|
Читайте также: |
Никто как будто не оспаривает тот непреложный факт, что интуиция — благословенный человеческий дар. Однако в традиционной теории познания она вовсе не выглядит вольноотпущенницей беспокойного рассудка. О ней вспоминают, когда всепроникающий ум достигает пределов усталости, возникают паузы в процессе продвижения к истине. Тогда интуиция оказывается востребованной. Подспудная работа сознания начинает плодоносить. Искра озарения венчает аналитическую работу интеллекта, демонстрируя неисчерпаемый потенциал рефлексии. Так разум берет на вооружение тончайшие механизмы бессознательного творчества.
Большинство научных открытий совершается, как известно, самым непредвиденным способом. Рефлексивное мышление действительно тесно связано с творческим порывом. Научное напряжение в чем-то сродни художественному. Бертран Рассел утверждал, что Альберт Эйнштейн при открытии теории относительности начал с поэтического проникновения в истину. Немецкий химик А. Кекуле пришел к идее бензольного кольца (циклическая формула бензола), потому что ему приснились извивающиеся змеи, одна из которых схватила себя за хвост.
Как показывают эти примеры, без интуиции не может быть человеческого искания истины... Но какова ее собственная роль в обостренном осознании реальности? Выходит, она годится только как подпорка? Не- будь разума, она явилась бы слепы'М поводырем. Интуиция, стало быть, дополняет интеллект, но при этом не может соперничать с ним в постижении мира. Как самостоятельное средство познания интуиция не обладает ва>1<_ нейшими свойствами, которыми можно характеризовать интеД' лект. Более того, по мнению Джеймса, она идет вразрез с уме
Признаки мистического опыта
заключениями рассудка. Однако сочетание нашей интуиции и разума могло создать такие великие мировые учения, как буддийская и католическая философии. Непосредственное, интуитивное убеждение таится в глубине нашего духа, а логические аргументы — только поверхностное проявление его... В трансе возможны настоящие метафизические откровения.
Несмотря на то, что интуитивное познание сродни мистическому опыту, мистика невозможна без интуитивности, на чем, собственно, и настаивает Джеймс. Она приоткрывает некую реальность, которая предстает в своей целостности и неразъемнос-ири. Интуиция кажется фрагментарной не только по отношению к логической конструкции. На самом деле она всеохватна и |всепроникающа. Вот почему в наивном, дофилософском созна-шии есть здоровый реализм, универсальное чувство бытия, которое в известной мере было рассечено и умерщвлено развитием [рационального познания.
Уже давно интуицию признали базисным природным даром человека. Фантазируя, предвосхищая события, он как бы реализует собственную природу. Именно так трактовал эту проблему, скажем, философский антрополог Арнольд Гелен. Для человека, ихо его мнению, важен не только наличный жизненный опыт, но |и опыт возможного, представимого через фантазию. Он поэтому (рассматривал человека как фантазирующее существо, способное [войти в реальность через интуицию.
Представители одного из философских направлений — философской антропологии — пытались понять, не потускнел ли присущий нам дар воображения? Не потеряли ли мы в себе драгоценные свойства мечтателей? Куда делись фантазеры, создатели воздушных замков? Почему наша повседневность утратила поэтическое измерение? Даже наши сны стали будничными, иревожиыми, уныло-достоверными. А помнится, Платону приснился лебедь, опустившийся на его грудь...
■ Не аналитическая ли традиция приглушила фундаментальные интуитивные способности человека? В мистическом опыте эти вадатки развивались с предельным напряжением. Мистическое погружение в себя, по мнению Н.А. Бердяева, есть всегда выход Вз себя, прорыв за грани. Л4истика постоянно учит,. что глубь Человека более чем человеческая, в ней кроется таинственная §Вязь с Богом и миром. «В мистике есть духовное дерзновение и;Почин внутреннего человека, глубочайших глубин духа».
