Научная и религиозная жизнь

§ 68. Богословие: номинализм. Оккам. Поздняя схоластика

1. Критическое развитие томизма пришло, преодолев самого себя, к номинализму. Номинализм объявлял универсальные понятия, на которых строится всякая мысль, пустыми знаками, только словами (= nomina). Тем самым была поставлена под вопрос доказуемость и научное оправдание всего, что не подлежит исчислению и измерению, а значит, в первую очередь — веры. В развитии, которое нам предстоит проследить, к возрастающей силе и искусству умозритель ной спекуляции прибавилось сильное, но, к сожалению, односторон нее утверждение абсолютной свободы Бога и недоказуемости Откровения. Так с двух разных сторон приблизились к тезису о двойной истине: нечто может быть признаваемо верой как истинное и все же противоречить разуму.

2. а) Основным представителем номинализма был английский францисканец Вильям Оккам (род. до 1300 — † ок. 1349 г.). Он отнюдь не собирался посягать на католическую веру. Он заверял — и несомненно с полной серьезностью, — что считает допустимым только то, чему учит Церковь. Однако это не препятствовало ему с большой экспрессией называть современную ему авиньонскую форму правления еретической. Более важно для истории следующее: тем, что он отказался от оправдания веры посредством разума, он разрушил защитный вал самой веры. По номиналистической установке понятия и объективная реальность настолько разделены, что метафизика бытия становится невозможной. Следовательно, естественным путем познание Бога невозможно. Обычные доказательства бытия Божия оказываются несостоятельными. Церковь с давних пор выступала за гармонию между верой и знанием, на ней основывалась научная жизнь высокого средневековья; теперь эта гармония была разрушена. Последствия не замедлили сказаться. Философствование выродилось в скучную и бесплодную страсть к диспутам. Сам Оккам, конечно, был гениальным мыслителем в области формальной логики. Его влияние на историю Церкви стало пагубным из-за того, что богословие, которое должно возвещать реальность, раз и навсегда данную нам в Откровении и богооткровенных догматах, он de facto превратил в философию, а точнее, в логическое исследование того, целесообразно ли с точки зрения разума совершалось Откровение, а также какую иную (и более для нас понятную) форму мог бы Бог придать Откровению. Из того, что написал Оккам, следует, что в его «богословии» немного есть свидетельств о неповторимом, дарованном нам по воле Божией Откровении. Он, скорее, односторонне развивает до логического конца мысль о безграничном могуществе Бога; и здесь его способ мышления можно обозначить: «как если бы». Все Откровение вообще не может быть научно обосновано, так как оно существует не по причине каких-либо объективно обязательных законов, но только как свободный акт Божьего произволения. И все Откровение в целом, и любая его деталь вплоть до Десяти заповедей могло бы с тем же успехом быть иным или даже полностью противоположным. Бог мог бы, вместо того чтобы становиться человеком, принять природу животного; он мог бы даровать грешниками блаженство, а праведных отправить в ад. Оправдание грешников есть лишь принятие их Богом, без какого бы то ни было изменения в них самих; поэтому понятие благодати в системе Оккама оказывается совершенно иррелевантным ³⁷³ или же лишенным содержания; с другой стороны, если все решается по произволу Бога и благодать дается вне связи с заслугами, то понятие благодати оказывается непостижимым и излишним. Благодать — дар, непостижи мый в своем бескорыстии, — оказывается ненужной, излишней. Хотя Оккам отказывает разуму в праве объяснять Откровение, все его богословские размышления говорят о чрезвычайном преувеличении силы человеческого интеллекта. В истории человеческого духа он является чрезвычайно ярким представителем такого мышления, которое, строя бесконечную логическую цепочку умозаключений, уходит все дальше на периферию и упускает при этом спасительный центр — Откровение. Его трактаты о святой Евхаристии сводятся к вопросу, совпадают в пресуществленной гостии количество и качество или нет.

Поскольку свобода рассматривается как единственный моральный фактор в поведении человека, возникает серьезная опасность пелагианства и оправдания делами как раз в этой фидеистической системе (самые крайние противоречия часто уживаются рядом). Сверхъесте ственный акт может быть осуществлен чисто естественным способом; правда, по Оккаму, он вместе с тем не является еще заслуженным.

