида фокусом, воплощением и аллегорией всей европейской идеологии - «белой мифологии», для демонтажа которой оказывается необходимым поставить под вопрос оппозиции выражения и указания, прямого и переносного (метафорического), собственного и несобственного смыслов, серьезного и несерьезного, нарочного и нечаянного использования языка, а также духа и буквы, имен собственных и нарицательных, собственного и заимствованного (цитированного), подлинного и поддельного, де-юре и де-факто, семантики и синтаксиса.

Д. каждой из пар недостижима простым применением какого-то «деконструктивного алгоритма», но требует всякий раз изобретательности, превращающей дерридеанский корпус в поразительную череду сугубо своеобразных, но подчиненных упрямо гибкому канону «инвенций». Каждая из них производится через нетривиальное разрешение оппозиции, необходимо предусматривающее двойной жест переворачивания иерархии (выявление очага сопротивления, режим благоприятствования ему) и общий сдвиг всей системы (а-логичное создание «неразрешимости», парадоксально разрешающей оппозицию). Цепь таких неразрешимостей потенциально незамкнута, гетерогенна, негенерализуема, что заведомо взрывает любой возможный список: différance pharmakon/gift/Gabe/don, supplément/greffe/ trace, hymen, parergon/hors-d'oeuvre/hors-texte, iterabilite, marge, fin/clôture/telos, arche столь же неотрывны друг от друга, сколь и от текстов, чтение которых их выявило/породило. Они реализуют тактику смены тактик, замысел удивления и расплоха, мета- и парадокса, рабской верности тексту и его испытания переводом, они чертят зигзаги, идут в обход, с(т)имулируют (не)понимание, читают/пишут, вычитывают/вчитывают на полях, между строк и между текстами. Сингулярность каждой траектории усугубляется, особенно в последних текстах Деррида, настоятельными автобиографическими мотивами, а также размышлением над Складывающимися судьбами самой Д., превратившейся параллельно с плодотворным творчеством автора в мощную межнациональную и дисциплинарную индустрию. Для Деррида это лишь пример «традиции» вообще. Д. (в) традиции, понятой как письмо/ текстура, выявляет в предании игру передачи/предательства и выполняет ее. Продумывание, постановка и перепостановка под вопрос логоцентристской традиции предполагает и деконструкцию, и реактивацию традиции собственно деконструкции, традиции, включающей хайдеггеровскую деструкцию, гуссерлевскую деседиментацию (реактивацию занесенных историческими осадками смыслов), ницшевскую переоценку, гегелевское снятие, кантовскую критику, софистско-сократовскую эвристику и т.п. В то же время имеется в виду выход из философии, работа с ней, разработка нефилософской, не логического типа когерентности, открытие философии такому Другому, которое уже не было бы «другим» философии, производство деконструктивистского двойника философского текста, внимание к практикам, релятивизирующим границы между философией и литературой, философией и политикой, философией и нефилософией и т.д. В этой работе, однако, нет бегства или «отречения» от философии; напротив, Деррида стремится остаться на ее территории, чтобы, разделяя с ней ее опасности, рискуя, подтвердить, углубить, укрепить как раз то, что подлежит деконструкции, снова выявлять ее ресурсы, предпосылки, ее бессознательное, свершать/завершать ее.

Михаил Маяцкий (Фрибург)

Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996; Deconstruction and Criticism. L.,1979; Ch.Norris.1ht deconstructive Turn: Essays in the Rhetoric of Philosophy. L.,N.Y., 1983; Deconstruction and Philosophy. Chicago, 1985; J.Culler. On Deconstruction. Theory and Criticism after Structuralism. N.Y., 1982; H. Felperin. Beyond Deconstrucrion. The Uses and Abuses of Literary Theory. Oxford, 1985.

ДЕЛЁЗ (Deleuze) Жиль (1925-1995) - франц. философ. С 1944 по 1948 изучал философию в Сорбонне. По окончании обучения преподавал в различных лицеях, затем в ун-те Лиона и в Сорбонне. В 1969-87 - проф. в ун-те Париж-VIII.

