Глава четырнадцатая. Все горе в том, что из слов никогда нельзя узнать точно

Все горе в том, что из слов никогда нельзя узнать точно, для чего они

сказаны. -- Харниш задумчиво потер хлыстом правое ухо Боба и, мысленно

повторив свои собственные слова, остался недоволен: совсем не это он хотел

сказать. -- Послушайте, вы говорите, что не будете больше встречаться со

мной, и объясняете почему. А если у вас другие причины? Может, вам просто не

хочется видеть меня, а вы только так говорите, чтобы я не обиделся.

Понимаете? Не в моих привычках навязываться. Будь я уверен, что вам

наплевать на меня, я тут же исчез бы -- только вы меня и видели.

Дид ничего не сказала, но улыбнулась в ответ, и Харниш подумал, что

более изумительной улыбки он еще никогда в жизни не видел. Он уверял себя,

что эта улыбка особенная, так она еще ни разу не улыбалась ему. Она дала

понять, что он ей не чужой, что она немного знает его. Конечно, тут же

поправил он себя, это у нее вышло нечаянно и ничего необыкновенного тут нет.

Любой мало-мальски знакомый человек, будь то делец или конторский служащий

-- все равно кто, -- после нескольких даже мимолетных встреч проявляет

известное дружелюбие. Это в порядке вещей... Но все-таки Дид не кто-нибудь.

И как чудесно она улыбается! Что ни одна женщина из тех, которых он видел на

своем веку, не умела так улыбаться, в этом Харниш ни секунды не сомневался.

Воскресенье прошло весело и беззаботно. Они съехались на дороге в

Беркли и почти весь день провели вместе. Только теперь, с приближением

вечера, когда вдали уже показались ворота, где им предстояло расстаться,

Харниш приступил к серьезному разговору.

Она быстро перебила его, и он весь обратился в слух.

-- Ну, а если у меня нет других причин, если дело не в том, что я не

хочу вас видеть?

-- Тогда я от вас не отстану, -- сказал он. -- Я уже давно приметил,

что если людям чего-нибудь хочется, то их легко уговорить. А будь у вас

другая причина... ну, скажем, вы меня знать не хотите, а скрываете это от

меня, боитесь обидеть, потому что дорожите местом в моей конторе... -- Тут

ему пришло в голову, что соображение, которое он привел в качестве примера,

быть может, и есть истинная причина ее отказа встречаться с ним, и эта мысль

так испугала его, что он потерял нить своих рассуждении. -- В общем, скажите

одно только слово, и я исчезну. И никакой обиды не будет. Просто мне,

значит, не повезло. Ответьте мне прямо, мисс Мэсон, так это или нет. Чует

мое сердце, что я верно угадал.

Она взглянула на него, и в ее вдруг увлажнившихся глазах он прочел и

гнев и боль.

-- Это нечестно! -- вскричала она. -- Вы предлагаете мне на выбор: либо

солгать вам и причинить вам боль, чтобы отделаться от вас и оградить себя,

либо сказать вам правду и не иметь против вас никакой защиты, потому что вы

сами говорите, что не отстанете от меня.

Щеки ее покрылись румянцем, губы дрожали, но она смотрела ему прямо в

глаза.

Харниш удовлетворенно усмехнулся.

-- Меня очень радуют ваши слова, мисс Мэсон.

-- Не радуйтесь, -- поспешила она ответить, -- мои слова ничего не

меняют. Я этого не допущу. Больше воскресных прогулок не будет и... А вот и

ворота.

Поставив кобылу боком к изгороди, она наклонилась, подняла щеколду и

въехала в отворяющиеся ворота.

-- Нет, нет, пожалуйста, -- сказала она Харнишу, увидев, что он хочет

последовать за ней.

Он покорно осадил Боба, и ворота захлопнулись. Но она не поехала

дальше, и разговор продолжался.

-- Послушайте, мисс Мэсон, -- начал он тихим, срывающимся от волнения

голосом. -- Я хочу, чтобы вы твердо знали одно: я не просто от скуки

волочусь за вами. Вы мне нравитесь, я к вам привязался, и для меня это не

шутка. Ничего дурного в моих намерениях нет. Я честно хочу...