Глава 16. Мистическая культурная традиция
В современной философии проблема соотношения интуиции и разума обсуждается довольно широко. Много пишут, например, о сопоставлении науки и искусства, интеллекта и творчества. О чем идет речь? Разум не может претендовать на абсолютную истину, но тем не менее результаты его деятельности объективны, тогда как интуиция предельно субъективна. (Джеймс напоминает об общеобязательности выводов разума.) Художественное творчество в известной мере вневременно. Не случайно, скажем, Стендаль или Ван Гог, хотя и отвергали расхожие стандарты общества, в котором они жили, в то же время болезненно воспринимали кардиограмму собственной популярности. Общественное мнение могло свести к нулю ценность их фантазий, — это они понимали прекрасно.
Принято считать, что наука строится на объективных и вещественных доказательствах. Научное мышление пытается освободиться от ценностного подхода. Аналитическое сознание вбирает в себя многоликий жизненный опыт. Оно всегда открыто для уточнений. Результаты теоретических изысканий не зависят от диктата личности. Интуиция же не подлежит коррекции, она захватывает крайне незначительный сектор человеческой субъективности.
Тогда тем более можно ли абсолютизировать эти опознавательные знаки? В научном творчестве многое сопряжено с личностью ученого. Порою теоретические догадки столь индивидуальны, внезапны, точно рождается бессмертное художественное произведение. Внутриатомная константа, плод гениального творческого воображения Планка, через два десятилетия оказалась тем поразительным сцеплением волновой и корпускулярной картины мира, которые взаимно исключали друг друга. Именно так оценивал французский академик Р. Латарже открытие в 30-х годах так называемых соотношений неопределенности В. Гейзен-берга и принципа дополнительности Н. Бора. Он писал о том, что через половину тысячелетия работу Планка можно будет читать с тем же восхищением, с каким сегодня мы рассматриваем скульптуры Микеланджело в усыпальнице Медичи...
Означает ли это, что великие творения науки и искусства в чем-то сходны? Несомненно. Однако, согласно современным взглядам, между ними остается существенное различие. Научное творчество выстраивается по непреложной логике собственного развития. Открытие, подготовленное теоретическим прогрессом»
Признаки мистического опыта
по существу, ждет своего автора. Не родился бы, скажем, Нью-Ргон, разве его законы не вошли бы в современную физику? Разумеется, вошли бы, но под другими именами...
А вот если бы не было Моцарта, разве другие композиторы, кажем, Мессиан, Менотти и Бриттен, создали бы моцартовско-с «Дон-Жуана»? Ничего подобного. Они бы сотворили совсем ной художественный мир... Что же происходит в акте творчес-ого озарения? Многие исследователи говорят о роли интуиции, моций. Другие отдают приоритет строгой мысли. Одни призы-ают к фантазии и выдумке, другие, напротив, прокламируют "лько устремление к истине. Кто-то настаивает на свободе амовыражения, на самоотрешенности и творческих муках. |Иные, напротив, предостерегают от спонтанных усилий и толку-|ют об интеллектуальной самодисциплине.
В любом случае никому не приходит в голову принижать [достоинство интуиции. Ей воздают должное, но только в определенных пределах, когда она выверена разумом. Пожалуй, никто ие выразил такую концепцию лучше B.C. Соловьева. Рассуждая, скажем, об абсолютном первоначале, он указывает на центральную идею, которая, по его словам, дается только умственному козерцанию или интуиции. Способность к такой интуиции, как он полагал, есть действительное свойство человеческого духа.
Однако здесь философ вступает в противоречие с Джеймсом, согласно которому интуиция вовсе не является выхлопным клапаном для познаюЩего ума. Она служит вполне самостоятель-'ным и самодостаточным средством мировосприятия. Более того, (древний гнозис, как можно полагать, вообще базировался не столько на аналитическом размышлении, экспериментальном практикуме, сколько на созерцательном, всеохватном и интуитивном постижении реальности.
Кроме того, Джеймс указывает на два других признака (помимо неизреченности и интуитивности) деистического опыта, (Которые, по его мнению, нельзя рассматривать как базовые. Они юенее значительны, чем первый, хотя и часто встречаются. Один из них кратковременность. Мистические состояния не бывают влительными. После их исчезновения трудно воспроизвести их в рамяти. Однако после многочисленных возвращений они способны обогатить и расширить душу.
