ЭНЦИКЛОПЕДИЯ 9 страница

ВИНДЕЛЬБАНД (Windelband) Вильгельм (1848-1915) — нем. философ, глава баденской школы неокантианства. Преподавал философию в Лейпцигском (1870-76), Цюрихском (1876), Фрейбургском (1877-82), Страсбургском (1882-1903), Гейдельбергском (1903-15) ун-тах. Воспринял кантовский критицизм через призму философии И.Г. Фихте и Р.Г. Лотце, вместе с тем ассимилировав в своей концепции ряд идей объективного идеализма. В. определял философию как «учение об общезначимых ценностях». Историю он рассматривал как процесс осознания и воплощения ценностей и поэтому считал, что для философии особое значение имеет вопрос о специфике метода исторических наук, являющихся, по В., «органом философии». Критикуя предложенное Дильтеем разделение естествознания и гуманитарных наук, В. различает науки не по предмету («науки о природе» и «науки о духе»), а по методу: «номотетические» науки рассматривают действительность с точки зрения всеобщего, выражаемого посредством естественнонаучных законов, «идиографические» науки — с точки зрения единичного в его исторической неповторимости. Согласно В., общие законы несоизмеримы с единичным конкретным существованием, в котором всегда присутствует нечто невыразимое в общих понятиях и осознаваемое человеком как «индивидуальная свобода», поэтому оба метода не могут быть сведены к единому основанию. В духе «философии ценностей» он перетолковывает и теоретико-познавательную проблематику. Предметом познания, согласно В., является не действительность, а лишь определенные правила синтеза представлений, которые люди должны реализовать для того, чтобы мыслить правильно. При этом в качестве высшего критерия выносится истина как высшая ценность. Высшие ценности — истина, благо, красота и святость — являются надвременными, внеисторическими принципами, определяющими общий характер человеческой деятельности и отличающими эту деятельность от процессов, протекающих в природе. Ценности не «существуют» в виде самостоятельных предметов, а «значат» (gelten). Субъективно они осознаются как нормы безусловного долженствования, переживаемого с аподиктической очевидностью. Всякое частное знание должно быть включено в охватывающую систему, однако осознание ценности вытекает из уникальности и неповторимости единичного: ценность придает единичному факту «значение». Поступок, в котором осуществляется определенная ценность, представляет собой лишь один из множества возможных поступков, однако с позиции осознанного через ценность долженствования в этом поступке есть не сводимая к законам природы необходимость, в основе которой лежит «причинная необусловленность нашего существа», т.е. «индивидуальная свобода».

Философия, по В., не может окончательно решить вопрос об отношении между законами природы и ценностями культуры, как не может найти и общий метод познания природы и истории. Невозможно понять мировой процесс, рассматривая лишь его закономерную форму, как невозможно при помощи одних только понятий вывести особенное и единичное из всеобщего, многообразие — из единства, конечность — из бесконечности, существование — из сущности. Поэтому во всем историческом и индивидуальном кроется остаток «непознаваемого, неизреченного и неопределимого». Неразрешимую в философии проблему разъединенности сущего и должного частично решает религия, для которой противоположности обретают единство в Боге. Однако В. указывает, что и в религии остается принципиальная раздвоенность, поскольку она все же не может объяснить, почему наряду с ценностями существуют и неопределенные в ценностном отношении предметы. Дуализм ценности и реальности он истолковывает как необходимое условие человеческой деятельности, цель которой он видит в воплощении ценностей. В. известен также своими трудами по истории философии, сохранившими свое значение до сих пор.

Т. Содейка (Вильнюс)

История древней философии. СПб., 1893; История новой философии. Т. 1-2. СПб., 1902-05; Прелюдии. СПб., 1904; О свободе воли. М., 1905; Платон. СПб., 1909; Философия в немецкой духовной жизни 19-го столетия. М., 1910; Избранное: Дух и история. М., 1995; Философия культуры и трансцендентальный идеализм // Культурология. XX век. М., 1995.

