Аналогия с гольфом

Джейк Дин

[Если вы когда-либо сомневались в том, встречается ли скованность, какая бывает при заикании, и в других формах человеческой активности, то история с гольфом, рассказанная Джейком Дином, должна положить вас на лопатки. Когда я получил этот материал, Джейк был первокурсником Корнельского Университета в Итаке, штат Нью-Йорк. (прим. Дж.Харрисона)]

Привет! Я учусь на первом курсе в Корнелле. Примерно в течение шести лет у меня есть проблемы со ступорами в речи. Я читал вашу статью, и она полностью относится ко мне.

Я получаю кое-какие консультации в кампусе сейчас, чтоб попытаться как-то улучшить положение. Когда я один (так бывает со многими), то всё хорошо, но как только наступает момент, когда я должен говорить с другими, то мне приходится туго, очень похоже на тот эпизод в Сан-Франциско, о котором вы рассказывали. Только у меня такие случаи не исключительны: они у меня происходят целыми днями.

Другим это не очень заметно, но меня сильно расстраивает. Я прикидываю наперед слова, которые собираюсь произнести, и когда дело доходит, всегда останавливаюсь перед ними. Интересно то, что ТОЧНО ТО ЖЕ САМОЕ у меня происходило и с ударами в гольфе.

В соревнованиях по гольфу я начал участвовать с 12 лет, и для меня стал важен каждый удар. Я выработал привычку тянуться за шаром, следовать за ним и не мог вернуть клюшку обратно. Такое чувство, что руки были заморожены и вообще не могли двигаться.

В конце концов, это ощущение притуплялось, удар я срывал реже, но в полную силу я уже не играл.

Интересно то, что когда шара не было, то я мог проводить удар без проблем. Можно провести аналогию с тем фактом, что я мог говорить без ступоров, если рядом никого не было.

Весной в выпускном классе школы я вышел на поле для гольфа и сказал себе: «Все! Теперь это для меня не имеет никакого значения». Потому что я знал, что в колледже играть в гольф не буду. И эти ощущения немедленно пропали. И я уже мог контролировать себя и выбирать то, о чем я хотел думать.

Уже год, как такой ступор у меня не появлялся. И это довольно примечательно, поскольку шесть лет это происходило во время каждого удара. Я действительно думаю, что есть связь всего этого с моим заиканием.

НАБЛЮДЕНИЯ

Хелен Винер

Я давно уже думаю, что покончила с заиканием, которое мучило меня в течение 46 лет. Я долго работала, используя дыхательную технику (разработанную программой McGuire), которая позволила мне контролировать речевые ступоры. Вдобавок, я действительно очень много работала над изменением своего мировоззрения или, как называет это Джон Харрисон, своего Гексагона Заикания.

Я по праву горжусь всем тем, чего я достигла. Я больше не перекладываю на кого-то те слова, которые должна говорить, даже если я нахожусь в состоянии стресса или имею дело с трудной ситуацией. Моя вновь обретенная уверенность и самооценка позволяют мне принимать на себя роли, о которых я никогда и не мечтала. От ведения собраний до добровольной работы с молодыми правонарушителями, до споров и отстаивания своей точки зрения. Я не боюсь любой речевой ситуации.

Чтобы расширить свою зону комфорта, я даже принимала участие в драмкружке (что я никогда не сделала бы, будучи заикающейся), и как-то раз в этой обстановке все мои старые страхи вылились в громадный мегаступор.

Немного предыстории. Хотя я и считала себя человеком, у которого больше нет проблем с речью, я еще чувствовала, что есть возможности для ее улучшения. Не касаемо речи как таковой, а того, что я не могу ее пока по-настоящему отпустить. Так что драмкружок, который требовал импровизации, казался мне решением. И хотя я не была полностью удовлетворена полученным опытом, каждое занятие было вызовом, и я всегда уходила, чувствуя пользу от того, чего я достигла.

На одном из занятий педагог попросила нас разбиться на группы по четыре человека. Она дала нам набросок короткой сцены, а мы должны были наполнить ее содержанием. Наша группа обсуждала, как мы должны играть эту сцену, и каждый предлагал что-то, с чем я была не согласна. Но альтернативы у меня не было. Я чувствовала, что у меня нет иного варианта, кроме как следовать придуманному в конце концов группой.

Проблема была в том, что мне не нравился сценарий. И хотя я была согласна со всеми, но ощущения того, что это действительно мой выбор, у меня не было. Более того, мне была поручена роль телерепортера, я эту роль не выбирала и считала, что мне эта роль совершенно не подходит.

Чтобы все согласовать, один из нашей группы, довольно разговорчивый и любящий верховодить парень, начал диктовать мне, как, по его мнению, я сыграть свою роль. Я не чувствовала себя уверенно, в частности из-за того, что не понимала, что же должно было получиться. Я чувствовала, что эта роль мне навязана. Я не отвечала. А самое обидное, я обнаружила у себя речевой ступор.

