Глава 5. Крах. 5 страница

"Да," сказал Альтман. "Или, возможно, даже более экстремально. Что если это понимать буквально? Что если это означает каким-то образом преобразовать нас из множества созданий в единое?"

"Это звучит неосуществимо," сказал Стивенс.

"Это новая область," сказал Альтман. "Едва ли мы знаем, что осуществимо, а что нет. В любом случае, это опасно. Наш курс может быть не на Утопию, а навстречу истреблению."

"Возникает важный вопрос," спокойно сказал Стивенс.

"Какой?"

"Независимо от того, что мы ожидаем от Маркера: видим ли мы в нём нечто, что дарует нам могущество, или что-то, чему следует поклоняться, или объект научного исследования, вопрос в том - мы используем Маркер или это Маркер использует нас?" Впервые образ непоколебимого Стивенса был нарушен, и Альтман уловил нечто, напоминающее вырвавшийся проблеск тревоги. Он закрыл глаза ладонью. Когда после короткой паузы он убрал руку, его спокойный вид вернулся.

"Еще одна вещь," сказал Стивенс. "Мертвые говорят о неком единстве, другие о 'тикающих часах'. Что под этим подразумевается? Какое это имеет отношение к Воссоединению? Маркер пробуждается сейчас, чтобы наказать нас за неэффективное использование нашего времени?"

"Я не знаю," ответил Альтман. "Возможно, дела обстоят не столь угрожающе, но я думаю, что это может быть нечто серьезнее. Мертвые ведут себя так, как если бы мы столкнулись с каким-то крайним сроком. Крайний срок, рубеж которого мы, очевидно, пересекли. О Воссоединении говорится, как о попытке начать сначала, но я не представляю, что это 'начало' может означать для нас. Может быть, это будет просто новый старт для Маркера, или чего-то, что контролирует его. Возможно, Воссоединение означает нашу зачистку, чтобы начать какой-то новый цикл, некую новую фазу какого-нибудь неизвестного процесса, частью которого мы являемся."

"Если ты прав," сказал Стивенс, "человеческий род находится на грани исчезновения. В любом случае, Воссоединение подразумевает конец жизни таким, каким мы его представляем."

"Да," сказал Альтман.

"Так что же нам делать?"

"Этому нужно положить конец," ответил Альтман. "Но я не знаю как. Теперь, когда он активен, я не думаю, что нам поможет, если мы просто вновь утопим Маркер. Мы должны в достаточной мере удовлетворить его, чтобы он замолчал и оставил нас в покое на некоторое время. Но нельзя перестараться, чтобы не ускорить этот процесс Воссоединения. Я не знаю, что еще можно сделать, пока не стало слишком поздно, кроме как попытаться понять, о чём он говорит. Возможно, когда мы поймем его, то сможем выяснить, как с ним общаться."

"Но ты можешь и ошибаться," сказал Стивенс. "Фактически Маркер может обещать нам вечную жизнь."

Альтман кивнул. "Я могу ошибаться," сказал он. "Но я не думаю, что я ошибаюсь. Ты сам мне говорил: уровень самоубийства вырос, число преступлений насильственного характера возросло. Головные боли у некоторых людей настолько ужасны, что они пытаются остановить их, расшибая свою голову о стену, пока не трескается черепная коробка. Все койки в лазарете переполнены, но остались еще люди, которые кричат от боли и которым некуда идти. Некогда уважаемые учёные изрисовуют стены своих комнат своим же собственным дерьмом. Каким боком тебе это напоминает вечную жизнь?"

Стивенс вздохнул. "Это может быть просто промежуточный этап. Известно ли тебе о 'пари Паскаля'?" спросил он.

"Кто это?" спросил Альтман.

"Блез Паскаль," сказал Стивенс. "Философ семнадцатого века. Сейчас позабыт в основном, хотя один из первых кораблей, уничтоженных в лунных перестрелках, был назван в его честь. Его пари приводит доводы, что поскольку существование Бога не может быть установлено с помощью разума, то человек должен жить так, как если бы Он действительно существовал. В этом случае он (человек) теряет очень мало, если Бога нет, и получает всё, если Он всё же существует."