Мышление Д., как и многих других философов его поколения, в значительной мере было определено событиями мая 1968 года и связанной с этими событиями проблематикой власти и сексуальной революции. Фрейд в его интерпретации Лаканом, Маркс в его прочтении Альтюссером, Ницше в его истолковании Батаем - таков интеллектуальный круг, в котором начинается философствование Д.

Специфика мышления Д. по сравнению с такими его единомышленниками, как Фуко, Лиотар и Деррида, состоит прежде всего в выдвижении на первый план эмфатического понятия жизни. Задача философствования, по Д., заключается прежде всего в нахождении адекватных понятийных средств для выражения подвижности и силового многообразия жизни (см. его совместную с Гваттари работу «Что такое философия?» - Quest се que la Philosophie? 1991). Изучение истории философии, носившее во французской системе образования 50-х годов обязательный характер, сводилось к изучению классиков - от античности до Гегеля, Гуссерля и Хайдеггера. Этой схеме Д. противопоставляет нетрадиционную историю философии, ведущую от Лукреция к Спинозе, Юму и Бергсону. Его ученическое сочинение «Эмпиризм и субъективность» (1952) посвящено разбору философской значимости Юма. Первым самостоятельным трудом Д. было исследование философии Ницше (Nietzsche et la Philosophie, 1962), в котором Д. развивает свое понимание философской критики. Критика - это постоянно порождающее дифференциацию повторение мышления другого. Критика, таким образом, направлена против диалектики как формы снятия отрицания в тождестве (отрицания отрицания). Отрицание не снимается, как то полагает диалектика, - мышление, развить которое, в противовес диалектике как «мышлению тождества», стремится Д., есть мышление, которое всегда содержит в себе различие, дифференцию. Опираясь на Ницше, Д. определяет свой проект как «генеалогию», т.е. как лишенное «начал» и «истоков» мышление «посредине», как постоянный процесс переоценки и утверждения отрицания, как «плюралистическую интерпретацию». При этом переоценке подвергается и сам Ницше: ницшевское обращение к «воле к власти» Д. толкует как «генетический и дифференцирующий момент силы», как внутренне присущий воле принцип, который осуществляет отбор, отрицает отрицание, утверждает случай и производит многообразие. В этом моменте Д. усматривает активный принцип, к которому в дальнейшей работе он присоединит другие - бессознательное, желание и аффект. Он понимает эти принципы как неосознаваемые и неотделимые от протекающих в субъективности процессов величины, с помощью которых Д. разрабатывает философию утверждения исполненных мощи жизненных сил и неперсонального становления, в котором индивид освобождается от насилия субъективации. В этой связи последующие книги Д. - от «Бергсонизма» (1966) до «Логики смысла»(1969) - могут быть истолкованы как различные варианты изложения выработанной благодаря Спинозе этической позиции (см.: «Спиноза и проблема выражения», 1968), которую Д. обозначает как «аффирмативный модус экзистенции». К данному модусу относится и развиваемая Д. концепция предшествующего субъекту «поля неопределенности», в котором разворачиваются доиндивидуальные и имперсональные сингулярности, или события, вступающие между собой в отношения повторения и дифференции, образующие серии и дифференцирующиеся далее в ходе последующего гетерогенеза. Над этим полем, как некое облако, «парит» принцип, который Д. определяет, опираясь на Канта, как «чистый порядок времени», или, опираясь на Фрейда, как «влечение к смерти». Соответствовать этому доиндивидуальному полю индивид может лишь благодаря «противоосуществлению», а значит, лишь производя над уровнем этого поля второй, языковой уровень, на котором каждое предшествовавшее событие приводится к выражению, т.е. подвергается ограничению.

