Эта книга, как и многие предшествующие, посвящается моей жене Даниэлле Антуанетте. 32 страница

Мне пришлось пустить в ход заостренный кол, чтобы проложить себе дорогу через толпу, и мы с Таном сумели пробиться в город. Наконец, мы вырвались из толпы и побежали к воротам дворца.

Его залы и коридоры были пусты. Там никого не было, если не считать нескольких мародеров, шаривших по пустым залам. Они бежали, завидев Тана. Выглядел он страшно. Осунулся, запыленные доспехи покрывали вмятины, на щеках торчала рыжая щетина. Он ворвался впереди меня в покои царицы, и мы увидели, что они не охраняются, а двери широко распахнуты. Мы побежали вперед.

Госпожа моя сидела с царевичем Мемноном на коленях под виноградной лозой на террасе. Она показывала ему флот, усеявший поверхность Нила под террасой, и оба весело смотрели на погрузку.

– Смотри, какие красивые кораблики.

Царица Лостра с улыбкой встала нам навстречу, а царевич Мемнон соскочил с ее колен и побежал к Тану.

Тан поднял его на плечо, а потом обнял мою госпожу свободной рукой:

– Где твои рабы, где Атон и вельможа?

– Я отослала их на корабли.

– Таита говорит, что ты отказалась идти туда. Он очень зол на тебя за это, и по праву.

– Прости меня, милый Таита. – Ее улыбка могла наполнить радостью мою жизнь или разбить мое сердце.

– Моли о прощении царя Салита, – обиженно произнес я. – Он скоро будет здесь. – Я схватил ее за руку: – Ну, теперь, когда этот грубый воин с нами, можешь ты наконец подняться на борт корабля?

Мы поспешили прочь с террасы по коридорам дворца. Даже грабители и мародеры, как крысы, скрылись в своих норах. Только царевич Мемнон совершенно не беспокоился.

Для него все происходящее было новой веселой игрой. Он сидел верхом на плечах у Тана, бил его пятками по груди и кричал: «Но!» Мемнон научился этому у меня, когда катался со мной на Терпении.

Мы пробежали через дворцовый сад к каменной лестнице, которая вела к насыпи. Здесь был кратчайший путь к храмовой пристани. Когда выскочили на насыпь, я понял, что обстоятельства резко изменились с тех пор, как мы ушли в город за госпожой и царевичем. Насыпь была пуста. Последние беженцы взошли на борт. Из-за вершины стены были видны мачты кораблей, медленно уходивших по каналу к реке.

У меня вдруг засосало под ложечкой. Я понял, что мы остались на берегу одни, а до пустой пристани еще целых полмили. Мы остановились и посмотрели вслед последней уплывающей ладье.

– Я же говорил кормчему ждать нас, – простонал я, – но гиксосы близко, и все теперь думают только о собственной шкуре.

– Что же нам делать? – выдохнула госпожа. Даже Мемнон перестал весело кричать.

– Если мы доберемся до берега реки, Ремрем и Крат увидят нас на берегу и пошлют за нами лодку, – сказал я. Тан тут же согласился со мной.

– Сюда, за мной! – крикнул он. – Таита, веди свою госпожу.

Я взял Лостру за руку и потащил за собой, но она была сильной и ловкой, как мальчишка-пастушок, и легко бежала рядом. Потом я вдруг услышал топот лошадей и скрип колес. Звук этот ни с чем нельзя было спутать, и раздавался он пугающе близко.

Наши собственные лошади ушли три дня назад и уже были на пути к Элефантине, а колесницы в разобранном виде лежали в трюмах ладей. Звуки, которые я услышал, раздавались внизу, на насыпи под стеной. Мы не видели колесниц, но я понял, кому они принадлежат.

– Гиксосы! – тихо сказал я, и мы остановились, прижавшись друг к другу. – Это, наверное, передовой отряд, разведчики.

– Колесниц всего две или три, – подтвердил Тан. – Но и этого достаточно. Мы отрезаны.

– Мы, кажется, немного опоздали, – сказала моя госпожа с деланным спокойствием, а потом посмотрела на меня и Тана с полным доверием: – Что вы предлагаете?