■ Мистические переживания — это как бы кратковременный Рейд в иное бытие. Оно не может продолжаться слишком долго.
264 Глава 16. Мистическая культурная традиция
Однако Джеймс проходит мимо другого, не менее значимого, как мне кажется, признака мистического опыта.
^,ело в том, что время внутри экстатических переживаний вообще протекает иначе. Оно не соотнесено с земным, посюсторонним. Мистический опыт динамичен, насыщен, скоротечен. Иногда впечатления, которые захватывают человека, представляются длительными. Человек вспоминает собственную жизнь. Внутри души происходит много неожиданных событий. Кажется, будто протекла целая жизнь. Однако в земном измерении все это может длиться всего две-три минуты. Люди, прошедшие через клиническую смерть, в своих исповедях воспроизводят множество разных эпизодов, в которые они были погружены. В подлунном мире это заняло бы огромный срок. Но в том-то и свойство мистического опыта, что в нем время протекает иначе — насыщеннее и динамичнее.
Бездеятельность воли — таков по Джеймсу, четвертый признак мистического опыта. Мистик начинает ощущать свою волю как бы парализованной или даже находящейся во власти какой-то высшей силы. Обладает ли мистическое переживание этим свойством? Возможно, хотя сам же философ подчеркивает, что проникнуть в мистический экстаз иногда можно только с помощью волевых усилий. В современных экспертизах встречаются факты, когда человек, захваченный мистическим опытом, демонстрирует волевые импульсы. Например, усопший хочет вернуться к жизни, и Светоносное существо отпускает его...
Как нам представляется, признаки мистического опыта, указанные Джеймсом, не столько демонстрируют' его природу, сколько эмпирически описывают его для тех, кто не погрркен в подобное состояние. Впрочем, философ и сам обозначает избранную им методику анализа религиозных феноменов. Он пытается понять их не изнутри, а с точки зрения человеческих потребностей, многообразия жизненного опыта. Однако он справедливо указывает: истина мистического характера существует только для тех, кто находится в экстазе. Она непостижима для людей в ином состоянии.
Мистика, интуиция, наука
Современный человек, зачарованный успехами науки, с подозрением относится к интуитивным формам постижения реальное'
Мистика, интуиция, наука 265
1ти. Между тем древние в определенном смысле знали гораздо I больше, чем мы. В этом одно из поразительных открытий совре-| менной науки. Физики, создающие картину мироздания, обнару-|живают контуры своих космогонии в индийской и буддийской ■тантре. Химики высказывают предположение, что их наука — 1ответвление утраченной алхимической символики. Биологи кон-■статируют известную исстари способность мельчайшей клетки ■воспроизводить целостность живого существа. Реаниматоры читают как некое пособие тибетскую «Книгу мертвых», написан-■ ную двенадцать веков назад. Психологи, разъясняющие природу ■фантомов сознания, обращаются к шаманизму. Культурологи ■озадачены потрясающими провозвестиями, заключенными в ■текстах далекой старины. Астрологи предвещают события...
Культура, судя по всему, вовсе не развивается как единый ■процесс, напоминающий заполнение резервуара. В ее течении»бывают утраты, зоны забвения, вычерки. Но возникают и возвраты, дальние оклики, диалоги давнего и актуального.
Мистический компонент культуры требует самого тщательного исследования, поскольку мистика обладает несомненным прогностическим потенциалом. Она является хотя и очень специфическим, но полноценным типом знания. В нем скрыты мощные обновленческие тенденции культуры.
