ГЛАВА 8. В погоню за птицами-носорогами

В погоню за птицами-носорогами. — Разочарование и упрямство. — Наконец-то! — Первая добыча. — Невероятная легкость калао. — О воздушных мешках у птиц вообще и у калао в частности. — Поляна. — Встреча с королевским тигром. — Что могут сделать два патрона с дробью номер три. — Отступление. — Кровавый след. — Мертв! — Ужасные раны. — Последний выстрел, чтобы добить умирающего. — Скудный ужин. — В обратный путь. — После трех часов ходьбы. — Вот так штука!

Андре недаром сказал: «Никогда не знаешь, что может произойти в этом чертовом лесу!»

Фрике довольно скоро пришлось убедиться в мудрости друга и возблагодарить небо за предусмотрительность, проявленную при сборах на охоту.

Калао не слишком хорошо приспособлены к полету, но компенсируют несовершенство крыльев чрезвычайной бдительностью. Как бы ни были они поглощены своими обычными занятиями — обдирать кору с деревьев, срывать орехи, чистить с громким квохтаньем перья, — они всегда остаются настороже и готовы в любой момент возвестить тревожным криком об опасности.

При приближении любого подозрительного существа эти пернатые шумно взлетают, оглашая воздух пронзительными воплями, и устраиваются в сотне шагов дальше, не столько садясь, сколько валясь на ветки и совершая странные, похожие на раскачивание маятника движения головой и хвостом, которые служат взаимным противовесом, но, кажется, в любой момент могут перевесить друг друга.

На первый взгляд эти птицы настолько неуклюжи, их поведение настолько неразумно, равновесие столь неустойчиво, что возникает обманчивое впечатление их чрезвычайной уязвимости. Неопытный охотник, раззадоренный тем, что они отлетают всего на сотню метров, стремится настичь их, воображая, что для этого достаточно удвоить осторожность и ни в коем случае не прекращать преследования.

Это убеждение еще более крепнет оттого, что хитрые птицы иногда подпускают человека довольно близко.

Полный надежд, тот крадется, стараясь ступать как можно тише, съежиться и стать как можно незаметнее; вот он, дрожа от азартного нетерпения и полагая, что подобрался незаметно, прицеливается — но тут стая с шумом снимается, оглушая неумеху какофонией пронзительных криков.

Право, от этого можно сойти с ума!

Фрике с таким упрямством и ожесточением преследовал калао, что незаметно для самого себя — минута за минутой, дерево за деревом — прошагал почти полтора часа, и каждую секунду ему казалось, что вот сейчас он наконец подстрелит птицу.

Впрочем, он мог бы уже добиться успеха, если бы не был сбит с толку своей первоначальной неудачей, виной чему был калибр его ружья. Он совершенно забыл, что у ружья восьмого калибра дальнобойность вдвое больше.

Но наконец взбешенный бесплодностью своих трудов, изнемогая от усталости, поскольку пришлось пробираться то на четвереньках, то просто ползком по влажной, липкой почве, он вскочил и в ярости выстрелил в самую середину стаи как раз в тот момент, когда птицы-носороги с насмешливым квохтаньем перелетали подальше.

Едва смолк звук громкого выстрела, многократно отраженный гигантскими деревьями, как раздались жалобные крики с вершины тектоны:

«Краао! Краао! Краао!»

Одна из птиц повисла на ветке головой вниз, зацепившись за нее одной лапой и полураскрыв крылья.

— Наконец-то! — вскричал охотник не помня себя от радости. — Одна, кажется, готова. А ружье восьмого калибра классно бьет! Ну-ка, моя пташка, иди ко мне, не заставляй себя просить! Поживей, поживей! Вот так, моя красавица! Ты станешь украшением нашей коллекции.

Действительно, птица, смолкнув и выпустив из судорожно сжатой лапы ветку, за которую держалась, тяжело упала на землю.

Малыш Яса с пронзительным воплем ринулся к добыче, завоеванной столь тяжким трудом, а Фрике, не уступающий мальчику в ребячливости, отложив ружье, принялся выкидывать коленца, которые привели бы в изумление даже тропическую Терпсихору^[86].

