Я пригласил его пройти в бюро и жестом предложил ему сесть.

Аура, которую он излучал, была типичной для нар­комана: полная развалина, но гордый до мозга костей.

По его внешности было нетрудно отнести его в соответствующую ячейку системы. Он был панк, эдакий здоровый самец, в общем из того сорта людей, которых я всегда не переваривал. Он был с ног до головы затянут в черную кожу, ярко разрисован татуировками, а его щёку и ухо пронзали английские булавки. Голову украшала ирокезская причёска, окрашенная в типичные цвета.

Из его документов, которые он принёс для поступле­ния к нам, следовало, что ему тридцать лет, и что десять из них он страдает зависимостью от героина. Как почти каждый junkie, он несколько лет просидел в тюрьме, а сюда прибыл из психбольницы, в которую был направ­лен в принудительном порядке. Его единственный шанс избежать принудительной госпитализации состоял в том, чтобы найти где-нибудь место для длительного лечения.

То, что я уже знал про него, да и все его манеры гово­рили о многом. Мы ещё не обменялись двумя словами, а мне было уже ясно: у этого типа совершенно нет ника­кой мотивации. Он просто ищет местечко поспокойней, чтобы отдышаться. Много таких сидело вот так передо мной за последние несколько лет, они напирали на нашу любовь к ближнему, находили у нас приют, а потом нам же от них доставалось. Как часто мы месяцами тратили на этих нарков время, проявляли любовь к ним и моли­лись за них, а в результате оказывались обманутыми и одураченными ими. Я принялся задавать ему испытанные годами вопросы, чтобы выяснить, насколько он всё-таки заинтересован.

-Чего ты здесь хочешь? Как ты стал наркоманом? Почему ты выбрал именно христианскую терапию? Как ты узнал про Виденхоф? Почему ты думаешь, что мы сможем тебе помочь?

Его ответы подтвердили то, что я знал уже заранее: у него совершенно не было никакой заинтересованности. И я жёстко сказал ему это прямо в лицо.

Он взорвался как бомба и набросился на меня с яро­стными контраргументами. Я отвечал в том же тоне, и конфликт превратился в настоящую перепалку. Наш сотрудник, который присутствовал при разговоре, с удивлением наблюдал мою озлобленную реакцию, но ничего не сказал.

После энергичного обмена ударами я использовал преимущество своего положения и прекратил разговор, сказав этому типу: - Я больше не желаю слушать. Ты можешь идти. Даже не думай получить наше согласие. Ты совершенно не заинтересован.

Я проводил его за дверь и стал подниматься по лестни­це к себе в квартиру.

С каждой ступенькой моё раздражение проходило. Одновременно настроение становилось всё более пода­вленным, я чуть не ревел. Поднявшись наверх, я тут же закрыл входную дверь и забаррикадировался в гостиной. Я никого не хотел видеть.

Что это со мной было? Почему это его манеры так меня задели, почему я так круто отреагировал на его вызов? Пока я изливал свою тоску перед Богом, я начал плакать. Я чувствовал, как льдина во мне стала постепен­но таять. Я поступил жестоко. Я не смог предотвратить того, что рутина прокралась в моё обращение с несчаст­ными людьми. Я уже не испытывал жалости и любви к ним, а только видел их сломленность. Я потерял перспек­тиву того, что Бог видит в них и может сделать с ними. Я больше не думал об этих людях так, как думает о них Господь. Так что же я тогда вообще делаю в этом доме, на этой работе? Что я ещё могу дать тем, кто нуждается в помощи? Обливаясь слезами, я стал каяться в своём жестоко­сердии и беспомощности. Чем больше я молил Иисуса о сострадании, тем сильнее чувствовал, что мои молитвы услышаны. И я услышал в себе Его голос:

-Вальтер, почему ты больше не веришь в этих людей? Я не отрёкся от них, как не отрёкся в своё время и от тебя. Мои мысли о них, как и о тебе, полны милосердия и доброты. Разве ты не помнишь, как Я терпеливо ждал твоего прозрения и Сам шёл за тобой?

Дата добавления: 2015-11-14