Анна Марголина, Ph.D.

«Отчего вы постоянно улыбаетесь?»

Это вопрос, который Джон Харрисон задал мне в одной из наших первых встреч по Скайпу. А я даже и не знала за собой такой привычки. Но когда я начала обращать на это внимание, то вскоре поняла, что это действительно так. Похоже на то, что этот маленький нервный смешок выходил у меня каждый раз, когда содержание сказанного становилось слишком эмоциональным. Я не знала, как мне выразить свои эмоции, потому прятала их за улыбку.

Я вышла на контакт с Джоном Харрисоном вскоре после того, как нашла и проглотила его книгу «Переосмысление заикания». В то время у меня были сплошные неприятности. Я очень плохо контролировала свою речь: мой голос легко становился крикливым (я об этом также не знала, пока Джон не указал мне на это), а темп речи часто был очень высок. Эта ускоренная речь часто прерывалась болезненными усилиями, ступорами, которые могли продолжаться до семи секунд (это официальные замеры).

Время от времени я попадала в речевой ступор, из которого не могла выйти, и эти усилия могли продолжаться по-настоящему долго. Еще хуже было то, что ступоры сопровождались сильными гримасами, подмигиванием, надуванием щек и другими непроизвольными движениями. Даже один такой эпизод мог разрушить любое приятное воспоминание, скажем, вечеринку с друзьями. Вместо воспоминаний о счастливых мгновениях, я прокручивала в голове то, что не могла рассказать конец анекдота, превращая этим попытку рассмешить в неловкое испытание. Я воображала, конечно, что все за столом помнили о моем ступоре так же, как и я.

ПРЕВРАТНОСТИ ПРОЦЕССА ИЗЛЕЧЕНИЯ

Для человека, который заикался в течение почти 40 лет, я была в блаженном неведении. Мои знания о заикании легко можно обобщить одной фразой: «это не лечится». Это фраза снова и снова повторялась многими логопедами и накрепко засела в моем сознании. Но как только это убеждение было разрушено множеством реальных примеров успешного избавления от заикания, не осталось ничего, что могло бы мне помешать воспринимать новые идеи.

Сначала, вдохновленная книгой «Переосмысление заикания», я принялась за эксперименты с собственной речью, но вскоре поняла, что это может оказаться слишком долгим. Я была слишком сильно эмоционально вовлечена в свое заикание, и с ним было связано слишком много вопросов. Я чувствовала, что потеряюсь в этих джунглях. Мне нужен был путеводитель и проводник. Джон Харрисон, как человек, одолевший свое заикание, казался идеальным кандидатом.

По мере продвижения в изучении моих речевых привычек, я накапливала все больше и больше доказательств моей склонности сдерживаться и блокировать себя во время речи. Чтобы позволить эмоциям проявиться, Джон посоветовал мне замедлить речь и почаще делать паузы. Вскоре я заметила, что замедление речи и окрашивание ее эмоциями ведет к большей плавности, позволяя мне оставаться в контакте с собой. В речи еще оставалось много моментов проявления заикания, но управляться с жесткими ступорами стало проще.

Вдобавок к занятиям с Джоном Харрисоном, я начала занятия с практиком НЛП Бобом Боденхеймером (Bob Bodenhamer), автором книги «Создание блоков и заикание» (Mastering Blocking and Stuttering). У меня было подозрение, что мое стремление сдерживать эмоции берет начало в детских воспоминаниях. После одного из занятий что-то щелкнуло, и я вдруг начала говорить удивительно свободно.

Однако, я вскоре обнаружила, что процесс излечения не настолько гладок, как это представлялось поначалу. Он имеет свои взлеты и падения. Около четырех недель я говорила свободно и легко, о чем и мечтать не могла. Потом как-то возник небольшой ступор, после которого я видела сон, в котором заикаюсь так же ужасно, как и раньше. Когда я проснулась, я почувствовала напряжение в горле. В тот день у меня были небольшие ступоры. И в то время я вспомнила совет Джона замедлиться и постараться выражать свои эмоции настолько свободно, насколько это возможно, для того, чтобы восстановить плавность и беглость речи. Мое заикание оставалось очень слабым и возникало только в некоторых ситуациях, но, тем не менее, я мечтала о том состоянии свободы и легкости, которое испытала и которое не могла забыть.

