Эта книга, как и многие предшествующие, посвящается моей жене Даниэлле Антуанетте. 29 страница

Тан последним подошел к трону, встал на колени и дал клятву верности. Когда царица Лостра взглянула на него сверху вниз, обожание ее словно выплеснулось наружу: ее лицо просияло, как восходящее солнце, темно-зеленые глаза засверкали. Меня поразило, что никто из присутствующих, казалось, не заметил этого.

В тот же вечер после захода солнца моя госпожа послала меня на мостик с посланием к командующему ее войска. Она звала его на военный совет в главной каюте барки. На этот раз Тан не смог отказать ей, поскольку совсем недавно дал клятву послушания.

Я должен был стать единственным свидетелем чрезвычайного военного совета. Не успел он начаться, как новая правительница Египта властным голосом прогнала меня прочь и послала охранять вход в каюту и отсылать посетителей. Когда я задергивал тяжелую занавеску, то увидел, как они набросились друг на друга. Они настолько изголодались и так долго отказывали себе в любви, что кинулись друг на друга, как смертельные враги бросаются в схватку.

Счастливые звуки этого поединка доносились из каюты большую часть ночи, и я с облегчением вспоминал, что мы не стоим на якоре, а идем поспешно вверх по реке на соединение с вельможей Нембетом. Плеск воды и скрип весел, гул барабанов, отбивающих ритм, и песни гребцов заглушали шум в царской каюте.

Когда Тан вышел на кормовую надстройку при смене ночной стражи, он удовлетворенно улыбался, как военачальник, только что выигравший великое сражение. Госпожа вскоре последовала за ним на палубу, и даже я был поражен новой сверхъестественной красотой, которую она излучала. Весь последующий день царица была очень добра ко всем окружающим и находила множество поводов, чтобы посоветоваться с командующим войском. Так что царевичу Мемнону и мне пришлось провести вместе почти весь день, чему мы были очень рады.

С несколько сомнительной помощью со стороны царевича я начал вырезать из дерева модели колесниц и деревянных лошадок. Кроме того, вырезал колесо, надел его на деревянную ось и начал испытывать.

Мемнон встал на цыпочки и смотрел, как колесо быстро вращается на маленькой оси.

– Сплошной кружок слишком тяжел, правда, Мем? Посмотри, как быстро он теряет скорость.

– Дай мне его! – потребовал он и схватил вращающийся диск. Тот выскользнул из его пухленьких пальчиков, упал на палубу и разбился на четыре почти равные части.

– Ах ты, негодный гиксос! – строго упрекнул я его, но он, казалось, воспринял мой укор как похвалу, а я опустился на колени, чтобы собрать осколки своей модели.

Разбившиеся части лежали кружочком, и не успел я дотянуться до них, как вдруг в глазах у меня помутилось. Внутренним взором я увидел, как осколки дерева превратились в пустоты, а трещины между ними стали сплошным деревом.

– О, сладкое дыхание Гора! У тебя получилось, Мем! – Я обнял мальчика. – Край колеса может опираться на крестовину, соединенную с центром! Какие еще чудеса ты совершишь, когда станешь фараоном?

Так царевич Мемнон, правитель рассвета, наследник престола и первый в династии носитель этого имени, с небольшой помощью своего друга Таиты изобрел колесо со спицами. Тогда я даже не мог мечтать о том, что в один прекрасный день мы вдвоем поедем на таких колесах навстречу славе.

ЕЩЕ ДО ПОЛУДНЯ мы увидели первого мертвого египтянина. Он плыл по реке со вздувшимся животом, уставившись в небо бледным лицом. Ворона сидела у него на груди, выклевывала глаза и глотала их по одному, вскидывая голову. Мы молча стояли у борта корабля и смотрели, как мертвец спокойно проплывает мимо. – На нем юбка стражи Льва, – тихо сказал Тан. – А Львы – основная часть войска Нембета. Молю Гора, чтобы больше таких трупов в реке не попадалось.