Он умолк, увидев выражение ее лица. Дид явно сердилась, но в то же

время едва удерживалась от смеха.

-- Хуже этого вы ничего не могли придумать! -- воскликнула она. -- В

точности, как объявление в брачной газете: "Самые честные намерения; цель

знакомства -- брак". Но поделом мне. Очевидно, именно это вы и имели в виду,

когда сказали, что не отстанете от меня.

С тех пор, как Харниш поселился под городскими крышами, его загорелая,

обветренная кожа побелела: поэтому лицо его стало ярко-пунцовым, когда

краска залила ему щеки и даже шею. Он был слишком смущен и пристыжен, чтобы

заметить, что Дид смотрит на его побагровевшее лицо таким ласковым взглядом,

каким ни разу не подарила его за весь день. Ей еще не приходилось видеть

взрослых мужчин, которые краснели бы, как мальчишки, и она уже сожалела о

невольно вырвавшихся у нее резких словах.

-- Послушайте меня, мисс Мэсон, -- заговорил он, сначала медленно и

запинаясь, потом быстрее и под конец так заспешил, что речь его стала почти

бессвязной. -- Я человек грубый, неотесанный, я сам это знаю, я знаю, что

мне не хватает воспитания. Никаким этим тонкостям я не обучен. Я еще никогда

не ухаживал за женщинами, никогда не влюблялся, и в таких делах я просто

дурак дураком. Ну пусть я глупо говорю, вы не обращайте внимания, ведь дело

не в словах, а в том, каков человек. Вот я, например, я хочу только

хорошего, хоть и не умею за это взяться.

Отличительной чертой Дид Мэсон была мгновенная смена настроений;

искреннее раскаяние звучало в ее голосе, когда она сказала:

-- Простите меня, я совсем не хотела посмеяться над вами. Вы меня

застали врасплох, и слова ваши показались мне обидными. Видите ли, мистер

Харниш, я не привыкла...

Она умолкла, вдруг испугавшись, что под влиянием минуты скажет лишнее.

-- Вы хотите сказать, -- подхватил Харниш, -- что не привыкли к таким

скоропалительным объяснениям: "Здравствуйте, очень приятно, предлагаю руку и

сердце".

Она кивнула, и они оба весело рассмеялись. Смех разрядил атмосферу, и

Харниш, приободрившись, продолжал уже спокойнее:

-- Вы сами видите, что я прав. Конечно, у вас есть опыт. Небось, вам

уже сто раз предложение делали. Но я-то еще не пробовал и вот барахтаюсь,

как рыба, вынутая из воды. Впрочем, это вовсе и не предложение.

Получается все очень нескладно. Я, можно сказать, попал в тупик. На

столько-то у меня хватает ума, чтобы понять, что, ежели хочешь подружиться с

девушкой, нельзя начинать с того, что, мол, выходи за меня замуж. Вот тут-то

и загвоздка. Раз -- я не могу разговаривать с вами в конторе. Два --

встречаться со мной, кроме как в конторе, вы не желаете. Три -- вы говорите,

пойдут сплетни, потому что вы у меня служите. Четыре -- мне необходимо

поближе сойтись с вами и необходимо объяснить вам, что я хочу только

хорошего и ничего такого у меня и в мыслях нет. Пять -- вот вы уже за

воротами и сейчас ускачете, а я перед воротами, и душа у меня болит, и я не

знаю, что вам такое сказать, чтобы вы передумали. Шесть -- я вам сказал все,

что мог. А теперь я вас очень прошу еще раз подумать.