— Спасибо, дружок, — сказал он сияющему малышу, — очень мило с твоей стороны притащить мне добычу, но только брось ее скорее, ведь она величиной почти с тебя самого и, должно быть, тяжеленная! Ну и силач же ты, однако! Тащишь так, будто это жаворонок. Что такое? — проговорил француз в изумлении, приподняв птицу за шею. — Вот это да! Она никак не меньше нашего гуся и, следовательно, должна весить от двенадцати до пятнадцати фунтов, а тянет всего лишь на три! Странно! Очень странно! Но если ты такая легкая, отчего так плохо летаешь? Впрочем, нам жаловаться грех — легче будет нести.

Если бы Фрике, малый, впрочем, довольно образованный, дал себе труд изучить анатомию некоторых птиц, он узнал бы, что у калао чрезвычайно развит так называемый воздушный мешок, иными словами — резервуар для воздуха, поступающего из трахеи и легких; у некоторых птиц он непосредственно соединяется с костяком крыльев.

Кроме того, между кожей и мясом имеются карманы — на боках, на шее, спине, в крыльях и даже на лапах. Эти карманы надуваются при вздохе, так что воздух заполняет не только все тело птицы, но и ее пористый клюв. Этим и объясняется легкость такой грузной на вид птицы, как калао-носорог: размером она с хорошую индюшку, а вес ее едва превышает полтора килограмма.

Фрике, подивившись легкости добычи, не мог налюбоваться прекрасным черным оперением, отливающим синим и зеленым, белизной брюшка, а особенно чудесным клювом с ярко-красным роговым отростком, контрастирующим со светло-желтым цветом самого клюва, темнеющего у основания.

Затем парижанин сказал:

— Ничто так не освежает охотника, как добыча. Я больше совсем не чувствую усталости, а ты, малыш?

Однако мальчуган был не в силах понять, что говорит его друг. Ухватив птицу за голову, он взвалил ее себе на плечо, так что тело калао почти целиком закрыло ему спину. Затем затанцевал перед Фрике, как бы приглашая следовать за собой.

И этот молчаливый ответ был красноречивее всяких слов.

— Ну, вперед! — сказал Фрике. — Ты молодчина! Нам нужно раздобыть еще одного летающего носорога, и вдвоем мы его добудем.

Фрике отличался предусмотрительностью, а потому, проворно перезарядив ружье, положил в карман пустой латунный патрон, которым можно пользоваться много раз, и зашагал следом за своим неутомимым маленьким спутником.

Но, к великому своему удивлению, как ни таращил охотник глаза и ни напрягал слух, больше не видел и не слышал ничего, что указывало бы на присутствие птиц.

Вероятно, гром выстрела и свист дроби в ветвях, крик смертельно раненного товарища испугали стаю до такой степени, что она улетела на непривычно далекое расстояние. Возможно также, что от потрясения увеличилась и дыхательная способность пернатых: воздушные мешки раздулись гораздо больше обычного, что уменьшило вес тела и облегчило полет.

— Ничего не поделаешь, — вынужден был вскоре признать Фрике, раздосадованный столь стремительным бегством. — Что ж! Раз так, надо подумать о возвращении на шлюп, потому что мы, кажется, сами того не замечая, отмахали несколько километров. А господин Андре был совершенно прав, заставив меня запастись кофе и галетами! Сейчас перекусим, хлебнем кофе, а потом ноги в руки и вперед. Верно, мальчуган?

— Тя, — ответил приемный сын.

— Вон смотри, премилая полянка с цветами, и деревья не такие высокие и не такие угрюмые, как эти здоровенные глупые тектоны. Может быть, на них растет что-нибудь съедобное, а может, там есть источник… Если ты не против, двинемся туда: я бы охотно заел галету чем-нибудь вкусненьким и выпил бы холодной водички, чтобы поберечь кофе. Пошли, но будем начеку! Эти поляны в чаще леса! На вид красивенькие, но зверья там!..

С этими словами наш болтунишка взял ружье в руки и, держа его наперевес, двинулся к поляне — до нее было около двухсот метров.

Поляну отделял от тиковых деревьев полупересохший ручей, в котором вода плескалась на самом дне. Ближайшие к ручью тектоны стояли от него примерно в десяти шагах, а на другом берегу вздымались великолепные деревья, зеленая листва которых указывала, что почва достаточно пропиталась влагой. Посреди этого зеленого свежего оазиса стояли группой тонкие жесткие кокосовые пальмы, которых Фрике никак не ожидал здесь увидеть.