Но трупы были. Сначала десятки, потом сотни. Их становилось все больше и больше, пока всю поверхность реки от берега до берега не покрыл ковер мертвых тел. Ковер этот был густым, как заросли водного гиацинта, закрывающие оросительные каналы летом.

Наконец среди них нашелся живой. Он был сотником стражи Льва, направленным в штаб Нембета. Плыл, держась за связку стеблей папируса. Мы выловили его из воды, и я обработал раны. Тяжелая каменная палица раздробила ему плечо, и он уже никогда не сможет владеть правой рукой.

Когда раненый пришел в себя и был в состоянии говорить, Тан присел на корточки у его матраца.

– Что случилось с вельможей Нембетом?

– Вельможа Нембет убит со всем своим штабом, – прохрипел сотник.

– Получил ли Нембет мое предостережение о гиксосах?

– Получил накануне битвы и смеялся, читая его.

– Смеялся? – спросил Тан. – Как мог он смеяться?

– Сказал, что щенка наконец-то побили, – прости меня, вельможа Тан, но именно так он назвал тебя – и теперь тот пытается покрыть свою глупость и трусость подстрекательскими письмами. Сказал, что будет сражаться так, как учит его опыт.

– Надменный старый дурак, – горестно проговорил Тан. – Однако говори, что было дальше.

– Вельможа Нембет расположился на восточном берегу спиной к реке. Враг обрушился на нас, как ветер, и загнал в воду.

– Скольким удалось спастись? – тихо спросил Тан.

– По-моему, из тех, кто вышел на восточный берег с вельможей Нембетом, в живых остался я один. Других не видел. На берегу было такое побоище, что я не в силах описать его.

– Все наши славные отряды разбиты, – горевал Тан. – Мы остались беззащитными, если не считать кораблей. Что случилось с флотом Нембета? Поставил ли он его на якорь посреди реки?

– Вельможа Нембет поставил на якорь большую часть флота, однако пятьдесят лодок вытащил на берег в тылу своих войск.

– Зачем он сделал это? – возмутился Тан. – Безопасность кораблей – основа нашего боевого порядка.

– Я не знаю, что задумал вельможа Нембет, но, вполне вероятно, он оставил их под рукой, чтобы поскорее погрузить на них войска, если предостережение окажется верным.

– Какова судьба этих кораблей? Нембет потерял войско, но потерял ли он также корабли? – Тан заговорил грубо от ярости и горя.

– Что касается ладей, оставленных на якоре посреди реки, большинство из них брошены и сожжены маленькими командами, которые не могли управиться с ними. Я видел пламя и дым со своего папирусного плотика. Отдельные ладьи обрубили якорные канаты и ушли к Фивам. Я пытался кричать морякам, когда они проходили мимо, но те так перепугались, что не стали останавливаться и подбирать меня из воды.

– А пятьдесят лодок на берегу, – остановился Тан и перевел дыхание, прежде чем закончить вопрос, – что случилось с флотилией, вытащенной на берег?

– Она попала в руки гиксосов. – Сотник задрожал, так как опасался гнева Тана. – Я глядел назад, когда меня уносило течением, и видел, как враги толпами ходили по палубам ладей на берегу.

Тан встал и пошел на мостик корабля. Смотрел вдаль, откуда плыли трупы и обожженные доски кораблей Нембета, ковром покрывая реку. Я подошел к нему и приготовился смягчить его гнев, когда он прорвется наружу.

– Так этот горделивый старый дурак пожертвовал своей жизнью и всем своим войском, чтобы насолить мне. Нужно поставить пирамиду его грехам, потому что Египет такого еще не видывал.

– Это не единственный его грех, – пробормотал я, и Тан мрачно кивнул.

– Нет, не единственный. Он предоставил гиксосам средство переправиться через реку. О, сладкое молоко Исиды! Как только они переправятся через Нил, нам придет конец.