"И какое это имеет отношение к---"

"Я подхожу к этому вопросу," сказал Стивенс. "Я могу верить либо в то, что ты мне рассказываешь или же я могу верить, что в глубине души Маркер преследует наши наилучшие интересы. Если я верю в то, что ты мне говоришь, это означает, что, скорее всего, будущее человечества обречено на погибель и свои последние дни я проведу, ломая голову над проблемой, которая не может быть решена. Если же я верю в то, что интересы Маркера основаны на лучших побуждениях, тогда, полон надежд, я буду двигаться вперёд, навстречу моему собственному спасению."

"О, мой Бог, ты стал настоящим верующим!," сказал Альтман.

"А для чего еще, ты думаешь, я убедил Маркоффа освободить тебя? Хочу от всего сердца пожелать тебе удачи," сказал Стивенс. "Если ты прав, а я ошибаюсь, то надеюсь, что ты сможешь найти решение и спасешь всех нас. Если же я прав, а ты ошибаешься, тогда у меня есть все основания, чтобы извлечь пользу от своей веры."

"Вера не работает по такому принципу," сказал Альтман. "Ты не можешь вот так просто взять и решить, что будешь верующим."

"По всей видимости, ты и вправду не сможешь," сказал Стивенс. "Но я смогу. Я надеюсь, что ты ошибаешься."

Альтман наблюдал, как тот протянул руку и прервал видеосвязь.

Альтман осознавал, что, скорее всего, позицию Стивенса разделяют многие, хотя лишь незначительная часть его доводов звучала целесообразно. Либо же это походило на вразумительный способ, с помощью которого они ухитряются преднамеренно закрывать глаза на опасность. Распространение точки зрения Альтмана среди его коллег грозило возмущением с их стороны, а также вероятным нападением на него. И даже если они поверят ему, это вполне может означать, что паника, страх и депрессия могут подорвать их работоспособность.

Нет, он собирался организовать свой собственный небольшой гамбит, так называемое 'пари Альтмана'. Он будет держать пари, что сможет сделать вид, как если бы он согласился. Сделать вид, что движется навстречу своей судьбе, выполняя волю Маркера. И затем в последнюю минуту, как только будет обладать достаточной информацией, чтобы ликвидировать его, он повернет события в свою пользу. Если он одержит победу, то жизнь, вероятно, продолжит существование приблизительно в своём прежнем виде. Если он проиграет, то, скорее всего, будет мертв и, наверное, все остальные тоже.

Не такие уж хорошие шансы, но это были единственные шансы, которыми он располагал.

Шоуолтер был тем, кто сделал первоначальный прорыв, предложив вероятное назначение Маркера. Он выдвинул теорию, что символы были некими математическими кодами, которые символизировали ДНК. А сам Маркер представлял собой репрезентацию ДНК последовательности.

Специалисты приступили к расшифровке этой последовательности. Другой учёный, радиоастрономист по имени Грот Гуте, сделал следующий прорыв, предположив, что сигналы Маркера могут быть прочитаны, как трансляция последовательности генетического кода. Филд был уверен, что Альтман слышал об обеих теориях.

Команда Шоуолтера провела свой анализ ДНК Маркера и составила генетический профиль, который, как он рассказал Альтману, был удивительно похож на человеческий.

"Итак, приблизительно соответствует человеческому?" спросил Альтман.

"Возможно," ответил Шоуолтер. "Может быть, даже полностью соответствует человеческому. Я думаю, что Маркер обладает ДНК кодом наших предков."

"Значит, это записи нашего генетического кода," сказал Альтман. "Ну и что из этого?"

"Не только записи," сказал Шоуолтер. "Мы думаем, что этот код также передается через импульс, преднамеренно делая небольшие изменения в генетической структуре человеческих организмов. Фактически, это могло быть началом человеческой жизни."

Альтман не знал, что ответить. Это было ошеломляюще - подумать, будто человеческая жизнь зародилась не посредством эволюции или дара Господнего, а основывалась на Маркере.

"Но зачем ему проводить ретрансляцию нашего генетического кода?" спросил Альтман. "Ведь мы уже эволюционировали. Какой в этом смысл?"

"Ты уже говорил с Гротом Гуте?" спросил Шоуолтер. "Он столкнулся с неожиданной проблемой. Ради Бога, сходи и поговори с ним."

