Не в генетике ли причина заикания?

Не запрятано ли глубоко в наших хромосомах нечто, что является корнем заикания – ген заикания, если хотите, который влияет на нас так же, как незамечаемые генетические нарушения приводят к рассеянному склерозу и раку? Если нам не обращаться к генетике, то как мы сможем объяснить тот факт, что заикание часто носит семейный характер?

Я бы хотел начать это исследование одним неожиданным сравнением и поговорить о вещах, далеких от заикания, - о геноциде в Косово в 1999 году.

Как и многие люди, я был потрясен, впервые услышав об «этнических чистках». И еще более я был ошеломлен, когда узнал, что история плохих отношений между сербами и этническими албанцами уходит в давние времена, еще в четырнадцатый век. В битве при Косово в 1389 году сербы были побиты вторгшимися османскими турками, и к середине пятнадцатого столетия вся Сербия, включая Косово, подпало под турецкое владычество. С этого момента началась миграция сербов на север в Боснию, и вытеснение сербов, в основном, мусульманами албанцами, которые пришли на плодородные земли Косова с более засушливых горных районов Албании. По сей день Сербия еще видит в Косово свои земли, тогда как албанские националисты в Косово продолжают настаивать на независимости. И в этом споре за землю вражда между сербами и этническими албанцами продолжает тлеть.

Но чтобы 500 лет?! Должно же быть какое-то объяснение живучести такой озлобленности. Каким образом эта вражда передается из поколения в поколение с такой эффективностью? У меня такое объяснение есть. В его основе лежит предположение, что сербы должны иметь генетическую предрасположенность убивать албанцев, в то время как албанцы – сербов. Это бы объясняло все.

Заключение абсурдное, конечно. Генетические предрасположенности это не единственный определяющий фактор, который столетиями может передаваться по крови. Другие факторы также могут передаваться от поколения к поколению. Но эти факторы никогда не принимаются во внимание, когда дело доходит до заикания, из-за тенденции привлечения одной тайны (в данном случае, генетики) для объяснения другой.

Генетика является одним из таких ответов на все случаи жизни, к которым люди обращаются, когда исчерпаны все варианты объяснения неизвестного. Например, я услышал это однажды, я услышал это сотни раз: «Раз мой отец (мать, дядя, тетя, брат и т.п.) заикался, то у меня в семье должна быть генетическая предрасположенность к заиканию».

Многие исследователи на эту приманку клюнули. В научной среде были предприняты значительные усилия на то, чтобы найти и выделить ген заикания, или, по крайней мере, ключевой генетический фактор, который бы являл собой основную причину заикания. Может быть, как предполагалось, это будет рассинхронизация речи, или, может быть, дефект слуховой обратной связи. Какова бы ни была причина, росло число людей, которые сделали МРТ головного мозга, либо сдали кровь на анализ ученым, искавшим ключ к заиканию по образцам ДНК на пленке.

Их настойчивость заслуживает уважения, но я подозреваю, что история в конце концов докажет тщетность их усилий. Есть гораздо более простое объяснение того, что заикание часто наследуется.

Хотя это объяснение, похоже, ускользает от исследователей речевой патологии.

Почему?

Потому что все они страдают одной общей болезнью. Той, которую называют парадигмой паралича, или неспособностью выйти за рамки текущих представлений.

ОГРАНИЧЕННОСТЬ МЫШЛЕНИЯ

Парадигма – это модель, общий набор предположений о том, как мы воспринимаем мир. Парадигмы диктуют нам, на что мы должны обратить внимание, а что мы можем спокойно проигнорировать. Парадигмы имеют важное значение, поскольку, не обладая способностью отфильтровывать важное от неважного, мы должны были бы иметь дело со слишком большим объемом данных и слишком большим количеством сенсорной информации.

Но иногда парадигма работает и против нас. Это случается, когда парадигма отсекает вещи, которые действительно важны: данные, впечатления, информацию, которая должна быть отмечена и принята во внимание. Я полагаю, что именно это произошло и с заиканием.

Когда-то исследователи решили, что хроническое заикание это унитарное расстройство, вызванное дефектом речевого аппарата. Они не были точно уверены в том, где именно было нарушение. Но уверены в том, что если они как следует поищут, то ответ будет найден, и что-то будет обнаружено в темных закоулках мозга.