Через несколько дней я стала понимать смысл произошедшего. Я поняла, что в тот момент я попала в свое старое состояние и истратила всю свою энергию. Я была расстроена, потому что не испытывала такого уже очень давно, и это воскресило все те болезненные ощущения, которые я испытывала при заикании. Я думала также, что могу потерять свободу речи и начать заикаться снова (чего, кстати, не произошло).

Короче говоря, я съехала обратно в роль ребенка, который был вынужден угождать другим, ребенка, который заикался и ступорил.

Но что любопытно, была одна эмоция, которую я не испытывала. Это смущение. В старые времена, я бы покрыла себя несмываемым позором и зациклилась на том, что другие подумали обо мне. Они считают меня дурой? Я им еще нравлюсь? Захотят ли они снова со мной работать? Я обнаружила, что этой тропой я не пошла, и открыть в себе такое было удивительным.

Как только мне стало ясно, откуда у меня возник ступор, у меня заметно поднялось настроение. Я ободрилась, поскольку это был хороший урок, который позволил мне понять проблемы, которые прятались за моими речевыми ступорами многие годы.

Я считаю, что это по-настоящему позитивный и поучительный опыт.

КАК МОЕ УВЛЕЧЕНИЕ ГОЛЬФОМ УСИЛИЛО ЗАИКАНИЕ

Примерно через три года после того, как я прошла программу McGuire, я уже считала себя довольно прилично излечившейся. Я была уверена, что могу войти в любую речевую ситуацию без страха заикания, и, по правде говоря, ступоры у меня были очень редкими. Потом я занялась гольфом.

Я взяла уроки у профессионалов и, к своему удивлению, обнаружила, что эта игра гораздо сложнее и несет больше разочарований, чем мной ожидалось. И вот тогда случилось нечто странное.

Мало-помалу я стала понимать, что мое заикание, над которым я так долго трудилась и успешно его одолела, стало возвращаться. Не как-то там драматически – больших ступоров не было, не было и признаков борьбы – но случалось, что моя речь уже не была такой гладкой, как бывало. И, как следствие, уверенность, с которой я могла войти в любую речевую ситуацию, стала постепенно ослабевать.

Сначала я думала, что это просто одна из тех вещей – что, возможно, мне нужно побольше поработать над речью: стать более дисциплинированной в вопросе техники дыхания, которое стало моим недостатком. Или, может, я должна ставить себя перед более сложными речевыми ситуациями.

Но в глубине души, я не думала, что это действительно серьезно.

Постепенно я начала анализировать происходящее. Хотя я успешно изменила мой Гексагон в том, что касалось меня и моей речи, я понимала, что столкнись я с совершенно новым испытанием, испытанием, которое, казалось бы, совершенно не имеет отношения к речи, все те характеристики, которые я проявляла как заикающаяся, там могут выйти наружу.

То, что у меня получилось с гольфом, стало для меня очень важным. Так же, как я не хотела выставлять себя, когда я заикалась, повторилось на поле для гольфа. Так же, как беспокоило меня то, что могут подумать обо мне, когда я заикалась, беспокоило меня сейчас, когда люди видели, как я прохожу свой маршрут на поле для гольфа.

Хотя умом я понимала, что мое заикание не имеет никакой важности для других, эмоционально я согласиться с этим не могла. Подобным же образом, хотя умом я понимала, что никому дела нет до того, как я играю в гольф (гольфисты слишком погружены в собственную игру, чтобы следить еще за кем-то), согласиться с этим я не могла. Я была охвачена теми же ощущением несовершенства, с которым я боролась по отношению к заиканию. Я чувствовала себя точно так же.

Так же, как я злилась и ругала себя, когда я заикалась, так же я злилась и изводила себя, когда у меня плохо получался удар. Я сосредотачивалась только на впечатлении. Все свое внимание я направляла на то, чтобы не сделать плохой удар. Из-за того, что я на­столь­ко боялась «провала», я не давала себе свободы выражения. Я не могла раскрепоститься.

Короче говоря, была скованной.

И как следствие, я вырабатывала «гольфное заикание». У меня возникли ступоры в гольфе вместо речевых ступоров!!

И чем все происходившее закончилось. А произошли две вещи. Первая… слава Богу! Мой гольф улучшился. Отпустив себя и получая удовольствие на поле для гольфа, не концентрируясь исключительно на том, как я выгляжу, я улучшила свою игру. Не думаю, что Тайгеру Вудсу пора начинать беспокоиться, но следите за новостями!

Во-вторых, моя речь вернулась к той, что была. Конечно, это не речь вернулась, это мой Гексагон снова стал сбалансированным.

Я знала эту теорию. Я знала концепцию Гексагона, но понять реальность было намного сложнее: то мое представление себя это отражение меня целиком – того, как я думаю, воспринимаю, чувствую, во что я верю. У меня бы и в мыслях не было, что может быть какая-то связь между игрой в гольф и речью.

Теперь я знаю, что она есть.

Дата добавления: 2015-11-16