Тот день.

Я точно помню тот день. Я стоял рядом с Болотной площадью в Москве и пил чай из прозрачного стаканчика после тяжелой ночи в соседнем доме. А на площади собралось тридцать, а может быть пятьдесят тысяч человек. Это большая толпа. Они все выступали за свержение власти, за новый строй и чтобы вообще жить, наконец, стало получше и повеселей.

Ко мне подошел студент-ПТУшник и попросил на пиво, тем утром я был добрым, еще бы, с похмелья, и дал ему немного рублей на пару банок хмельного зелья. Потом я увидел его снова – он шел мимо меня уже из магазина, и я его подозвал, махнув рукой. Он обратил на меня внимание.

Я крикнул: «Ну как митинг?» – А он мне ответил, как сейчас помню: «Ахрененно, мы с пацанами отлично угараем и проводим время!»

И я подумал: «Как странно… А как же: Мы победим! Свергнем власть!? Голосуй за мою бабушку! И все в таком духе?» Я подошел к нему и стоящим вокруг, их было человек пятнадцать, не меньше, в маленьком кругу, затесавшемся в огромной толпе таких же кругов. Среди них были как солидно выглядящие мужчины, так и школьники. Каждый из них, отвечая на все мои вопросы, говорил больше о своих эмоциях, чем о политике. Говорили они все вместе взятые. Конечно, среди этих тридцати или пятидесяти тысяч человек были и те, кого волновали политические дела, – они и раздали нужные флаги и транспаранты в массы. Я как-то подуныл. Особенно я упал духом, когда на верхушку фонтана залез пьяный ПТУшник и начал орать: «Уху! Нет, чтобы скандировать что-то о политике… Зачем ты сюда только пришел? И все остальные? Вот уже омоновцы его с фонтана лезут снимать.

Я допил чай и поехал на работу.

А Саша тем временем кричал на свою жену. Он – генеральный директор компании, она – совладелец и по совместительству главный бухгалтер. Вместе они уже лет семь, а может пять, и еще буквально детьми организовали бизнес и неплохо заработали на нем.

Все больше детей, зарабатывающих больше, чем взрослые.

В субботу я стоял с его женой в клубе, столкнулись на концерте, ей тридцать или около того.

Она – женщина еще того, старого общества, общества потребления вещей. И у нее сейчас такой вид, будто два года у нее не было мужчины в постели, но при том он как бы есть, и она любит того, с кем «поженилась». А он вечно занят чем-то другим. Интересно, чем…

Вокруг долбит музыка, а она смотрит на меня грустными глазами, опустившимися в орбитах от усталости, и спрашивает: «Как дела?» Что я могу ответить женщине, которая всего добилась, и единственное, в чем промахнулась, – это в семейной жизни. Я ей отвечаю: «Нормально». – Смотря на нее и думая, что все ни разу не нормально.

Она умирает от одиночества и отсутствия семьи и детей и работает круглыми сутками, лишь бы было занятие, и рот был закрыт, и не вырвалось все, что она думает. А думает она много и вполне ясно: «Мне тридцать, у меня нет детей, у меня нет семьи, я уже старая и никому ненужная». Вполне понятные мысли.

Мы поговорили не больше трех минуты, и я сбежал. Она была слишком одичавшая и печальная, как те люди, что накладывают на себя руки не ради внимания друзей, а по-серьезному. Я не выдержал.

А Александр тем же чудесным субботним вечером несется ночью по встречке Садового кольца. БМВ идет сто пятьдесят, обгоняя скучающих. На душе слишком тесно.

Около клуба «Пропаганда» он встречается с девушкой – это его новая сотрудница. Он с ней спит, все это знают. Рядом с ней ее друзья-рейверы, любители музыки техно. А она высокая крашеная блонда, ярко накрашена, ее узкие бедра обтягивают сильно облегающие узкие джинсы цвета варенки, короткая майка, сумка, слегка накаченные губки. Она приехала на метро.

– Привет, киса, – целует ее Саша, говорит свое имя ее друзьям и жмет им руки.