КЛЮЧ К СВОБОДНОЙ РЕЧИ

В ходе того, как я практиковалась в искусстве медленной и выразительной речи, сначала с Джоном, потом в качестве ведущей и, наконец, в моей клоунской театральной труппе (в которую я вступила, чтобы изучить свои слабые и сильные стороны), я пыталась найти ключ к состоянию свободной текущей речи. Ясно, что это состояние имеет свои отличительные характеристики. Слова мягко срывались с моего языка. Я не планировала то, что скажу. Моментом, когда я знала, какое слово скажу, был тот момент, когда я его говорила. Я не вслушивалась в свою речь и не управляла ей. Я плыла по течению.

Для меня было легко видеть, насколько отличным было состояние при заикании, поскольку оно теперь возникало очень редко. При заикании я вдруг становилась осознающей себя. Мне было известно то слово, которое я собиралась сказать, и я была уверена, что на этом слове возникнет ступор. Иногда так и было, а иногда я могла избежать этого, замедляясь и стараясь говорить более выразительно.

Было нечто, чего я не могла объяснить. Как так могло быть, что я была свободной, потом возвращалась в заикание, а потом снова становилась свободной? И что такого было в медленной и выразительной речи, что она даже мое заикливое состояние делала более свободным?

Все это происходило в 2010 году, примерно в то время, когда масс-медиа подняли большой шум относительно открытия «генов заикания». Многие журналисты славили открытие, как разрешившее, наконец, «тайну заикания» и сделавшее все остальные теории устаревшими.

К моему ужасу, это спровоцировало серьезные дискуссии с участием, с одной стороны, Джона Харрисона, Боба Боденхеймера и людей, которые помогали заикающимся поставить более свободную речь, которые реально могли очень хорошо помочь им, и, с другой стороны, людей, лелеявших нереалистичные фантазии, за которыми следовал неминуемый жестокий возврат обратно в суровую отрезвляющую реальность.

ПОИСК ОТВЕТОВ

Для меня все эти разговоры о том, что заикание – это генетическое, следовательно, неизлечимо, мало интересовали из-за моей новоприобретенной беглости речи. Это было то, что не дала мне никакая другая терапия. Но поскольку у меня медицинское и биологическое образование, плюс степень доктора философии в биологии, у меня возникло любопытство, насколько существование генетических аномалий, связанных с заиканием, может вписаться теорию Джона Харрисона о Гексагоне Заикания. Определенно, такая возможность была, потому что одна из точек Гексагона была названа «физиологические реакции». Я знала, что физиологические реакции подвержены влиянию генетики, но мне нужно было большее понимание.

Главным препятствием к пониманию было отсутствие специфических познаний в области исследований мозга. Однако, общие идеи я понять могла, так же, как я и могла видеть, может ли предлагаемая теория быть применена ко всему тому, что я наблюдала в процессе собственного излечения. Моей целью было найти что-то, что я бы могла использовать не только для объяснения изменений в моей речи, но также и для разработки стратегии борьбы со случайными ступорами, а также для гарантии того, что мои старые ступоры более не вернутся.

В ходе генетического обследования было выявлено, что в некоторых семьях заикание встречается более часто (хотя это и не мой случай). При анализе данных одного большого семейства в Пакистане было показано, что многие заикающиеся в этой семье имеют мутацию в гене GNPTAB. Но трое в этой семье не имели такой мутации и явно заикались по другой причине.

Еще более интригующим было то, что 11 человек из той же самой семьи имели одну или две копии этой мутации, но «в настоящий момент не заикались» (из статьи было неясно заикались они или нет до этого). Эта мутация обнаружена была также у двух заикающихся, не имевших родственных связей, а также у человека, который не заикался.

Однако, никто из обследованных заикающихся северо-американского и британского происхождения такой мутации не имел, даже несмотря на то, что все они имели заикание в семьях (один из имевших такую мутацию отказался от азиатско-индийского гражданства). Если говорить о чем-то глобальном, как заикание, то, конечно, считать таковой мутацию, которая появляется только у определенной национальности, не приходится.