Ее наглость поразила меня. Именно из-за нее, из-за ее упрямства мы попали в эту переделку. Если бы она уступила моим настоятельным просьбам, мы бы уже находились на борту «Дыхания Гора» и шли вверх по реке к Элефантине.

Тан поднял руку, требуя тишины, и мы стали прислушиваться к шуму вражеских колесниц, едущих по дороге у подножия стены. Чем ближе они подходили, тем яснее становилось, что это небольшой передовой отряд.

Внезапно визг колес прекратился, и мы услышали фырканье и стук копыт переступающих на месте лошадей, а потом голоса людей, говорящих на каком-то гортанном языке. Они находились прямо под нами по ту сторону стены. Тан снова тревожным жестом потребовал тишины. Но царевич Мемнон не был приучен сдерживать свои желания или молчать, когда ему не хотелось. Он услышал знакомые звуки.

– Лошади! – звонко закричал он. – Я хочу посмотреть на лошадей!

Тут же раздался резкий выкрик. Гиксосы отдавали приказы. Мы услышали звон оружия. Потом тяжелые шаги простучали по ступенькам каменной лестницы, и небольшой отряд врага помчался вверх.

Сначала из-за каменной балюстрады впереди нас появились только высокие шлемы, а потом и воины гиксосов в чешуйчатых кольчугах встали перед нами во весь рост. Их было пятеро, и они неслись на нас с обнаженными мечами, все – рослые мужчины с черными бородами, заплетенными красными ленточками. Один из них был выше остальных. Сначала я не узнал его, так как он по обычаям гиксосов отрастил бороду и украсил ее ленточками, да и забрало шлема скрывало половину его лица. Потом он вдруг воскликнул голосом, который я никогда не смогу забыть:

– Так это молодой Харраб! Я убил старого пса, а теперь прикончу и щенка.

Мне следовало бы знать, что вельможа Интеф наверняка в числе первых отправится вынюхивать пути к сокровищам фараона. Скорее всего, он мчался впереди основных сил гиксосов, чтобы первым оказаться в погребальном храме. Однако, несмотря на хвастливый крик, не бросился навстречу Тану, а взмахом руки приказал отряду колесничих поработать за него.

Тан снял с плеч царевича Мемнона и бросил его мне, как куклу.

– Беги! Я куплю вам немного времени.

И бросился вперед навстречу гиксосам, пока они не выбежали с каменной лестницы, и им не хватало места для свободных действий мечом. Первого Тан убил одним ударом, тем самым резким колющим ударом в горло, который ему всегда так удавался.

– Не зевай тут, – крикнул он мне через плечо. – Беги! Я не зевал. Однако понимал, что с ребенком на руках не выполню его приказ. С такой ношей мне не добежать до берега впереди преследователей.

Я шагнул на край насыпи и посмотрел вниз. Прямо под собой увидел две колесницы гиксосов. Лошади фыркали и переступали на месте. С колесницами остался только один человек, остальные побежали вверх по лестнице. Он стоял у голов лошадей, и все его внимание было поглощено двумя упряжками. Даже не заметил мою голову над парапетом.

Прижав к себе Мемнона, я перекинул ногу через парапет и спрыгнул вниз. Царевич испуганно вскрикнул, когда мы полетели на дорогу, где стоял колесничий гиксосов. Стена была высотой примерно четыре роста человека. Я наверняка сломал бы себе ногу, если бы не приземлился прямо на ничего не подозревающего гиксоса. Сила удара начисто сломала ему шею. Я услышал, как хрустнули позвонки, и он сложился подо мной, смягчив наше падение.

Я быстро вскочил на ноги. Царевич Мемнон орал что есть мочи от злости, страха и возмущения по поводу такого грубого обращения, но это было только начало. Я бросил его в ближайшую колесницу и посмотрел вверх на госпожу. Лостра глядела на меня с парапета.

– Прыгай! – закричал я. – Ловлю!

