Дым из шкатулки

Автор: Sellmior

Краткая аннотация. Трое внуков умирающей бабули мечтают о наследстве, и желания двоих из них вполне удовлетворяют престарелую женщину. Самая младшая же внучка просит невозможного: старинную бабушкину музыкальную шкатулку.

В местах мрачных и заброшенных рано или поздно начинают слагаться легенды и ползти самые разнообразные слухи - сами собою, будто возникая не из людских умов, а вырастая из местной мрачной сырой земли - и разноситься попутным ветром, пробираясь сквозь спутанные ветки старых полусгнивших деревьев к живым людям, так что каким-то образом о слухе начинают узнавать одновременно все и сразу, стоит им только вдохнуть этого самого "почтового" воздуха.

Эту легенду в северной части города знают все - спросите любого, даже самого уединенного жителя, который почти никогда не выходит на улицу, разве что из редкого, минутного любопытства - вас усадят около камина, нальют крепкого травяного чая в старую надтреснутую кружку и непременно расскажут эту историю. Вполне вероятно, что версия домашнего отшельника будет несколько отличаться от той, которую поведает вам какой-нибудь вечный любитель сплетен, но суть ее вы, конечно же, в силу своей образованности и быстроты ума уловите. Вам, должно быть, известно, что ни один город или даже хотя бы его крохотная часть не обходится без легенд - они как масло для вечного, неугомонного двигателя.

Следующую историю мне довелось услышать не единожды, и всякий раз ее пересказывали, как вы можете догадаться, несколько по-разному. Узнав же о том, что она так и не была никем прежде записана, а продолжает передаваться, как и все слухи, по ветру, я принял решение запечатлеть эту северную легенду на бумаге - разумеется, выбрав предварительно из многочисленных вариантов наиболее достоверные и соединив их воедино, а также проведя перед этим кое-какие собственные исследования, - не спрашивайте, какой ценой.

Прежде сказать хочу, что ныне дом тот разрушен до основания, а участок давно уже порос сорняками и колючими кустарниками. Туда много кто пытался ходить в поисках шкатулки, о которой далее и пойдет речь, но, конечно же, успехом дела не окончились, а потому история так и осталась всего лишь историей, не подкрепленной ничем материальным, что могло бы доказать ее истинность. Впрочем, абсолютно все жители северной части города уверены в правдивости этой легенды и безо всяких доказательств. Что ж, судите сами.

***

Некогда, еще в ту пору, когда стены дома были крепкими и высокими, а все деревья на участке - ровными и аккуратными, здесь, в дальней части особняка, медленно и тихо умирала прародительница. В комнату ее не проникал дневной свет, и все пространство освещалось искусственным способом, поскольку широкие окна в спальне были затянуты плотными пыльными бордовыми шторами. Не только свету, впрочем, воспрещался вход: ни один лишний, случайно образовавшийся снаружи звук не мог проникнуть сюда. На какое-то время пришла печальная хрупкая тишина, вежливо отодвинув в сторону двоих вышеупомянутых персон. Обитатели дома, не желая прогонять столь редкую и драгоценную гостью, разговаривали шепотом и даже тогда, когда покидали покои умиравшей. Слуги сновали практически бесшумно. Зыбкие тонкие, почти воздушные, тени плясали по стенам.

Однако нельзя сказать, что родственники были опечалены известием о скором уходе прародительницы, как и нельзя с абсолютной уверенностью утверждать, что они испытывали радость. Еще с той минуты, когда смертельная болезнь оцарапала острыми когтями горло престарелой женщины и, по словам семейного доктора, раны эти оказались слишком глубоки, все в доме будто погрузилось в полудрему. Ничто больше не заглушало спокойного биения больших напольных часов в старинной гостиной, потрескивания углей в широком камине и легкого поскрипывания кресла-качалки. Даже людские негромкие беседы поразительно вписывались в атмосферу печального теплого уюта.

Разговаривали вполголоса две внучки и внук умиравшей.