Две другие мутации были в генах GNPTG и NAGPA. Однако, ни одна из этих мутаций не была выявлена у пакистанских заикающихся, которые были обследованы. Хорошо, может быть эти мутации обычны хотя бы среди северо-американских заикающихся? Это тоже будет неправдой. Среди 270 неродственных северо-американских и британских заикающихся только у нескольких были обнаружены такие мутации. Четверо имели мутацию гена GNPTG и шестеро (все европейского происхождения) - гена NAGPA. Общая частота обеих мутаций – менее 3%. Исследователи не нашли мутаций этих генов в контрольной группе, что привело их к констатации факта, что те мутации, которые они нашли, это причина заикания.

Этот вывод показался мне, по меньшей мере, смелым.

Во-первых, исследователи отобрали только тех заикающихся, которые имели четкую историю заикания в семье. Следовательно, осталось неизвестным, насколько часто это мутации возникают в оставшейся части популяции заикающихся. Во-вторых, что можно сказать о тех, кто заикался, пока был ребенком, а позже вылечился? А что о тех, у кого речь стала свободной уже во взрослом возрасте?

Вероятно, самой интригующей находкой в ходе исследований было то, что все вышеупомянутые мутации затронули определенные энзимы, присутствующие в лизосомах – станциях удаления отходов клеток. Однако, остается невыясненным, как именно эти мутации влияют на беглость речи. Что конкретно они изменили в мозге?

Из-за отсутствия доступной генетической карты человеческого мозга, исследователи воспользовались картами мозга мыши и обнаружили, что гены GNPTG и NAGPA были выражены преимущественно в областях, ответственных за эмоции и моторику. Как отмечено авторами «эмоциональное состояние человека может оказывать сильное влияние на степень тяжести заикания [1]». С такой трактовкой я уже согласиться не могу.

Еще одно исследование генетических признаков человека из Бразилии со сложными проблемами речевого и языкового характера, включая заикание, выявило мутацию в совершенно другом гене – CNTNAP2, который связан с различными патологиями речи/языка и аутизмом [2]. Также другая мутация, на этот раз в гене DRD2, была выявлена у некоторых заикающихся народности хань в Китае [3].

В целом, эти генетические исследования показали, что в очень ограниченном числе случаев люди с заиканием имели состояние генов, которое каким-то неясным образом могло влиять на речь. Но до сих пор остается неясным, что именно в речи зависит от генетики, поскольку большинство заикающихся могут говорить свободно в каких-то обстоятельствах. Кроме того, поскольку есть много людей, которые заикаются, но в состоянии придать речи значительную беглость и плавность, то маловероятно, что какая-то из этих мутаций может быть прямой причиной прерывания речевого потока.

ТАЙНА ЗАИКАЮЩЕГОСЯ МОЗГА

Томография мозга позволила ученым накопить огромное количество данных о «заикающемся мозге». На первый взгляд, наука смотрелась очень убедительно: в мозге заикающихся действительно были обнаружены некоторые явные отличия серого и белого вещества. Однако, эти различия были гораздо менее заметны у детей 9-12 лет, нежели у взрослых заикающихся. Например, дети 9-12 лет не имеют асимметрии правого полушария, которая обнаружена у взрослых заикающихся [4].

По словам исследователей, технически невозможно выполнить такое исследование у детей младшего возраста, другими словами, у тех, кто находится в самом начале заикания. Но те, кто принял участие в исследовании, уже имели за собой несколько лет заикания, которое возникло в годы их наиболее интенсивного формирования. Выглядит так, будто мозг 9-12 летнего заикающегося ребенка занимает некое промежуточное положение, будто он еще меняется.

Что его меняет? Есть ли эти различия причина заикания или это его следствие?

Как хорошо известно сейчас, мозг, даже у взрослых, пластичен и претерпевает структурные изменения. Например, известное исследование мозга лондонских таксистов показало увеличение области, ответственной за навигацию [4]. Конечно, если вождение такси за несколько лет может изменить ваш мозг, то речь с заиканием за несколько десятилетий может это сделать не менее успешно.

Более того, есть явные доказательства того, что различные вмешательства могут вызвать структурные изменение в мозге.

СТРУКТУРНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ

Например, обнаружено, что целенаправленное лечение от заикания с помощью профессионалов действительно вызывает изменения в структуре мозга, в сравнении с ненаправленным (спонтанным) излечением у взрослых. Стоит отметить, что спонтанное излечение было связано с более глубоким восстановлением по сравнению с лечением посредством медицины. Например, те, кто излечился самостоятельно, во взрослом возрасте, не имеют аномалий белого вещества, наблюдаемых у заикающихся, хотя отличия серого вещества сохраняются. Тем не менее, эти отличия, безотносительно к их причинам, видимо, не позволяют людям говорить свободно [5].