Так он и сделал. Немецкий учёный оказался не таким, каким себе представлял его Альтман: он был небольшого роста, худощавый, его кожа была практически лишена волосяного покрова. Он выглядел безобидно, почти беспомощно. Казалось, он ожидал Альтмана.

"Да," сказал он, "Гер Доктор Филд рассказал мне о Вас. Вы один из нас, так ведь?" Альтман не ответил на вопрос ни единым жестом, но Гуте продолжил. "Вы хотите узнать насчёт импульса," сказал он. "А также смогла ли моя команда расшифровать его. Наверно, Доктор Шовалтер рассказал уже кое-что, так?"

"Да," ответил Альтман.

"Возможно, мы расшифровали импульс. Но у нас появились осложнения."

"Какие осложнения?"

"Моя команда декодировала сигнал, и мы полагаем, что декодировала правильно. Мы понимаем, что это КОД и понимаем, ЧТО это за код. Гер Доктор Шовалтер тоже полагает, что он декодировал сигнал и также уверен в правильности своих результатов. Осложнение заключается в том, что у нас разные ответы. Для него этот код является шагом к последовательности человеческой жизни. Для меня это нечто совсем другое, не соотносимое с известными нам видами. Сейчас я составляю свою синтетическую версию, чтобы посмотреть на неё поближе."

"Возможно, один из вас ошибается," сказал Альтман.

"Возможно," сказал Гуте. "Или, возможно, импульсный сигнал транслирует код, разнящийся от того, который закодирован в Маркере." Он наклонился вперёд и посмотрел на Альтмана твёрдым взглядом. "Я должен тебе кое-что сказать," произнес он. "Я верующий, и ты не должен сомневаться в моей вере. Но я также и учёный. Я внимательно изучил расчёты Гер Доктора Шоуолтера и внимательно осмотрел свои собственные. Наши расчёты верны. Если Маркер был началом человеческой жизни, то ему нет необходимости осуществлять трансляцию сигнала сейчас. И всё же мы имеем коммуникационный импульс с неизвестным генетическим кодом. Но, возможно, это дефектный импульс с дефектным генетическим кодом. И, возможно, этот Маркер начал процесс разрушения."

"Воссоединение," сказал Альтман.

"Но есть вероятность, что Маркер просто сбился с толку," сказал Гуте. "Мы должны попытаться понять его. Мы должны работать с ним."

"Но что, если он и в самом деле намеревается это сделать?" спросил Альтман.

"Гуте нащупал под своей рубашкой амулет и сжал символ Маркера в кулаке. "Нет, он не намеревается этого делать," настаивал он. "Маркер находится здесь для нас. Он просто сбит с толку." А затем он посмотрел на Альтмана, словно ожидая наставлений.

Альтман только кивнул и ушел, не проронив ни единого слова.

Я окружен сумасшедшими, размышлял он, не в силах ничем помочь себе. Фанатики.

Но позже в эту же ночь, в нём зародились сомнения. Что если Гуте был прав? Что если Маркер просто вышел из строя? Может быть, они смогут восстановить его, вернув образец остова Маркера в своё законное место.

Нет, это нелепо, понял Альтман. Он передавал сигнал еще до того, как был взят образец.

Он лежал в кровати, уставившись в потолок, пока другая мысль не посетила его. Но, может быть, тогда велась трансляция иного сигнала - правильного сигнала.

Альтман не мог уснуть до тех пор, пока хотя бы не попытается.

Он разбудил Шоуолтера и объяснил ему, что он хочет сделать.

"Уже пытались," сказал Шоуолтер. "Ничего не изменилось."

"Но, возможно---"

"Отсутствующая часть не является критической," объяснил Шоуолтер. "Фактически, ни одна его часть не является критической. Маркер это комплексная, но самовоспроизводящаяся изнутри структура, подобно тому, как воспроизводит себя панцирь наутилуса. Даже если его части сломаны или повреждены, он все еще продолжает работать. Вероятно, единственный способ остановить функционирование Маркера - это распылить его."

Подавленный, Альтман вернулся в кровать. Одно очко в пользу Маркера. Не повреждается, или, по крайней мере, им не известно способа, которым бы можно было его повредить. Это означает, что по некоторым причинам, он должен функционировать, вне зависимости от состояния, в котором находится. Либо он работал для их же блага, либо для их уничтожения.