Они, улыбаясь, косо смотрят на него: на нем майка, брюки, туфли, хорошо хоть пиджак в машине оставил… Для этого клуба он, мягко говоря, выглядит серенько.

– Ну что, вперед?

– Да, пойдем.

Они заходят вовнутрь, там долбит музыка, которая уже около входа не дает нормально говорить. Танцпол размером с поле для мини футбола полностью укомплектован. Шесты, девочки гоу-гоу, две длинные барные стойки, по три бармена за каждой. Киловатты света, звука. А по бокам чуть возвышаются сидячие места для самых обеспеченных.

– Ты что будешь? – обращается Саша к кисе.

– «Мохито», и купи пачку тонких сигарет, можно «Вок».

– А вы? – обращается он к ее друзьям.

– Нам по пиву, да? – ее друзья переглянулись. – Да, давай по пиву, – и принялись считать смятые деньги.

Саша смотрит на перебирающих пятидесяти рублевые купюры голодранцев.

– Не парьтесь, я угощаю.

Бармены скачут, как кузнечики, по разным углам, обслуживая хаотично столпившихся людей, и тут главное – схватить кузнечика и поглубже ему сразу всунуть куда надо деньги.

– Мне три пива, «Мохито», тонкие сигареты «Вок», – говорит Саша бармену.

Пару часов они пьют, он танцует с кисой, в перерывах рассказывают друг другу какие-то истории. Бармен предлагает им фирменный коктейль заведения, он называется «Пьяная собака», этот коктейль сильно дает молотком по голове.

Выпив по «Пьяной собаке» и шлифуя все это дело Лагером, они стоят вчетвером в уголке барной стойки, уже слегка помятые и вспотевшие, и где-то между: «Да я те ща расскажу…», «Да у меня был…», «Так все и было…», «У меня знакомый…» – Саша морщится, гримасничает и, пошатываясь, изрекает короткое: «Скучно». Один из друзей достает одну таблетку и на раскрытой ладони протягает.

– Вот, не скучай.

– А что это? – Саша смотрит на красную таблетку с выдавленной эмблемой Тойоты.

– Это таблетка, знакомься, «Красная Тойота», взбодришься.

Саша скептически, с недоверием на нее смотрит, берет и выпивает.

Они продолжают разговор, еще около часа танцуют, он говорит кисе, что пора ехать домой, и что танцы затянулись.

Они выходят на улицу, он садится за руль, чувствуя себя довольно бодро для четырех утра. Быстро едут к нему домой, практически молча. Лифт, ключи, входная железная дверь, он быстро снимает ботинки один о другой. И идет к холодильнику. Берет холодную бутылку пива и зовет кису, уверено двигаясь в гостиную.

Откручивает пробку, отпивает и не ставит бутылку на стол. Продолжая ее держать в руке, Саша смотрит с пятнадцатого этажа в окна в французском стиле от пола до потолка. Он видит, как летом в пять начинает светлеть небо, и появляется край красного диска солнца. Город не спит, как и солнце, он скрывается за ширмами и стенами, стоная и плача.

Она кладет руку ему на плечо, целует, он обнимает уже голое тело. Она гладкая, у нее все те же узкие бедра, длинные ноги, полная, еще высокая грудь, выраженная талия. Все это – часы работы в спортзале и косметолога.

Расстегивает его рубашку, она целует его в шею, плечи, грудь.

Она делает ему минет, он отпил из бутылки и смотрит бездумно в окно с отстраненным видом, на лице его нет мыслей или чувств, его как бы и в комнате уже нет.

– Как это, когда любишь?

Она отрывается, дорого улыбается, медленно поднимает глаза и смотрит вверх, она не услышала полностью его бездумные бормотания, ей это не нужно. А услышала она только то, что ей хотелось бы слышать, и так, как ей хотелось бы это услышать.

– Что ты говоришь, дорогой? – возвращается она к делу, а он опомнился и меняется в лице, уже вполне осознанно улыбаясь и стараясь мило в ответ сказать.

– Нет, нет, ничего… Киса.

Она раздвигает ноги, лежа на спине, чувствуя, как сдавливают ее грудь. Одна нога на спинке дивана лежит не так удачно, как это бывает обычно, ей неудобно, но она не дергается, чтобы не отвлекать, и продолжает стонать.