Согласно концепции, выдвинутой в «ПОВТОРЕНИИ И РАЗЛИЧИИ» (Difference et repetition, 1968) и развитой в «ЛОГИКЕ СМЫСЛА» (Logique du sens, 1969), все жизнеконституирующие процессы суть процессы дифференциации, ведущей к многообразию. Повторение, заявляет Д. - явным образом в полемике с психоанализом, - неизбежно, ибо оно конститутивно для жизни: процессы повторения разворачиваются во всяком живом существе по ту сторону сознания; это процессы «пассивного синтеза», образующие «микроединства» и задающие образцы привычек и памяти. Они конституируют бессознательное как «итеративное» и дифференцирующее, или, согласно более позднему выражению Д., как «свору и стадо». Мы повторяем не потому, что вытесняем, а вытесняем потому, что повторяем», заявляет Д. в противовес Фрейду. Единственной этической позицией, способной удержать от впадения в Ressentiment, остается выбор в пользу утверждения этого процессуального многообразия, т.е. его повторение. Этический императив Д. гласит поэтому: «То, что ты хочешь, в тебе хочется потому, что ты в нем хочешь вечного возвращения». Утверждение, аффирмация означает при этом не простое повторение, а процесс возгонки, в котором высвобождается интенсивность n -ной степени и осуществляется отбор среди имперсональных аффектов.

В качестве стратегий «противоосуществления» Д. исследует целый ряд литературных произведений: «В поисках утраченного времени» Пруста, «Алису в стране чудес» Льюиса Кэррола, романы Кафки и Захер-Мазоха. В этих произведениях с помощью определенных текстовых процедур происходит десубъективация автора и тем самым высвобождение процессов имперсонального становления, в них инсценируется «Man -становление» самого себя. В работе о Прусте (Ргоuste et les signes, 1964) Д. называет этот процесс гетерогенезом: многообразные знаковые ряды и знаковые миры посредством «трансверсальной машинерии» становятся открытой самовоспроизводящейся системой, самостоятельно творящей свои собственные различия. В «Логике смысла» Д. вместе с Л. Кэрролом создает парадоксальную логику смыслопорождения из бессмысленности и философию становления как чистого существования поверхности (примером такового, наряду с фигурой кэрроловской Алисы, служит, по Д., философия стоиков). В исследовании о Захер-Мазохе («Sacher-Masoch et le masochisme», 1967) также описывается процесс становления: мазохиста, как он представлен в романах Захер-Мазоха, следует понимать не как фигуру, подчиненную садисту, а как существо, которое благодаря изгнанию «супер-эго» в процессах избиения и порки освобождается от оков субъективности и пола. В кн. о Кафке («Pour une litterature mineure», 1974, совместно с Гваттари) австрийский писатель прочитывается не как «мыслитель закона», а как «машинист письма», который посредством введения в повествование желания, производит бесконечные процессы синтаксических сдвигов, тем самым ускользая от фиксации значения и освобождаясь от власти означаемого. Письмо Кафки равным образом понимается как процесс становления, в котором Кафка деперсонифицируется в «К-функцию», превращающую его романы в нескончаемое разрастание и, соответственно, в машины, производящие собственные эффекты.

Наиболее эксплицитную формулировку того, что есть становление, дает написанная совместно с Гваттари работа «ТЫСЯЧА ПОВЕРХНОСТЕЙ. КАПИТАЛИЗМ И ШИЗОФРЕНИЯ. II.» (Mille Plateaux. Capitalisme et schizophrenic, 1980). Здесь невидимое и не доступное восприятию становление описывается как последовательное прохождение различных стадий становления женщиной, животным, частичным объектом, безличным Man. Прустовские поиски утраченного времени оказываются не чем иным, как инсценированием становления плетущего паутину паука, кафкианс-кие трансформации - генерализацией становления жуком, «Моби Дик» Германа Мелвилла - становлением китом, «Волны» Вирджинии Вульф - становлением волной и т.д. Непревзойденным мастером стиля Д. считает Сэмюеля Беккета, ибо у него язык, так же, как у Кафки, поставлен на службу всеобщего уменьшения, становления малым, язык здесь постоянно порождает обрывы в речи, заикание. Таких писателей как Скотт Фицджеральд, Джек Керуак или Генри Миллер Д. ценит за их близость «номадическим» текстовым стратегиям, в которых иерархические структуры текста преобразуются в рядоположенные, освобождая тем самым событие в его бестелесности и идеальности.