Наверное, богиня услышала, как он произнес ее имя, и в то же мгновение я почувствовал, что ветер, все это время дувший нам в лицо, начал стихать. Тан тоже почувствовал это. Резко повернулся на пятках и громко выкрикнул приказ командирам, стоявшим на кормовой надстройке.

– Ветер поворачивает. Он будет попутным! Передайте общий сигнал всему флоту. Поставить все паруса! Сменять гребцов каждый час по водяным часам! Барабанщикам ускорить темп до марша! Спешить на юг!

Ветер повернул и скоро задул с севера. Паруса наши наполнились и напряглись, как животы беременных женщин. Барабаны отбивали ритм гребцам, и ладьи в боевом строю разрезали поверхность реки.

– Благодарю тебя, богиня, за ветер! – выкрикнул Тан. – Божественная Исида, позволь нам успеть вовремя и настигнуть их на воде.

БАРКА государства плыла медленно и неуклюже. Она стала отставать от основного флота. Казалось, судьба снова вспомнила о нас, потому что старая, любимая ладья Тана «Дыхание Гора» снова оказалась рядом с нами. У нее теперь был новый кормчий, но она попрежнему оставалась быстрой и грозной ладьей. Острый, обитый бронзой таран торчал на носу чуть выше ватерлинии. Тан сигналом подозвал ее к борту барки и перенес на нее флаг Синего Крокодила, приняв командование у нового кормчего.

Мое место было рядом с госпожой и царевичем. Я до сих пор не помню точно, как оказался на кормовой надстройке «Дыхания Гора» рядом с Таном, когда мы понеслись вверх по течению. Иногда я грешу не меньше, чем вышеупомянутый вельможа Нембет. Помню только, что стоило барке государства отстать от нашей ладьи, как я начал горько сожалеть о своей дерзости. Я хотел было сказать Тану, что передумал, и попроситься обратно на палубу барки. Но, бросив взгляд на его лицо, понял: лучше встретиться лицом к лицу с гиксосом, чем просить об этом.

Стоя на палубе «Дыхания Гора», Тан отдавал приказы. Голосом и флажками их передавали с корабля на корабль. Не уменьшая скорости движения, Тан начал менять строй. Он собрал вокруг себя все ладьи, а сам занял место во главе флотилии.

Раненых и тех, кто был не в состоянии сражаться, перевели на более медленные суда, которые отстали, чтобы сопровождать барку государства. Более быстрые ладьи в авангарде подготовили к бою. Команды их в большинстве своем составлял свежий отряд Ремрема, снятый с осажденного Асюта. Его воинам не терпелось отомстить за позор Абнуба. Тан поднял флаг Синего Крокодила на мачте «Дыхания Гора». Как же скоро воины смогли собраться с духом после кровавого поражения!

Признаки недавнего разгрома Нембета с каждой милей становились все более и более очевидными. Трупы, обломки ладей и другие следы сражения виднелись на зарослях папируса по обе стороны реки. Потом, наконец, мы заметили в небе облако пыли от колесниц, смешавшееся с дымом костров над лагерем гиксосов.

– Все, как я и предполагал, – обрадовался Тан. – Они остановили свое продвижение на Фивы и теперь, когда Нембет предоставил им средство для переправы, пойдут на другой берег. Однако они плохие моряки, и им будет трудно погрузить на ладьи людей и колесницы. Если Гор будет добр к нам, мы придем вовремя и поможем им.

Развернутым боевым строем мы выскочили из-за последнего поворота реки и увидели впереди гиксосов. По счастливому капризу войны мы прибыли в тот самый момент, когда переправа была в разгаре.

Все пятьдесят захваченных ладей толклись посреди реки, двигаясь туда и сюда. Их снасти и паруса путались, а гребцы без всякого ритма били веслами по воде, то зарывая весла слишком глубоко, то бесполезно поднимая брызги. Ладьи виляли из стороны в сторону и совершенно не обращали внимания на движение других кораблей.