б) Иоанн XXII обвинил Оккама в ереси; богословская комиссия в Авиньоне выдвинула против него различные обвинения. Из-за бегства монаха из Авиньона к Людвигу Баварскому в Пизу и затем в Мюнхен процесс остался незавершен ным. Оккам со своей стороны страстно опровергал мнение Иоанна XXII в споре о бедности и относительно visio beatifica (§ 65).

в) Из радикального разрыва между Богом и тварью, верой и знанием следует такой же разрыв между Церковью и миром, над которым она не имеет никакой власти; ее признаки — духовность, внутренняя свобода и бедность. С другой стороны, Церковь — это не клир. К ней принадлежит церковный народ, состоящий из мирян и самостоятельный; он имеет право выбирать своих предстоятелей. Тем самым идея демократии была внесена в понятие Церкви столь открыто, что это смогло привести к появлению «соборной идеи».

Вновь перед нами реакция на отсутствие решения основной проблемы высокого средневековья: поскольку различению двух (церковной и мирской) сфер власти постоянно препятствовали усиленные попытки установить отношение подчинения, то эти элементы, «принуждаемые силой» к соединению, стремились освободиться друг от друга.

г) Богословские и церковно-политические идеи Оккама породили в XIV и XV вв. множество столкновений. Осуждение номинализма в 1339/1340 г. в Париже вызвало ответные удары; был создан чрезвычайно сложный оккамизм или номинализм XV в., который во многих отношениях является эклектизмом: Петр д'Айи († 1420 г.; § 66), Жан Жерсон († 1429 г.; там же); Григорий из Римини (1358 г.), Иоанн де Рипа (ок. 1350 был магистром в Париже), Марсилий из Игхена (†1396г.), Генрих из Лангенштейна († 1397 г.). В Болонье была собственная оккамистская школа.

Оккам, а точнее оккамизм Габриэля Биля (и его школы), имел существенное и, конечно, многоплановое значение для становления Лютера. Поэтому Лютер, подчеркивая, что он «из партии Оккама», в своих ранних диспутах явно направляет против него многие свои тезисы³⁷⁴.

3. Но схоластика не растворилась полностью в номинализме. Огромное влияние имело учение св. Фомы. Острая борьба двух школ, «старой» и «новой», продолжалась еще в XVI в. Богатая и очень интенсивная научная жизнь университетов этого времени (центром по-прежнему остается Париж) показывает, сколько нерастраченных сил имела еще в своем распоряжении Церковь. Наиболее значительные представители «немецкой» мистики целиком укоренены в старой схоластике. В Италии и еще больше в Испании старое схоластическое богословие также удерживает свои позиции. В XVI в. мы встретим подлинного реставратора томизма в лице кардинала Каетана (сыграл значительную роль для экзегетики и для нового плодотворного обращения богословия к Слову Божию). Августинианство пережило возрождение благодаря августинцам-эремитам (таким как Эгидий Римский, † 1316 г.; Фома Страсбургский, † 1357 г.; Фома Брадвардайн ский, † 1349 г.), которые имели большое церковно-историческое значение во время Реформации и внутрикатолической реформы.

В толковании Библии уже в начале XIV в. был сделан значительный шаг вперед благодаря францисканцу Николаю Лирскому (ок. 1270_1349). Николай знал еврейский, правда, не знал греческого. В своих «Postilla» к Ветхому и Новому Заветам, которые свидетельствуют о глубоком знании предшествующих толкователей (включая иудейских) выдающийся и многосторонний богослов считает необходимой и предлагает экзегезу, исходящую из буквального значения³⁷⁵. Это имело важные последствия, так как Postilla (наряду с «Glossa ordinaria»³⁷⁶) стали наиболее влиятельным комментарием позднего средневековья. К сожалению, изучение Библии в университетах в целом роковым образом отступило на второй план.