Будучи поглощенным этой уверенностью, их мышление оказалось парализованным. Оставаясь в рамках привычной парадигмы, они ограничили исследования по альтернативным вариантам. Их мышление оказалось зашоренным. По этой причине они позволяли вероятной причине заикания пройти сквозь пальцы.

Для лучшего понимания того, почему их рассуждения пошли неверным путем, давайте рассмотрим четыре ключевых положения, на которых зиждутся генетические изыскания в области заикания.

· Мы все пришли к единому мнению, что означает «заикание».

· Мы можем точно определить, когда человек в ступоре.

· Только генетический фактор может передаваться из поколения в поколение.

· Можно выполнить имеющее ценность исследование, не имея четкого представления о том, что именно надо найти.

ПОЛОЖЕНИЕ №1: МЫ ЕДИНЫ В ОПРЕДЕЛЕНИИ СЛОВА «ЗАИКАНИЕ»

При определении того, заложено ли заикание в генах, исследователи рассматривают «заикание» как нечто очень специфическое. Но так ли это? Предположим, что у нас есть четверо заикающихся. Один страдает от физического нарушения типа паркинсонизма, второй – это маленький ребенок, который только учится говорить, третья спотыкается, когда взволнована, четвертый регулярно обнаруживает, что его речь заблокирована, он не может говорить, пока ступор не пройдет. Из-за отсутствия полезных слов, позволяющих разграничить речевые паттерны, исследователь вынужден называть все их «заикание». Это смешение различных проявлений не может помочь, а только замыливает восприятие исследователя и делает практически невозможным получение достоверных данных о заикании, потому что предмет изучения (то есть, заикание) оказывается нечетко определенным.

Эта ситуация частично объясняется скудостью лексики, используемой для описания заикания. Вообразите, что вы изучаете хамелеонов, но всегда называете объекты изучения рептилиями. Конечно, мы-то знаем, о чем идет речь, но кто-то другой может вообразить и другой вид рептилий: змей, к примеру, или игуан. Это не помогло бы, а только вводило в заблуждение. Не точно ли то же самое происходит, когда мы принимаемся за исследование генетических причин заикания? У нас есть четыре типа заикания, но только одно слово, чтоб все их идентифицировать.

Один из способов решения этой проблемы – иметь различные слова или выражения на каждый вид неплавности речи. Например, первый тип заикания – патологическое нарушение речи, чтобы обозначить рваную речь, возникающую при физических нарушениях типа поражения головного мозга или паркинсонизма. Второй – речевое нарушение развития, оно описывает речь ребенка, который изо всех сил старается устранить неоднозначности в общении. Третий тип заикания – запинки (Харрисон придумал слово bobulating – прим. перев.) – легкие спотыкания в речи, когда человек находится под властью эмоций или сбит с толку. Наконец, ступор, когда человек заблокирован и не может ничего выговорить.

Заменяя слово «заикание» этими словами, получаем возможность уточнить предмет исследования. Эти уточнения, как правило, не делаются в тот момент, когда исследователи проводят свои изыскания, так что когда говорится «мы ищем генетические причины заикания», это означает, что люди не знают, что же они на самом деле ищут.

Еще одна проблема, которая обычно упускается из виду, это то, что хроническое заикание – это, на самом деле, составная проблема. Она состоит из (1) речевого блока и (2) того, что человек делает для того, чтобы одолеть ступор или избежать его (см. диаграмму в Части 1 этой книги). Следовательно, если вы заинтересованы в проведении эффективных исследований, вы должны решить, какую компоненту проблемы вы намерены изучать, то есть, разложить проблему на ее элементарные составляющие.

Если провести аналогию, то представьте себе, что ваша машина стала дергаться, когда вы ее заводите утром. После нескольких дней мучений, вы, наконец, идете к Гунарту, местному автомеханику. Гунарт проводит тщательное обследование и приглашает вас на следующий день, чтобы рассказать в чем дело.

«И в чем?» - спрашиваете вы.

«Система зажигания», - говорит Гунарт.

«Уже лучше», - думаете вы. «Проблема решена».

Так ведь?

Вот схема системы зажигания вашего автомобиля.

Поскольку система зажигания это система, она, по определению, состоит из более чем одного компонента. Таким образом, хотя вы и знаете, в общем, в чем состоит проблема, Гунарт должен провести гораздо более тщательное исследование, прежде чем он скажет вам, в чем конкретно эта проблема выражается.