Своего рода маркером данного хода мысли стал «АНТИ-ЭДИП. КАПИТАЛИЗМ И ШИЗОФРЕНИЯ» (L'Anti-Oediре. Capitalisme et Schizophrenie, 1972), первый текст Д., написанный вместе с Ф.Гваттари. Его неакадемическая интонация, а также предмет, раздвигавший границы философии (включая в ее область психоанализ, социологию и этнологию), были непосредственным отражением умонастроения мая 1968 года. Параллельный анализ капитализма и шизофрении служит полемике, ведущейся одновременно с определенной Фрейдом психологией и определенной Марксом социологией. В противовес обеим претендующим на господство теориям авторы вычленяют особую область феноменов, характеризующихся такими чертами, как управляемость желанием, продуктивность и «детерриториализация». Благодаря этим своим чертам данные феномены наделены способностью разрывать косные взаимосвязи и сцепления как индивидуального, так и социального бытия. Так, в шизофрении заложен потенциал разрыва эдипова комплекса, неправомерно фиксирующего бессознательное на воображаемых родителях; равным образом порождаемые капитализмом маргиналы несут в себе потенциал новой индивидуальности и новой дикости. Оба процесса - и капитализм, и шизофрения - производят продуктивное индивидуальное и общественное бессознательное, в силу чего на место фрейдовского мифического театра и его системы репрезентаций должна встать «фабрика реального». Даже со стороны своей формы текст понимается его авторами как непосредственное участие в запуске «машин желания»: описания потоков, надрезов, выемок, изъятий и настаивание на продуктивном характере бессознательного приобретают в книге ритуальный характер. Вторая часть «Капитализма и шизофрении» - «Тысяча поверхностей» радикализирует подход «Анти-Эдипа» тем, что «геологизирует» метафорику. В этом компендиуме изложение разворачивается как подвижная комбинация пластов и сдвигов, при которой различные научные дискурсы - лингвистика, биология, политическая экономия и психоанализ - подвергаются испытанию на предмет их способности к становлению и вмещению многообразия. Сами же авторы выступают скорее как картографы, мысль которых подобна линии, проводимой поперек слоев.

Не случайно последующие работы Д. выходят за пределы «чистой» философии, обращаясь к искусству: две его книги (L'image mouvement, 1983; L'image temps, 1985) посвящены кино, а еще одна (Fransis Bacon: Logique de la sensation, 1981) - живописи.

Михаэла Отт (Берлин)

(совместно с Ф. Гваттари) Капитализм и шизофрения: Анти-Эдип. М., 1990; Представление Захер-Мазоха (Холодное и жестокое) // Л.фон Захер-Мазох. Венера в мехах. М.,1992; Платон и симулякр // Новое литературное обозрение. М., 1993, № 5; Логика смысла. М., 1995; Ницше. СПб., 1997; Фуко. М., 1998.

Подорога В.А. Белая стена - черная дыра: понятие лицевости (visagéité) у Ж.Делёза и Ф.Гваттари // Он же. Феноменология тела. М.,1995.

ДЕМАРКАЦИЯ, проблема демаркации - проблема нахождения критерия разграничения научного знания и ненаучных (псевдонаучных) построений, а также эмпирической науки от формальных наук (логики и математики) и метафизики. Эта достаточно традиционная, по крайней мере со времен Канта, проблема в XX в. стала одной из центральных в эпистемологии и философии науки. Следует отметить, что критерий Д. не тождественен критерию истинности знания: знание может быть ложным, но принадлежать при этом к области науки. Критерий должен лишь определять, принадлежит или нет определенное знание к сфере эмпирической науки. В неопозитивизме проблема Д. решалась на основе принципа верификации, в соответствии с принятым логическими позитивистами верификационистским критерием значения. Поскольку, с этой точки зрения, понятия и суждения псевдонауки или спекулятивной метафизики не допускают эмпирической верификации, они не являются осмысленными и лишены познавательного значения. В ходе критики логического позитивизма и его внутренней эволюции было признано, что принцип верифицируемости предъявляет слишком жесткие требования к научному знанию. Поппером была предложена существенно иная стратегия решения проблемы Д. на основе принципа фальсифицируемости. Знание, претендующее на статус научного, согласно критерию фальсифицируемости, должно допускать принципиальную возможность опровержения с помощью эмпирических данных. Поппер не считает лишенными значения и бессмысленными суждения метафизики. Вместе с тем теории, устроенные так, что их невозможно опровергнуть (для Поппера таковыми являются, напр., марксизм и психоанализ), должны оцениваться как псевдонаучные.

Дата добавления: 2015-08-10