§ 69. «Немецкая» мистика

1. а) Позднее средневековье не было лишено многих добрых начинаний в сфере религиозного благочестия. Если иметь в виду не только произведения исторического масштаба, разнообразие и богатство религиозной литературы и христианского искусства можно даже назвать неисчерпаемым. Но подлинных высот творческого духа достигла мистика. Она расцвела в XIV в. в Германии. В то время как административный аппарат авиньонского папства все больше погрязал в заботах о внешнем богатстве, благочестие отступило в глубины души и возвысилось до внутреннего созерцания Бога. Соседство столь различных стремлений в одной и той же Церкви также является выразительным, хотя и прискорбным доказательством непобедимой силы католической Церкви.

б) Главными вдохновителями мистического движения были немецкие доминиканцы, писавшие и проповедовавшие преимущественно на немецком языке: Экхарт († ок. 1328 г.), Таулер († 1361 г.), Сузо (†1366 г.). Наиболее широко оно было представлено в доминикан ских женских монастырях. В XV в. оно нашло своеобразное выражение у Братьев общинной жизни, хотя и на менее высоком уровне (при том что богатство их порою великолепного наследия до сих пор не исчерпано до конца). Таким образом, намечается определенный географический ареал распространения этого движения: Западная Германия вдоль Рейна (от Констанцы до Кёльна) и Нидерланды.

2. Схоластика и мистика. В великих схоластах Фоме Аквинском и Бонавентуре проявилось соединение ясного логического мышления и самой горячей религиозности. Союз «схоластики» и «мистики» типичен и для «немецкой» мистики. Духовно-исторически она вырастает непосредственно из (томистской) схоластики, использует тот же понятийный материал.

Однако центр тяжести смещается. Во первых, на первый план выходят «мистические» элементы богословия (например, неоплатонизм Августина); и во-вторых, как личная склонность, так и сама миссия проповедников в женских монастырях побуждают их некоторым образом ограничивать свою проповедь темой духовного очищения. Ивсе же надо помнить, что мистическая проповедь в женских монастырях обнаруживает также глубокий интерес к умозрению, духовному знанию и божественным тайнам. Здесь еще живет тот дух, которым вдохновлены творения великих немецких женщин-мистиков XIII в. (Мехтхильда из Магдебурга, † 1283 г.; Мехтхильда из Хакеборна, †1299 г.; Гертруда Великая, † 1302 г., все трое — цистерцианки в Хельфте).

Значительные женщины-мистики были, впрочем, в позднем средневековье также в Италии (три святые Екатерины: Сиенская, † 1380г., Болонская, † 1463 г., Генуэзская, † 1510 г., а также блаженная Анжела из Фолиньо, † 1309 г.) и в Швеции; могущественная св. Биргитта († 1373 г. в Риме). Но нигде влияние мистики на среду мирян не было таким глубоким, как в Германии.

3. Наиболее значительным немецким мистиком был гениальный и благочестивый Майстер Экхарт (ок. 1260_1328; преподаватель в Страсбурге и Кёльне). В своих проповедях он постоянно возвращает ся к определенным основным мыслям: «Всякий раз, когда я проповедую, я усердствую говорить об отрешенности и о том, что человек должен быть свободен от себя самого и от всего вещного. Второе же — это то, что нужно снова воссоединиться с тем неделимым Добром, которое есть Бог. Третье — что нужно помнить о том великом благородстве, которое Бог вложил в душу человека, чтобы он тем самым вошел в чудесную жизнь Бога. В четвертых, о чистоте божественной природы: что есть чистота божественной природы, невозможно изъяснить».

а) Экхарт во многом зависел от неоплатонизма. Это иногда вносило в его идею Бога пантеистический оттенок; из-за этого многие его положения были осуждены. Оценка их осложнялась спецификой богословского метода Экхарта: как «мастер Да и Нет» он в диалектическом противопоставлении подчеркивает более сильно то одно, то другое. Каждый тезис у него может быть точно определен в своем истинном смысле только в свете антитезиса. Осуждение Экхарта было отчасти результатом зависти и неверного понимания со стороны его противников — в большинстве своем приверженцев скотизма. Во всяком случае оно нисколько не умаляет ценности его пламенной любви к Богу, его глубокой пастырской заботы о душах (которая побуждала его призывать своих духовных детей к более частому причащению) и его преданности Церкви. В особенности Экхарт отвергал мечтатель ную духовную жизнь, основанную лишь на внутренних переживани ях, — как и все подлинные мистики, он требовал, чтобы внутренняя духовность оплодотворялась деятельной любовью: «Из прекрасного досуга, погруженного в Бога, стоит поспешить к бедняку, взывающему о тарелке супа».