И все же, вся эта наука не могла объяснить тех изменений, которые я видела в своей собственной речи. Если мое заикание было вызвано генами или аномалиями мозга, то что произошло со всеми этими факторами, когда я начала говорить свободно? Они взяли отпуска? Или погрузились в долгий-долгий сон, а потом проснутся, чтобы донимать меня еще больше?

НАУКА СВОБОДНОЙ РЕЧИ

В 2011 году я наткнулась на увлекательную статью, которая проливала свет на заданные вопросы. В статье под называнием «Моделирование обратной связи и прогнозирующего управления при заикании» обсуждалась возможность того, что заикание вызвано различиями методов контроля качества у человека с нормальной речью и у заикающегося [7].

Авторы рассматривали два основных метода контроля речи в человеческом мозге: обратную связь и прогноз.

Обратная связь требует непрерывного слухового контроля производимой речи. Такой мониторинг имеет решающее значение для развития языка. Младенец сначала слышит звуки речи, непрерывно пополняя звуковую базу данных в головном мозге. Потом младенец начинает лепетать и воспроизводить широкий спектр звуков, которые подбираются так, чтобы соответствовать звукам, хранимым в мозге.

Всякий раз, когда обнаружена ошибка, корректируется положение артикуляторов, и новый звук согласуется с «правильным ответом». Такой мониторинг, основанный на ошибках, позволяет ребенку регулировать движения языка, челюстей и губ в тот момент, когда производится верный звук.

Вероятно, то же самое происходит и с грамматическими структурами. Когда ребенок говорит, его или ее мозг обнаруживает ошибки несоответствия в структуре предложений и нужным образом корректирует сигналы.

Но свободная речь требует другого способа контроля, называемого прогнозным или прямым, по причине высокой скорости и сложности. Этот метод контроля является необходимым условием для беглой речи и не основан на ошибках. Мозг контролирует сигналы (команды) при посылке артикуляторам, с минимальным контролем результата. Команды настолько отрепетированы, что им можно доверить получение результата без непрерывной проверки на наличие ошибок.

Согласно авторам, последовательность в такой модели следующая:

1. Настройка контрольной системы обратной связи при лепетной речи (самостоятельно генерируются звуки речи).

2. Обучение воспроизведению нового звука при поступлении его образца.

3. Обучение прямой команде воспроизведения звука на практике.

Авторы выдвигают гипотезу, что у человека с заиканием прямой контроль слаб, поэтому доминирующей формой контроля речи остается обратная связь. Отмечено, что заикание обычно начинается примерно в тот период, когда у детей начинается переключение контроля с обратной связи на прогнозный.

По моему мнению, авторами упущена прекрасная возможность обсудить то, какие факторы, помимо генетики или аномалий мозга, могут препятствовать или отсрочить естественный переход к прямой форме контроля.

Используя компьютеризованную модель образования речи, авторы показали, что большие отклонения, зафиксированные механизмом обратной связи, могут заставить систему перезагрузиться и повторить звук.

Продемонстрировано также, что контроль посредством обратной связи может быть подавлен введением белого шума. Белый шум делает аудиальную обратную связь невозможной и заставляет обратиться к прямому контролю. Это явление было давно известно и используется в некоторых устройствах, призванных способствовать плавности речи. Громкий шум мешает заикающемуся слышать свой собственный голос. В большинстве случаев маскировка собственной речи волшебным образом убирает заикание.

Авторы полагают, что их теория объясняет также, отчего заикание чаще встречается в начале речи или слова. Обратная связь бесполезна, когда речь еще не началась, и попытки контролировать то, чего нет, могут в результате привести к появлению ступора.

(Я представляю это как сомнения, которые появляются, когда кому-то, находящемуся в сомнительных физических кондициях, нужно перепрыгнуть через широкую траншею. Если вы перед этим перепрыгнули много таких траншей, вы просто перепрыгнете и всё. Но если вы начинаете думать о том, как там встанут при толчке ваши ноги, и знаете, что когда будете прыгать, то это уже никак не проверишь, вы будете чувствовать себя довольно скованно).