Мы увидели, что большинство гиксосов на палубах ладей стояли при полном вооружении и в бронзовых доспехах. Естественно, они еще не осознали, как трудно плавать в таком наряде. Они с паническим страхом уставились на наши ладьи, которые неслись прямо на них. Теперь роли поменялись. Мы были в своей стихии и мчались на них, как обрывки паруса во время бури.

Пока мы сближались, у меня появилось время рассмотреть врага. Основная часть войска гиксосов оставалась на восточном берегу. Они встали лагерем. Теперь их было так много, что становище их простиралось в сторону холмов пустыни насколько хватало глаз.

Царь Салит посылал через реку небольшой отряд. Очевидно, ему дали приказ поспешить вдоль западного берега и захватить погребальный храм фараона Мамоса, прежде чем мы перевезем его сокровища.

Мы стремительно неслись на корабли гиксосов, и я крикнул Тану, стараясь перекрыть грохот барабанов и кровожадные вопли наших головорезов:

– Они уже переправили лошадей. Посмотри туда! Почти без защиты, если не считать немногочисленной вооруженной охраны, на западном берегу стояло большое стадо этих ужасных животных. По моей оценке, там было несколько сот лошадей, и даже на большом расстоянии мы могли различить, как их длинные гривы и хвосты развеваются на сильном северном ветру.

Зрелище это было очень тревожное. Несколько человек вокруг меня содрогнулись и с отвращением выругались. Я услышал, как один из них мрачно пробормотал:

– Гиксосы кормят этих чудовищ человеческим мясом, как ручных львов или шакалов. Вот почему они разбили нас. Им нужна пища для этих зверей. Представляете, сколько наших товарищей уже оказалось у них в брюхе.

Я не мог возразить ему и сам почувствовал легкую тошноту: ведь его слова могли оказаться правдой. Затем отвернулся от этих красивых, но кровожадных чудовищ и стал смотреть на ладью впереди нас.

– Мы застали их во время переправы колесниц и людей, – сообщил я Тану. На палубах ладей, захваченных у Нембета, стояло множество высоких колесниц и разного снаряжения, а между ними толпились возничие гиксосов. Когда враги поняли, в какую переделку попали, некоторые из ладей попытались развернуться и спастись, вернувшись на восточный берег. Они сталкивались с другими ладьями, которые шли за ними и, беспомощно сцепившись снастями, дрейфовали вниз по течению.

Тан свирепо захохотал, увидев беспорядок в рядах врага, и крикнул по ветру:

– Сигнал всем. Ускорить темп до скорости атаки. Запалить зажигательные стрелы.

У гиксосов еще не было возможности узнать, что такое обстрел зажигательными стрелами, и, представив себе этот сюрприз, я расхохотался вместе с Таном. Однако в моем голосе чувствовалась тревога. Потом я вдруг замер, и смех мой захлебнулся.

– Тан! – Я схватил его за руку. – Посмотри! Посмотри на ладью прямо по носу! На кормовой надстройке! Вон наш предатель.

Тан не сразу узнал высокого властного человека у поручней мостика, потому что на нем были доспехи из бронзовой чешуи и высокий шлем гиксосов. Потом вдруг зарычал от ярости и негодования:

– Интеф! Почему мы раньше не догадались, что это он?!

– Теперь мне все ясно. Это он привел Салита в нашу страну. Отправился на Восток и намеренно соблазнил гиксосов рассказами о сокровищах Египта! – Мое негодование и ненависть не уступали ярости Тана.

Тан вскинул лук Ланату и выпустил стрелу, но расстояние было слишком велико и наконечник стрелы лишь скользнул по шлему вельможи Интефа. Я увидел, как голова его дернулась от удара и он посмотрел в нашу сторону. Разглядел нас, меня и Тана, и на какое-то мгновение мне показалось, что я заметил страх в его глазах. Потом он нырнул под высокий борт ладьи и скрылся из глаз.

Передовой отряд ладей врезался в кучу беспорядочно сновавших и кружившихся на месте кораблей противника. С ужасающим треском наш бронзовый таран ударил в середину ладьи Интефа, и меня повалило с ног. Когда я поднялся, гребцы уже сдали назад, и наш таран с душераздирающим скрежетом отцепился от корпуса пораженного корабля.