Для истории духа имеет особое значение мысль о благородстве человеческой души. Эта же мысль, не так непосредственно связанная с Откровением и имеющая более сильный антропологический акцент, встретится нам как основной мотив («достоинство человека») гуманизма.

б) Такого же единства внутренней и внешней жизни желали ученики Экхарта: доминиканец Иоганн Таулер в Страсбурге († 1361 г., выразительные проповеди, сочетающие в себе силу веры и чувство меры, ревностный пастырь душ) и Генрих Сузо († 1366 г.) из Констанцы. Сузо родственен по духу св. Бернарду и св. Франциску. Он полон духовности и нежности, поэзии и любви; он — поэт, исполненный переливающегося через край чувства. Это чувство истинно; оно испытано и закалено в многообразных умерщвлениях плоти, в которых он буквально подражал страдающему Спасителю. Сузо был также выдающимся приверженцем индивидуального духовничества.

в) Немецкие мистики были связаны между собой живым общением как «друзья Божии». Главой одного из таких кружков на Нижнем Рейне, поддерживавшим активные связи с «друзьями Божиими» в Южной Германии, был находящийся под влиянием Экхарта Иоганн Рейсбрук († 1381 г., писал о духовном браке), друг и учитель Герта Грота (§ 70).

Эта мистика (несмотря на некоторые родственные черты) равно отличается как от латинско-«французской» XII и XIII вв. (Бернард и викторинцы), так и от мистики XVII в.

4. Из мистических книг наиболее значительной по своему влиянию долгое время была книга, написанная по-латыни в одном из нидерландских монастырей: О подражании Христу ³⁷⁷ Фомы Хемеркена из Кемпена (приблизительно 1380_1471). Он принадлежал кругу Братьев общинной жизни или к реформированным ими каноникам-авгус тинцам. Некоторые приписывают эту книгу Герту Гроту. Возможно, что ему, стремившемуся сделать мистический опыт познания Бога плодотворным в основанной им общине, действительно принадлежит духовное отцовство большей части «Подражания». Эта книга — чрезвычайно яркое свидетельство того, что сокровенная евангельско-биб лейская и сакраментальная жизнь Церкви во многих местах еще сохранялась в безущербной полноте. «Подражание» входит в широкий круг назидательных сочинений такого рода. О религиозности, основанной на «действиях», в этой книге ничего не найдешь. Напротив, она высказывается о благочестивых действиях, например паломниче ствах, очень скупо, с явной сдержанностью. Пелагианский тезис «Когда человек делает то, что в его силах, Бог не отказывает ему в Своей благодати» воспринят, но полностью переосмыслена роль благодати. Основная тема четвертой книги — Господь в таинстве. Можно с полным правом сказать, что эта книга учит, как полностью и непрестан но предаваться Христу. Особенно важно, что автор с такой настойчивостью требует часто в простоте читать Евангелие. Наивысший путь изучения Евангелия состоит в том, чтобы погрузиться в жизнь Иисуса, и потом строить всю свою жизнь в подражании этому образу.

Все же и эта прекрасная книга причастна к умалению объективных ценностей, притом в наиважнейшей области: хотя верность по отношению к Церкви не ставится под вопрос и не уменьшается, но Церковь в деле религиозного благочестия опасным образом отодвинута на второй план. Проповедуется исключительно личная духовность, благочестие узкого круга единомышленников. Это относится и к почитанию таинства Евхаристии. Слишком мало здесь говорится о совместном ее совершении как об осуществлении Тайной вечери и актуализации Крестной жертвы Христовой, которая в ней воспоминается. Связь с богословием, которой обладали великие немецкие мистики, была утрачена и даже, несомненно, не считалась значащей, что таило в себе опасность для мистики, как и для (застывающей) схоластики.