Тем не менее, большинство исследований в области возможных генетических причин заикания не имеют той логики, которой пользуется Гунарт при диагностике вашего авто. Они не разделяют хроническое заикание на его компоненты, а вместо этого рассматривают всю систему, будто это некий целостный унитарный механизм.

ПОЛОЖЕНИЕ №2: МЫ МОЖЕМ ТОЧНО ОПРЕДЕЛИТЬ, КОГДА У ЧЕЛОВЕКА СТУПОР

Как-то я сказал одному логопеду, что я вырос с хроническим заиканием, что я боролся с ним лет 30, но теперь полностью излечился. Она на это отвлеченно кивнула, но потом призналась, что могла бы сказать, что я заикался, поскольку могла видеть следы заикания в моих случайных запинках.

Для меня это было новостью. Мое определение хронического заикания довольно просто. Если в моей речи есть ступоры, которые не дают мне спонтанно произнести отдельное слово или звук, то у меня есть проблема. (Здесь не о том, что я испытываю в этот момент вообще). С другой стороны, если в моей речи проскакивает случайная запинка, но я не чувствую никакого сопротивления при речи и даже не осознаю эти мелкие запинки, то у меня проблемы нет. Разница между моей речью сейчас и сорок лет назад в том, что у меня нет ступоров.

Нет ступора – нет проблемы.

И все же большинство исследователей не в состоянии сделать этого различия, а следовательно, они, в конечном итоге, смешивают яблоки с апельсинами. Например, какая-то женщина говорит «Й-й-й-й-я не могу сделать этого сегодня вечером», спотыкаясь на слове «я», потому что она чем-то расстроена, может звучать точно так же, как женщина, которая повторяет слово «я», потому что в ужасе от того, что никогда не может выговорить «я не могу». В одном случае говорящая в нерешительности, смущении, выбита из колеи, а в другом случае она в ступоре. Тем не менее, исследователь оба этих случая назовет примером «заикания».

Или другой пример. Человек с совершенно свободной спонтанной речью и человек, постоянно употребляющий замены, чтобы избежать ступоров. И все же исследователь оба этих случая назовет «свободная речь».

Делают исследователи такие различия? В общем, нет. Если кто-то выказывает нарушения, он заикается. Нет нарушений – не заикается. Исследователь не оценивает субъективные переживания человека, чтобы сказать, что же происходит в действительности. Следовательно, значимость обнародованных открытий понять сложно.

ПОЛОЖЕНИЕ №3: ИЗ ПОКОЛЕНИЯ В ПОКОЛЕНИЕ ПЕРЕДАЮТСЯ ТОЛЬКО ГЕНЕТИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ

Это такое логичное предположение. Заикающийся складывает губы, но звука не издает. Он находится ступоре, прокручивая «ра-ра-ра-ра-ра-ра» перед тем, как у него изо рта залпом реактивного миномета вылетит слово «рапорт». Несомненно, существует какое-то механическое или невротическое препятствие для его речи, и, несомненно, проблема имеет глубокие генетические корни. А как еще можно объяснить, что такое поведение часто существует в семьях из поколения в поколение?

И, тем не менее, как мы видели на примере противостояния сербов и этнических албанцев, взгляды и убеждения также могут передаваться от деда к отцу и сыну.

Но почему то же самое не может происходить и в случае заикания? И если взгляды и убеждения на самом деле являются главным фактором, то отчего они ранее никогда не принимались во внимание?

Это происходит из-за того, что наше мышление парализовано устаревшей парадигмой. Старая парадигма гласит, что заикание – унитарная проблема, обусловленная генетическими факторами. Таким образом, наши представления и убеждения следует рассматривать только как следствия заикания. В качестве причины они не рассматриваются.

Хроническое заикание в новой парадигме представляется не унитарной проблемой, а системой шести ключевых компонент, находящихся в динамической зависимости, при которой каждая компонента влияет на все остальные и в то же время подвержена влиянию остальных.

ГЕКСАГОН ЗАИКАНИЯ

Физиологические Поведение

реакции

Намерения Эмоции

Убеждения Восприятие

Например, хочет человек спросить у прохожей «Не подскажете время?» и подсаживается на «в-в-в-в-в-в-в». В этот момент работает набор взаимодействий. Рассмотрим некоторые составляющие этой системы.