Ей и в голову не пришло колебаться. Она перекинула ноги через парапет с такой скоростью, что я даже не успел собраться, чтобы схватить ее. В полете короткая юбка задралась и обнажила длинные стройные бедра. Она ударила меня прямо в грудь и выбила воздух из легких. Мы повалились на землю.

Задыхаясь, я вскочил на ноги и помог ей подняться. Потом грубо толкнул ее к колеснице и крикнул:

– Держи Мемнона!

Лостра схватила его в тот самый момент, когда мальчишка собирался спрыгнуть с колесницы. Он все еще орал от злости и страха. Мне пришлось перелезть через обоих, чтобы схватить вожжи.

– Держитесь крепче! – Пара лошадей тут же подчинилась, и я ловко развернул упряжку под стеной. Одно колесо подпрыгнуло, перекатившись через убитого.

– Тан! – заорал я. – Сюда!

Тан вскочил на край парапета прямо надо мной, легко удерживая равновесие и парируя удары колесничих, которые вертелись вокруг него, как гончие вокруг леопарда, забравшегося на дерево.

– Прыгай, прыгай! – завопил я, и он шагнул с края каменной стены. Плащ волной вздулся за его плечами и головой, и Тан рухнул на спину левой лошади. Меч выпал из его руки и зазвенел на твердой земле, а сам он обхватил лошадь за шею и прижался к ней.

– Но! – закричал я лошадям и ударил их вожжами по задам. Они рванулись вперед полным галопом. Я повел их по проходу через поля, которые протянулись вдоль берега реки. Я видел паруса нашего флота на стрежне и мог даже разглядеть вымпел «Дыхания Гора» в этом лесу мачт. До берега оставалось полмили, и я бросил взгляд назад.

Вельможа Интеф и его люди сбежали вниз по лестнице. На моих глазах они взобрались на другую колесницу. Я выругал себя за то, что не сумел вывести из строя ее упряжь. Достаточно было перерезать несколько ремней, но меня охватил такой панический страх за госпожу и царевича, что я совсем забыл об этом.

Вельможа Интеф погнался за нами. Его колесница не проехала и сотни шагов, как я понял, что она гораздо быстрее той, которой управлял я. Тан висел на спине левой лошади и мешал ей бежать. Он был тяжелым мужчиной и крепко сжимал ее шею обеими руками. Его сковал страх. Казалось, впервые в жизни он по-настоящему испугался. Я видел собственными глазами, как Тан хладнокровно пускал стрелы из лука в несущегося прямо на него льва, но лошадь напугала его до смерти.

Я старался не обращать внимания на преследующую нас колесницу и смотрел вперед, сосредоточившись на езде по пахоте и извилистым дорожкам вдоль оросительных каналов и канавок, которые отделяли нас от берега Нила. Колесница гиксосов была тяжелее и неуклюжее экипажа Таити. Сплошные деревянные колеса с ножами на ободьях глубоко врезались во вспаханную землю, а бронзовые доспехи и украшения на бортах не убавляли вес колесницы. Лошадей, наверное, долго гнали перед тем, как я взялся за вожжи. Их покрывала пена – словно кружева, висела она на ногах и мордах.

Мы не проехали и половины расстояния до берега, когда я услышал за своей спиной приближающиеся крики колесничего гиксосов и цокот копыт. Оглянулся и увидел, что между нами оставалось лишь три длины упряжки. Гиксос погонял лошадей сплетенным из кожи кнутом и орал на них на каком-то грубом, уродливом языке. Рядом с ним из-за передка высовывался вельможа Интеф. Его борода, заплетенная разноцветными ленточками, развевалась по обе стороны от шеи, а красивое лицо горело азартом охотника.

Он крикнул мне, и голос его перекрыл шум двух колесниц:

– Таита, мой милый, ты все еще любишь меня? Я хочу, чтобы ты доказал мне это перед смертью, – и захохотал. – Ты встанешь передо мной на колени и умрешь с полным ртом. – У меня мурашки пошли по коже, когда я представил себе это.

Наш путь пересекала оросительная канава, и я свернул вдоль нее, так как края были слишком крутыми. Колесница гиксосов последовала за нами по внешнему кругу, догоняя с каждым прыжком лошадей.