Эта догадка подтверждала мои собственные наблюдения, что свободная речь ощущается отличной от речи с заиканием. Также это согласуется и со статьей Джона Харрисона «Дзен в исскустве свободной речи», где он сравнивает свободную речь с не предпринимающими никаких усилий, но точными в своих действиях Дзен-лучниками, которые поражают цель без сознательного прицеливания.

Также согласуется это и с тем, чему я научилась в моей актерской группе, а именно, с тем, что исполнитель должен быть способен отказаться от самоосознания и полностью погрузиться в поток момента, иначе у него будет скованность на сцене.

Короче говоря, когда мы начинаем смотреть за ошибками, у нас, скорее всего, все уже «поехало».

Но мне не удалось понять, почему авторы полагают, что такое чрезмерное увлечение обратной связью может быть единственно результатом какой-то аномалии мозга. Например, известно, что прямой контроль имеет решающее значение в спорте, поскольку спортсмены часто должны действовать автоматически. Такой автоматизм требует многих часов практики. Когда будет выстроен достаточный уровень доверия к своей способности выполнить действие, спортсмен отпускает это из-под контроля и переходит в автоматический режим.

Однако, при травме или при серьезной неудаче до того момента, когда такой переход произошел, переключения может и не произойти вообще.

Таким образом, представляется весьма вероятным, что в тот момент, когда родители или учителя привлекают внимание ребенка к его или ее «заиканию» (запинки естественным порядком встречаются у большого процента детей), они придают любым малейшим сбоям или повторениям в речи новый пугающий смысл. Этот дефицит доверия своим способностям может привести к отказу перейти к прямой форме речевого контроля.

ОТПУСТИТЬ КОНТРОЛЬ

В получившем премии фильме «Речь короля» (The King’s Speech) есть сцена, в которой Лайонел (логопед) раздражает своего пациента, короля Англии Георга VI, до того состояния, что король взрывается. На этой вспышке злости король вдруг говорит свободно. Эта сцена напомнила мне о моем собственном опыте, в котором начало появления сильных эмоций сопровождалось увеличением ступоров, но после достижения некоей критической отметки (как говорится, взорвался и «сорвало крышу»), моя речь становилась совершенно свободной.

Почему?

Потому что в тот момент я перестала заботиться о последствиях.

Многие заикающиеся говорят, что сильные эмоции доставляют им дискомфорт и они стараются подавить эти эмоции, вместо того, чтобы их выразить. Поскольку голос это выразитель эмоций, осознанная необходимость контролировать эти эмоции может, как правило, привести к чрезмерной зависимости от контроля речи по типу «обратной связи».

ВОПРОС ДОВЕРИЯ

Другая возможная причина недоверия себе – страх негативной реакции. Например, если муж возвращается домой поздно, и жена спрашивает у него «Где был?» - вопрос, на который у него хорошего ответа нет – он будет отвечать очень сдержанно, тщательно подбирая слова. Точно так же, ребенок, который часто не уверен, не шарахнут ли ему бумерангом его или ее слова или поступки, может также проявлять повышенную степень контроля в речи. На самом деле, может быть много факторов, которые препятствуют ребенку в своевременном переходе на прямой или «прогнозный» контроль речи.

Благодаря надежности адаптационных механизмов ребенка в раннем возрасте, тем не менее, переход на прямой контроль еще может случиться спонтанно. Высокая степень излечения (80%) детей от заикания в детстве указывает на широкий диапазон возможностей, когда естественное переключение на прямой контроль еще возможно. Но если необходимость оставаться в режиме обратной связи углубляется и пускает корни, то этот переход становится осуществить все труднее.

Я не исключаю возможности, что могут быть и физиологические причины того, что некоторым людям сложно развить у себя прямой контроль, и что обратная связь начинает доминировать во время стресса, но мне это представляется не обязательным. Особенно для людей, которые могут говорить свободно в некоторых обстоятельствах, для них можно найти и множество других объяснений.

Например, если вас часто ругали и осуждали в детстве, вы можете носить с собой этого «судью» все время и чувствовать при этом необходимость контролировать свои действия. Это может объяснить, почему чтение хором и обращение к животным часто дает свободную речь. Это действия, которые оставляют «судью» за скобками. Трудно представить, что ваша собака станет оценивать вашу речь. А в хоре голосов, вы просто голос среди многих других. Многие люди не заикаются наедине с собой. С другой стороны, некоторые люди заикаются, даже если они одни, поскольку даже в этом случае они не могут не быть своим собственным судьей.

