Некрасивый мальчик

Автор: Игорь Васильев

Краткая аннотация. Красота, в которую не веришь сам, будет разрушена твоим же Творением

Город утопал в каштанах, благоухал мимозами, искрился сотнями фонтанов, заставляющих трепетать воздух. Пестрые какаду перелетали с ветки на ветку, тревожа махаонов жаждущих сумерек. Утренние зори были насыщенны красками, а когда Горожане поднимали голову, то голубое небо, густое и бездонное наполняло их взоры.

Это был красивый Город.

Каждый житель знал, кому обязан столь осязаемым великолепием. Вечером, закончив чинить водопроводы, ремонтировать повозки и шить одежду, Горожане выходили прогуляться по улицам. Путь их пролегал по Мольбертовой площади, мимо золоченных колон, окружающих дом Художника. Не было точного времени, когда хозяин выходил на балкон. Едва Творец появлялся, кому посчастливилось оказаться поблизости, радостно хлопали в ладоши и кричали: «Браво»!! Заслышав первые овации, все Горожане присоединялись к проявлению восторга.

Художник раскланивался, подходил к краю балкона и, сделав шаг вперед, расправлял крылья. Рукоплескание и крики Горожан поднимали его к небу. Сделав обязательный круг, он взмывал вверх и отправлялся по своим делам. Очередь на портреты, сделанные кистью Мастера, была расписана на годы вперед. Не каждый герцог или архиепископ мог, удостоится чести позировать в одном из загородных домов живописца. Счастливцы, что имели его работы, никогда не жалели о потраченных, надо признаться – немаленьких, деньгах. Какие бы недостатки не портили их внешность, Автор находил достоинства, на фоне которых большой нос, косоглазие или бородавка над губой только улучшало и подчеркивало гармонию лица. Глупцы выглядели умудрёнными мыслителями, толстые матроны – заботливыми и ласковыми матушками, скупердяи и жадины – ценителями прекрасного, а убийцы с насильниками – рыцарями мировой нравственности. Художник мог все. Сравнивая портрет с оригиналом, люди удивлялись: почему они сами не видели очевидного. Сколько благородства в их скромном знакомом. Как таинственен и многомудр человек, которого они считали подлецом и лодырем. Разве можно думать о нем плохо?! Это доказывает наше ничтожество и не умение разбираться в людях. Спасибо Художнику. Он открыл глаза слепым, и мир стал светлее.

Это видели все, кроме Автора. Для него урод оставался уродом, а крикливая толстуха – вздорной теткой. Люди боготворили его искусство, он ужасался тому, что делает. Это нельзя долго носить в себе. Тяжесть прижимает к земле и крылья не могут поднять в небо. Чувствуя, что становится тяжелым, Художник выходил пешком из Города. Несколько часов шел он вдоль тихой реки, поросшей желтыми кувшинками. И заканчивался путь средь трех холмов, невдалеке от кипарисовой рощи. Мастер вынимал из тайника лопату, переодевался в грязный, ни разу не стираный комбинезон и принимался извлекать голубую глину, из какого- либо холма. Долго месил, поливая водой, а потом ваял нечто корявое и уродливое. Никогда не знал он, что получится. Треххвостое чудовище с отвратительной мордой или бабочка с хищным хоботом и рваными крыльями. А может тощая собака о шести ногах, с двойным рядом ядовитых зубов и горящими глазами. Всю злость на толстокожий слепой мир, который радуется, когда его обманывают, вкладывал Художник в эти создания, и реалистичными получались они. Некоторые ломал сразу, едва вылепив, но семь скульптур стояли несколько лет. Ветер, дождь, морозы их не разрушили к тому дню, когда Художник пришел снова. В этот раз он знал, что хочет вылепить. Человека. Мальчика. Злобного и некрасивого. Такого, каким виделся сын, одного из королей, чей семейный портрет закончил день назад. Получилось прекрасно. Как всегда.

Он топтал глину босыми ногами, он мял ее своими изящными, но сильными ладонями, с длинными пальцами. Не замечая времени, ветра и маленького дождика, изредка смачивающего произведение, Мастер лепил тело, отсекая лишнее. Он создавал тонкие кривые ноги, впалую грудь и жилистые ручки с вздутыми венами. Большими пальцами проминал щеки, безымянным вычерчивал блеклые губы и вздернутый нос. Сухой тростник стал волосами, а два серых камешка прекрасно заменили глаза. Художник не заметил, как пришли сумерки, а вслед за ними ночь окутала землю.