– А тебя, моя милая дочь, я отдам этим воинам. Они научат тебя кое-каким штукам, которые Харраб забыл тебе показать. Ты мне будешь не нужна, когда я получу твое отродье. – Царица Лостра крепче прижала к груди царевича, лицо ее побледнело и осунулось.

Я мгновенно понял замысел вельможи Интефа. Весь народ Египта останется верен ребенку египетской царской крови, даже если он будет сатрапом гиксосов. Царевич Мемнон должен стать марионеткой, с помощью которой царь Салит и Интеф намеревались править обоими царствами. Захватчики с древнейших времен пользовались этим приемом. Я погонял лошадей что есть силы, но они устали и замедляли ход, а вельможа Интеф приближался так быстро, что ему уже не нужно было кричать, чтобы его слышали.

– А, вельможа Харраб, как давно я жаждал этой встречи. А с тобой что будем делать? Сначала мы с тобой посмотрим, как воины развлекаются с моей дочерью… – Я старался заткнуть свои уши от этих мерзостей, но его голос словно проникал сквозь кости черепа.

Я продолжал смотреть вперед, сосредоточившись на езде по неровной дороге. Однако уголком глаз видел, головы лошадей в упряжке гиксосов, которые поравнялись с моей колесницей. Их гривы развевались, а глаза дико горели, они неслись мимо нас на полном галопе.

Я оглянулся. Коренастый лучник гиксосов, стоявший рядом с Интефом, поставил стрелу на тетиву и натягивал лук. Расстояние было столь малым, что даже со скачущей колесницы невозможно промахнуться.

Тан вышел из боя. Он выронил меч и все еще висел на шее лошади с дальней от врага стороны. У меня остался лишь маленький кинжал, а царица Лостра сидела на коленях, стараясь прикрыть своим телом царевича.

И тут я понял, какую ошибку совершил возница гиксосов. Он погнал свою упряжку в просвет между моей колесницей и глубокой оросительной канавой. У него не осталось места для маневра.

Лучник поднял свой лук и поднес оперение стрелы к губам. Целился в меня. Я смотрел в его глаза, сверкавшие изза зазубренного кремневого наконечника. Брови его были черными, густыми и кустистыми, а глаза темными и безжалостными, как у ящерицы. Лошади гиксосов бежали вровень со ступицей моего колеса. Я натянул вожжи и повернул в их сторону. Сверкающие бронзовые клинки, торчащие с ободьев моего колеса, с гудением двинулись к ногам лошадей.

Возница гиксосов испуганно закричал, увидев свою ошибку. Его лошади были зажаты между канавой и смертоносными ножами. Клинки свистели всего в ладони от коленей крупного гнедого жеребца, бежавшего с моей стороны.

В этот момент лучник пустил стрелу, но внезапный поворот обманул его. Стрела медленно полетела мне в голову, но это было обманом зрения. На самом деле она пронеслась у меня над плечом, как солнечный зайчик, и только краешком кремневого наконечника задела ухо. Капля крови упала мне на грудь.

Возница попытался было увести лошадей от моих колесных ножей и отвернуть в сторону, но теперь его дальнее колесо катилось по краю оросительной канавы. Ее стенки осыпались под бронзовым ободом, и колесница прыгала по неровной земле.

Я натянул вожжи и снова повернул в сторону колесницы гиксосов. Колесные ножи ударили по ногам ближней лошади, и бедняга закричала от боли. Я видел, как обрывки шерсти и кожи полетели в воздух выше борта моей колесницы. Я постарался взять себя в руки и, не обращая внимания на жалобный крик лошади, опять повернул вправо. На этот раз брызги крови и осколки костей струей ударили в воздух, лошадь упала и забилась на земле, повалив своего напарника. Колесница гиксосов полетела в канаву. Я увидел, как двух людей выбросило из нее на дорогу, а возницу задавило тяжелым опрокинувшимся экипажем.

Теперь наша колесница мчалась в опасной близости от края канавы, но я сумел сдержать лошадей и отвернул в сторону.