: Приобщиться к тайнам Вселенной, полагает мистик, можно не только путем размышления, эксперимента, анализа, но и [посредством интуиции. Однако мистики опирались не только на (интуицию. На протяжении веков они вели тонкую и своеобразию работу с человеческой психикой, пытаясь понять тайны [подсознательных, глубинных предощущений. Опыт медитации, т.е. предельного духовного сосредоточения, многодневных постов, умерщвления плоти, рождал, разумеется, какие-то толчки Мысли, позволял приобщаться к тайнам мироздания. | Возьмем, например, христианство. Обряд крещения в нем Предполагал погружение человека в воду. Как считают некоторые Исследователи, этот обычай восходит к древним христианам. Рас-Кет делался на то, что, оказавшись без дыхания, человек сможет освободить потенциал интуиции, обрести глубокий духовный °пыт. Угасающее сознание прорвется к непостижимым тайнам. [ Между наукой и мистикой существуют многомерные связи, Именно в мистике родилась идея всеохватности, универсальнос-*Ч цельности мира. Но разве наука исходит не из тех же
266 Глава 16. Мистическая культурная традиция
предпосылок? Оказывается, нет, во всяком случае — не всегда... Были эпохи, когда мистика дополняла науку, но, избавившись от смутного интуитивного постижения бытия, наука кое-что утратила. Она стала теснить интуицию, дробить познание.
Великие мистики средневековья Я. Бёме, Парацельс, М. Эк-харт обладали огромным гностическим даром, о чем писал Н.А. Бердяев: «Ведь должно признать, что истина может открываться через искусство Данте и Достоевского или через гностическую мистику Якоба Бёме в гораздо большей степени, чем через Когена или Гуссерля». По мнению философа, общеобязательность научного сознания — вовсе не единственный прорыв к истине...
В XVI—XVII вв. складываются специфические отношения между мистической духовной традицией и научным знанием. Нередко теоретические открытия совершались именно в рамках оккультного (тайного, сокровенного) постижения законов мира. Нередко «мистическое» и «научное» составляли в текстах одного и того же автора нечто нерасторжимое. Создавая астрономию, И. Кеплер находился под сильным влиянием идей о небесном совершенстве, а глава английских розенкрейцеров Р. Фладд пытался с помощью кругов, треугольников и других геометрических фигур раскрыть божественную гармонию.
У большей части оккультных учений есть очень сильная сторона — это представление о космичности человека. Только мистики хорошо понимали, что все происходящее в человеке имеет мировое значение и отпечатывается на космосе. Знали они также, что душевные стихии человека космичны, что в человеке можно открыть все наслоения мира. Например, гнев для мистиков — не только стихия человеческой души, но и стихия космоса. Астрология, как подметил Н.А. Бердяев, угадала неразрывную связь человека с космосом и тем прорвалась к истине, скрытой от науки о человеке, не знающей неба, и от науки о небе, не знающей человека...
Но является ли мистический опыт чисто субъективным феноменом или за ним стоит некая реальность? Мистические учения дают развернутую картину мира. Они описывают Вселенную, ее различные ярусы, раскрывают тайны психики, предлагают спосО' бы исцеления, толкуют о строении духа. Причем многие преА' ставления о мире и человеке в различных мистических учения-4 совпадают.
Культура и мистика
В таком случае мы вправе спросить: откуда взялось это «тайное знание»? Является ли оно плодом досужего ума, фантазии и "ымысла или отражает некую реальность, остов иного бытия? ■сские философы Н.А. Бердяев, B.C. Соловьев, К.Н, Леонтьев олагали, что было бы абсолютным упрощением видеть в мисти-е сплошную фантасмагорию. Напротив, они усматривали в том феномене древнюю форму универсального постижения ытия.
Вот, например, Н.А. Бердяев считал, что великий русский философ B.C. Соловьев был мистически одаренным. И в самом деле, в творчестве этого мудреца мы находим множество поразительных мистических прозрений. B.C. Соловьев, в частности, был убежден в том, что первый древнейший период человеческой истории воплощал в себе слитность, необособленность всех сфер общечеловеческой жизни. Неразъемными были теология, философия и наука, мистика, изящное и техническое художество. Жрецы, философы, ученые находились в то время в непосредственном мистическом общении с высшими силами бытия.
Культура и мистика
Можно ли отделить древнейшую живопись' от ваяния и даже зодчества (например, на египетских памятниках)? Думается, нет. Трудно проследить различие между теологией, философией ш наукой. Мистика, изящное и техническое художество рожда-'ются единым мистическим порывом, представляют собой единое [религиозное целое. Эта слитность была в корне разрушена только с появлением христианства.