Одновременно наши лучники стали осыпать пробитую ладью дождем зажигательных стрел. Наконечники таких стрел обвязывались просмоленными стволами папируса, горевшими в полете, как кометы, оставляя за собой след искр и дыма, и вонзались в паруса и корзину на верхушке мачты. Северный ветер раздувал пламя, и скоро его языки запрыгали по снастям в дьявольской пляске.

Вода хлынула через отверстие, пробитое нашим тараном в борту ладьи, и она резко накренилась. Паруса ее загорелись и полыхали с ужасающим жаром. Даже на расстоянии он опалил мне ресницы. Тяжелый главный парус, весь в огне, опустился на палубу и накрыл команду ладьи и толпу возничих. Вопли пронзили наши уши: волосы и одежда на них загорелись. Я вспомнил равнину у Абнуба и без всякой жалости смотрел, как горящие люди прыгали в воду с борта ладьи и тонули под весом собственных доспехов. Только небольшой водоворот и легкое облачко дыма оставались над водой на месте их исчезновения.

По всей линии сражения ладьи гиксосов горели и тонули. У них не было ни опыта, ни умения, чтобы отразить нашу атаку. Они оказались столь же беспомощны, как и мы под ударами колесниц. Наши ладьи сдавали назад и били снова, разрубая корпуса кораблей и осыпая их дождем огненных стрел.

Я следил за первой ладьей, на которую мы напали, и искал вельможу Интефа. Ладья уже почти затонула, когда он появился снова. Сбросил свой шлем и доспехи и остался в одной набедренной повязке. Легко вскочил на борт тонущего судна, а затем, окруженный языками пламени, сложил руки над головой и прыгнул за борт.

Интеф был сыном Нила и в воде чувствовал себя как рыба. Почти без брызг вошел в воду, а через минуту появился в пятидесяти шагах от того места, где скрылся в глубине. Его черные волосы вытянулись вдоль спины, и он поплыл словно гигантская нутрия.

– Вон он! – завопил я Тану. – Дави эту свинью! Тан тут же отдал приказ развернуть «Дыхание Гора», но как бы стремительно ни орудовал рулевой своим веслом, ладья разворачивалась медленно. А вельможа Интеф тем временем, как рыба, скользил по воде, саженками продвигаясь к восточному берегу под защиту своих союзников гиксосов.

– Греби! – просигналил Тан гребцам по правому борту. Нос ладьи быстро повернулся. Как только пловец оказался прямо по носу, Тан отдал приказ грести обоим бортам, и мы рванули с места. Однако вельможа Интеф был уже далеко впереди и до берега ему оставалось совсем немного, а там ожидали пять тысяч лучников гиксосов с огромными изогнутыми луками, готовые прикрыть его своими стрелами.

– Моча Сета на их головы! – заорал Тан. – Мы схватим Интефа под самым их носом. – И он повел «Дыхание Гора» прямо вперед, приближаясь к одинокому пловцу.

Когда мы подошли к берегу на расстояние полета стрелы, гиксосы залпом выстрелили, небо потемнело вокруг нас, и свистящая туча обрушилась на ладью и реку вокруг нее. Стрелы падали так густо, что палуба словно покрылась щетиной, некоторых наших гребцов ранило. Корчась и обливаясь кровью, они повалились со скамеек.

Однако Интеф был совсем близко. Оглянулся, и я заметил ужас на его лице, когда он понял, что не сможет уйти от острого носа ладьи. Позабыв о стрелах, я побежал на нос и закричал ему:

– Я ненавидел тебя с самого первого дня! Я ненавидел каждое твое прикосновение. Я хочу увидеть, как ты умрешь. Ты – само зло!