– Тпру! – Я замедлил ход лошадей и оглянулся. Облако пыли поднялось над канавой, где только что исчезла колесница гиксосов. Я перевел упряжку на рысь. До речного берега оставалось всего двести шагов, и угроза нашей жизни миновала.

Я оглянулся последний раз. Лучник-гиксос, выпустивший в меня стрелу, лежал в неестественной позе там, куда его выкинуло из колесницы. Вельможа Интеф лежал несколько дальше на дороге. Я искренне верю, что оставил бы его, если бы не увидел, как он пошевельнулся и сел, а потом, шатаясь, поднялся на ноги.

Внезапно ненависть к нему нахлынула на меня с такой силой и ясностью, что ум мой, казалось, закипел от ярости. Будто кровеносный сосудик лопнул у меня в глазах. Все вокруг потемнело и стало багровым, будто залитым кровью. Дикий, нечленораздельный вопль вырвался из моего горла. Я круто развернул лошадей и помчался назад по насыпи.

Вельможа Интеф стоял посреди дороги. Во время падения он потерял шлем и оружие. Казалось, его оглушило, потому что он стоял, шатаясь из стороны в сторону. Я перевел лошадей на галоп, и тяжелая колесница рванулась вперед. Я правил прямо на Интефа. Борода его растрепалась, а на ленточках виднелась грязь. Глаза были мутными и словно задумчивыми, но, когда я погнал на него лошадей, они вдруг прояснились. Он резко вскинул голову.

– Нет, не надо! – вскрикнул и начал отступать назад, выставив перед собой руки, будто хотел отгородиться ими от тяжелых колес. Мы мчались прямо на Интефа, но в последний момент боги тьмы решили защитить его еще раз. Когда я уже почти на него наехал, он вдруг отпрыгнул в сторону. Я видел собственными глазами: стоял, шатаясь, слабый и беспомощный, однако через мгновение стал быстрым и ловким, как шакал, преследуемый гончими. Колесница была тяжелой и неуклюжей, и я не успел достаточно быстро повернуть в его сторону.

Я промахнулся и промчался мимо. Что есть силы натянул вожжи, но лошади пронеслись еще сотню шагов, прежде чем я совладал с ними и развернул тяжелую повозку. К этому времени вельможа Интеф уже бежал к канаве. Если бы он укрылся в ней, то был бы спасен. Я злобно выругался и погнал на него лошадей.

И вот тут боги окончательно покинули его. Он уже почти добежал до канавы, но на бегу постоянно оглядывался на меня и не смотрел под ноги. Налетел на несколько засохших комьев глины, твердых, как камни, и подвернул ногу. Тяжело повалился на землю, но сумел перекатиться и вскочил на ноги, как акробат. Пытался бежать дальше, но боль в суставе вывернутой ноги мешала ему. Проковылял шаг или два, а потом попробовал прыгать вперед к канаве на одной ноге.

– Наконец-то ты мой! – закричал я, и он повернулся ко мне лицом, стоя на одной ноге. Я мчался прямо. Лицо его побледнело, но леопардовые глаза сверкали злобой и ненавистью, переполнявшими жестокую и коварную душу.

– Он же мой отец! – закричала госпожа, прижимая лицо царевича к груди, чтобы тот не видел. – Оставь его, Таита! Он же со мной одной крови.

Я ни разу не ослушался ее за всю свою жизнь. Такое случилось впервые. Я даже не пытался управлять лошадьми. Просто смотрел в глаза Интефу. Смотрел впервые без малейшего страха.

И все-таки он чуть было не увернулся. Прыгнул в сторону так ловко и стремительно, что выскочил из-под лошадей и колес, но не уклонился от колесных ножей. Вращающийся клинок задел чешую кольчуги. Острие пронзило доспехи и зацепилось за плоть в брюшной полости. Нож вращался, кишки намотались на клинок, и теперь нож вытаскивал их из него, как рыбачка потрошит огромного серебристого окуня на рынке.