Дид с невольным участием глядела в огорченное, взволнованное лицо

Харниша и слушала его признания; оттого, что он облекал их в такие простые,

немудреные слова, они звучали особенно искренне и чистосердечно. Как мало он

походил на тех мужчин, с которыми ей доводилось встречаться до сих пор! Под

конец, углубившись в свои мысли, она почти перестала слушать его. Любовь

человека сильного, властного всегда влечет к себе женщину, и никогда еще Дид

так полно не отдавалась этому влечению, как сейчас, глядя сквозь решетчатые

ворота на Время-не-ждет. Конечно, она и не думает о том, чтобы выйти за него

замуж -- против этого слишком много серьезных доводов; но почему бы ей не

встречаться с ним? Он ей нисколько не противен. Напротив, он ей нравится и

всегда нравился, с того самого дня, когда она впервые увидела его худое,

индейского склада лицо и черные блестящие глаза. Не одна только великолепно

развитая мускулатура отличала его от других мужчин. Его окружал ореол

романтики: бесстрашный искатель приключений на далеком Севере, совершивший

множество подвигов и наживший миллионы, полудикарь, явившийся из полярной

пустыни, чтобы вступить в борьбу с жителями Юга.

Жестокий, как индеец, игрок и распутник, человек без стыда и совести,

снедаемый неутолимой жаждой мщения, готовый растоптать каждого, кто станет

ему поперек дороги, -- о, она отлично знала все бранные слова, которыми его

называли! Но ей он не внушал страха. Имя его значило для нее не только это:

"Времяне-ждет", значило еще многое другое, о чем можно было прочесть в

газетах, в журналах и в книгах о Клондайке. Словом -- одно уже имя его

способно было поразить воображение любой женщины; обаяние этого имени

захватило и Дид Мэсон, когда она глядела на него сквозь решетку и слушала

его горячие, грустные признания. Несмотря ни на что, Дид все же была

женщина, и ее женскому тщеславию не могло не льстить, что такой человек, как

Время-не-ждет, ищет ее любви.

Но не одно тщеславие -- многое другое заговорило в ней: она вдруг

почувствовала себя одинокой, усталой; какие-то смутные ощущения и еще более

смутные желания вторглись в ее душу, точно полчища таинственных призраков; и

-- еще глуше, еще сокровеннее -- зазвучали тихие перекликающиеся голоса,

воскрешая трепетные желания забытых поколений, вновь и вновь, нежданно и

негаданно оживающих под таинственным, едва уловимым -- и всесильным дыханием

первозданной жизни, которая под личиной тысячи обольщений извечно творит

самое себя. Трудно устоять перед искушением и отказаться от воскресных

прогулок с ним. Только прогулки -- и все, ибо она ни за что не согласится

жить так, как живет он. Других женщин, быть может, удержали бы робость,

страх остаться наедине с мужчиной. Но она-то уж сумеет постоять за себя при

любых обстоятельствах! Так зачем же отказываться? Ведь это в конце концов

безделица.

Жизнь ее в лучшем случае можно назвать однообразной и будничной. Она

ест, спит, работает в конторе. Вот, собственно говоря, и все. Чем наполнены

ее дни? Шесть дней в неделю уходят на контору и на дорогу туда и обратно;

перед сном иногда удается урвать часок-другой для игры на рояле; а нужно еще

выстирать кое-что, сшить или починить, подвести итог своим скромным

расходам; два вечера в неделю она разрешает себе развлечься; субботние

вечера и те часы, которые она выкраивает в будние дни, она проводит в

больнице, навещая брата; и только раз в семь дней, в воскресенье, оседлав

Маб, она носится по милым сердцу горам. Это ее единственная отрада. Но одной

ездить тоскливо. Никто из ее знакомых не катается верхом. Студентки, которых

она уговорила попробовать, покатались раза два на наемных клячах и бросили.

Только Мадлин купила лошадь и полгода ездила с увлечением, но потом вышла

замуж и уехала в Южную Калифорнию. Когда много лет катаешься в полном

одиночестве, даже это начинает приедаться.

Какой он еще мальчишка, этот миллионер, финансовый титан, которого

боятся самые могущественные богачи Сан-Франциско! Сущее дитя! Вот уж не

думала, что он может быть таким.