Страх определенных «трудных» звуков также вызывает к жизни контроль по типу «обратной связи», и вы никогда от него не освободитесь, имея красные флажки по всему алфавиту.

ЧТО СКАЗАТЬ ОБО МНЕ?

Поскольку я свободно говорила после сеансов НЛП, я знала, что у меня нет ничего, что может мне физически препятствовать в использовании прямого контроля над речью, дело только в моем нежелании отпустить ее и в недостатке практики использования такого контроля в повседневной жизни. Я полагаю, что именно после того памятного сеанса Боба Боденхеймера, когда я начала говорить свободно, я поняла, что мне не нужно контролировать свою речь и я могу довериться своей способности говорить.

Выкорчевывание детских болячек позволило мне пересмотреть свой жизненный опыт, который привел к неверию в свою способность просто отпустить себя и говорить. Точно так же отпала и необходимость в постоянном контроле над речью на наличие ошибок.

Я внезапно поняла, что мое убеждение в том, что я никогда не заговорю нормально, не основано ни на чем, кроме пустых слов, услышанных в детстве. Я поняла, что мой страх заикания не имеет отношения к моей взрослой жизни, и тот негатив, который у меня с детства связан с речью, мог быть вызван проблемами в моей речи по причинам, не связанным с заиканием.

Не слишком ли быстро я говорю? Не глотаю ли окончания слов? Может, у меня мысли гуляют так, что никто не может их понять? Я не знаю и не собираюсь искать ответы. Но у меня было стойкое ощущение, что как бы то ни было, я, как взрослый человек, не должна бояться того, что преследовало меня в детстве.

Такой позитивный пересмотр взглядов снял тот невидимый барьер, который мешал проявить себя механизму прогнозного контроля (системы автоматического контроля речи). И когда это все случилось, возникла свободная речь.

Я обнаружила, однако, что прогресс редко идет только по нарастающей. Однажды у меня возник неожиданный ступор, открылись ворота старому недоверию. Еще большее недоверие вызвал сон, в котором я очень ярко увидела себя с прежними тяжелыми ступорами. Результатом стало возвращение каких-то задержек, обусловленных вернувшимся контролем по типу «обратной связи». Но поскольку у меня уже нет той же самой реакции на ступоры, которая у меня была до сеансов НЛП, и поскольку я сама намеренно замедляю свою речь, понижая таким образом вероятность ошибок, у меня появляются только небольшие нарушения и ничего похожего на старые тяжелые ступоры.

ВИДЕНИЕ БУДУЩЕГО

Когда я смотрю в будущее, я вижу всеобщую теорию заикания, разработанную при сотрудничестве нейрофизиологов, бихевиористов, психологов и людей, которые заикаются. Эта теория будет включать влияние событий личной жизни, последствия взросления с заиканием, личные эмоциональные проявления, а также нейрофизиологию и генетику. Эта теория в значительной степени будет напоминать Гексагон Джона Харрисона и будет представлять заикание системой множества взаимодействующих и взаимозависимых компонентов. Но так как этого пока еще не произошло, мне бы хотелось сделать свой небольшой вклад и добавить в центр Гексагона два дополнительных компонента:

1) Способность включать и поддерживать прямой прогнозирующий контроль речи

2) Уровень индивидуальной реакции на недостатки (реальные или предполагаемые) в своей речи.

Заикание в виде повторений или небольших заминок часто встречается, когда человек говорит с высоким уровнем самоконтроля, непрерывно проверяя свою речь на ошибки. Такое «заикание» часто появляется в речи свободно говорящих в минуты неуверенности в себе или тревоги.

Тем не менее, заикающиеся также имеют высокую степень нетерпимости к любым нарушениям в своей речи. Они научились противодействовать этому сдерживанием дыхания и напряжением голосовых связок и мускулов, вовлеченных в артикуляцию. Такое поведение приводит к еще более заметным и сильным ступорам. Обширный«архив» трудных слов и ситуаций, хранящийся в памяти большинства взрослых заикающихся, делает задачу отключения контроля еще более сложной.