ВИТАЛИЗМ (от лат. vita — жизнь) — учение о качественном отличии жизни от неживой природы, о наличии особых факторов и сил, от которых зависят свойства живых структур. В. противостоит объяснению жизненных процессов с позиций их механистического и физико-химического понимания. В XX в. идеи В. получили распространение в 20-е годы, когда в атмосфере послевоенного духовного кризиса были поставлены под сомнение ценности рационализма, механицизма и технического прогресса. Главными представителями В. были Дриш, И. Рейнке, Икскюль. Основные принципы, отстаиваемые ими: телеологическая причинность и целостность в объяснении живого; наличие специфических нематериальных, витальных факторов (энтелехия, доминанта), управляющих физико-химическими процессами в живом организме и определяющих направление его развития. По Икскюлю, каждый организм представляет собой подобие монады со своим собственным опытом и окружающим миром. В. повлиял на некоторых представителей философской антропологии. Последующий ход развития биологического знания оттеснил его в область натурфилософии.

ВИТГЕНШТЕЙН (Wittgenstein) Людвиг (1889-1951) — австр. философ. Проф. философии в Кембриджском ун-те в 1939-47. Философские взгляды В. сформировались как под воздействием определенных явлений в австр. культуре начала XX в., так и в результате творческого освоения новых достижений в сфере логико-математического знания. В молодости В. был близок деятелям венского литературно-критического авангарда, находившегося под влиянием эстетической программы издателя журнала «Факел» К. Крауса. В центре внимания здесь была проблема разграничения ценностного и фактического в искусстве. Другим важным стимулом для В. послужили концепции Фреге и Рассела, под руководством которых он некоторое время работал. У первого В. воспринял и творчески переработал понятия пропозициональной функции (что позволило отказаться от устаревшего способа анализа предложений в субъектно-предикатной форме) и истинностного значения, семантическое различение смысла и значения языковых выражений. У второго — метод логического анализа языка, направленный на выявление «атомарных предложений», которым в реальности соответствуют «атомарные факты», а также отдельные элементы логицистской программы обоснования математики.

Первоначальная позиция В. сформулирована в его «Дневниках 1914-16 годов» (Notebooks 1914-16. Oxford, 2 ed., 1979). В них В. выражает уверенность в безграничных возможностях новой логики, в особенности логического синтаксиса. Философия, по его мнению, должна описывать практику использования логических знаков. Мировоззренческие фрагменты «Дневников» противоречиво сочетают пессимистические (в духе Шопенгауэра) и оптимистические мотивы в вопросе о смысле жизни. Данный текст, а также некоторые другие подготовительные материалы послужили основой для главной работы его «раннего» периода «ЛОГИКО-ФИЛОСОФСКИЙ ТРАКТАТ» (Tractatus Logico-philosophicus). Текст книги был написан в 1918, опубликован в 1921 в Германии. В 1922 вышел англ. пер. трактата с предисловием Рассела, принесший В. широкую известность среди англоязычных философов. Предисловие Рассела, в котором разбирались в основном логические идеи, вызвало несогласие автора книги, считавшего самым важным ее философско-мировоззренческое содержание. В 20-30-е годы логические позитивисты Венского кружка истолковывали отдельные положения трактата как предвосхищение своей антиметафизической программы и доктрины верификационизма. Текст книги написан в виде афоризмов, обозначенных цифрами, указывающими на степень важности того или иного афоризма. Логическая символика, применяемая в трактате, несмотря на очевидное влияние логико-математических работ Фреге и Рассела, во многом оригинальна.