Гер Доктор Гуте не спал уже несколько часов. С помощью своей команды, он провёл анализ ДНК синтетической молекулярной цепочки, а после посредством наносистемы получил их биотически-составную модель. Затем он тщательно пробежался по результатам, чтобы убедиться в их безошибочности. Подсчеты были грубыми, вряд ли это была работа, которой бы он мог гордиться, но они были правильными. Если бы он мог получить повторные результаты, то был бы в состоянии сделать некоторые выводы о исходной молекулярной цепочке и о цели мутации. Это, в свою очередь, может сказать ему - был ли Маркер повреждён или он работал так умышленно.

День и ночь вместе с ним его команда работала не покладая рук. Пока в итоге они не провели серию инъекций прокси-ядер четырем десяткам эмбриональных клеток овец с последующей химической стимуляцией, чтобы заставить их делиться. После этого им ничего не оставалось делать, кроме как ждать. Либо это сработает, либо нет. Впервые за несколько часов он окинул взглядом свою команду и увидел, что они были измождены и измотаны, некоторые из них едва стояли на ногах. Поэтому он отправил их по койкам.

Гер Доктор Гуте и сам намеревался отправиться спать. Вот только уставшим он себя не чувствовал. Фактически, он даже не мог вспомнить, когда последний раз уставал. Он не спал в течение нескольких дней.

И так он задержался в лаборатории, в одиночку. Он ждал, не двигаясь, сидя на своём рабочем стуле. Он чувствовал, что вошел в совершенно иное душевное состояние - состояние, в котором ему не нужен был сон. И он надеялся, что ему никогда больше не придется спать. Это, он был уверен, благодаря Маркеру.

Размышляя над своими убеждениями, он вытянул из своей рубашки амулет и сжал значок Маркера в кулаке. Придёт ли она? Сможет ли она прийти, если он подумает об этом достаточно усердно?

И в тот же час она вышла из стены и направилась к нему. Сначала она представляла собой не более, чем неясное очертание, но как только он еще более сжал амулет и сконцентрировался, она начала меняться. Призрачный воздух вокруг её развеялся и она стала собой - высокая, худощавая, безупречное лицо, за исключением одного небольшого шрама чуть выше её левой скулы.

Я скучала по тебе, сказала она.

"Я тоже скучал по тебе," ответил он.

Она улыбнулась, из её рта потекло небольшое количество крови, но не слишком много. Он попытался не обращать на это внимания. За исключением крови, ему было приятно видеть, как она улыбается.

Что ты делаешь? спросила она.

"Опыт," ответил он. "Я пытаюсь понять, что вернуло тебя к жизни."

Весьма похвально, сказала она. Но я хочу, чтобы ты не делал этого.

"В таком случае я хотел бы поговорить с тобой," сказал он. "Возвращаясь к тому времени, когда ты была жива. Ты знаешь, я следил за тобой. Я следовал за тобой повсюду."

Я знаю, сказала она.

"А потом ты умерла и я думал, что упустил свой шанс. Но теперь ты снова здесь."

Я всего лишь воображение твоего разума, сказала она. Ты знаешь это. Ты сам мне об этом говорил. И ты знаешь, что я просто мысленная конструкция, составленная из твоих воспоминаний.

"Я знаю," ответил он. "Но ты выглядишь такой настоящей."

Она улыбнулась вновь, на этот раз шире, кровь начала бежать по её скуле, переходя на подбородок. Именно такой он нашёл её двадцать лет тому назад. Он даже не знал её имени. Тогда, как и сейчас, он не был уверен в том, что с ней случилось. Когда он нашёл её, она уже была в состоянии, не граничащим с жизнью. И сейчас она продолжала умирать, но сознание возвращало её к жизни вновь и вновь.

Ты не должен..., начала она, а затем медленно растворилась и исчезла. Он вздохнул. Сообщения от Маркера никогда не были содержательными. Он никогда не слышал столько, сколько слышали его коллеги. Он полагал, что причиной этому было то, что его желание увидеть девушку было слишком значительным, слишком настойчивым.

Он заглянул в инкубационную камеру и был удивлён, что все сорок клеток во всех сорока ёмкостях увеличились в численности. Это был беспрецедентный случай. Также была беспрецедентной скорость, с которой они размножались - он никогда не видел ничего подобного. Прошло всего лишь несколько часов, а образцы уже были видны невооруженным глазом.