Днем утра воскресения, уходя встретиться с подругами, она спрашивает, приезжать ли вечером, и, услышав «Да», приезжает.

А в понедельник они едут на работу, паркуются, и рядом паркуется Лена. Саша, увидев ее, делает удивленный вид и радостно восклицает: «Лена привет! Как настроение?»

За несколько лет совместной жизни Лена научилась определять все стадии помятости, отходняка и похмелья, ее можно не обманывать, что тут происходит.

Она сдержано отвечает, и все трое поднимаются в офис. Лена зовет Сашу в переговорку. И доступно просит уволить эту суку и перестать ее позорить, объяснение занимает много слов, сил, блондинка все слышит.

Лена успокоится, закроет рот, начнет дальше себя топить в работе. А Саша и киса разойдутся чуть попозже.

Днем они уедут на обед и еще немного помнут белые простыни.

Лена терпи, терпи, ты связана с ним веревкой, сплетенной из денег и обязательств. Без денег нет жизни, а обязательства нужно выполнять. Это не все, что ее держит, но уже фактически все.

А киса уже понимает, что тут ловить нечего и пора валить. Она одна из тех, чья цель – это деньги, выйти замуж и перестать все это делать, вернее, продолжить, но только с одним мужчиной. У нее есть максимум лет десять, чтобы найти обеспеченного мужчину и женить его на себе, время идет, секундомер стрелкой стучит.

И ей не понять здесь никого кроме нее, понимает страдания Лены.

Она – вымирающий вид охотницы за деньгами, который до конца никогда не вымрет.

Раньше деньги были краеугольным камнем всего. Деньги – это власть, Бог и смысл жизни. Их боготворили, им поклонялись, ради них убивали сотнями тысяч. И чем больше денег, тем было лучше, ведь их нужно все больше, больше, БОЛЬШЕ! Нам нужны еще более крутые дома, еще более огромные яхты, гигантские лимузины.

Так и вижу этот диалог в семье из двух человек в конце девяностых и в эпоху нулевых.

– Дорогой, смотри! Вышел новый кухонный комбайн, теперь мы можем готовить сто семьдесят блюд на ужин одновременно вместо каких-то ста пятидесяти, как в нашем, который мы купили всего месяц назад, этот стал лучше блестеть, стал красивее, удобнее, в два раза больше! И еще раз посмотри, как блестит! Пойдем купим?

И дорогой отвечает:.

– Конечно, пойдем! Купим! Нам срочно нужно приготовить все это дерьмо на ужин, все сто семьдесят блюд! А затем будем жрать, работать, копить, вкладывать, чтобы купить дом с тридцатью пятью спальнями и десятью, а лучше двадцатью туалетами, пятнадцатью машиноместами! Будем там жить одни!

Это ли не бред? А все мечтали, чтобы было именно так. А самое смешное, что почти все так и мечтают об этом.

Но теперь у нас новый Бог, простите, деньги, сменились приоритеты, ничего личного. Теперь денег должно быть «достаточно», как туалетной бумаги. Вы ходите много в туалет? У вас недержание? Тогда вам туалетной бумаги нужно просто больше, чем другим. Вы ходите мало и только по малому? Вам туалетки нужно значительно меньше… Денег должно быть столько, чтобы позволить чувствовать себя комфортно, чисто и сухо. А главное, чтобы не сильно думать о них, заходя в очередной туалет для денежного слива.

Денег должно быть, как туалетной бумаги, просто достаточно. Вам же не нужно каждый день покупать доверху забитый самолетный ангар рулонов туалетной бумаги? Не все же у вас так с желудочком плохо? И головой?

Многие, сами не думая, все это поняли. Это уже новая мысль на подкорке молодого сознания. Нет смысла всю жизнь тратить на зарабатывание многомиллиардных счетов, которые никогда не потратишь, нет смысла тратить всю жизнь на покупку дома с тридцатью комнатами, в которых все равно не будешь жить.

Нас теперь не обмануть…. Денег должно быть, как туалетной бумаги, достаточно.

Дата добавления: 2015-10-21