-- Как люди становятся мужем и женой? -- между тем говорил Харниш. --

Ну, во-первых, они знакомятся; во-вторых, нравятся друг другу с виду;

в-третьих, лучше узнают друг друга; в-четвертых, женятся или не женятся,

смотря по тому, понравились они друг другу или нет, когда сошлись поближе.

Но как же мы с вами узнаем, достаточно мы нравимся друг другу или нет?

Просто ума не приложу. Есть только один выход: мы должны сами помочь горю. Я

бы пришел к вам, бывал у вас, но я знаю, вы живете одна в пансионе или

комнату снимаете, так что это тоже не годится.

Дид внезапно очнулась от задумчивости и чуть не расхохоталась: уж

слишком все это было нелепо. Ей хотелось смеяться -- не сердито, не

истерически, просто весело смеяться. Ну на что это похоже? Она -- скромная

стенографистка, он -- известный биржевой игрок, миллионер, а между ними

ворота, и он рассуждает о том, как люди женятся. Нет, так продолжаться не

может, пора это прекратить. Никаких тайных свиданий в горах больше не будет.

А если он, не видя другого выхода, начнет ухаживать за ней в конторе -- ну

что ж, тогда ей придется уйти с очень хорошего места, и дело с концом.

Нельзя сказать, чтобы такая перспектива радовала Дид, но она знала жизнь, в

особенности городскую жизнь, и ничего хорошего от нее не ждала. Она слишком

долго работала ради куска хлеба, чтобы не растерять изрядную долю своих

иллюзий.

-- Мы не станем таиться и прятаться, -- настойчиво продолжал Харниш. --

Мы будем ездить, не скрываясь, а если кто увидит -- ну и пусть. Пойдут

сплетни? Пока у нас совесть чиста, нам на это наплевать. Ну скажите одно

слово, и счастливее нас с Бобом никого на свете не будет.

Она покачала головой, придержала Маб, нетерпеливо переступавшую

копытами, и выразительно посмотрела на быстро удлиняющиеся вечерние тени.

-- Сейчас все равно уже поздно, -- торопливо сказал Харниш, -- и мы ни

до чего не договорились. Еще одно воскресенье, только одно, чтобы решить

окончательно.

-- В нашем распоряжении был целый день, -- возразила она.

-- Но мы заговорили об этом слишком поздно. В другой раз мы начнем

пораньше. Для меня это очень, очень важно. Ну как -- в будущее воскресенье?

-- Вот она -- хваленая мужская честность! -- сказала она. -- Вы же

отлично знаете, что, говоря "будущее воскресенье", вы имеете в виду не одно,

а много будущих воскресений.

-- Тогда пусть их будет много! -- с жаром воскликнул он; а Дид

подумала, что никогда еще его мужественное лицо не нравилось ей так, как в

эту минуту. -- Скажите, что вы согласны. Скажите только одно слово. В

воскресенье, у каменоломни...

Она подобрала поводья, намереваясь тронуть лошадь.

-- Спокойной ночи, -- сказала она, -- и...

-- Да? -- прошептал он с едва уловимой властной настойчивостью.

-- Да, -- ответила она тихо, но внятно.

В тот же миг она подняла кобылу в галоп и, не оглядываясь, поскакала по

дороге к дому. Тщетно пыталась она понять, что творится в ее душе. Она же

твердо решила сказать "нет" и до последней секунды не меняла своего решения

-- и вдруг ее губы произнесли "да". А может быть, не одни губы? У нее не

было намерения давать согласие. Так почему она согласилась? Сначала Дид

только удивлялась и недоумевала: что толкнуло ее на столь неожиданный и

необъяснимый поступок? Но она похолодела от страха, когда подумала о том,

какие это возымеет последствия. Она знала, что Время-не-ждет не тот человек,

с которым можно шутки шутить. За его детским простодушием кроется властная

натура зрелого мужчины, своим согласием встречаться с ним она, несомненно,

уготовила себе волнения и бури. И она снова и снова спрашивала себя, почему

же все-таки она сказала "да" в то самое мгновение, когда бесповоротно решила

сказать "нет"?

Дата добавления: 2015-10-16