Спрятав лопату и комбинезон, он пошел к реке. Смыл грязь, переоделся. Крылья подняли его в небо. Можно было снова творить портреты. Звездное небо ласкало его тело, крылья легко несли по воздуху. Горожане, что вели ночной образ жизни, следя за чистотой тротуаров и горением фонарей, были счастливы лицезреть его полет и радостно махали руками, но тихо, чтобы не потревожить покой тех, кто спит.

Несколько месяцев работал Художник над портретом епископа, специально приехавшем из другой страны и святой отец уехал счастливым. А как могло быть иначе? Но прошло еще пол - года и стало происходить странное. Сначала изменилось небо. Оно потеряло глубину. Потом фонтаны перестали искрить, а всего лишь поднимали воду и брызгали на тротуар. Какаду верещали, раздражая людей, а на площадях появились черные пятна грязи. Художник мог еще подниматься в небо, но с каждым разом это давалось ему все тяжелее и тяжелее. Иногда, вместо приветствия ему слышались насмешки. По ночам раздавались крики, а бывало, что и выстрелы. Это было непонятно.

Но работы было много, она увлекала и изматывала. Это привычное состояние творца. Он уже забыл, когда последний раз взлетал над землей, задумываясь об этом только поздно вечером, разглядывая тяжелые тучи над единственным, оставшимся у него замком. Он не заметил, как выполнил последний заказ, и никто больше не стремился получить портрет, написанный его кистью. Художник слышал пальбу в Городе, где не был больше года. По собственной наивности, он был рад, что никто не беспокоит и можно приступить к картинам, которые мучили его воображение долгие годы. И когда пришли люди в серых одеждах и вывели его, сковав руки наручниками, Художник наивно улыбался, чему-то внутреннему. Он не верил, что мир изменился. Он не знал, что мир может меняться. И только когда, на бывшей Мольбертовой площади увидел плакат, на котором зловеще красовался прямоугольник черного-черного цвета, чья глубина затягивала в себя весь мир, Художник очнулся. Он с удивлением огляделся вокруг. Корявые пни окружали засыпанные окурками тротуары. Там, где раньше искрились фонтаны лежали мертвые собаки, и никто их не хоронил. Серые вороны робко перебирались от падали к падали, но крысы были смелыми и жирными. Взоры, что бросали на него редкие прохожие были презрительными, или испуганными. Залихватские пьяные песни прерывались треском пулеметных очередей. Художника проводили до его бывшего дворца, от которого осталась одна стена, и оставили одного, со связанными руками. Он не понимал, зачем здесь. Не знал кому нужен здесь. Он был растерян. И не заметил момента, когда рядом оказался невысокий тощий юноша с беретом на голове, украшенным смешным грязным помпончиком.

Рядом с юношей стояла страшная собака. Ее шесть кривых ног, украшали огромные когти, а клыки вызывали содрогание. Собака смотрела одним глазом, и взгляд ее пронимал до костей. Чтобы избавится от подступающего ужаса, Художник взглянул вверх. Жуткое создание, напоминавшее летучую мышь гигантских размеров, висело прямо над ним. И из глаз этого монстра капали слезы.

Три холма. Глина. Нестиранный комбинезон. В один момент все это промелькнуло перед Художником. Он вгляделся в серые глаза юноши и ничего в них не увидел. Ни интереса, ни сожаления, ни любви. Только усталость.

- Зачем ты сделал это? – спросил Художник, показывая на пни и развалины.

- Я?! – искренне удивился Некрасивый Мальчик. – Ты задаешь этот вопрос мне?!! Я всего лишь ожил. И показал, что не люблю то, что делаешь ты. Потому что врешь. Сам не веришь в свои каляки - маляки. И люди поверили мне. Мне! Тому, кто месяцы стоял под градом и дождем. Тому на кого гадили птицы и мухи откладывали яйца. Я ничего не сделал… па-па… - столько презрения прозвучало в последнем слове, что Художник сжался всем телом.

Крыса медленно прошествовала меж них, не обращая внимания на собаку и летучую мышь.