5. Расцвет мистики и ее завершение стали во многих отношения признаками Нового времени. Тяга (не всегда несущая в себе опасность) к подчеркиванию личного и индивидуального в религиозной жизни очевидна. О знаменательном росте участия мира женщин и о важном усилении национальной окраски речь уже шла. Великие вожди движения еще остаются укорененными в ясной спекуляции латинской универсальной схоластики. Но картина духовного процесса сильно изменилась: с ограничением пределами собственной, немецкой национальности, которая внесла особенно много естественной веселости и глубины чувств, и с возрастанием роли родного (творчески развивающегося) немецкого языка — книги и проповедь приобретают задушевную неповторимую духовность, которая должна была совершенно по-особому воздействовать на немецкую натуру. Одно мистическое сочинение XV в., «Франкфуртец» («Немецкое богословие»), в котором также отсутствовала схоластическая форма, настолько привлекло Лютера, что он считал, что нашел в нем противовес схоластике (именно он впервые издал эту книгу в 1516 и 1518 гг.). Но, с другой стороны, огромная притягательная сила «Подражания Христу» показывает, какая универсальность изначально присуща христианской молитве, имеющей уклон в сторону евангельски углубленной личной нравственности.

§ 70. Монашество и благочестие мирян

1. Старые ордена (также и монастыри каноников), за исключени ем картузианцев, не смогли сохранить прежний уровень благочестия, дисциплины и науки. Бенедиктинские монастыри стали слишком богатыми (попечение исключительно о знати; а также институт комменд) и обладали частной собственностью, которая была четко разделена между аббатом и насельниками монастыря; у францисканцев парализовала многие силы ненужная ожесточенная борьба между строгими и умеренными и соперничество с мирским клиром, в котором кроме всего прочего шла речь об экономических интересах.

а) Все же и в XV и XVI вв. можно насчитать немало предпосылок к улучшению, правда, не приведших к какому-либо перелому в целом. Значительнейшими опорами реформы повсюду были обсерванты, т.е. те монахи или монастыри, которые руководствовались первоначальной строгостью устава (в ордене францисканцев папа Лев Х окончательно признал в судьбоносном 1517 г. разделение на конвентуалов и обсервантов). Бенедиктинский орден в XV в. участвовал, а именно через объединение в конгрегации, с большим успехом в новых начинаниях в Италии, Испании (широкий успех) и Германии (Мельк и Бурсфельд); здесь успешно зарекомендовала себя монашеская дисциплина св. Матиаса в Трире; к Бурсфельду присоединились некогда имевшие широкое влияние реформаторские центры Гирсау и Альпирсбах.

б) На первый план выходят некоторые значительные проповедники покаяния. Их великая работа как нельзя кстати подходит ко времени вопиющих о реформе и свидетельствующих о катастрофе (отсюда также частый мотив антихриста) недостатков в Церкви. С необычной, воодушевленной, но и убедительной настойчивостью они прикасались к взбудораженной душе народа: так, неотразимый испанский доминиканец Викентий Феррерский († 1419 г.), исходивший почти всю Европу, своей антигуситской проповедью и проповедью крестового похода добился необычайного успеха в обращении даже и там, где не понимали его языка; францисканец Бернардин Сиенский († 1444 г.), создатель и распространитель молитвы во имя Иисуса, сильный народный проповедник и миротворец в разрушительных междоусобицах итальянских городов; его ученик, великий Иоанн Капестранский (†1456 г.), генерал-визитатор французской провинции Ордена обсервантов, с 1451 г. папский легат в Германии. В качестве такового он прошел по всей империи, где сотни тысяч внимали его проповедям среди рыданий и всхлипываний, хотя его слова сначала надо было переводить. Результатом были бесчисленные обращения. Когда в 1456г. турки осадили Белград, он своими пламенными проповедями— прежде всего в Венгрии — существенно содействовал победе христиан в том же году. Подобным же образом — как профессор (вВене), проповедник (в Италии, Германии, против гуситов) и писатель — доминиканец Иоанн Нидер († 1438 г.) трудился над реформой верхненемецкой провинции своего ордена.

2. Из новых образований выделяется как в высшей степени значительная конгрегация Братьев (впоследствии и сестер) общинной жизни — организация, которая была и осталась по преимуществу состоящей из мирян.