Начнем с проблемы остановить прохожую, чтобы задать ей вопрос. Заикающийся осознает, что он полностью во власти страха произнести слово «время». Он уверен, что окажется в ступоре, и страшное слово добавляется к его реакции «бей-или-беги». Но единственный ли это спусковой механизм для отклика? Вряд ли. Существует также тема незнакомого человека. Что это за человек? Как выглядит? В чем будет опасность? Она хорошенькая, а хорошо ли я выгляжу, чтоб что-то у нее спрашивать? Как отреагирует? Как посмотрит на эту встречу?

А этот мимолетный взгляд перед тем, как она действительно стала смотреть на него? Она раздражена? Боится? Торопится? Возмущена тем, что ее притормозил совершенно незнакомый человек? Как она все это воспринимает?

Чувствуешь, что должен говорить идеально? Или быть совершенным? Есть мнение о том, каким хочешь увидеть ее ответ? Полагаешь, что она по такому сценарию не пойдет? Может, все вообще еще хуже?

Сколько я могу вытерпеть? Насколько остро все чувствую? Может, сразу пойдет паника? Нет ли склонности к слишком острой реакции? Как у меня сегодня с настроением? Позитивный и уверенный я сегодня, или все плохо и настроения никакого? Убеждения заикающегося и то, как он оценивает происходящее, будут иметь огромное влияние на его чувства.

Многие из взаимодействий, возникающие в этот момент, не имеют ничего общего со страхом заикания как таковым, но отвечают за реакцию на окружение. А поскольку эти силы обычно не осознаются, единственное, что он может осознавать, это страх речи.

ПОЛОЖЕНИЕ №4: МОЖНО ПРОВЕСТИ ПОЛЕЗНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ, НЕ ИМЕЯ ЧЕТКОГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ТОМ, ЧТО ИЩЕШЬ

Все исследования в области поиска генетической причины заикания, по-видимому, имею одну общую черту: исследователи за своими изысканиями не имеют надежной теоретической базы. Другими словами, они не знают точно, что они ищут. Эта курьезная ситуации возникает, поскольку для многих, а возможно, и большинства исследователей, заикание это плохо очерченная речевая аномалия, точное определение которой, видимо, обитает в неизвестности. Но, как говорит Уильям Перкинс (William Perkins), почетный профессор Университета Южной Калифорнии и бывший директор Центра Заикания в том же университете, если вы хотите провести полезное исследование, то вам надо начать с надежной теории, а потом использовать методологию, чтобы проверить то, что из этой теории вытекает.

В выпуске бюллетеня NSA Letting GO c январе/феврале 1997 Перкинс эту свою мысль развивает:

Низводя развитие теории заикания до уровня спекуляции, исследователи оказываются в сомнительном положении. Они сидят с хорошим мощным оборудованием. Но у них нет какой-то завершенной научной теории, чтобы воспользоваться ей и показать причинно-следственные связи. Вместо этого, исследования заикания сродни ловле рыбы неводом, который тянут, а потом смотрят, что там вытянули. При этом руководствуются мыслью, что если можно будет собрать достаточно материала, то причина заикания станет очевидной…

На самом деле, большинство исследований фокусируются даже не на заикании как таковом, а на условиях, сопутствующих заиканию. Особенно это относится к области неврологии, где исследования редко базируются на теории. Они служат лишь для подтверждения каких-либо идей.

Одна из основ науки – то, что теория должна согласовываться со всеми полученными данными, и именно это, пожалуй, более всего отвечает за увековечение убежденности, что проблема заикания неразрешима. И вот почему.

Практически все исследования, направленные на лучшее понимание заикания, ведутся с группами субъектов: фактически, чем больше группа, тем лучше. На первый взгляд, это кажется разумным. Один субъект или малая группа не дадут результата, который бы с уверенностью можно было отнести ко всем заикающимся в целом.

Но при работе с группой данные каждого отдельного индивидуума игнорируются в пользу средних по группе значений величины пауз, количества запинок и прочего. Это означает, что результаты по группе, вероятно, не описывают каждого отдельного индивидуума, принимавшего участие в исследовании. Не было бы проблемы, если бы все заикались одинаково. Но группа же не заикается. Заикается индивидуум. И причина заикания меняется от одного человека к другому.