- Когда бабуля умрет, что нам достанется, как думаете? - мечтательно высказала вслух мысли старшая. - Понимаю, что говорить о смерти еще живого человека неприлично, но ведь доктор совершенно ясно сообщил, что шансов нет никаких... Да и согласитесь: если бы не вмешалась болезнь, то под тяжестью годов ослабевшее тело бабули все равно бы сломалось, и потому я считаю делом вполне приемлемым поразмышлять о нашем с вами наследстве.

- А зачем размышлять, Эрника? - несколько лениво, осматривая рукав сюртука, спросил внук. - Мне кажется, все давно известно: дом этот достанется мне, как единственному представителю мужского рода среди нас троих, однако все будут жить здесь, как прежде, пока у каждого из нас не появятся свои семьи. Говоря о тебе, нельзя не упомянуть о том, что ты уже не первый год заглядываешься на бабушкины драгоценности, которые теперь по причине ее недуга пылятся на чердаке.

- Верно, Ивер, - кивнула Эрника. - По ночам мне снятся эти прелестные, хотя и несколько старомодные, громоздкие, украшения. А ты, Таринн? О чем ты мечтаешь? Прежде я никогда не слышала, чтобы тебя что-то особенно волновало. Что теперь скажешь?

- Всего лишь желаю получить старую деревянную музыкальную шкатулку, больше мне и ничего не нужно, - тихо ответила та.

- Это ту самую-то? Которую бабушка никогда не позволяла никому даже потрогать, провести по пыльной поверхности пальцем? О, боюсь, Таринн, эту шкатулку она скажет похоронить вместе с ней, - тихо и хрипло рассмеялась Эрника.

***

На дом с высоты звезд-бриллиантов презрительно глядела ясная полная луна. Смерть садилась на табуретку с резными бронзовыми ножками, что стояла возле кровати в просторной темной спальне, и подолгу глядела на умиравшую, должную в скором времени оказаться в ее власти.

Наутро пришел доктор. Родственники столпились около тяжелой двустворчатой двери и, перешептываясь, ожидали его слов.

- Семь-восемь часов, - услышали наконец они сиплый негромкий голос. - Дольше уже не проживет при любом раскладе: болезнь вступила в последнюю стадию. Позовите священника, пусть облегчит ее душевные предсмертные муки.

- И это конец? - со слезами на глазах спросила Таринн. Доктор круто обернулся.

- Да, милая леди. От смерти, увы, не убежать никому, а ее, - тут он слегка кивнул на умиравшую и прибавил зловещим шепотом, - а ее она уж совсем настигает; вот, сейчас повалит на спину и вопьется железными когтями в измученное от вечного бега по дороге жизни тело...

Доктор увлекся. Ни для кого не было секретом, что его манила к себе темная мистика, и он своим пациентам вместо сухих диагнозов сообщал странные аллегории. Ходили даже слухи, будто этот человек некогда занимался колдовством. Впрочем, явных доказательств тому не было, а следовательно, прямо никто не мог обвинить доктора в таком гнусном занятии. Его побаивались, при нем вели себя тихо, опасаясь, что лишнее, случайно сорвавшееся слово с языка могло породить в темном уме доктора ужасные ассоциации, весьма неприятные простым людям, радующимся жизни. Однако был он человеком хорошо знавшим свое дело, пожалуй, даже сейчас докторов, подобных ему, - по крайней мере так утверждают жители Севера - не найдется, и, следовательно, тогдашним людям ничего не оставалось, как довериться этому поистине странному лекарю.

Яркие слова доктора о погоне смерти за человеком довели и без того впечатлительную Таринн до непрекращающихся слез, и старшей, более твердой в этом отношении Эрнике пришлось тут же крепко хватать сестру за руку и тащить подальше от двустворчатых дверей, куда-нибудь в столовую, и отпаивать чаем, уверяя, что слушать такого человека и принимать все его слова всерьез - все равно что верить предсказаниям ворона в близлежащем лесу.

- Он мистик, Таринн. В этом-то и кроется все объяснение.

После того, как у постели умиравшей побывал священник - угрюмый, мрачный, замкнутый служитель, некогда по нелепой случайности убивший своего брата - прародительница, почувствовавшая себя вдруг на мгновение легкой и обновившейся, стала призывать к своему ложу родственников по одному, дабы в последний раз поговорить с ними. С внуками же у нее намеревался особый разговор - несомненно, ясно по какому поводу.