Цель книги в определенном плане перекликается с целями кантовского критицизма и трансцендентализма, ориентированного на установление пределов познавательных способностей. В. ставит вопросы об условиях возможности содержательного языка, стремится установить пределы мышления, обладающего объективным смыслом и несводимого к каким-либо психологическим особенностям. При этом мышление отождествляется с языком, а философия принимает форму аналитической «критики языка». Язык в ранней концепции В. выполняет функцию обозначения «фактов», основу для чего создает его внутренняя логическая структура. В этом смысле границы языка совпадают с границами «мира». Все, что оказывается за пределами «мира фактов», называется в книге «мистическим» и невыразимым. Попытки сформулировать метафизические, а также религиозные, этические и эстетические предложения неизбежно порождают бессмыслицу. Дело в том, что лишь предложения естествознания, согласно В., сами будучи фактами, способны быть «образами» фактов, имея с ними общую «логическую форму». Последняя может быть «показана» с помощью совершенной логической символики. Невыразимость в языке «логической формы» и отсутствие смысла у логических предложений (которые суть тавтологии или выводимы из тавтологий) объясняются тем, что наличие такой формы и есть главное условие осмысленности. Невыразимы в языке и все этические, эстетические и религиозные предложения, как и предложения «метафизики», включая и метафизические взгляды самого В.; все они признаются бессмысленными. Крайний панлогизм приводит В. к мировоззренческой позиции, созвучной философии жизни. Факты в «Трактате» ограничены «мистическим», т.е. тем, что невыразимо и представляет собой интуитивное созерцание «мира» в целом. Научными, рациональными средствами в эту сверхъестественную сферу не пробиться. Отрицание реальности каких-либо каузальных связей между фактами порождает у В. пассивное отношение к миру, в котором, как он считал, ничего нельзя изменить. В отличие от конкретной науки философия, согласно В., не есть теория, стремящаяся к истине; она является аналитической деятельностью по прояснению логической структуры языка, устранению неясностей в обозначении, порождающих бессмысленные предложения. Такая позиция отчасти предвосхитила «антиметафизическую» программу Венского кружка. В трактате устанавливается полное соответствие между онтологическими и семантическими понятиями: «объекты» реальности обозначаются «именами», сочетания «объектов» (факты) — сочетаниями «имен», т.е. предложениями, обладающими смыслом. Элементарные предложения, как и элементарные факты, абсолютно независимы по отношению друг к другу. Все сложные предложения трактуются как функции истинности элементарных предложений. Подобная концепция вела к аналитическому взгляду на язык и обозначаемую им реальность. Отказ в конце 20-х годов от принципа независимости элементарных предложений явился одним из первых признаков трансформации всего учения В. Видение «мира» как организованного целого, подход к «миру» с «точки зрения вечности» должны, согласно В., привести к правильной этико-мировоззренческой позиции. Данная доктрина до сих пор оказывает влияние на ряд этико-религиозных учений на Западе. В рус. пер. трактат опубликован дважды: Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958; Витгенштейн Л. Философские работы. Ч.1. М., 1994.