По мнению B.C. Соловьева, истинная, цельная красота может находиться только в мире сверхприродном и сверхчеловеческом. Стало быть, мистика, в его истолковании, есть творческое отношение к этому запредельному миру. Вот почему он определяет мистику как «верховное начало жизни общечеловеческого организма» и объявляет, что в мистике жизнь находится в непосредственной, теснейшей связи с действительностью абсолютного первоначала, с жизнью божественной...
Отчего же, заглядывая в себя, непременно испытываем в Душе глубинную потребность в таинстве? Мистика — это древ-Ьейший тип.сознания, она никогда не угасала совсем, вопреки Авторитетным прогнозам и экспертизам. В истории европейско-
18-,
268 Глава 16. Мистическая культурная традиция
го человечества, по крайней мере, отчетливо видны так называемые волны мистики. Есть эпохи, словно безразличные к тайноведению, а есть буквально зачарованные им. Средневековье, как показал Соловьев, одухотворено ренессансом древней мистики. Возрождение, напротив, тянется к античным постижениям разума. Просветители кичатся интеллектом, романтики в противовес им погружаются во всеохватный делириум (сладкое безумие)...
Представители средневековья и Возрождения унаследовали античную идею о созвучности звездного и подлунного миров. Ученый был одновременно и магом, ибо постигал таинственное. Магия же сводилась к поиску божественных истин в сотворенной природе. Мистическая духовная традиция проникла не только в науку, но и в искусство. Нидерландский художник И. Босх создал полотна, содержание которых носит аллегорический, магический характер. Пытаясь расшифровать его картины, многие современные исследователи на Западе, в частности, М. Бергман, указывают на то, что их надлежит рассматривать как произведе-.ние герметизма.
По мнению французского историка науки Ж. Гальбронна, астрология служила для Кеплера главенствующей частью его космологии, ибо она представляет собой то самое сочленение, которое соединяет человека с космосом. Астрология действительно занимала важное место в научной деятельности одного из основоположников современной астрономии. Он, например, увлекался магией цифр, длительное время основывал свои исследования на гамме, которая состояла из семи нот. Однако нельзя забывать, что в период Возрождения и научной революции XVI— XVIII вв. исследование сверхъестественного воспринималось как законная сфера естественных наук. Этой точки зрения придерживались Кеплер, Коперник, Бойль, Ньютон. В той же мере опора на интуицию, фантазийные ресурсы сознания оценивалась как вполне продуктивная дорога к истине...
Такая наука, как математика, и та в эпоху Возрождения превратилась в оккультную науку о числе. «Во времена Ньютона, — справедливо заметил английский физик Д. Бом, — теологи и: ученые заключили союз, надеясь таким образом решить свои собственные проблемы». Действительно, до конца XVII в. мистика, теология и наука были тесно связаны между собой-И эта полифоничность вовсе не заключала в себе чего-то ущерб-
Культура и мистика 269
ного, криминального. Напротив, перекличка традиций позволяла ' соотносить каждое открытие с духовными установками, что нередко обогащало процесс постижения мира.
Однако затем в судьбе науки произошли существенные изменения. Увлеченная теорией эволюции, достижениями механики, она утратила пафос искания изначальной целостности, универсальности бытия. Духовные корни науки оказались отсеченными. Она во многом потеряла метафизическое, нравственное измерение. Созерцательные, интуитивные компоненты познания стали восприниматься как второстепенные. В связи с этим поэт М.А. Волошин писал в начале XX. в.:
Но так едка была его пытливость, Что разум вскрыл такие недра недр, Что самая материя иссякла, Истаяла под ощупью руки... От чувственных реальностей осталась Сомнительная вечность вещества....
М.А. Волошин предвидел последствия такого движения мысли, когда табу накладывается на все, что не сводится к механизму: «на откровенье, таинство, экстаз...».
Может ли разум вытеснить мистику? Философы и писатели отвергают такое предположение. Скажем, Просвещение кажется эпохой разума, вытеснившего мистику. Но так ли это на самом деле? С. Цвейг считал, к примеру, что эпоха Просвещения в целом лишена интуиции. Вселенная представлялась просветителям как весьма совершенный, но требующий усовершенствова-шия механизм. Человек же воспринимался как курьезный мыс-|лящий аппарат. Выходит, Просвещение было эпохой разума, вытеснившего мистику? Огнюдь нет.