- Я ничего не сделал… - повторил юноша, рассматривая Художника. Его узловатые пальцы, теребили кожаный ремень, на котором висела деревянная кобура. – Только показал, что если Творец не верит своему произведению, другим так же не надо им восторгаться. И самое большее, что он заслуживает – это презрение. Люди поверили мне. Поскольку моя искренность выше твоего вранья…

- Но почему, почему люди отказались от пышных деревьев, от искрящих фонтанов? – художник не мог поверить тому, что видели его глаза. – Разве человек может не любить прекрасное? Разве ему плохо там, где красиво?!

- Конечно… па…па. – Юноша усмехнулся. – Ты показываешь то, к чему человек должен стремиться. Я, рисуя угловатые фигуры и ляповые кляксы, позволяю любому сказаТТь, что это произведение ему не нравиться. ЕМУ! Он уже способен рассуждать об искусстве. Как думаешь, кого выберут те, кто никогда не сможет рисовать? Зачем им куда-то тянуться? Это глупо. Тем более что сам Творец- врун. Я для этого и пригласил тебя па… па, чтоб ты признался нам, твоим детям. Ведь самое правдивое и искреннее, что создал ты в своей бессмысленной жизни – это мы!

Собака пустила ядовитую слюну, а мышь взмахнула своими оглоданными крыльями. Они втроем, не моргая, смотрели на Художника. И Творец задрожал под их взглядом.

Алые отблески мерцающих в темноте костров. Серые блики взглядов в бесцветных глазах. Тени, шмыгающие, чтоб урвать мёртвого и насытится. Никогда мир не представал перед Мастером в таких красках. Полутона, от которых содрогалось воображение. Это был его страх. Ужас, преследующий всю жизнь. Который вырвался на волю и стал реальностью.

Художник пятился назад, пока не упёрся спиной в стену. Его творения смотрели с усмешкой, которую темнота лишь усиливала. Чёрный квадрат на плакате уже выглядел не зловещим, а обыденным, как потухшие костры, в которых бывшие каштаны стали углём и золой.

Рука судорожно погладила стену, отмечая её шероховатости. Мягко провела по штукатурке. Взгляд выцепил из костров головешки, пригодные к работе. Мастер снял с шеи косынку, вытер пот со лба и наклонился за обгоревшей палкой. Собака издала утробное рычанье, но снисходительный голос мальчика остановил ее бросок. Летучая мышь расправила рваные крылья. Пробегающая мимо крыса замерла.

Художник стал рисовать…

Он не заметил, как рассвет, пробившись сквозь рваные тучи, робко заглянул в окна Горожан. Как дождь вымыл тротуары и наполнил водой чаши фонтанов. С разных сторон Город покидали крысы, и растерянные жители просыпались с чувством непонятной вины. Многие пытались вспомнить её причину, но мало у кого получилось. Они смотрели на мусор, откуда-то взявшийся в доме и, растерянно искали, куда делись их рабочие инструменты. Позавтракав, возчики принялись чинить повозки, а повара чистить кастрюли.

Город стал наполнятся звуками. Когда дворники, шаркая мётлами по мостовым, дошли до фонтана на Центральной площади, то увидели седого мужчину, сидящего у стены Главного Здания. Его тонкие пальцы мяли в руках комки голубой глины, а взгляд блуждал по лицам, окруживших его людей, никого не замечая.

Дворники прогнали мужчину. Он собрал глину в полиэтиленовый пакет, грязной рукой пригладил не мытые волосы и, прихрамывая, пошёл из Города.

Куда? Никто этого не знает. Никого это не интересует. Лишь нарисованный на фасаде здания Некрасивый Мальчик, поглаживая бродячую собаку, смотрел вдаль, надеясь на что-то. Одни видят вопрос в его серых глазах, на который он хочет получить ответ. Другие ужас от мира, в котором мечты всегда противоположны действительности. Но большинство ничего не замечает, кроме грязи на стенах, как и должно быть в Городе, где нет Художника.

Оборванец долго шёл по мокрому лугу, пока ручей не преградил ему путь. Мелкие капли мешали и мужчина посмотрел на небо. Дождь тут же закончился, а тучи сменились рваными облаками. Путник выложил глину на берег, умылся и почистил одежду. Потом огляделся кругом. Он стоял один окруженный туманной дымкой и прислушивался к собственным чувствам. Вниз по ручью в селе, стоял добротный дом, в котором жило тихое Счастье. Вверх – воздушные замки громоздились один на другом. А прямо за ручьём высились глиняные холмы и Некрасивый мальчик играл со своей собакой.

Он пошёл прямо.

Дата добавления: 2015-11-14