В конце 20-х годов В. осуществил пересмотр своей ранней позиции, отказался от выявления априорной структуры языка. В связи с этим им подчеркивалось многообразие способов употребления слов и выражений естественного языка. Значение, согласно В., не есть объект, обозначаемый словом; оно также не может быть ментальным «образом» в нашем сознании. Только использование слов в определенном контексте (языковой игре) и в соответствии с принятыми в «лингвистическом сообществе» правилами придает им значение. Проблему значения В. тесно связывал с проблемой обучения языку; при этом он критиковал теорию остенсивных определений, подчеркивая их ограниченную применимость. В своем главном произведении «позднего» периода его творчества «ФИЛОСОФСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ» (Philosophische Untersuchungen) В. развивает этот круг идей. Работа над данным текстом (как и над материалами по философии математики) велась с середины 30-х годов вплоть до смерти философа в 1951. Книга была опубликована в 1953 одновременно с ее англ. переводом. Авторское предисловие, в котором говорится о необходимости издания этой книги вместе с ранним «Логико-философским трактатом» для того, чтобы по контрасту более ярко предстали особенности нового подхода, было написано в 1945. В. отказался в этой работе от «пророческого» стиля «Трактата». Текст разделен на две неравные части, из которых первая имеет более завершенный и готовый к публикации характер, чем вторая. С точки зрения содержания в структуре первой части выделяют три основные группы фрагментов: 1) §1-133 — концепция языка и значения; 2) §134-427 — анализ эпистемологических (предложение, знание, понимание) и психологических (ощущение, боль, переживание, мышление, воображение, сознание и др.) понятий; 3) §428-693 — анализ интенциональных аспектов этих понятий. Текст «Исследований» начинается с критики «традиционного» понимания значения как некоторого объекта, соответствующего тому или иному слову (имени, знаку). Одновременно опровергается связанная с этой концепцией остенсивная (указательная) теория обучения языку. Взамен предлагается концепция «значения как употребления», для обоснования которой используется понятие «языковых игр». Любое слово имеет значение лишь в контексте употребляемого предложения. В. стремится переориентировать мышление философов с поиска общего и существенного на поиск и описание всевозможных различий. В этом смысле сам текст этого произведения есть своеобразная «тренировка» такой способности различения, осуществляемая на большом количестве примеров. При этом особое внимание придается правильной постановке вопросов. Продолжая номиналистическую традицию, В. отвергает наличие реальной общности языковых феноменов. Признается лишь специфическая взаимосвязь, называемая «семейным сходством». «Кристальная чистота» своей ранней логико-философской концепции признается поздним В. особенностью лишь одной из частных «языковых игр». В то же время сохраняется оценка философского исследования как аналитической процедуры, которая, однако, уже ориентирована на естественный язык, а не на «совершенный» язык формальной логики. Философия, по замыслу автора, должна возвращать словам их привычное употребление, вызывая у нас «наглядные представления» такого употребления и способность «видеть аспекты». В. надеялся, что если подобное исследование сделает языковые связи открытыми (при этом скрытая бессмыслица станет явной), то уже нечего будет объяснять, а все философские проблемы (трактуемые как «заболевания») исчезнут сами собой. В «Исследованиях» Витгенштейн развивает также критику «ментализма», в особенности настойчиво выступает против трактовки понимания как духовного процесса. По его мнению, понимание, как и любая другая форма лингвистической или нелингвистической активности человека, правилосообразна. Но люди обычно не рефлектируют по поводу «правил», а действуют инстинктивно, «слепо». В. отмечает, что язык как средство коммуникации не может даже в «мысленном эксперименте» быть представлен как сугубо индивидуальный, приватный язык. Появление «Философских исследований» оказалось событием, на много лет вперед определившим характер и тенденции развития западной философии, различных направлений аналитической философии прежде всего. В рус. переводе полностью «Исследования» были опубликованы в кн.: Витгенштейн Л. Философские работы. Ч.1. М., 1994.

Одной из причин отмеченного изменения позиции В. в конце 1920-х годов послужило его знакомство с математическим интуиционизмом. В своих «Заметках по основаниям математики» (Remarks on the Foundations of Mathematics. Oxford, 1969) он разрабатывает своеобразный кодекс «лингвистического поведения» математиков. В основе несогласия с формалистскими и логицистскими путями обоснования математического знания лежало его убеждение в ошибочности использованных при этом «традиционных» концепций значения математических выражений. В философии математики В. развиваются некоторые идеи в духе математического конструктивизма. Он выступает против неограниченного применения закона исключенного третьего, терпимо относится к противоречиям в математических системах.

В самом позднем тексте В., впоследствии озаглавленном «О достоверности» (On Certainty. Oxford, 1969), рассматриваются эпистемологические вопросы и проблема скептицизма. Согласно В., сами понятия «сомнения» и «достоверности» возникают лишь в определенных системах человеческой деятельности. Сомнение всегда с необходимостью предполагает нечто достоверное, а именно определенные парадигматические предложения, не нуждающиеся в обосновании. Именно такие предложения, по его мнению, формируют наше представление о «реальности».

В философии В. были поставлены и разработаны вопросы, во многом определившие характер всей новейшей англо-амер. аналитической философии. Существуют также попытки сближения витгенштейнианства с феноменологией и герменевтикой, с различными видами религиозной философии. В последние годы на Западе опубликованы многие тексты из обширного рукописного наследия.