Интефа потащило за нами на скользких канатах собственных внутренностей, но постепенно он отставал, когда все новые и новые клубки кишок выдергивались из открывшейся брюшной полости. Цеплялся за них обеими руками, но они выскальзывали из пальцев, как чудовищная пуповина, приковавшая к вращающемуся колесу колесницы.

Интеф страшно кричал, и я не пожелал бы еще раз услышать такой крик. Вопли до сих пор эхом отдаются в моих кошмарных снах. Ему все-таки удалось подвергнуть меня последней пытке. Я никогда не смогу забыть этого, как бы мне ни хотелось.

Когда же отвратительный канат, тащивший его за нами по черной земле, оборвался, он рухнул посреди поля. Крики его наконец смолкли, и тело застыло на вспаханной земле.

Я остановил лошадей, и Тан, соскользнув со спины лошади, встал и подошел к колеснице. Помог госпоже и царевичу спуститься и прижал их к своей груди. Госпожа плакала.

– Ах, это было так ужасно. Что бы он ни сделал с нами, он был моим отцом.

– Теперь все в порядке. – Тан обнял ее. – Все кончено.

Царевич Мемнон глядел через плечо матери на распростертую фигуру своего дедушки с тем особым выражением любопытства, с каким дети всегда смотрят на кровавые зрелища. Потом вдруг набрал в легкие воздух и звонко произнес:

– Он был плохим дядей.

– Да, – тихо согласился я. – Он был очень плохим дядей.

– А теперь плохой дядя умер?

– Да, Мем, он умер. Теперь мы можем спать спокойно.

Я погнал лошадей вдоль берега вслед за уходящей флотилией. Когда наконец поравнялся с ладьей Крата, тот узнал нас в чужеземной колеснице. Даже с такого большого расстояния было видно, как он изумлен. Позже рассказал, что думал, будто мы уже давно находимся на борту одной из передовых ладей.

Покидая колесницу, я распряг лошадей и отпустил их. Потом мы вошли в воду и вброд дошли до маленькой лодки, которую Крат послал за нами.

ГИКСОСЫ не могли так просто отпустить нас. День за днем их колесницы преследовали флотилию по обоим берегам Нила. Оглядываясь назад, мы всякий раз видели за кормой «Дыхания Гора» тучи пыли над отрядами врага. Часто пыль смешивалась с черным дымом над городами и деревнями, расположенными по берегам реки и теперь разграбленными и сожженными гиксосами. Когда мы проходили мимо какоголибо египетского города, небольшая стайка лодок присоединялась к нашей флотилии. С каждым днем она увеличивалась.

Когда ветер становился неблагоприятным, отряды колесниц догоняли нас. Тогда сверкающие экипажи неслись на наших глазах по обоим берегам реки, и мы слышали грубые, но бессильные насмешливые выкрики. Вечный Нил защищал нас, как и многие столетия назад. Потом снова устанавливался северный ветер, и мы уходили вперед, а тучи пыли отставали, уплывая к северному горизонту.

– Лошади не смогут долго преследовать нас, – сказал я Тану утром двенадцатого дня.

– Не надейся на это. Салита влекут сокровища фараона Мамоса и законный наследник престола, – просто ответил Тан. – Золото и власть чудеснейшим образом придают силы и решимость человеку. Мы еще встретимся с этим варваром.

На следующий день ветер переменился, и колесницы медленно догнали и перегнали первые лодки флотилии, приближающиеся к воротам Хапи, первому из коридоров в отвесных скалах, которые сжимали реку ниже Элефантины. Между высокими стенами скал Нил сужался до ширины не более четырехсот шагов от берега до берега, и черные гранитные утесы вздымались в небо прямо из бурной воды. Течение выталкивало нас из ворот, и скорость ладей начала снижаться. Тан приказал сменить гребцов.

– По-моему, ты прав, Таита. Именно здесь они будут ждать, – мрачно сказал он и почти в тот же момент протянул руку к скалам. – Вон они.

«Дыхание Гора», возглавлявшая флот, уже входила в ворота Хапи, и нам пришлось вскинуть головы, чтоб посмотреть на вершины скал. Снизу фигурки лучников гиксосов на высоких утесах казались коротенькими толстоногими карликами.