а) Ее основателем был высокообразованный Герт Грот из Девентера († 1384 г.). Уйдя от светской жизни и отказавшись от бенефициев, он устремился к проповеди покаяния. Сам он священником не стал: светский дух толкал его к созданию собственных форм благочестия. Конфликты и чувство соперничества не заставили себя долго ждать; вскоре епископ наложил запрет на покаянную проповедь Герта Грота.

Его заветнейшим порывом было личное, горячее, мистическое благочестие (его называли «современным»: devotio moderna), которое он практиковал наряду со своими штудиями в узком кругу и в частных беседах в Девентере. Когда число его спутников умножилось, основной задачей товарищества стала, кроме миссии в народе, забота о юношестве (при поддержке благородного гуманизма).

Из нее выросла реформированная конгрегация каноников-августин цев. Исходным пунктом стал Виндесхайм (при Цволле в 1327 г.), который с удивительной силой распространил реформу меньше чем за полвека на 37 монастырей. Значительными учениками Братьев общинной жизни были: Фома Кемпийский в Цволле; Габриэль Биль, Николай Кузанский, Вессель Гансфорт; Адриан VI; Эразм; Лютер; Муциан; Иоганн Штурм; с большой вероятностью и Коперник.

б) Еще большее число орденоподобных новых образований показывает, что стремление к христианскому совершенствованию жизни никоим образом не угасло. Полнота форм благочестия и неудержно проистекающего из веры служения ближнему во многих областях Европы огромна. По сравнению с нерешительностью тогдашнего и сегодняшнего христианства каждое приводимое имя является необычайным свидетельством христианской веры.

Важен также лаикальный характер. Движение Братства посвятило себя заботе о бедных и больных, а также погребению мертвецов (во время чумы!): алексианцы, оливетане, иезуиты (в Италии), аннунциаты, иеронимиты (в Испании, отшельники в XIV в.). Несколько позднее обратившись к благотворительности, сомаски и барнабиты охватили своим служением народных миссионеров всю страну. Здесь шла речь не только о внутренней духовной жизни мелких объединений: первоначальный душепопечительный порыв прорвался наружу — с лаикальным оттенком.

Швеция обязана св. Биргитте († 1474 г.) одним из последних важных монастырских образований перед Реформацией: Вадстена³⁷⁸.

И если, как мы говорили, новым движениям и не удался религиозно-творчес кий перелом в эту эпоху, то нас все же удерживает от однозначной оценки хотя бы такое новое образование, как «минимы» (1474 г.) св. Франциска из Паулы (†1507 г.) в Южной Италии, жившее по францисканскому уставу повышенной строгости и создавшее в начале XVI в. около 450 домов: огромное достижение!

3. а) Религиозному воспитанию народа была посвящена большая, многолетняя и тщательная работа. Объективное описание здесь, естественно, особенно затруднено: слишком многое остается анонимным. Письменные свидетельства сравнительно редки; религиозные обычаи многообразны.

И все же можно в первую очередь сказать, что результат во многом был отрадным: христианские убеждения и религиозная деятельность были в конце средневековья представлены в удивительном богатстве и чистоте. При всем сильном перевесе внешней стороны, в котором роковым образом односторонне проявлялось средневековое взаимопроникновение духовного и материального начал и к которому нам еще предстоит вернуться, Распятый все же был центром и утешением и в жизни, и в смерти.

Проповедь мистиков, Братьев общинной жизни и великих проповедников покаяния — обсервантов не была напрасной. В начале Нового времени обнаружит ся, как печатное слово приходит на помощь проповеди.

Самой излюбленной практикой благочестия все более становилась молитва Розария. Св. Доминик не знал ее³⁷⁹, но она распространялась сначала доминиканцами и цистерцианцами. Цезарий из Гайстербаха († 1240 г.) и Якопо Ворагинский († 1298 г.) принадлежат к ее распространителям. В его сегодняшней форме Розарий относится к позднему средневековью.

б) Несмотря на все богатство частностей все же создается впечатление, что в целом не удалось полностью обеспечить пастырской опекой сильно умножающееся городское и развивающееся сельское население. Некоторые проявления народного благочестия несут на себе печать чего-то судорожно-насильственного.