А. Ф. Грязное

	Философские работы. Ч.1, 2 (кн.1). М., 1994; Лекция об этике. Заметки о «Золотой ветви» Дж. Фрэзера // Историко-философский ежегодник. М., 1989; Werkausgabe in 8 Bde. Fr./M., 1984.
	Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель. М., 1993; Грязнов А.Ф. Эволюция философских взглядов Л. Витгенштейна. М., 1985; Грязнов А.Ф. Язык и деятельность: критический анализ витгенштейнианства. М., 1991; Козлова М.С. Концепция философии в трудах позднего Витгенштейна // Природа философского знания. М., 1975; Сокулер З.А. Людвиг Витгенштейн и его место в философии XX в. Долгопрудный, 1994.

ВЛАСТЬ (power, Macht, pouvoir). Понятие В. восходит к греческому dynamis и к латинскому potentia, тем самым указывая на потенциальный характер данного феномена. В. есть прежде всего возможность, потенциал, можествование, а не нечто ставшее и неизменное. Именно на этом обстоятельстве заостряет внимание современная политическая философия. Так, Арендт определяет В. как «то, что приводит к наличию и удерживает в наличии сферу общественного», что «обеспечивает наличие потенциального пространства явлений между действующими и говорящими». Эта дефиниция заострена против классического определения Вебер (В. есть «всякая возможность проводить свою волю в рамках некоторого социального отношения, в том числе вопреки сопротивлению»). Веберовское понятие В. базируется на модели целеинструментального действия: поведение отдельных индивидов и групп состоит в преследовании определенных целей, для осуществления которых они избирают соответствующие средства. В. (Macht) есть распоряжение средствами, необходимыми для навязывания собственной воли другим. Это инструментальное отношение Арендт определяет как насилие (Gewalt). Насилие по своей природе инструментально; как всякое средство, оно нуждается в цели; но то, что нуждается для своего оправдания в другом, принадлежит предметам функционального, а не эссенциального рода. В отличие от насилия В. есть цель в себе. Структура власти предшествует всяким возможным целям. Она имеет принципиально неинструментальную природу, принадлежа условиям человеческой совместности как таковой (das menschliche Zusammen selbst). Арендтовское понятие В. исходит из модели коммуникативного действия. В., согласно Арендт, соответствует «человеческой способности не только что-либо делать или как-либо действовать, но объединяться с другими и действовать в согласии с ними». Отдельный субъект никогда не обладает властью. В. всегда имеет место в группе и существует лишь до тех пор, пока существует группа. Это неинструменталистский, ориентированный на взаимопонимание подход оказал значительное влияние на «теорию коммуникативного действия» Хабермаса.

Согласно Арендт, В. не нуждается в оправдании, ибо внутренне присуща человеческим сообществам как таковым, но нуждается в легитимации. Легитимация В. опирается на цели, ставимые той или иной группой, и на средства, используемых для реализации этих целей. Легитимация вытекает из истока власти, удерживающего определенную группу как целое. Если притязание на В. легитимируется отсылкой к прошлому, то оправдание используемых для осуществления власти средств происходит через апелляцию к цели, лежащей в будущем. Поэтому насилие может быть оправдано, но не может быть легитимировано. Обычное отождествление В. и насилия происходит, по Арендт, оттого, что регулируемое государством человеческое общежитие интерпретируют как господство. Господство всегда основано на насилии (например, завоевание или оккупационные власти). Чистое, открыто практикуемое насилие занимает место власти там, где В. потеряна. Хотя насилие проистекает не только из бессилия, утрата В. — один из важнейших источников насилия. Насилие не просто выражает утрату власти, оно уничтожает В. даже тогда, когда с его помощью хотят удержать В. Такие надежды, однако, иллюзорны, ибо насилие не в состоянии произвести В.

Проблема В. проходит «красной нитью» через мышление Фуко. В., согласно Фуко, не есть В. правительства или какого-либо аппарата, гарантирующего порядок в государстве. В. не есть и тип подчинения, отличный от насилия. В. не есть, наконец, и система господства, удерживаемого одной группой по отношению к другой и обусловливающего поляризацию общества на два лагеря. В. есть скорее многообразие отношений сил, заполняющих и организующих определенную сферу, игра, в ходе которой сталкивающиеся друг с другом тенденции усиливают, изменяют, переворачивают силовые соотношения.