Последние втроем после остальных обитателей дома с каким-то особенным чувством вошли в спальню, и высокие тени их отразились на полосатых бордовых обоях. Легкая мимолетная дрожь прошла сквозь тела молодых будущих наследников: они в равной мере ощущали присутствие смерти в этом помещении, окутанном полумраком, и переживали о дальнейшей судьбе своей.

- Драгоценнейшие мои, - услышали наконец внуки прерывающийся слабый голос умиравшей бабули, - подойдите ближе, дайте же вами налюбоваться перед смертью: скоро не смогу видеть вас более.

Трое послушно двинулись в сторону высокого ложа и опустились перед ним, чтобы умиравшая хорошо могла разглядеть их лица. Тени на стене застыли и лишь временами чуть вздрагивали, словно вздыхая.

- Теперь же слушайте. Я знаю, что все вы молоды и о чем-то мечтаете. Когда жизнь мне казалась нескончаемой, я тоже о многом размышляла и многого хотела. Но годы утекли безвозвратно, и некоторые желания мои потускнели и умерли - впрочем, одно последнее все же осталось, и исполню я его непременно. Желание мое есть осуществление некоторых ваших.

Ивер, быстрый чистейший поток, тебе, как сильнейшему из вас троих, оставляю на попечение стены дома этого. Храни сестер твоих и береги мать и отца, потому что все они опора твоя.

Эрника, цветок нежнейший, знаю, что еще более заставит тебя сиять. На чердаке у правого окна ты найдешь синюю коробочку с драгоценностями, которые прежде, в младенчестве, были тебе развлечением. Любуйся ими, носи их: отныне они только твои.

Таринн, тихий печальный кипарис, право, ты единственная, чьи мысли мне неведомы. Скажи же теперь, дитя, чего хочешь ты? О чем, засыпая, мечтаешь?

- Я, бабуля, - потупив взгляд, начала Таринн, - прошу почти невозможного. Каждый вечер был для меня сказкой, когда я, прислонившись к дверям твоей спальни, слышала холодные таинственные звуки, доносившиеся из открытой музыкальной шкатулки. О, как же я всегда хотела полюбоваться ею в руках своих!

- Ты воистину, дитя, просишь невозможного, - нахмурилась бабуля. - Шкатулка эта - вещь страшная и опасная. Я бы рассказала тебе о ней, но смерть не может ждать, пока я кончу повествование. Ну, не печалься же. Для чего тебе нужна именно моя шкатулочка, когда сейчас многие прекрасные южные мастера делают похожие?

- Знаю, бабушка. Мне довелось однажды рассматривать несколько южных шкатулок, и во всех них было что-то неискреннее, искусственное. Твоя же особенная, она будоражит душу и словно утешает в трудные минуты своей мелодией.

- Нет, Таринн, - едва покачала головой умиравшая, - пусть желание твое исполнит кто-нибудь другой. Шкатулку мою же прошу предать земле вместе со мной. Решение это окончательное и не стоит умолять меня изменить его, - строго сверкнула глазами бабуля и вдруг разразилась непрерывным кашлем.

***

- Ну, что я тебе говорила? - горячо прошептала Эрника сестре, когда все трое внуков вышли из спальни. - Не отдаст она тебе эту шкатулку. Да и зачем тебе бесполезная старая вещь? Мы ведь действительно можем поехать на Юг, к мастерам, и найти куда более прекрасную, хотя ты и несправедливо утверждаешь, что тамошние шкатулки плохи. Но послушай: среди сотен различных ты точно сможешь найти одну себе по душе.

- Нет, - вдруг решительно вскрикнула тихая прежде Таринн, совершенно не слушая Эринку. - Я не позволю вам зарыть бабушкину шкатулку! Что хотите думайте - а не отдам! Такое сокровище!..

- Что же, - вмешался в дело Ивер, - ты хочешь пренебречь последней волей умирающей? Вспомни, сколько добра бабуля нам сделала и одумайся. В самом деле, Таринн, когда все закончится, мы поедем на Юг и найдем тебе лучшую шкатулку во всем городе и...