Только после выяснения индивидуальных причин возникает понимание, что групповые исследования могут помочь узнать, насколько широко распространены эти причины в среде заикающихся.

Но начать сразу с группы?

Это гарантия того, что суть заикания никогда не будет выявлена при таком подходе.

Единственное, что исследователи, по-видимому, в состоянии уяснить, это то, что при заикании у человека что-то происходит в определенных частях мозга. Но что это такое, и как это может или не может повлиять на возникновение заикания, полностью относится к области спекуляций.И, тем не менее, только наличие факта, что что-то происходит, не препятствует исследователям с уверенностью заявлять о существовании генетических факторов возникновения заикания. Иначе, утверждают они, эти ответы не давали бы такую высокую статистическую достоверность в семьях, в которых наблюдается заикание. Но являются ли причиной заикания эти факторы или это побочный продукт других событий, они определить не в состоянии.

И наконец, если заикание не прослеживается в 75% семей людей, которые заикаются, то можно ли утверждать, что заикание наследуемо? Могут ли другие болезни, доказанно имеющие генетическую предопределенность, давать такую низкую статистику в семьях, в которых существует наследование?

ГДЕ ЖЕ ПРЯЧЕТСЯ ЭТА ГЕНЕТИКА?

Исходя из моего собственного опыта излечения от заикания, а также исходя из более чем 33-летнего опыта активного участия в движении самопомощи заикающихся, я вынес наблюдение, что заикание являет собой комплекс, в котором наличествует взаимодействие шести ключевых компонентов: эмоций, восприятия, убеждений, намерений, физиологических реакций и поведения. Эти компоненты формируют самоподдерживающуюся поведенческую систему.

Какие-то элементы этой системы могут в реальной жизни передаваться от родителя к ребенку, а именно: представления и взгляды на жизнь, правильное поведение и то, что следует ожидать от других. Это элементы, которые могут достаточно свободно мигрировать во времени, несомненно, способствуют высокой вероятности возникновения заикания в некоторых семьях.

Есть, однако, и генетическая компонента, которая, я уверен, играет роль в заикании. Она не касается речи напрямую, но влияет на то, как человек реагирует на стресс. Это что-то, что может существовать в фамильных генах. Что-то, связанное с той частью мозга, которая наиболее связана с хранением эмоциональной памяти.

ОТКРЫТИЕ

Как-то летом, тогда я еще учился в колледже, я работал в комнате почты в почтовом агентстве моего отца. В этой комнате почты был черный телефон, который был напрямую соединен с домом, где делались фотокопии, в нескольких кварталах отсюда. Дважды, а может и трижды в день, один из арт-директоров с верхнего этажа звонил вниз и просил меня дозвониться до копировщиков и попросить пикап.

Я жил в постоянном страхе этого телефона, поскольку меня всегда ступорил на «п». Обычно первый запрос на пикап был примерно в полдень, после того, как я уже добрую половину дня просидел в страхе этого звонка, поэтому, когда я делал звонок, мои нервы были уже на пределе. Тем не менее, мое врожденное упрямство наполняло меня решимостью. В тот момент я себе клялся, что скажу «пикап» без всякого «стартового» звука типа «хм» или «а-а», или слов для разгона типа «Так! Можете вы подогнать пикап?» И каждый раз я шел на попятный, когда мне отвечал грубый голос на том конце провода.

Однажды утром все эти офисные эмоции проявились особенно ярко. Примерно около 10 утра был первый звонок относительно пикапа. Поскольку это произошло очень рано, то у меня не было много времени на накручивание страхов. Я решил по-настоящему идти ва-банк и сказать «пикап» без всякого «читтерства». Я поднял трубку.

Голос сказал: «Привет».

Бросаясь в омут головой, я глубоко вздохнул и сказал: «Пикап». Я не использовал слова для разгона. Я не ступорил. Горло и губы были расслаблены. В тот момент я был поражен наплывом чувств, восторгом, которых я не испытывал ранее.

«Ничего себе!» - думал я, возвращая на место трубку. - «Откуда это взялось?» Я чувствовал, что открыл то, что стояло за речевым ступором, и что было бы, если бы я не ступорил и не избегал слова. Я открыл, что оберегаю себя от наплыва неодолимого чувства восторга.