Условие возможности В. заключено не в изначальном существовании некоего средоточия (таких как государственное насилие или государственный суверенитет), от которого были бы производны низшие формы В., а в «вибрирующем цоколе соотношений сил», постоянно порождающих ситуации В. и всегда носящих нестабильный и локальный характер. В. вездесуща не потому, что наделена привилегией все собирать в единство, а потому, что она производится в любой момент и в любом месте. Она поэтому не воплощена в некотором центральном институте и не является «властностью властвующего», а представляет собой поле возможностей, создаваемое спонтанными соотношениями сил.

В. несводима к репрессии. Если В. ограничивается только функцией подавления, т.е. используется как чисто негативная В., она становится чрезвычайно хрупкой. В. сильна там, где производит положительные эффекты на уровне влечения. Это относится и к уровню знания. В. не препятствует знанию, а производит его. Знание не освобождает от В. (над нашей душой, нашим телом, нашим полом); производство знания само есть составная часть распространения и осуществления В., а значит — подчинение индивидов той В., которую они сами породили. В. не есть нечто, что можно захватить и делить, отнять и удержать, ибо она осуществляется в бесчисленных точках, в игре неравных и подвижных отношений. Отношения В. не рядоположены другим (экономическим, познавательным, половым) отношениям, а имманентны им. Властные отношения, таким образом, не следует связывать с отношениями насилия; они принадлежат не столько общественной надстройке, сколько базису общества, они есть везде, где есть воздействующие друг на друга различные силы. В этом смысле В. не спускается «сверху», а приходит «снизу». Отношения В. носят одновременно и интенциональный, и несубъективный характер. С одной стороны, не существует В., которая бы не развертывалась в качестве ряда намерений и целеполаганий; с другой стороны, В. далеко не является результатом выбора или решения индивидуального субъекта. Поэтому поиски «генерального штаба», несущего ответственность за рациональность В., лишены смысла. Ни правящие касты, ни общественные группы, контролирующие государственный аппарат, ни хозяйственные структуры, принимающие важнейшие экономические решения, не обладают полной властью, не имеют в своем распоряжении всю функциональную сеть общества.

Не случайно специальным объектом исследования Фуко стала история возникновения позитивной В. над телом и духом, сложившейся в течение последних трех столетий, а также того, с какими специфическими техниками она связана (этот тип власти Фуко называет «био-властью»).

В центре концепции В., развиваемой Лефортом, находится критика теории В. у Маркса и тоталитарной практики, связанной с марксизмом. Лефорт ставит под вопрос притязание коммунистической идеологии на обладание привилегированным знанием закономерного хода истории и вытекающую отсюда утопию самопрозрачного общества как свободного от конфликтов гомогенного сообщества, которое, в случае необходимости, может утверждать себя и с помощью (революционного) насилия. В противовес западноевропейским левым, опирающимся на марксистско-ленинскую концепцию демократической В., Лефорт понимает и демократию, и тоталитаризм как следствие одного и того же процесса — секуляризации оснований легитимации отправления В. в современную эпоху. Институциональные формы демократического отправления В., возникшие в современности, следует рассматривать не как окончательные и само собой разумеющиеся, а как особые формы В. Лефортовская концепция демократии разворачивается в поле напряжения между символической репрезентацией В. в принципиально не свободном от конфликтов обществе и конкретным институциональным воплощением этих репрезентаций. В этом поле формируется «самоправление» общества; основанный на таком самоправлении общественный процесс необходимо понимать как открытый, не обусловленный никаким превращенным в практическое насилие знанием.