Та лишь гневно покачала головой и, не дослушав, вырвалась вперед, добежала до лестницы и исчезла во тьме. Двое счастливых наследников только переглянулись, не желая нарушать покой гостившей в доме тишины.

Через пару часов души прародительницы в обессиленном теле не стало. Смерть встала с табуретки, обхватила призрак и покинула дом. Разумеется, лишь на какое-то время, заранее зная день и час своего возвращения.

Ее похоронили на местном кладбище. В те времена оно значительно отличалось от нынешнего: крепкие красивые ворота, ухоженные дорожки, ровные аккуратные надгробия. Теперь же это пристанище бандитов, ведьм и беспризорников - всех, кто, смотря на могилы, старые и свежие, не задумывается о собственной смерти, а лишь оскверняет влажную от постоянных дождей кладбищенскую землю. Последняя охает, тихо стонет - но что проку? У нее не хватает сил, чтобы воспротивиться непрошеным гостям.

***

"А как же Таринн? - спросите вы. - Удалось ли ей завладеть шкатулкой, или же последняя так и осталась навечно погребенной под толстым слоем влажной земли?"

Да, разумеется, девушка получила свое, иначе бы эта история прекратилась, еще не успев выйти за стены дома, и не будоражила бы умы людей. Шкатулкой Таринн завладела почти сразу же после смерти бабули. Двое старших наследников упивались своим счастьем, и вид несчастной сестры, одиноко стоявшей у камина, явно омрачал их радость, да вдобавок им хотелось, чтобы и Таринн разделила их чувства, и тогда можно было бы в скором времени устроить семейную пирушку - разве так важна недавняя смерть бабули? Мертвых все равно не вернуть, а живым еще предстоит есть, пить и веселиться до следующего прихода госпожи Смерти. От прежних укоров не осталось и тени, а намерения отвезти Таринн на Юг совсем рассеялись: в самом деле, к чему тратить столько времени и денег, когда необходимая вещь находится всего-то в соседней комнате! Последняя просьба умершей? Экая трагедия! Не восстанет же бабуля, не высунет костлявую кисть из мокрой земли, не придет ее призрак ночью с тем, чтобы забрать шкатулку назад.

***

Итак, Таринн стала ее владелицей, в день похорон поставив долгожданную вещь на трюмо в своей спальне, и остальные наследники наконец-то с облегчением вздохнули: единственная просьба их младшей сестры была исполнена, а то, того гляди, стала бы требовать взамен старой музыкальной шкатулки нечто иное, куда более дорогое и ценное, к примеру, что-нибудь из тех украшений, что достались Эрнике.

Теперь каждый вечер девушка открывала резную деревянную крышку и слушала таинственную музыку, не двигаясь с места, словно потеряв власть над телом, очаровавшись звуками из шкатулки. Отныне она не могла уснуть, не дождавшись последних нот мелодии. Лишь это звучание давало ей счастье, пока остальные упивались законным наследством. Эрника часами перебирала драгоценности, то примеряя некоторые из них, то просто рассматривая камни под разным освещением, искренне удивляясь, когда менялись их оттенки. Ивер же раздумывал о том, как переделать спальню бабули и что в ней устроить. Наиболее разумной ему показалась идея перенести туда библиотеку, а прежнюю комнату, узкую и неудобную, сделать охотничьей, хотя и в мечтах о последней Ивер всегда представлял себе камин, которого, впрочем, и быть не могло на месте старой библиотеки.

Жизнь пошла своим чередом, тишина же продолжала гостить в доме, уютно устроившись в креслах. В один из таких спокойных дней Эрника и Таринн гуляли по территории особняка, когда внезапно услышали выстрелы, донесшиеся со стороны Стены. Таринн крепко схватила сестру за руку.

- Что происходит в городе?

- Говорят, Манфрид сегодня утром был убит. Власть перешла в руки Лейхтона. Народ, понятное дело, бунтует.

- Эрника, - побледнела Таринн, - что же теперь будет с нами? Нас убьют?

- Не знаю, право. Наступило время скорби: Лейхтон - жестокий и злой человек. Наверное, мы обречены остаться здесь навсегда, ведь он обещал закрыть все четыре стороны Стены. Таринн, нам нужно идти домой. Находиться здесь опасно. Завтра все узнаем из газет.

