Меня вызвали.

- Почему вы явились только сейчас?

- Я не нашёл,- промямлил я. Надо было быть полным придурком, чтобы не найти окружной военкомат в Хагене.

- Вашу паспортную фотографию, пожалуйста.

- Фотографию?

- Разумеется, фотографию. Это же написано в вашей

Повестке.

Я начал копаться в кармане куртки и после довольно продолжительного времени вытащил помятую, грязную, очень старую фотографию. Я поймал на себе многозна­чительный взгляд комиссии.

Потом начался осмотр. Кульминацией был „идиот­ский" тест. Он состоял из трёх вопросов. Я стоял в одних плавках и должен был отвечать на эти вопросы и оде­ваться.

- Какая самая высокая гора в Германии?

Я перестал одеваться и выпалил как из пушки:

- Брокен.

Врач, дававший заключение, едва поверил своим ушам и заорал:

- Что, никогда не слышали про Цугшпитце? И про­должайте одеваться!

Следующим вопросом было:

- Какую функцию выполняет сердце?

Я снова перестал одеваться. Врач настойчиво напом­нил мне:

- Одевайтесь и одновременно отвечайте на вопросы.

Я заявил:

- Я могу только что-нибудь одно - или одеваться или

Думать.

После этого мне не уже надо было одеваться, и я забормотал что-то такое про сердце и про жизнь, что оно бьётся и всё такое. Врач рассвирепел и сказал, что я, мол, хочу его доконать. Последний вопрос звучал так:

- Три яйца стоят 60 пфеннигов. Сколько стоит одно яйцо?

На это я задумчиво засунул в рот палец и начал мед­ленно считать.

- Одевайтесь и вон отсюда, - рявкнул врач. С него было довольно. Я почувствовал облегчение. Неужели получилось?

Через некоторое время я получил военный билет. Мне сказали, что я должен обращаться с ним очень ответст­венно, лучше всего будет, если я отдам его на хранение родителям. Мне показалось слегка странным, как они со мной разговаривают.

В самом деле, они сочувственно сообщили мне, что я не годен. Меня записали в эрзац-резерв No 2 из-за нару­шений производительных функций. Я сделал вид, что очень напуган и озадачено спросил:

- А что это?

На это мне ответили, что, мол, уже больше двенадцати часов и что, мол, некогда объяснять. Я получил свои проездные и мог быть свободен. У выхода мне встретил­ся трёхзвёздный генерал, который присутствовал на моём медосмотре. Подмигнув мне, он осклабился:

- Да, я иногда думаю, что самая лучшая армия - это эрзац-резерв № 2.

Когда я пришёл домой, отец взглянул на меня с нетер­пением:

- Ну, когда тебя забирают?

- Никогда.

Ещё раз мир разрушился для моего отца, ведь он наде­ялся, что со мной хоть в армии справятся, и я, наконец, образумлюсь.

„Благоразумие" - это слово я постоянно слышал от старшего поколения. Мне очень хотелось бы узнать, что они понимают под благоразумием. Я не считал благора­зумным то, что они допустили смерть миллионов евреев в газовых камерах. Были ли они благоразумны, когда кричали „Хайль!" фюреру, страдавшему манией величия, и стояли по стойке „смирно“? Было ли разумным, что немецкие солдаты напали на соседние страны и развяза­ли вторую мировую войну? И эти „благоразумные" люди теперь хотели мне втолковать, что я должен и чего не должен делать. В моих глазах они были виноваты в том, что я стыдился быть немцем. Этот стыд охватывал меня каждый раз, когда за границей меня спрашивали о моей национальности.

В шестьдесят седьмом в Изерлон приехал француз­ский бродяга. Он рисовал мелом огромные картины на плитах мостовой. Жил он на те деньги, что люди бросали в его жестяную банку. Своим бродяжим видом он при­влекал всеобщее внимание. Я познакомился с ним по­ближе и сделал сенсационное открытие, что у него есть марихуана. Алкоголь и возбуждающие средства я к тому времени употреблял уже регулярно. Speed зацеплял тебя полностью, ты не уставал и мог хоть двое суток не спать.

Но марихуана - наркотик! - она казалась мне чем-то зловещим, от не веяло духом смерти. Когда я думал о наркотиках, у меня перед глазами вставали картинки из документального фильма, который нам показывали в школе, - об опиумных пещерах в Китае. Это было ужас­но, вид лежащих там и сям исхудавших до костей людей. Они затягивались этой штукой из кальяна и мучительно подыхали.

Один мой приятель, у которого родители были в от­пуске, пригласил систему посетить его укромный уголок. Квартира была полна волосатых, бродяга-француз тоже пришёл. Он предложил мне попробовать его марихуаны. Поначалу я отнёсся к этому скептически, но потом любо­пытство взяло верх, и я впервые выкурил на двоих с одним типом сигарету с травкой. Мы с нетерпением ждали, когда она начнёт действовать. А потом мы оба улетели, мы лежали в ванне среди пивных банок и упи­сывались:

- Ничего не чувствуется, ничего не чувствуется!

Дата добавления: 2015-11-14