Исследование функций, выполняемых той или иной властной инстанцией, а также внутренней логики действий соответствующей группы людей, Лефорт проводит в два этапа. Он анализирует, во-первых, позицию социального пространства, возникающего в процессе осуществления В., во-вторых — комбинацию суверенитета между самоутверждением и самопленением. Никто не «посажен» на место В. с несомненной достоверностью, перед каждым, кто его занимает, постоянно стоит вопрос об удостоверении этого факта. Он всякий раз вынужден делать это заново, и всякий раз неокончательно. Опасность утраты В. коренится в ложном убеждении в обладании ею как окончательным фактом.

Не существует В., которая не была бы остентативной (демонстративной). Сущностным признаком В. и ее отправления всегда является собственный лексикон, пафос престижа, апелляция к легендарному прошлому, самоинсценирование в эмблемах, особых формах обихода и церемониях. Эти элементы нельзя объяснить инструментально-прагматически. Броское великолепие демонстрирующих В. акций показывает зазор между власть предержащими и подчиненными, без которого В. казалась бы шаткой и тем, и другим. Лишенная демонстративной роскоши В. не вызывает послушания. Дороговизна символических мероприятий В. свидетельствует отнюдь не об упоении ею, а о страхе ее потерять. Вместе с тем знаки, сопровождающие правящих, определяют отношение последних к действительности, превращая их в пленников тех представлений, которые имеют о них другие.

Фолькер Кайза (Эрфурт)

Власть. М.,1989; В. Russel. Power. L.,1938; В. de Jouvenel. Du pouvoir: histoire naturelle de sa croissance. Genf, 1947; K.Mannheim. Freedom, Power and Democratic Planning. L., 1965; H.Arendt.Macht und Gewalt. München, 1971.

ВОЗМОЖНЫЕ МИРЫ — мыслимые альтернативные состояния. Идея В.м. широко используется в семантическом анализе модальных понятий. Она впервые появляется в модальной теории средневекового философа Дунса Скотта, рассматривавшего возможное в качестве априорной области концептуальной непротиворечивости. Среди логических возможностей им выделялись реальные альтернативы действительному миру. Лейбниц использовал идею В.м. для толкования необходимо истинного как того, что имеет место во всех В. м., а случайно истинного — как того, что имеет место в некоторых из них. Опираясь на учение Лейбница, Карнап способствовал формированию современной теории модальностей, уточняя идею В.м. в понятии «описания состояния». Метод семантик В.м. создан благодаря независимым работам С. Кангера, Р. Монтегю, Крипке, Хинтикки, А. Прайора, С.А. Мередита, И. Томаса. В неклассических логиках под В.м. могут пониматься положения дел, описывающие различные состояния объектов; восприятия, представления, мнения, знания субъекта; ситуации, допустимые в контексте тех или иных норм, ценностей, предпочтений. По качеству и количеству информации различаются полные и неполные, противоречивые и непротиворечивые миры. В.м. можно рассматривать как своеобразные факторы, от которых зависит истинность высказываний. Важную роль в семантиках В.м. играет отношение достижимости между мирами, которое позволяет исследовать зависимость характеристик модальных понятий от различных способов связи между мирами.

ВРИГТ (von Wright) Георг Хенрик фон (р. 1916) — финский логик и философ. С 1943 — проф. Хельсинкского ун-та, в 1945 был приглашен в Кембридж, где после ухода Витгенштейна на пенсию занял его должность. С 1951 работает в Финляндии, с 1961 — действительный член Академии Финляндии, в 1968-70 был президентом Академии Финляндии и президентом Финского научного общества, в 1975-78 — президентом Международного института философии. Его философские взгляды сформировались под влиянием Э. Кайла, Ч.Д. Броуда, Мура и особенно Витгенштейна. В. один из крупных представителей аналитической философии. Тематика его работ весьма разнопланова, однако преимущественно научные интересы сосредоточены в области логики, эпистемологии и философии науки. Он исследовал проблемы индукции и вероятности, каузальности и детерминизма, времени и изменения. В его работах лежат истоки ряда новых разделов современной логической науки: релевантной, деонтической логики, логики оценок, предпочтений, действий, изменения, времени, истины.

Дата добавления: 2015-08-10