В течении следующего часа он пребывал в ожидании, наблюдая за ними, пока каждая из ёмкостей не заполнилась бледно-розовым веществом, которое представляло из себя не что иное, как биологическую ткань. Должен ли он осмотреть её поближе? Почему нет: здесь достаточно образцов. Какой вред будет от того, что он осмотрит лишь один?

Он открыл ёмкость и пропустил через образец слабый электрический разряд. Розоватая субстанция встрепенулась, как если бы почувствовала его. Возможно, это причиняет боль.

Он перевернул ёмкость и вылил содержимое на стол. Перед ним находилось слегка волнообразное вещество. С помощью скальпеля он осторожно разрезал его пополам. Он наблюдал, как лезвие разделяет субстанцию на две половинки, образуя между ними пустую борозду. А затем смотрел, как вещество вновь соединяется обратно в единый слой, не оставляя ни одной видимой линии или рубца. Изумительно, подумал он.

Он всё ещё экспериментировал с образцом, когда показалось лицо его бабушки, парящее прямое над столом. В испуге он подпрыгнул.

Несомненно, он любил свою бабушку, но не настолько, как эту девушку. Или, возможно, это просто было нечто иное: он знал девушку лишь короткое мгновение, а потому его любовь к ней была чистая и непорочная. Его чувства к своей бабушке были гораздо более сложными. После смерти его родителей, она взяла его к себе. Обходилась с ним нормально, но она была уже старая и сварливая, и иногда делала вещи, которые он понимал с трудом. А потом однажды, когда он стал немного постарше, она просто исчезла. Даже тогда в основном он понимал, что с ней что-то случилось, нечто, с чем она не могла справиться, что, возможно, её даже убили. Но часть его с трудом подавляла обиду на то, что она не вернулась.

"Что тебе нужно?" спросил он на немецком.

Это так ты разговариваешь со своей бабушкой? произнесла она на английском с ярко выраженным акцентом, хотя он знал, что если бы она была настоящей, то бранилась бы на немецком.

"Извини," сказал он. "Я думаю, ты пришла, потому-что есть что-то, о чём девушка была не в состоянии выразить. Ты же знаешь, я люблю тебя."

Так-то лучше, сказала она и протянула ему конфету в целлофановой обёртке. Она всегда делала так, когда была еще жива. Он попытался взять её, но его рука встретила пустоту.

Пришло время, сказала она. Ты и так узнал слишком много. Сейчас самое время.

Время для чего? Он не ощущал себя единым целым, с тех самых пор, как потерял свою бабушку. И теперь она снова была здесь, но одновременно и не здесь. Он мог видеть её и слышать, но не мог ни прикоснуться к ней, ни почувствовать её запах. Вся его жизнь была такой, жизнь утрат: сначала ушли его родители, затем бабушка. В конце концов, всё, что у него осталось - это его лаборатория, единственное, на что он мог рассчитывать. Его лаборатория никогда не подводила его.

Ты слушаешь меня? спросила она, щелкнув пальцами. Ты понимаешь, о чём я говорю? Ты должен раз и навсегда прекратить это исследование!

Прекратить исследование? Он почувствовал, как в нём растет гнев. Она никогда не понимала того, что он пытался делать, так почему его должно удивлять то, что она не понимает его и сейчас?

"Но я делаю важную работу," сказал он. "Я делаю открытия, находящиеся за рамками человеческого воображения."

То, что ты делаешь - опасно, сказала она. Поверь мне, дитя. Я говорю это для твоего собственного же блага. Маркер уничтожит тебя. Ты должен прекратить это, пока не стало слишком поздно.

На её глаза наворачивались слёзы. Прекратить работу? А что ещё у него было? 'Это не совсем она,' говорил он себе. Маркер просто позаимствовал её образ и голос. Почему он не мог остаться с той девушкой? Он любил её, но никогда не был с ней, поэтому он не мог скучать по ней точно так же, как скучал по своей бабушке. А теперь Маркер пытается манипулировать им, используя её, чтобы заставить его остановиться.

"Пожалуйста, уходи," сказал он, стараясь не смотреть на её. "Ты просишь слишком много."

Слишком много? сказала она. Её голос теперь был немного резким и действовал на нервы. Мне нужно, чтобы ты выслушал меня, Гроте. Это очень важно.