Он услышал меня. Я заметил это по глазам, и тут боги тьмы, его покровители, снова вмешались. Одна из полузатонувших ладей гиксосов плыла на нас по течению, разбрызгивая искры, языки пламени и клубы дыма. Если бы мы коснулись ее, наша ладья тоже заполыхала бы, превратившись в столб огня. Тану пришлось отвернуть и приказать гребцам сдать назад. Пылающая ладья поплыла между нами и берегом. Вельможа Интеф скрылся за ней. Когда горящая ладья проплыла, я увидел своего врага снова. Три смуглых возничих гиксосов вытащили его из воды и помогли ему взобраться на высокий берег.

Наверху он на мгновение остановился и оглянулся, а потом скрылся из виду. Меня трясло от бессильной злобы. На наших людей падали стрелы, поэтому Тан дал приказ развернуться и присоединиться к основным силам, которые добивали еще держащиеся на плаву ладьи гиксосов.

Последние ладьи врага переворачивались, накренившись, зеленые воды Нила заливали их и тушили пламя, с громким шипением поднимая облака пара. Наши лучники высовывались из-за борта и расстреливали в упор беспомощно барахтавшихся гиксосов.

Как только все враги утонули, Тан обратил внимание на западный берег: на небольшую группу вражеских воинов и стадо лошадей, оставшихся там. Когда ладья понеслась вперед, пастухи гиксосов разбежались, но наши воины выскочили на берег с обнаженными мечами и погнались за ними. Гиксосы были конниками и привыкли вести бой на колесницах, а наши парни были пехотинцами и превосходно бегали. Они бросились за неприятелем, как стадо гончих за шакалами. Быстро окружив гиксосов, стали крушить их острой бронзой, и скоро сотни окровавленных трупов усеяли зеленое пшеничное поле.

Я соскочил на берег с первыми воинами. Дело у меня было серьезное. Что проку делать модели и изобретать колесницы, если некому таскать те самые колеса со спицами, которые уже представляются моему воображению.

Мне потребовалось огромное мужество, чтобы направиться к стаду ужасных существ, брошенных пастухами гиксосов недалеко от реки. Каждый шаг в его сторону требовал усилия воли, потому что лошадей было несколько сотен, и их явно обеспокоили и встревожили крики, бегающие люди и звон оружия. Я был уверен, что они в любой момент могут броситься на меня, как раненые львы. Я уже вообразил, как будут рвать на части мою теплую дрожащую плоть, и мужество мое тут же испарилось, я остановился как вкопанный. Стоял и смотрел на лошадей с расстояния в сто шагов, очарованный красотой этих диких хищных зверей, и приготовился спасаться бегством при первом же намеке на нападение.

У меня впервые появилась возможность поближе рассмотреть этих животных. Большинство из них серые с оттенком гнедого. Две или три лошади черные, как Сет. Ростом они были с человека, а грудь у них была широкая, как бочка, шеи длинные и изящно изогнутые. Их гривы напоминали волосы красивых женщин, а шкуры блестели на солнце как отполированные.

Одна из лошадей, стоявшая поближе, вскинула голову и задрала верхнюю губу. Я отступил назад, увидев огромные прямоугольные белые зубы. Она ударила задними ногами по земле и издала такое страшное ржание, что я повернулся и довольно поспешно направился к ладье. Затем хриплый вопль одного из воинов неподалеку остановил мое трусливое отступление.

– Бей чудовищ-гиксосов!

– Бей чудовищ! – подхватили все этот крик.

– Не надо! – закричал я, и весь мой страх за собственную шкуру был забыт. – Не надо! Спасите лошадей. Они нам нужны!

Мой голос потонул в свирепом боевом кличе наших войск, бросившихся на стадо лошадей с поднятыми щитами и окровавленными мечами, с которых капала кровь пастухов. Некоторые воины останавливались и пускали стрелы по стаду лошадей.

– Не стреляйте! – Я проследил, как черный, сверкающий на солнце жеребец, встал на дыбы и заревел, когда стрела впилась ему в холку.

– Не надо, пожалуйста, не надо! – вопил я, а один из моряков подбежал с легким боевым топором к молодой кобыле и ударил по суставу над копытом. Удар покалечил ее, и она не могла убежать. Вторым ударом по шее он свалил лошадь, и та забилась на земле.