– С такой высоты нас достанут стрелой от берега до берега, – пробормотал Тан. – Мы будем легкой добычей большую часть дня. Всем придется трудно, особенно женщинам и детям.

Проход через ворота Хапи оказался гораздо труднее, чем предполагал Тан. Первая же стрела, выпущенная с утесов, описала в воздухе темную дымную дугу и с шипением ушла в воду в какой-то пяди от носа нашей ладьи.

– Зажигательные стрелы, – кивнул Тан. – Ты снова оказался прав, Таита. Этот варвар быстро учится.

– Обезьяны легко усваивают новые штуки. – Я ненавидел гиксосов не меньше самого грубого вояки в нашем флоте.

– Сейчас посмотрим, могут ли твои насосы качать воду на корабли так же, как они выкачивают ее из трюмов, – сказал Тан.

Я ожидал атаки зажигательными стрелами, и последние четыре дня мы переделывали ладьи, которые Тан оборудовал водяными насосами моего изобретения. Теперь перед входом в ворота Хапи каждый из наших кораблей подходил к ним. Тан приказывал кормчим спустить паруса, и моряки начинали качать воду на палубу и снасти. Затем они наполняли кожаные ведра водой и расставляли их по палубе, чтобы те были под рукой. После этого одна из ладей сопровождала корабль в гранитном коридоре реки под дождем зажигательных стрел гиксосов.

Флотилии потребовалось два дня, чтобы пройти через ворота Хапи, так как высокие скалы закрывали ветер. В ущелье было жарко, и каждой ладье приходилось идти на веслах против сильного течения. Стрелы летели в нас красивыми искрящимися дугами и со стуком впивались в мачты и палубы. Вонзившись, каждая из них вспыхивала, и нам приходилось тушить небольшой пожар, передавая ведра с водой по цепочке или качая воду насосом сопровождающей лодки. Мы ничем не могли ответить гиксосам, потому что лучники сидели на высоких утесах: выше полета стрелы из наших слабых луков. Когда Ремрем попытался высадиться на берег и скинуть их с этих насестов, они без труда остановили его воинов и заставили с большими потерями отступить на ладьи.

Корабли, преодолевшие коридор Хапи. были покрыты темными обгорелыми пятнами. Многие оказались не столь удачливыми. Пламя, вспыхивавшее на борту, побеждало ведра и насосы и пожирало корабль. Его приходилось бросать, и он начинал дрейфовать вниз по течению, причиняя адские муки остальным ладьям флотилии. В большинстве случаев нам удавалось снять команду и пассажиров до того, как пожар охватит корабль, но иногда было уже поздно. Крики женщин и детей, охваченных огнем, до сих пор раздаются в моих ушах, и кровь стынет в жилах. Я никогда не забуду один образ того ужасного дня: молодая женщина прыгнула с палубы горящей барки в воду, а волосы ее полыхали, как брачный венец.

В воротах Хапи мы потеряли пятьдесят кораблей. Черные флаги были подняты на каждой ладье, когда мы подошли к Элефантине, но теперь гиксосы, казалось, устали преследовать нас, скача за флотилией вдоль реки. Тучи пыли, стоявшие на северном горизонте, исчезли, и мы получили передышку. Теперь мы могли оплакать наших мертвых и починить корабли.

Однако никто не верил, что варвары оставят нас в покое. Сокровища фараона – слишком заманчивая добыча. Они не могли отказаться от нее.

ВЫНУЖДЕННЫЕ проводить все время на палубе ладьи, мы с царевичем Мемноном часто сидели вместе под навесом на кормовой надстройке. Мальчуган жадно слушал мои рассказы или смотрел, как я придумывал и вырезал из дерева первую модель нового лука для нашего войска, такого же, как кривой лук гиксосов. Он уже научился старой доброй детской хитрости и постоянно задавал вопросы, чтобы я не отвлекался.

– А теперь что ты делаешь, Тата?

– Я делаю новый лук.

– Лук? А зачем?