По свидетельству Цвейга, «никогда не был Париж столь ркаден до новшеств и суеверий, как в ту начальную пору века Просвещения. Перестав верить в легенды о библейских святых, (стали искать для себя новых странных святых и обрели их в шарлатанах — розенкрейцерах, алхимиках и филалетах, толпами [притекавших сюда; все неправдоподобное, все идущее наперекор (ограниченной школьной науке встречаег в скучающем и причесанном по философской моде парижском обществе восторженный прием. Страсть к тайным наукам, к белой и черной магии троникает повсюду, вплоть до высших сфер».
270 Глава 16. Мистическая культурная традиция
Существует некий парадокс: человек порою и сам не ведает, что, вопреки себе и своим помышлениям, он впадает в мистику. Этот парадокс подметил Н.А. Бердяев. Он отмечал, что глашатаи позитивной эры, отвергая религию, вовсе не являли собой идеал рассудочной непогрешимости. Очищая себя от суеверий, они взращивали поразительные иррациональные фантомы. О. Конт, к примеру, был верующим по своей психологической природе. Но дело не только в этом. Рассуждая о крахе религии, он одновременно бессознательно сближал человечество с вечной женственностью христианской мистики. Да и само его учение напоминало культ, близкий к католичеству. Л. Фейербах называл себя религиозным атеистом, но в то же время оказался страстным глашатаем новой религии человечества. Г. Спенсер причудливо соединял в своей доктрине веру в Непознаваемое и в мировое развитие.
Мистика — это гнозис, своеобразная форма постижения мира. Как писал Джеймс, «око пророческого зрения открывает то, что сокрыто от очей разума». Мистический опыт подрывает авторитет немистического или рационалистического сознания, основанного только на рассудке и чувствах. Он показывает, что последнее представляет собой только один из видов сознания. Мистический же опыт предельно многолик и разнообразен.
В современной литературе при обсуждении вопроса о том, действительно ли мистика разнохарактерна, просматриваются по крайней мере три возможные версии. Первая сводится к тому, что все виды мистического опыта и его описания едины. Вторая относит идентичность только к самому опыту, подчеркивая вместе с тем, что способы фиксации этих всегда тождественных друг другу переживаний обусловлены культурно-религиозной символикой. Наконец, еще одно предположение: мистический опыт разнообразен, может быть типологизирован. Однако его описание ограничено языковыми и культурными рамками.
В самом деле, в какой мере молено доверять мистическому опыту? Иначе говоря, раскрывает ли он некие фантомы сознания или демонстрирует феноменологически достоверную реальность? У. Джеймс формулирует вопрос так: «Является ли чувство присутствия божества доказательством существования последнего?» Окончательный ответ на этот вопрос был бы, вероятно, разгадкой всех таинств бытия.
Естественно, нужно проводить различие между духовным опытом и теми онтологическими достоверностями, которые, воЗ"
Культура и мистика
можно, проступают в нем. По крайней мере, не следует с порога отметать допущение, что в мистическом опыте обнаруживается иное бытие. Но разве, кроме того, постоянное размышление над загадками сознания, как такового, не может помочь разга-
| дать их?
Сегодня можно сказать уверенно лишь одно: пока никаких | окончательных характеристик мистического опыта нет. Любые I признаки его, в том числе те, которые выделяет у. Джеймс, относятся к различным видам опыта — этическому, естественному, религиозному. Это дает основание говорить о том, что существует многообразие инсайтов, которые позволяют проник-I нуть в глубины истины. Но в той же мере можно говорить и о многообразии истин.
Архетипичность мистического опыта едва ли дает основание [говорить об универсальных общих характеристиках мистицизма для всех культур, религий и цивилизаций мира. Разумеется, многие современные исследователи пытаются представить сущностное единство мистического опыта, описанного в различных культурных |и религиозных традициях. Актуальным, однако, остается вопрос: является ли мистический опыт чисто субъективным феноменом или он обладает статусом своеобразной объективной действительности!' Благодаря интуитивным прозрениям многих современных ученых изначальная простота может явиться в акте целостного, гвееобъемиощего взгляда, как это происходило, например, в мистическом озарении древнего шамана. Вот почему рождается сегодня [множество провозвестий, которые формируют научную парадигму, но являются результатом фантазийной работы ума.