Я и знать не знал до этого момента, какие же там эмоции у меня запрятаны. Для меня это обернулось чрезвычайно полезным открытием. Страх быть переполненным внезапным приливом чувств прошел долгий путь, успев мне рассказать о ступорах всё, а мои убеждения были подтверждены годами работы в программах личностного роста. Чем более удобно мне становилось выражать свои эмоции, тем менее обнаруживалась склонность к речевым ступорам.

Это не означает, что хроническое заикание обусловлено подавлением нежелательных эмоций. Но я скажу, что сдерживание эмоций, по-видимому, является важной компонентой общей системы заикания.

Для лучшего понимания этого полезно кое-что знать о работе части мозга, которая называется миндалины.

РОЛЬ МИНДАЛИН

Миндалины – кластеры взаимосвязанных структур миндалевидной формы, расположенные над стволом головного мозга в нижней части лимбического кольца, которые работают как хранилища эмоциональной памяти. Это один из самых примитивных отделов мозга, развившихся за сотни тысяч лет до того, как стала развиваться кора головного мозга, отвечающая за рациональное мышление.

Первоначальная роль миндалин была в обеспечении животных особенно яркими воспоминаниями того, что им угрожало или было особенно полезно. Как своеобразные нейронные растяжки, всякий раз, когда животное было под угрозой, миндалины пересылали срочные сообщения во все главные отделы мозга, чтобы вызвать выработку гормонов, отвечающих реакции тела «бей-или-беги», активизирующих сердечно-сосудистую систему, приводящих мышцы в состояние готовности к действию. Таким образом, если первобытный человек слышал рычание и шелест травы, чуткая реакция его миндалин позволяла ему предпринять действия до того, как хищник-людоед мог застать его врасплох.

Хотя современный человек и обладает высокоразвитой корой головного мозга, дающей ему способность к абстрактному мышлению, миндалины по-прежнему занимают привилегированное положение, и в случае чрезвычайных событий как эмоционального, так и физического и социального плана, миндалины берут на себя управление мозгом, включая отделы, отвечающие за рассудок. Таким образом, если вы имели несчастье столкнуться с гоночным автомобилем, когда решили осмотреться на Трансамериканской магистрали (как это было с моей женой несколько лет назад), то скрип тормозов на городской улице будет достаточным, чтобы мгновенно включилась реакция «бей-или-беги». В действительности, миндалины могут включить эмоциональную реакцию задолго до того, как корковые центры полностью поняли, что же вообще происходит, будто наши эмоции имеют свой собственный разум, который действует независимо от нашего сознания.

В бестселлере «Эмоциональный интеллект» Даниэла Гоулмана (Emotional Intelligence, Daniel Goleman), который рекомендую прочитать всем заикающимся, автор отмечает, что некоторые люди рождаются с нейрохимией, которая делает эту схему особенно легко включаемой. Например, говорит Гоулман, высокочувствительные люди «могут унаследовать хронически высокий уровень норадреналина или других нейромедиаторов, которые активируют миндалины и таким образом понижают порог возбудимости, заставляя миндалины срабатывать еще быстрее».

В своей книге «Высокочувствительный человек» Элейн Арон (The Highly Sensitive Person, Elaine Aron) говорит, что 20 процентов населения можно рассматривать как высокочувствительные и, таким образом, как более подверженные влиянию людей, событий и факторов окружающей среды. А что с сообществом заикающихся? Существуют здесь генетические различия? Если следовать выводам доктора Либби Ойлер (Ph.D. Libby Oyler), сделанным в ее диссертации по патологии речи, то ответ будет утвердительным. В статье ежемесячного бюллетеня Letting Go Национальной ассоциации заикающихся, вышедшей в апреле 1998 года, Ойлер сообщила, что 84 процента из числа обследованных заикающихся показали более высокий уровень чувствительности относительно незаикающихся. Это заставляет предположить, что некоторые дети более подвержены влиянию тонких изменений в тоне голоса, жестикуляции, мимолетных эмоций или других невербальных форм коммуникации. Так что, хотя ребенок может и не иметь «гена заикания» как такового, он или она могут иметь высокую реактивность, что способствует развитию Гексагона Заикания.

