Наступило лето, и мы с Outlaws поехали в Данию. Это было время, когда Btatles возглавляли списки хит-парадов со своей „All You Need Is Love“, a Stones - с „We Love You". Мы упаковали нашу палатку в красный микроавтобус Фольксваген, на котором большими белыми буквами было написано „OUTLAWS". Мы чувствовали себя королями. Я был одержим мечтой познакомиться с другими странами и людьми. С той поры я всё чаще отправлялся в путешествия.
В той поездке я отпустил себе пышные усы, какие были у моего великого кумира Джорджа Харрисона. Когда я в таком виде появился на фирме, мастер сразу же вызвал меня в свой стеклянный ящик и начал орать:
- Что у тебя за вид, ты, Распутин!
Со словами:
- Не твоё дело, Рюбецаль, - я опять, как тогда, повернулся и ушёл.
Так постепенно я стал известен на весь город своими эксцентричными выходками и вызывающим поведением. Я сильно гордился своей внешностью и дурной славой среди обывателей, ведь я как-никак одним из первых отрастил длинные волосы. Во мне росло убеждение, что вообще можно делать всё, что хочешь. Было совершенно очевидным, что всё как-нибудь прохиляет.
Дома становилось всё тяжелей и тяжелей. С отцом мы часто ссорились. Со временем он окончательно расстался с мечтой о сыне, который размахивает флагом и создаёт себе славу, маршируя и танцуя в силезском народном коллективе. К родным меня тоже больше не тянуло. Иногда я их, правда, навещал, но только для того, чтобы шокировать их своей внешностью.
В то время я в первый раз поехал с одним приятелем в Амстердам. Когда мы вышли из поезда,то увидели, что вокзал полон волосатых. Это были ребята из голландской полит-рокерской системы шестидесятых. Они называли себя provos. Эти люди слушали ту же музыку, что слушали мы, и был у них тот же флёр, что и у нас. Амстердамский пипл принял нас, у которых только и было что немного денег в кармане да спальники под мышкой, как дорогих родственников.
Они обитали в самовольно занятых пустовавших домах и пригласили нас пожить у них. По утрам заходили ребята и готовили нам обалденный завтрак, причём булочки и молоко они воровали перед пекарнями и у дверей домов, снабжая этими продуктами нас и себя самих. Я воспринимал это как жизнь в условиях истинной свободы. Такой стиль жизни казался мне абсолютно последовательным.
Но в качестве самого последнего последствия мы очутились в амстердамской тюрьме. Туда нас препроводили под автоматами как опасных преступников, обвинив в бродяжничестве. Мы не могли предъявить ни денег, ни официального местожительства, и тогда нам объявили, что нас высылают из страны, вручив соответствующие бумажки. Дескать, бродяг, которые только и знают, что торчать на дамбе, у них и своих хватает.
Я с нетерпением ждал того дня, когда наконец закончится моё обучение. Но чем ближе к этому дню, тем выше вырастала гора экзамена. Как же мне её одолеть? Она возвышалась передо мной грозным чёрным чудовищем. Конспектов я, естественно, не вёл. Но так как их обязательно нужно было предъявлять на экзамене, я взял тетрадки у своих коллег и всё оттуда списал.
Теоретическую часть я успешно сдал, на очереди был практический экзамен. Был жаркий июльский день. С утра мы пришли в учебные мастерские. Каждому из нас вручили чертёж с указанием времени, когда деталь должна быть готова. Когда я протянул руку за своим чертежом, экзаменатор, провоцируя меня, уронил его передо мной на пол. Я знал, что он меня не переносит из-за длинных волос. „Ты меня не поломаешь", решил я и поднял чертёж. На несколько часов воцарился мир. Но потом он по-новой начал ко мне придираться. Я должен был надеть шапочку или повязать голову платком, когда работаю напильником или сверлю. Когда сверлишь, - это ещё можно понять, но когда работаешь напильником? Это была уже чистая провокация! За всё время обучения мне ни разу не приходилось этого делать. Ужасно разозлённый, я швырнул перед ним деталь и выкрикнул:
- Всё, я сыт по горло. С меня хватит, я больше не играю.
Ребята, напуганные моей выходкой, попытались меня образумить:
- Вальтер, ты спятил, ты же не можешь вот так всё бросить.
Но я как раз-то мог!
Мой шеф предпринял последнюю попытку замять это дело. Он потребовал, чтобы я явился к нему вместе с отцом. И вот он сидел за своим здоровым письменным столом и действительно вовсю старался меня урезонить. Он сказал, что даст мне ещё один, последний шанс, для этого он готов продлить моё обучение ещё на полгода. Но я сказал:
- He-а, мне больше неохота.
К чему же тогда у вас вообще есть охота, молодой человек? - спросил он уже слегка раздражённый.
- Вам это всё равно неинтересно, - ответил я. Вдруг он вскочил со своего жирного кресла и заорал на меня:
- Я знаю, чего тебе охота! Ты хочешь быть бродягой, бродягой, бродягой!..
Яостался спокоен, меня это ни капли не задело. Я нахально ответил ему:
- Совершенно верно, я хочу быть бродягой, а эта ваша лавочка всё равно скоро обанкротится.
В то время отец нажил себе немало седых волос, а многие потерял. Что же это он за сына такого вырастил!
Мой шеф был совершенно прав. Я в самом деле не хотел ничего другого, как быть бродягой. Работа была мне противна. Работа - это для дураков. Я хотел быть „я". Я хотел увидеть мир. Я не собирался дожить до шестидесяти лет. Мне бы вполне хватило и тридцати. Лучше хорошо прожить тридцать лет, чем шестьдесят вообще никак. Тогда многие молодые думали так же. Это был год Сержанта Пеппера - „Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band".
Естественно, что и Бундесвер вскоре заявил претензии на мою жизнь. Мне пришла повестка на медосмотр, а вместе с ней появились и другие, кому было от меня что-то нужно. Время, когда война увлекала меня, давно прошло. Я был в то время уверен, что насквозь вижу игры с властью сильных мира сего, и не испытывал ни малейшего желания подставлять свою задницу под пули за упадочных бонз и политиков. Все, что нужно этому миру, - это любовь, а не пушки, - таково было моё убеждение.
Но оказалось, что увильнуть от армии не так уж просто. Многие из моих знакомых уже пытались, но им не удалось. Последней фенькой в системе считалось косить на медосмотре под ненормального. У меня был один план.
По первой повестке на медосмотр я вообще не явился. Тогда мне пригрозили, что придут за мной с военной полицией. Во второй раз я позволил себе опоздать на три часа. Несколько дней перед этим я не мыл голову и не брился. Я вошёл в приёмную в своей драной кожаной куртке. Несколько человек уже ждали, когда им выдадут военные билеты. Взглянув на меня, они сказали:
- Тебя заберут. Как раз таких типов, как ты, они и забирают.
- Посмотрим, подумал я.
Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 57 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Я схватил лом, встал перед ним в стойку и нагло | | | Меня вызвали. |