Состояние свободы, которое большинство населения достигает, не прикладывая никаких усилий, очень похоже на состояние спортсмена, который может доверить достижение цели автоматическим, хорошо выученным движениям, не обращая внимание на мелкие недочеты. Если спортсмен начнет думать «ох, здесь на прошлой игре я упал, не упасть бы мне здесь и сегодня», это будет иметь катастрофические последствия. Понятно, что они так не делают.

Создание такого доверия, после десятилетий удерживания себя в узде, дело не простое. Однако, все это достижимо. И хотя, может быть, кому-то из заикающихся сначала придется даже увеличить контроль над речью, чтобы научиться новому образцу речи (например, говорить медленнее, использовать более эффективный тип дыхания и т.п.), конечной целью должны быть именно естественная свобода, состояние полного погружения в поток разговора и отказ от контроля.

На тот момент, когда эта статья написана, моя речь почти полностью свободна, под свободой я понимаю легкую беспроблемную речь при очень незначительном контроле, которая ощущается очень приятной (на контрасте с прошлыми страданиями и потрясениями). Хотя у меня иногда и бывают ситуации (сейчас очень редкие), когда я чувствую ступор. В этих ситуациях я снижаю темп и стараюсь вновь поймать свободное состояние. В основном, за очень редкими исключениями, я могу вернуться на дорогу свободы и отказа от контроля.

Ощущение свободы для меня похоже на сильное течение, которое подхватывает меня и несет через разговор, при этом слова катятся без усилий, волна за волной. Очень приятное ощущение. Я знаю, что у меня могли быть какие-то проблемы с речью, когда я была маленьким ребенком: проблемы, когда мое окружение слишком грубо воздействовало на меня, и я оказалась убеждена, что не должна доверять своей способности говорить. Те страхи могли привести к невероятной сложности переключения на бессознательный контроль в обычные сроки.

Но сегодня нет ничего, что мешало бы мне говорить свободно.

ССЫЛКИ

1. Kang C, Riazuddin S, Mundorff J, Krasnewich D, Friedman P, Mullikin JC, Drayna D. Mutations in the lysosomal enzyme-targeting pathway and persistent stuttering. N Engl J Med. 2010 Feb 25;362(8):677-85.

2. Petrin AL, Giacheti CM, Maximino LP, Abramides DV, Zanchetta S, Rossi NF, Richieri-Costa A, Murray JC Identification of a microdeletion at the 7q33-q35 disrupting the CNTNAP2 gene in a Brazilian stuttering case. Am J Med Genet A. 2010;152A(12):3164-72.

3. Lan J, Song M, Pan C, Zhuang G, Wang Y, Ma W, Chu Q, Lai Q, Xu F, Li Y, Liu L, Wang W. Association between dopaminergic genes (SLC6A3 and DRD2) and stuttering among Han Chinese. J Hum Genet. 2009;54(8):457-60.

4. Chang SE, Erickson KI, Ambrose NG, Hasegawa-Johnson MA, Ludlow CL. Brain anatomy differences in childhood stuttering. Neuroimage. 2008;1;39(3):1333-44.

5. Maguire EA, Gadian DG, Johnsrude IS, Good CD, Ashburner J, Frackowiak RS, Frith CD. Navigation-related structural change in the hippocampi of taxi drivers. Proc Natl Acad Sci U S A. 2000; 11;97(8):4398-403.

6.Kell CA, Neumann K, von Kriegstein K, Posenenske C, von Gudenberg AW, Euler H, Giraud AL.How the brain repairs stuttering. Brain. 2009;132(Pt 10):2747-60.

7. Civier O., Tasko S.M., Guenther F.H. Overreliance on auditory feedback may lead to sound/syllable repetitions: simulations of stuttering and fluency-inducing conditions with a neural model of speech production. J. Fluency Disord. 2010;35(3):246-79.

Вы можете посмотреть несколько видео с выступлениями Анны на тренингах ведущих (ссылки действующие):

May 15, 2009 “Quest for Fluency”

http://www.youtube.com/watch?v=j2XOifWF-0Q

January 15, 2011, “John Harrison’s Speaking Exercises”

http://www.youtube.com/watch?v=K0XAdT6cvy8

May 2011,”Where Is the Raven”

http://www.youtube.com/watch?v=qAXJzOfnYDM

Дата добавления: 2015-11-16