— Здесь мы будем как сыр в масле, — сказал парижанин, уже собираясь перескочить через ручей. — Что такое?

И он остановился как вкопанный, услышав чей-то сладкий зевок.

— Есть тут кто-нибудь? — полюбопытствовал Фрике своим неизменным насмешливо-добродушным тоном. — Секундочку! Шутки в сторону!

В ту же минуту цветущие ветви кустарника, растущего на другом берегу ручья, раздвинулись, и к воде вышел огромный тигр, без сомнения, отсыпавшийся после обеда в райском уголке.

Это был настоящий королевский тигр с черными полосами на блестящей шкуре, с короткими мощными лапами и широкой грудью, с приплюснутой мордой и длинными усами, большими желтыми глазами со зрачками в форме буквы «I».

Он сладко потягивался, зевая, когда вдруг перед ним возник юный парижанин — надо признать, несколько растерянный, несмотря на свою вошедшую в поговорку самоуверенность.

Впрочем, хищник был изумлен не меньше — застыл в неподвижности, очевидно, не зная, на что решиться.

Фрике быстро вскинул ружье и почувствовал, как по спине его пробежал холодок: он вспомнил, что ружье заряжено дробью.

Тигр, увидев большую железную палку на уровне глаз, мягко пригнулся, так что грудь его почти коснулась земли.

«Сейчас прыгнет», — пронеслось в голове Фрике.

И он не мешкая дал залп из обоих стволов прямо в морду зверя. Пах! Пах! Оба выстрела раздались почти одновременно, но их заглушил бешеный рев, вырвавшийся из пасти раненого хищника.

Все четыре лапы распрямились, подобно пружинам; Фрике едва успел пригнуться, и тигр, перелетев через его голову, тяжело рухнул на землю.

Схватить на руки маленького Ясу, так и не выпустившего из рук калао, и помчаться прочь оказалось для парижанина делом одной минуты. Его единственной мыслью было: «Сначала укроем мальчугана, а там будет видно».

За несколько секунд он пробежал метров пятьдесят, а остановился, когда понял, что тигр их не преследует. Тут юноша вытащил из кармана пустые патроны, зарядил порохом и пулями, затем вложил в стволы и вздохнул с облегчением.

— Кажется, котику хватило… повезло нам! Но кто мог ждать такой встречи? И с ружьем, в котором нет ничего, кроме дроби! Правда, ружье восьмого калибра, а в патроне двенадцать с половиной граммов пороха и семьдесят граммов дроби третьего номера… Должно быть, зверю попало в морду все — и порох, и дробь, и пыж. Надо взглянуть.

Охотник пошел обратно: маленький бирманец следовал за ним по пятам; глаза мальчугана сверкали, как черные алмазы, он по-прежнему волочил за собой калао, бившего его по икрам.

Фрике без труда обнаружил следы тигра и пошел по ним с такой уверенностью, как если бы видел зверя: путь был забрызган кровью, показывавшей, что тигр получил серьезную рану.

Кроме того, зверь, по всей видимости, ослеп, ибо несколько раз натыкался на деревья, оставляя на коре большие розовые пятна.

Пройдя метров двести, Фрике наконец увидел распростертого на земле тигра. Хищник был еще жив: бока его конвульсивно вздрагивали, а лапы дергались в тщетном усилии подняться.

Но это была агония, и, видимо, мучительная, если судить по тому, как была изрыта когтями земля и как ободрана кора ближайшего тикового дерева.

Фрике вне себя от изумления не мог поверить своим глазам.

— Черт возьми! Королевский тигр убит дробью! Это невероятно. Расскажи я об этом опытным охотникам, они сочтут меня хвастунишкой. И, однако, это такая же истина, как солнце в зените… У, какая зверюга! Он мог бы меня прикончить одним ударом лапы. Дьявол меня раздери, он ничуть не уступает по размеру покойному Людоеду! Да, здорово у нас идут дела, у господина Андре и у меня. Нам решительно все удается в этой стране тигров. Черт, опять я разболтался, как попугай мамаши Бигорно, доброй хозяйки матросского кабачка из Лорьяна…^[87] Пора и делом заняться.