Он простонал. Он не мог слушать; не мог этого выдержать. Он закрыл свои уши, но каким-то образом всё ещё продолжал слышать её. Он закачал головой назад и вперёд, одновременно начав петь так громко, как только мог. Он по-прежнему мог слышать её, всё еще осознавал, что она говорит слова, но не мог расслышать, о чём в точности они были. Но она просто стояла там и говорила, отказываясь уходить.

Он закрыл глаза, её голос всё ещё гудел. Что ему сделать? Он так устал, ему просто нужен отдых. Как ему прогнать её?

В недоумении, он говорил себе, что она была всего лишь мысленной конструкцией: ЕГО мысленной конструкцией. Если он просто перестанет думать, он сможет прогнать её. Всё, что ему нужно - это вырубить себя, и он будет в порядке.

Там в выдвижном ящике стола находился шприц с новой иглой. Чтобы дотянуться до его, ему необходимо было убрать руки от ушей. Внезапно, её слова пронзили его голову с ещё большей громкостью.

Нет, Гроте! кричала она ему. Останови это безумие прямо сейчас! Ты абсолютно не понимаешь. Ты лишь навредишь себе!

Его бросило в дрожь. Ему необходимо успокаивающее. А вот и оно, уже на столе.

Гроте! сказала она. Разве ты не понимаешь? Это то, чего хочет Маркер! Ты не соображаешь. Прекрати и послушай!

"Оставь меня в покое," пробормотал он.

Он прикрепил иглу и начал набирать жидкость. Она оказалась более вязкой, чем он предполагал и с трудом проходила внутрь. Продолжая слушать нытье своей бабули, он перевязал руку и постучал по вене, а затем приставил к ней иглу.

Гроте, зачем ты это делаешь? спросила она.

"Мне просто нужно поспать," сказал он и вонзил иглу. "Всего несколько часов сна."

Жгучая жидкость проникала внутрь вены, а затем его рука начала покалывать. Бабушка смотрела на него страшным взглядом, переполненным скорбью.

Ты думаешь, что это успокоительное? спросила она, покачала головой и отступила, на её лице было выражение ужаса.

Это не то, чем оно кажется. Ты лишь ускорил Воссоединение. Ты должен спешить к Маркеру, сказала она. Зона окружающая Маркер - это мёртвое пространство [dead space], которое остановит в тебе этот процесс и защитит от его развития. Ступай туда, покажи остальным, что с тобой случилось и предупреди их. Ты должен убедить их оставить Маркер в покое. Ты должен попытаться остановить Воссоединение, пока не стало слишком поздно. Это важно, чтобы ты убедил их. Очень-очень важно.

А потом она медленно растворилась в небытие.

Некоторое время он так и сидел, испытывая облегчение, пока до него не начало доходить - всё, что она говорила, было не для того, чтобы досадить ему; она говорила правду.

О, Боже, подумал он, глядя на пустую ёмкость на столе, пустой шприц, и понимая, что он только что вколол. Он посмотрел на свою руку: странная опухоль в вене, болезненное волнообразное движение, которое не принадлежало к его собственным, теперь оно исходило глубоко из его руки.

Он дотянулся и включил сигнал тревоги, но затем обнаружил, что не может спокойно усидеть на месте. Что-то было не так. Что-то уже начало изменяться. Его рука покалывала, началось онемение, и теперь волнообразные колебания стали еще больше, начали распространяться. Ему нужно было выйти, он должен был увидеть Маркер, должен поговорить с ним. Его бабушка сказала - Маркер спасёт его.

Он рванул из помещения и направился вниз по спиралевидному коридору. Аварийная сирена продолжала выть, начали выходить люди, все они были озадачены. Спотыкаясь, он промчался через две лаборатории, для которых у него была карточка доступа, а затем через прозрачный коридор, на стенах которого играла вода, постепенно повышаясь в уровне.

Там, в конце, была дверь, ведущая в отсек с Маркером, перед ней стояли двое охранников.

"Впустите меня," сказал он.

"Извините, Профессор Гуте," сказал один из них. "Включен сигнал тревоги. Разве вы не слышите?"

"Что с вашей рукой?" спросил второй странным голосом.