Иаохим Флорский предсказал наступление «Эры Святого Духа» в 1260 г.: религиозное напряжение разрядилось в этом году в Перудже процессиями самобичевателей (флагеллантов), которые быстро распространились в Европе, в 1296 г. такие процессии особенно часто появлялись в Страсбурге, в 1334 г. — в Италии. Следующая сильная их волна (1348/49 г.) возникла в тесной связи со свирепствовавшей тогда чумой, которую стремились отвратить покаянными упражнениями. Хотя великие проповедники покаяния (в том числе Викентий Феррерский) пытались руководить такими процессиями, нездоровый порыв к новшествам все же в них присутствовал. Давали себя знать и еретические влияния. Так, процессии флагеллантов — правда тщетно — были запрещены в 1349 г. Климентом VII и в 1417 г. окончательно Констанцским собором. Общины бичевателей продолжали существовать в виде братств до XVI в.

Многие искали тогда спасения и в больших количествах (например, месс, паломничеств и реликвий). Это также свидетельствует об отсутствии разумного, направленного на здоровый рост пастырского руководства.

§ 71. Формирование основ Нового времени: элементы гуманизма и Ренессанса

1. Питаемое множеством корней повсеместное пробуждение народов Запада вследствие различных обстоятельств ускорилось в Италии в XIV и XV вв. и привело к радикальным результатам. Вследствие длительного отсутствия пап в Риме, давления иностранных наемников на население Церковного государства и распада Неаполитанского королевства (которое больше не оказывало сдерживающего действия) окрепло сознание народного и национального своеобразия, прежде всего на севере, а затем в Церковном государстве и Риме. Выдвинулись на первый план сильные города-республики и некоторые новые княжеские роды. В этой связи первой должна быть названа уже давно независимая Венеция; затем Генуя, Пиза, Флоренция, среди знатных родов — Висконти, Гонзага, Колонна, Орсини, Эсте, Малатеста.

2. Это пробуждение «национального сознания» нашло выражение в духовном осмыслении особой ценности народного языка. Примечательно, что у истоков этого движения стоит Данте Алигьери (1265_1321), певец средневековья, поборник универсальной западной монархии, восторженный почитатель немецкого императора Генриха VII. Свое наиболее значительное произведение он написал не на латыни, но на народном языке.

3. а) Лучшие силы народа Италии остались в истории: Рим и Римская всемирная империя, античная культура. Воспоминание о них в средневековье никогда полностью не исчезало. С тех пор как уже IV век стремился к возрождению (ренессансу) латинской литературы, средневековье пережило не менее пяти серьезных попыток снова пробудить эту культуру к жизни: англосаксонское возрождение (высшая точка — Беда Достопочтенный), каролингское, оттонское, возрождение римского права (с конца XI в.) и возрождение при Фридрихе II. Таким образом, классический Ренессанс XIV_XVI вв., ведущий в Новое время, не был чем-то совсем неподготовленным; напротив, он медленно поднимался на поверхность из глубин средневековья.

б) В XIV в., как мы видели, горячее стремление к церковному и светскому обновлению охватило большуvю часть народов Запада. Всвязи с этим обзор великого прошлого мог стать весьма плодотворным в целом. Множество самых различных пересекающихся, борющихся и распадающихся, ищущих новое движений во всех областях политики, науки, экономики, искусства наполнили Западную Европу или значительные слои ее обитателей чудом весны, которое изменит мир с помощью разнообразных сил, поднимет его к новым высотам и проведет через опасные глубины. Из того, что мы в этих еще неясных началах можем точно распознать, самыми действенными являются национальное и лаикальное начала. Почва для грядущей новой культуры, а тем самым для Нового времени кажется подготовленной. Перед лицом Церкви скоро встанет совершенно другой, на этот раз полностью независимый или стремящийся к самостоятельности мир и заявит свои требования. С христианско-религиозной точки зрения самым важным для будущего оказывается, пожалуй, то обстоятельство, что, как мы видели, явления распада внутри Церкви проявились на весьма обширном пространстве. Отсюда следует, что надвигающееся будущее возникает не только в Церкви, но и против нее. Церковь ждали великие и одновременно трудные задачи. Назревало решающее испытание. Все зависело от того, сколь много творчески-религиозной силы может приложить Церковь для их преодоления.