- Бабуле повезло больше всех, - пробормотала вдруг младшая сестра, - она никогда уже не увидит плодов правления Лейхтона.

- Пойдем, скорее, Таринн, поговорим утром. Сейчас нам нужно задвинуть все шторы, погасить свет и постараться уснуть, невзирая на весь этот шум.

***

Тихая мелодия лилась из шкатулки; Таринн стояла у окна в темной спальне и, закрыв глаза, вслушивалась не в привычную и любимую музыку, как прежде, а в гудение, что доносилось со стороны Стены. "Кажется, - пыталась выбрать она из уличного шума определенные звуки, как самые спелые ягоды, - кажется, лай собак, свист и снова выстрелы... И что-то кричат... Ах, не могу различить слов: нужно закрыть шкатулку". И девушка подошла к ней и впервые захлопнула деревянную крышку, не дослушав мелодии. Северяне хором из последних сил, стоя под огнем, напевали простые строки только что сочиненной ими песни. Замолкали одни голоса, уходя в небытие вместе со своими хозяевами, и поднимались все новые.

"Вот он, наш народ!" - думала восторженно Таринн и сама вполголоса начинала подпевать. Даже спустя некоторое время, лежа в постели, она все еще слышала пение своих земляков. Ей казалось, что люди на ходу продолжали сочинять новые строки, все расширяя и обогащая простую, но сильную, наполненную мужеством и патриотизмом, песню. Таринн пыталась уловить еще хоть что-то из уличной музыки, но тщетно! власть сна оказалась непобедимой. Девушка тихо задремала.

А ночью что-то внезапно прервало ее сновидения. По-прежнему лилась мелодия, но уже не громкая народная, а тихая и любимая - та, которую очень хорошо знала Таринн. Девушка приподнялась в постели, и взор ее остановился на очертаниях шкатулки в темноте, но они несколько отличались от привычных, когда, бывало, Таринн пробуждалась раньше времени и видела силуэт шкатулки. Теперь же старинная вещь бабули была открыта. Музыка звучала сама по себе.

"Быть того не может! Я же точно ее закрывала, - пронеслось в мыслях у полусонной Таринн. - А, хотя, наверное, все это мне мерещится". И вновь она опустила голову на мягкую подушку и сомкнула веки.

Но мелодия не была частью сновидений, она лилась в реальном мире. Спящая Таринн не видела, как какой-то серовато-синий, похожий на вечерний туман, дым начал медленно струиться из шкатулки, наполняя собою комнату под красивое звучание музыки. Девушка вбирала его в себя, и одежда становилась ей слишком широка: тело ее уменьшалось, подобно фрукту во время сушки. Шкатулка же, напротив, все увеличивалась, почти касаясь стен спальни.

Старая деревянная крышка открылась еще шире, и ряд острых стальных зубов мелькнул в темноте. Таринн настолько уменьшилась в размерах, что вполне могла бы поместиться на месте балерины. Шкатулка поглотила спящую девушку прямо с постели и тут же вернулась на свое место на трюмо, став прежней. Мелодия постепенно затихла, и крышка мягко захлопнулась.

***

Утром нашли только одежду Таринн, само же тело так и осталось необнаруженным. Родственники, не имея никаких догадок, в конце концов предположили, что девушка в ту ночь сбежала к бунтовщикам, однако ее не было ни в числе арестованных, ни в числе павших от рук стражей.

Такова легенда. Поговаривают, будто шкатулка эта принадлежала некогда предкам Лейхтона и ныне находится во владении тирана (вот, возможно, по какой причине никто не может ее найти в руинах того дома), а к простой мелодии добавилось еще и странное, но красивое тихое пение. По ночам же, уверены люди, когда все спят, старая деревянная крышка сама собою открывается, и появившаяся на месте балерины маленькая Таринн просит о помощи.

Так ли это - решать только вам, но даже если и не поверите моему рассказу, не пытайтесь высказывать свои скептические мысли местным жителям, потому что все они, как один, уверены в реальности этой истории.

Дата добавления: 2015-11-14