"Я дал сигнал к тревоге. Вот почему я должен войти. Рука," невнятно произнес он. "Мне нужно поговорить с ним о руке."

"Нужно поговорить с кем?" подозрительно спросил первый охранник. Оба караульных подняли своё оружие.

"С Маркером, тупица!" сказал он. "Мне нужно, чтобы он сказал мне, что со мной происходит!"

Охранники переглянулись. Один из них начал быстро сообщать что-то в модуль связи; второй теперь активно направлял на него пистолет.

"Итак, Профессор," сказал он. "Успокойтесь. Вам не о чем волноваться."

"Нет," сказал он, "ты не понимаешь."

К этому времени в коридоре уже находились и другие люди, они стояли за его спиной, наблюдали, озадаченные.

"Всё, что я хочу - это увидеть его," умолял он охранников.

"Что случилось с его рукой?" спросил кто-то позади его.

Теперь рука была искривлена. Она была повёрнута в обратную сторону, как если бы её отрезали, перевернули, а затем снова пришили. Теперь этот процесс затронул не только руку, но также и плечо, и грудную клетку - всё изменялось.

Он попытался заговорить, но из его уст доносилось лишь нечто, похожее на глубокий звук рвоты. Сигнал тревоги все ещё работал. Он сделал шаг вперёд, теперь охранники выкрикивали предупреждения. Он поднял руку перед собой и они отскочили назад, медленно отходя в сторону. "Я буду стрелять! Я буду стрелять!" выкрикивал один из них, но не стрелял. Сейчас Гуте был у двери, он провёл своей карточкой. С глухим звуком пуля вошла ему в ногу, но это уже не имело значения, он едва почувствовал её. А потом дверь открылась и он ввалился внутрь.

Отсек был пуст, за исключением его и Маркера. Он направился к нему, его раненная нога внезапно отказала. Волочась на коленях, он продолжал движение, пока в конце концов не смог прикоснуться к нему.

Что бы не происходило в его руке, было похоже на то, что оно прекратилось. Лучше не становилось, но и не ухудшалось тоже. Маркер помогал. Маркер остановил это. Он вздохнул с облегчением, а затем вздрогнул от пронзительной боли в ноге.

Он хотел остаться здесь, под защитой Маркера. Как только он поймёт, что произошло, то сможет подключить свою команду к работе над улучшением его состояния. В худшем случае ему придётся ампутировать руку.

Сигнал тревоги прекратился и он обнаружил, что думать стало легче. Нужно чтобы кто-то перенёс сюда его лабораторию и тогда он сможет продолжить свою работу. Он передвинул ногу и поморщился от боли. Краем глаза он увидел, что дверь в помещение открывается. Он повернулся и распознал одного из главных, человек, руководящий охраной, единственный с бесчеловечным лицом. Как его имя? Ах, да, Кракс. Он был одним из тех, кто поможет перенести его лабораторию. И он привёл с собой остальных, много здоровых крепких парней. Все они смогут помочь.

Он едва успел открыть рот, чтобы заговорить, когда Кракс поднял свой пистолет и выстрелил ему в лоб.

"В этом не было необходимости," сказал Маркофф за его спиной.

"Забавно," сказал Кракс. "Вы никогда в действительности не казались мне человеком брезгливого типа."

"Я и не из брезгливых," сказал Маркофф. "Но его состояние заслуживало изучения, пока он всё ещё был жив."

Кракс пожал плечами.

Маркофф посмотрел на него леденящим взглядом. "Передай им тело для изучения. И смотри, чтобы больше не облажаться," сказал он. "Не начинай воображать, будто ты не являешься расходным материалом. Сейчас ты еще больше расходный материал, чем был десять минут тому назад." Он развернулся на своей пятке и ушёл.

Кракс смотрел ему вслед, испытывая одновременно, как небольшое презрение, так и небольшой страх, а затем и сам направился к двери.

"Заберите тело," сказал он охранникам. "Отнесите его в одну из лабораторий и оставьте там." Он посмотрел на толпу научных сотрудников. "У кого-то из вас есть опыт препарирования?" спросил он. Почти все из них подняли руки. Он наугад выбрал троих из них. "Тщательно осмотрите его и расскажете мне, что с ним произошло." А затем он протолкнулся через уже рассредоточенную толпу и ушёл.

Дата добавления: 2015-11-16