4. Время XIV и XV вв. по самой своей природе часто имело два лица. Еще продолжало во многих отношениях жить средневековье и уже брало верх Новое время. В самом начале величайшим примером такого положения вещей является Данте. Для Германии — это вышедший из народа мистик, богослов реформы и реформатор, миссионер (у гуситов, в монастырях, как проповедник юбилейного года), епископский и папский легат (в том числе на переговорах о воссоединении в Константинополе, 1437 г.), философ, политический мыслитель, математик, географ и астроном: кардинал Николай Кребс из Кузы на Мозеле (1401_1464), епископ Бриксена (с 1450 г.). В ходе своего достойного удивления церковного развития он из привержен ца соборной теории в Базеле превратился в защитника папства. Глубоко проникнутый несокрушимой силой Церкви, именно он, кто так хорошо знал церковные недостатки, с поразительным оптимизмом ожидал прихода лучшей новой организации. От него исходит великий план реформы, предназначенный для избавления от церковных недостатков, где Donatio Constantini, подложность которого была доказана, занимает столь же малое место, как и страсть к чудесам вроде вильснакского чуда крови. Что бы могло произойти, если бы такие духовно очищенные реформаторские предложения немца были воплощены в жизнь благодаря курии! Насколько благоприятнее стала бы исходная позиция Церкви в ближайшие столетия, возможно, она оказалась бы в состоянии по-настоящему преодолеть немецкую Реформацию. Сам этот великий человек в бесчисленном множестве посольств, проповедей, переговоров и соборов сделал все, что в человеческих силах, для осуществления своих идей на практике.

Николай Кузанский обладает всеми знаниями своего времени и подлинно средневековым благочестием, и все же в нем всесторонне заявляет о себе духовная позиция, характерная для Нового времени: субъект становится исходным пунктом философии, человек — зеркалом мира, а сам мир овладевается посредством точного наблюдения, и таким образом несравненно увеличивается сфера науки и широта сознания. Многообразие реальностей в природе и истории, в знании, культуре и религии Николай видит перед собой в совершенно ином свете, чем его предшественники. Множественность перестает быть случайным орнаментом сущего, неполнота ее гармонии имеет отношение к самой сути вещей. Ее, этой множественности, права должны быть полностью признаны. Но, далее, главная тенденция такова: она должна быть объединена в единство. Поэтому в своей гениальной спекуляции Кузанец развивает учение о «coincidentia oppositorum» (совпадении противоположностей) и на этой основе новое обоснование и новую форму духовного, церковного и политического единства Запада. Даже заблуждение не разрушает единство целиком, оно есть лишь несовершенная истина. Единство в Боге снимает все противополож ности. В его богословии, испытавшем влияние неоплатонизма (Прокл и Экхарт), содержится спиритуализм, который мы находим, например, в гуманизме Пико делла Мирандолы (1463_1494) в путаном и опасном виде — мощный, своеобразный тип. У потомков до сих пор не хватило мужества и силы позволить ему полностью осуществить ся. Разумеется, такая задача очень сложна, не в последнюю очередь из-за понятия истины, которое защищает Кузанец: заблуждение — это всего лишь несовершенная истина, и на глубинном уровне все религии приходят к одному и тому же. Что он лично был верным членом католической Церкви, нет никакого сомнения.

Великого кардинала небезосновательно назвали привратником Нового времени (он учил о вращении Земли вокруг оси). И этот гигант духа был прежде всего исполнен сознанием ограниченности человеческого знания. Но к сути вещей и к их вершине, Богу, ведет именно такое осознание собственного невежества, исполненное любви и благоговения.

5. Упомянутые нами новые элементы духовного и интеллектуаль ного мира вместе со средневековым наследием вступают начиная с XV в. означенными путями в чрезвычайно обильные, в своем многообразии по истине необозримые процессы брожения и распада и, с другой стороны, складываются в сложный новый облик: так рождается Новое время. Теперь мы должны рассмотреть эти явления более подробно.

Дата добавления: 2015-09-06