То есть, если кто-то хочет провести исследования, касающиеся влияния генетических факторов на хроническое заикание, то, следовательно, было бы гораздо продуктивнее взглянуть на индивидуальную чувствительность к окружающей среде и его или ее способность реагировать на угрозы, нежели на системы, связанные с производством речи как таковой… но всегда надо делать оговорку, что не высокий уровень возбудимости сам по себе вызывает хроническое заикание. В конце концов, есть много людей, которые не заикаются, но имеют те же самые симптомы. Именно наличие чрезмерной возбудимости в сочетании с другими элементами Гексагона Заикания приводит к речевому ступору.

РЕЗЮМЕ

Как бывший редактор бюллетеня Letting GO, я регулярно получал письма от исследователей, которые просили, чтобы мы опубликовали их объявления о наборе субъектов исследований в области генетической причины заикания. Я был бы и рад помочь. Но я не мог этого сделать, поскольку видел, что эти исследования имеют своей целью получение данных, имеющих локальное значение и малую практическую ценность. И вот почему я так думал:

1. Исследователи рассматривают заикание как конкретный, четко очерченный феномен, тогда как большинство из нас даже не пришли к соглашению, что же означает слово «заикание», не говоря уже о том, что же в действительности происходит, когда человека «заклинило» и он не может продолжить говорить.

2. Ученые, проводящие генетические исследования, рассматривают заикание как унитарную проблему, тогда как хроническое заикание правильнее определить как совокупность речевых ступоров и приемов их преодоления и избежания. Из-за того, что это комплексная проблема, исследователям было проще изучать самый простой компонент – речевой ступор, нежели ступор в комплексе со стратегиями самосохранения.

3. Большинство исследователей для определения того, заикается человек или нет, смотрят только на наличие заметных речевых нарушений, но люди, которые запинаются, когда они возбуждены, вовсе не обязательно имеют осознанные речевые затруднения как таковые. Классическим примером неверного распознавания хронического заикания можно назвать случай, произошедший несколько лет назад на Мэрилу-шоу на ТВ, на котором приглашенные гости были либо логопедами, либо людьми с заиканием. Актер Гордон Клэпп также был приглашен на это шоу, чтобы рассказать о своем очень симпатичном изображении персонажа с заиканием в ТВ-драме «Полиция Нью-Йорка». Один из членов NSA в аудитории даже назвал Клэппа героем за то, что он выступал в качестве положительного примера для заикающихся. Лейтенант Мидавой, нью-йоркский детектив, которого играл Клэпп, на самом деле демонстрирует случайные нарушения речи, но при этом в его поведении нет признаков напряжения и замкнутости на себе, обычно связанных с речевыми ступорами. И никогда Клэпп не рассматривает заикание как проблему, когда выписывает характер своего персонажа. Я всегда чувствовал, что актер слегка смущен своим присутствием на Мэрилу-шоу.

4. Исследователи полагают, что из поколения в поколение могут передаваться только генетические факторы, хотя в семьях могут передаваться и взгляды, и убеждения. Причина, по которой этот фактор не принимается во внимание, лежит в узости парадигмы, используемой для определения хронического заикания. Однако, если вы рассматриваете заикание как нечто, построенное из простых элементов, то взгляды и убеждения становятся источниками причины, и вам не придется больше привлекать генетику, чтобы объяснить, отчего хроническое заикание часто передается по наследству.

И, тем не менее, генетические факторы, имеющие отношение к заиканию, вероятно, существуют, но отношение это косвенное. Речь идет о степени чувствительности индивидуума и уровня отклика при реакции на стресс, факторов, которые могут передаваться от родителя к ребенку.

5. Наконец, исследование генетических причин заикания традиционно включает в себя «траление» ответов по принципу «бросай сеть – потом разберемся». За неимением надежной теории. Исследователь зачастую сам не знает, что же он ищет. Он просто надеется, что будет что-то интересное, что само по себе в высшей степени спекулятивно.

Я четко осознаю, что это эссе, вероятно, будет непопулярно среди тех, кто занимался генетическими изысканиями в заикании. Но я рассчитываю не на враждебность отношения, а на то, что вопросы, которые я поднял, послужат толчком для размышлений и, возможно, помогут более четко обозначить цели.

ССЫЛКИ

Aron, Elaine, The Highly Sensitive Person. New York: Broadway Books, 1998.

Goleman, Daniel. Emotional Intelligence. New York: Bantam Books, 1995.

Oyler, Mary Elizabeth. Sensitivity and vulnerability: are they a blessing?

Letting GO, April 1998, 4.

Дата добавления: 2015-11-16