– Ладно, сейчас я тебе расскажу. Наши простые дугообразные луки не только слабы, но и плохи. Их нельзя использовать на колесницах. – Он внимательно и серьезно слушал меня. Даже когда царевич был еще совсем ребенком, я не пытался сюсюкать и всегда обращался с ним как с равным. Если мальчик иногда и не понимал моих слов, то хотя бы привыкал к моему голосу. – Теперь я совершенно уверен, что наше будущее связано с лошадьми и колесницами. Ваше царское высочество наверняка согласны со мной. – Я поглядел на него: – Ты ведь любишь лошадей, Мем?

Этот вопрос он прекрасно понял и горячо закивал:

– Я люблю лошадей, особенно Терпение и Клинка.

Я уже заполнил три свитка своими размышлениями и рисунками, посвященными тому, как лучше пользоваться новыми средствами ведения войны. Мне хотелось подробнее обсудить их с Таном, но Великий Лев Египта очень неохотно и поверхностно интересовался вопросами конницы.

– Строй себе эти проклятые штуки, если они тебе нужны, но не болтай о них лишнего, – говорил он.

Царевич гораздо охотнее слушал меня. Пока я работал, мы вели долгие беседы, которые принесли свои плоды много лет спустя. Мемнон всегда предпочитал общество Тана моему, но я не намного отставал от Тана в его глазах, и поэтому мы всегда были счастливы проводить время вместе.

С самого начала Мемнон развивался чрезвычайно быстро и был очень умным ребенком, а под моим влиянием таланты его стали расти гораздо быстрее, чем у кого бы то ни было из моих прежних учеников. Даже моя госпожа в его возрасте училась не так быстро.

Я сделал Мемнону игрушечный лук новой конструкции. Он почти мгновенно овладел им и скоро научился стрелять на всю длину палубы ладьи, что приводило в замешательство рабынь и нянек, которые обычно и становились его мишенями. Никто из них не смел прятаться, когда царевич брал в руки лук, а он почти без промаха бил по соблазнительной паре ягодиц с расстояния в двадцать шагов.

После лука любимой игрушкой стала миниатюрная колесница и лошади, которых я вырезал из дерева. Я даже сделал маленькую фигурку колесничего, ее можно было поставить в колесницу и вложить ей в руки вожжи.

Царевич сразу назвал куколку Мемом, а лошадей – Терпением и Клинком. Он без устали ползал по палубе лодки, толкая впереди себя колесницу, и изображал соответствующие звуки. Цокал языком и кричал: «Но!», «Тпру!»

Для своего возраста Мемнон был очень наблюдательным. Его темные внимательные глаза ничего не упускали. Поэтому я ничуть не удивился, когда он первым из всей команды «Дыхания Гора» заметил странную фигуру на правом берегу реки.

– Лошади! – закричал мальчик, а через некоторое время добавил: – Смотри, смотри, это Гуи!

Я подбежал к нему, и сердце мое чуть не выскочило из груди. Он был прав. Гуи мчался галопом к нам навстречу верхом на Клинке по берегу реки.

– Гуи провел лошадей к Элефантине. Я прощаю ему за это все его глупости и прегрешения. Гуи спас моих лошадей, – сказал я.

– Я очень горжусь Гуи, – серьезно добавил царевич, точно изобразив мои произношение и интонацию.

Госпожа моя и все окружающие громко рассмеялись.

ДОБРАВШИСЬ до Элефантины, мы получили небольшую передышку. Вот уже много дней не было никаких признаков преследующих нас колесниц, и новая надежда поселилась на флоте и в городе. Люди даже стали говорить, что нужно отказаться от бегства на юг и, оставшись здесь, перед порогами, собрать новое войско, которое сможет противостоять захватчикам. Я не позволил госпоже довериться соблазнительному обману, который пустил корни в столь слабой почве. Я убеждал ее, что видения лабиринтов показали нам истинный путь и что судьба наша ждала нас на юге. Тем временем ни на секунду не замедлял приготовлений к путешествию. Наверное, меня уже охватила жажда странствий и приключений, и она влекла гораздо сильнее, чем необходимость спасаться от гиксосов.

Дата добавления: 2015-07-25