– Не троньте их, не троньте, – умолял я, но стрелы повалили еще дюжину животных, а мечи и топоры искалечили и убили по крайней мере еще столько же, прежде чем стадо испугалось и три сотни лошадей, вскинувшись, поскакали галопом в пыльную пустыню запада.

Прикрыв глаза от солнца, я смотрел, как они уносятся прочь. Мне почудилось, что частица моего сердца убежала вместе с ними. Когда они исчезли, я попытался защитить пораненных и искалеченных стрелами животных, скрывшихся в зарослях папируса, но воины опередили меня. Их ярость была столь велика, что они собирались вокруг поваленных трупов и свирепо пронзали их мечами, отрубали конечности и головы.

Немного в стороне, за островком папируса, вдали от глаз разъяренных воинов стоял тот самый черный жеребец, в которого попала первая стрела. Он был тяжело ранен и, спотыкаясь, брел вперед. В холке у него торчала стрела. Не думая о собственной безопасности, я подбежал к нему и остановился, когда он повернулся ко мне.

Только тогда я понял, какая опасность мне угрожает. Зверь ранен и, как лев в подобной ситуации, наверняка бросится. Жеребец смотрел на меня, я смотрел на него и вдруг почувствовал, как страх падает с моих плеч, как ненужный в жару плащ.

Огромные глаза туманила боль. При виде этих добрых, красивых глаз сердце мое наполнилось жалостью. Он издал тихий прерывистый звук и побрел ко мне. Я протянул руку и коснулся морды, ощутив, что она теплая и гладкая, как аравийский шелк. Черный подошел ко мне и прижался лбом к моей груди таким доверчивым и умоляющим, почти человеческим движением. Он просил о помощи.

Я инстинктивно обнял жеребца за шею и в этот момент больше всего на свете жаждал спасти его. Но кровь текла из ноздрей по моей груди. Я понял, что стрела пронзила его легкие и он умирает. Я уже ничем не мог помочь ему.

– Бедняжка, что же эти глупые невежественные негодяи сделали с тобой? – прошептал я. Сквозь горе и муки я смутно осознал, что жизнь моя снова меняется и что этому умирающему существу я обязан переменой в своей судьбе. Каким-то образом я вдруг понял, что через многие годы ноги мои оторвутся от африканской почвы, а после этого за моей спиной будут оставаться следы лошадиных копыт. В моей жизни появилась еще одна большая любовь.

Жеребец снова издал тот же трепещущий звук, его дыхание согревало мою кожу. Потом ноги подогнулись, и он тяжело упал на землю, судорожно пытаясь наполнить воздухом пробитые стрелой легкие. Розовые пузырьки лопались в ране у него на спине. Я присел рядом с ним, поднял голову, положил ее себе на колени и держал так до тех пор, пока он не умер. Потом поднялся и вернулся туда, где пристала к берегу «Дыхание Гора».

Я не видел, куда шел, горячие слезы ослепляли меня. Опять и опять я проклинал себя за то, что был таким мягкосердечным и сентиментальным дураком, но это не помогало. Я никогда не мог пройти мимо страданий живых существ или людей, в особенности красивых и благородных.

– Проклятие, Таита! Где ты пропадаешь? – обрушился на меня Тан, когда я взобрался на борт ладьи. – Идет бой, войско не может ждать, пока ты там мечтаешь!

И все-таки он не бросил меня на берегу!

ТАН даже не стал слушать, когда я попросил дать людей, чтобы отправиться в пустыню за табуном сбежавших лошадей. И сразу оборвал меня:

– Я не желаю иметь дело с этими грязными, погаными тварями! Мне жаль только, что воины позволили им бежать и не перебили всех до одного. Пусть львы и шакалы исправят их ошибку! – Я понял, что он ненавидит лошадей так же, как и последний невежественнейший мужик его отряда.