Присутствует ли разум во всех формах материи? Можно ли материю, жизнь и сознание рассматривать как уровни эволюционного развития? Верна ли гипотеза, что форма взаимодействует Б энергией? Физики, например, все чаще склоняются к убеждению, что сама окрркающая нас реальность призрачна. Бытие (многолико и зыбко. Но для мистика такое откровение — совсем те новость. В древнеиндейских учениях майя — это магическая вила сотворения. Она же иллюзия, видимость, фантом. За внешней данностью скрывается нечто иное. Реальность изменчива, но можно привыкнуть к одному из ее образов. Эту древнюю интуицию пытается осмыслить современная физика, которая также Наталкивается на обманчивость кажимости, на идею множественности фантомных миров.
272 Глава 16. Мистическая культурная традиция
Стало быть, мистика — это вера в возможность непосредственного общения человека со сверхъестественным началом или убеждение в возможности сверхопытного и сверхчувственного познания. Речь идет о совокупности явлений и действий, которые каким-то образом связывают человека с тайным существом, с непостижимыми силами природы, независимо от условий пространства, времени и физической причинности.
* * *
Можно, следовательно, говорить о мистике как о поиске истины и реальности, которая выходит за пределы чувственной и интеллектуальной сфер. Поиск этот, не опосредованный чувством или разумом, имеет характер личной страсти. Он позволяет войти в такие просторы, которые недоступны обычному познанию. Это непосредственное постижение бытия и смысла всего сущего, включая и наше сознание.
Мистика видит единство там, где обычный взор усматривает лишь многообразие и разобщенность. Мистический опыт есть особый вид сознания — нечувственного и неинтеллектуального. Мистическое сознание улавливает изначальное единство всех вещей. В этом океаническом сознании устраняются различия между индивидом и миром...
ЛИТЕРАТУРА
Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989. Борхес Хорхе Луис. Письмена Бога. М., 1992. Волошин М. Избранные произведения. М., 1988. Хурсвия П.С. Возрожден ли мистицизм? М., 1984. Джеймс у. Многообразие религиозного опыта. М, 1983- Заблуждающийся разум. Многообразие вненаучного знания. М., 1990. Работы М. Вебера по социологии религии и идеологии. М., 1985. Роллан Р. Жизнь Рамакришны. Жизнь Вивекананды. М., 1991. Соловьев Вл.С. Современная жрица Изиды. М., 1994.
Соловьев Вл.С. Философские начала цельного знания // Вл. Соловьев. Соч.: В 2 т. Т. 2- М., 1988. t
Шлыков В. Священная книга 'Гота. Великие арканы Таро. Абсолютные начала синтетической философии эзотеризма. Киев, 1994.
Шмаков В- Закон синархии. Учение о двойственности иерархии монад и множеств. Киев, 1994.
Шмаков В. Основы пневматологии. Теоретическая механика становления духа. Киев* 1994.
Эзотерический словарь. Сокровенные аспекты бытия в терминах, символах, понятиях'-Ч. 1 и 2. Москва — Рига, 1993.
Культура и мистика
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ
1. Каковы признаки мистического опыта по Джеймсу?
2. Что такое теософия?
3. Чем антропософия отличается от теософии?
4. Как можно определить мистическую духовную традицию?
5. Каковы общие черты мистической антропологии?
о. Почему нельзя понять человека без обращения к мистической традиции? 7. Какие интуиции содержит в себе мистическая антропология?
ТЕМЫ РЕФЕРАТОВ
Мистика как феномен. Мистический опыт. Мистика и гнозис. Теософия Е.П. Блаватской. Антропософия Р. Штейнера. Образ человека в древней мистике. Мистика и научное знание.
Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Культурно-исторические типы 14 страница | | | Культурно-исторические типы 16 страница |