Во время этого монолога конвульсивные движения лап и подергивание боков тигра почти прекратились, а хрипы стали едва различимы. Зная, насколько живучи эти ужасные звери, Фрике решил нанести для верности последний удар и, прицелившись в сердце, выстрелил.

Глубокий вздох вырвался из груди тигра, тело сотрясла крупная дрожь — и зверь замер. Последний выстрел, в сущности, был ни к чему.

Маленький Яса, смотревший на эту сцену в зловещем молчании, испустил пронзительный крик в тот самый момент, когда хищник содрогнулся в последний раз; затем, схватив Фрике за руку и сжав ее изо всех сил, мальчик навзрыд заплакал.

Фрике, успокоив малыша ласковыми словами и нежным поглаживанием, смог наконец рассмотреть нанесенные дробью раны.

Верхняя часть черепа была буквально раскрошена, глазницы пусты и залиты кровью, кожа на морде висела лохмотьями. Голова превратилась в кашу из запекшейся крови, раздробленных костей, ошметков мяса и шерсти.

Некоторые дробинки попали через пробитый череп в мозговую ткань. Однако кошачьи, как мы уже говорили, настолько живучи, что тигру удалось проползти еще около двухсот метров!

Таков был этот чудесный выстрел — один из самых необычных за всю карьеру юного охотника, хотя подобные удачи не так редки, как может показаться.

Но пора было подумать о возвращении. Фрике пришлось скрепя сердце отказаться от мысли взять с собой добычу. Впрочем, он решил, что можно будет подвести шлюп поближе к этому месту и вернуться за трофеем вместе с черными слугами.

Вынув из кармана две галеты, француз по-братски разделил их, и оба мальчишки, маленький и взрослый, принялись весело грызть жесткое печенье, походившее на обожженную глину. Затем они вволю напились кофе из фляжки и, приободрившись после этого по-охотничьи скудного ужина, приготовились двинуться в обратный путь.

Фрике, закинув ружье за спину и привязав тушку калао к поясу, быстро определил направление и весело зашагал вперед в сопровождении своего маленького друга.

…Они шли уже довольно долго, и кругом, куда хватало глаз, виднелись только тиковые деревья.

Парижанин, несмотря на свою выносливость и самоуверенность, начал с тревогой думать, что время тянется как-то уж слишком долго.

— Никогда не поверю, что я мог зайти так далеко… — бормотал он, по привычке разговаривая сам с собой в виду отсутствия собеседника, понимающего по-французски. — Недаром господин Андре меня предупреждал… Да и вообще, правильно ли мы идем? Эти деревья похожи друг на друга, словно их отливали в одной форме. По солнцу не сориентируешься: его совершенно не видно за густой листвой… Что же до всяких туземных хитростей, больше похожих на инстинкт животного, чем на разумное поведение человека, это мне явно не по зубам, и моему парижскому носу здесь вынюхивать нечего. Подумать только, я, старый, опытный путешественник, которому были нипочем даже леса Борнео, мог так увлечься погоней за этими проклятыми калао! Даже компаса не взял! И почему я не подумал о том, чтобы делать засечки ножом на этих кеглях, которые по ошибке зовутся тиковыми деревьями? Хоть бы о мальчике с пальчик вспомнил… Надо же быть таким идиотом!

Фрике вытащил часы и ошеломленно уставился на них — прошло уже больше трех часов! Полтора часа назад он убил тигра и, следовательно, должен быть недалеко от шлюпа, если, конечно, правильно выбрал направление.

Взглянув на малыша, он убедился, что тот переступает своими маленькими ножками без всяких признаков усталости, и ласково ему улыбнулся. Они двинулись дальше, по-прежнему видя перед собой только тектоны.

Парижанин уже начал подумывать, что самоуверенность все-таки не доводит до добра, как вдруг улыбка озарила его лицо, и он радостно закричал:

— Наконец-то! Можно сказать, пришли… Вот эту группу деревьев я хорошо помню, тут ошибки быть не может, я еще тогда обратил на нее внимание. Как говорится, попали в самую точку!

Фрике так хорошо попал в самую точку и так верно оценил направление, что через пятьдесят метров остановился как вкопанный, ошеломленно глядя на труп тигра.

Дата добавления: 2015-09-06