– Ты ли стоял рядом со мной на равнине Абнуба? – Обычно я не вступаю в громкий спор на людях, но его упрямство разозлило меня. – Или это был какой-то тупоголовый дурак? Разве ты не видел, как будущее несется на тебя под грохот копыт и колес и рубит на части твоих воинов? Неужели ты не знаешь, что без колесниц и лошадей и тебя, и Египет ожидает гибель?

Наша дружеская перепалка проходила на кормовой надстройке «Дыхания Гора». Подчиненные Тана замерли, онемев, когда услышали, как раб называет Великого Льва Египта и командующего всеми войсками тупоголовым дураком. Однако я уже не мог сдержаться.

– Боги принесли тебе удивительный дар! Три сотни лошадей были у тебя в руках! Я построю тебе колесницы. Неужели ты настолько слеп, что не понимаешь этого?

– У меня есть корабли! – заорал в ответ Тан. – Мне не нужны эти отвратительные каннибалы. От них воротит всех приличных людей и добрых богов! Это существа Сета и Сутеха, я не желаю иметь с ними дела.

Я слишком поздно понял, что поставил Тана в такое положение, когда тот уже не мог уступить. Он был умным и рассудительным человеком до тех пор, пока не задета его гордость. Я понизил тон и заставил свой голос звучать медоточиво.

– Тан, выслушай меня, пожалуйста. Я держал на руках голову одного из этих животных. Они сильные, но поразительно нежные. В их глазах светится ум верного пса. Они не едят мяса…

– Откуда ты это знаешь? – насмешливо спросил он, скрывая оскорбленную гордость.

– По зубам. У них нет клыков и когтей хищников. Среди копытных только свиньи едят мясо, а это не свиньи. – Я увидел, что Тан колеблется, и продолжил:

– Если тебе этого недостаточно, посмотри на припасы, которые гиксосы переправили через реку. Разве нужна такая гора сена, чтобы кормить стадо человекоядных тварей?

– Мясо они едят или сено, я с тобой спорить не буду. Ты слышал мое решение. Пусть эти проклятые лошади погибнут в пустыне. Таково мое последнее слово.

Он гулко зашагал прочь, а я пробормотал себе под нос:

– Последнее слово? Посмотрим.

Как правило, я могу добиться своего от моей госпожи, а ее слово в Египте теперь было последним. Я отправился к ней в тот же вечер, как только царская барка присоединилась к боевым ладьям.

Без ведома командующего всеми войсками и возлюбленного царицы я показал ей маленькую модель колесницы с вырезанными из дерева миниатюрными лошадьми, которых я специально сделал для нее. Царица Лостра была очарована. Конечно же, она не видела, как отряды колесниц на полном галопе несутся на египетские войска, и они не успели пробудить в ее сердце ненависть, как у большинства воинов. Когда я сумел увлечь ее, стал описывать смерть жеребца в таких душераздирающих подробностях, что мы оба разрыдались. Она не может устоять перед моими слезами – впрочем, как и я перед ее.

– Ты должен немедленно отправиться в пустыню и спасти этих чудесных животных. Когда ты найдешь их, я приказываю тебе снарядить отряд колесниц для моих войск!

Если бы Тану удалось опередить меня, царица вряд ли отдала бы такой приказ, и история нашего мира была бы иной. Теперь Тан так разозлился на меня за мой обманный ход, что мы чуть было не рассорились с ним. Никогда еще мы не были так близки к разрыву.

По счастью, царица Лостра приказала мне как можно скорее высадиться на берег и отправиться за лошадьми, поэтому я смог избежать его гнева. У меня оставалось лишь несколько часов на сборы. Помощника себе я получил там, где никак не ожидал найти.

Мне никогда не нравился Гун, сорокопут, захваченный в Галлале. Теперь он командовал одной из ладей, но Тан сжег ее в Абнубе. Гуи стал кормчим без ладьи и, естественно, искал повода отличиться. Он нашел меня, как только слух о моем поручении распространился по флоту.

Дата добавления: 2015-07-25