Логическое осмысление фактов

При внимательном изучении летописных упоминаний о Владимире Ярославиче и затем, логически домысливая, увидим нечто, ускользающее от внимания и приводящее к удивлению. Сидя на княжении в Великом Новгороде, сын Ярослава Мудрого Владимир более занимался благотворительностью – строил в основном церкви, чем прославлял себя полководческим талантом.

Описанный победоносный поход на некое литовское племя емь в «1042 году», завершился для него трагедийно. Из-за некоего конского мора – «от того, что кожи с умерших коней сдирали», изрядно поредевшая новгородская дружина едва живая вернулась домой. Это что, жадность, что ли довела Владимира при богатом-то полоне возвращаться в Великий Новгород в голодном состоянии или нечто труднообъяснимое для летописи?

Можно было бы долго гадать здесь по предложенному Татищевым сюжетному варианту странного голода в «1042 году», но вот что чрезвычайно интересно. Оказывается, сюжет момента похода Владимира Ярославича Новгородского на литовское племя емь косвенно схож с непонятным голодом при богатом полоне Святослава Игоревича в «971 году», почему-то застрявшего на днепровских порогах в некоей Белобережи. Где также поднимается весьма высокая цена и почему-то опять на конину:

«Он же отступя, остановился зимовать в Белобережи, укрепився, елико удобно; но не было у них писчи довольно, и глад был велик, яко покупали по полугривне конскую голову, чим малое его войско изнемогло». В.Н.Татищев. История Российская. М., «1995», т. I-II, стр.53.

Ясно пока одно, что некто, описывающий сюжеты якобы древнерусских времён, в своём произведении кроме последовательной основной версии о прошедших событиях, также создавал и повторные дубликаты сочинённых ранее рассказов, несколько изменяя первоначальное определение сказанного.

На именно такие летописные моменты обратили внимание новохронологи А.Т.Фоменко и Г.В.Носовский в книге «Русь и Рим» (М., «1999», стр.50-76). Но только лишь с той разницей, что авторы книги «Русь и Рим» посчитали древнерусское событийное летописание свершившимся реальным фактом, тогда как с авторской точки зрения – это всего лишь вымыслы, основанные на подзабытых случаях из древних времён и расцвеченные потом до неузнаваемости.

В данном случае поход на Константинополь Владимира Ярославича Новгородского вне сомнения списан с сюжета военных приключений Игоря I на Царьград и дальнейших его погромных авантюр по Азербайджану.

Следовательно, при таком рассмотре, где трудно отличить настоящее действие от ошибочного события, вполне допустимо, что некое сомнительного прибалтийского происхождения племя емь, вовсе не племя, но местоимение «они» в значении «им», а по древней орфографии уже как «емо» или «емь». Что также вполне могло быть наслоением ошибочной орфографической стилистики В.Н.Татищева или того же Миллера, который под именем Татищева сочинил древнерусскую историю.

То есть при внимательном чтении и разборе перед нами неожиданно проявилось, что у «Татищева» в тексте не этноним некоего племенного поселения, а всего лишь местоимение. Поэтому будем рассматривать, что версия о «греческом огне» для Владимира Ярославича Новгородского возможно схожа на некое подзабытое историком Миллером событие массовой гибели людей, либо перед нами иллюстрация состоявшегося людского мора времён Татищева. Василий Никитич или же всё-таки Миллер взял и сочинил некую правдоподобную фантазию, но для событий как прошедшего времени в уже предполагаемом моими современниками древнерусском государстве.

Нет худа без добра, да, говорят, добро помогло. Но каким стало то добро? На приведенных контраргументах вдруг оказалась, что в погоне за эфемерной действительностью поколениями историки разрабатывали варианты не фактов предполагаемой действительности, а всего лишь фантастические события литературного жанра. При поверхностном взгляде такая «реальность» в большинстве случаев становилась почти не отличимой от вымышленного повествования. Поэтому постоянно приходится в традиционной истории вновь перелопачивать фундаментальный материал, очищая старые зёрна от плевел.

На данном этапе мы рассматриваем «1042 год», но, сколько уже возникает сомнений по возможному поводу случившегося древнего события в летописной древнерусской версии.

Вот и ещё следующая историческая нелепость из фантазий Татищева, где им предоставлен параллельный эпизод из византийской хроники – «умре царь Михаил, а по нем приал престол Константин Мономах».

Только вот незадача, летописец не объяснил будущим поколениям какой «умре царь Михаил». Оказывается, согласно версии традиционной истории византийский император Михаил IV умер 10 декабря «1041 года», а принявший бразды правления Михаил V, во время восстания народа 22 апреля «1042 года» был лишь ослеплён и отстранён от власти. Императрицами до 11 июня «1042 года» стали сёстры Зоя и Феодора. Заменил их на императорском посту с 11 июня «1042 года» Константин IX Мономах. Ш.Диль. Византийские портреты. М., «1994», стр. 173-180; Михаил Пселл. Хронография. М., «1978», стр. 273, 275, 277, 303, 304.

И, далее, уже исходя из географических трудностей по пути «из варяг в греки» через десятки волоков (между рек и по порогам Днепра и Дуная) предпринять завоевательный рейд «на греки» из болотистого Новгорода было для Владимира Ярославича равносильно самоубийству. Не говоря уж тут о факторе степного нападения кочевниками в момент передвижения ладей.

Нечто такое же неправдоподобное явление происходит в предложенном описании о морском сражении у византийского писателя Михаила Пселла: нерешительность русичей перед боем, которого они жаждали; подбадривание византийцами своего воинского пыла боевыми выкриками при владении не имеющего аналогов супероружия на стороне – у других государств. Плавание варваров (т.е. русичей) в кольчужных доспехах с тонущих и объятых огнём челнов. Погоня византийцев в беснующийся шторм за лодьями новгородского князя и отбуксировка их к берегу греческими триерами. Невозможность наблюдения человеческой крови в бурном море. Как и, вообще, возможность наблюдения с берега морского сражения из-за штормовых условий изнеженным императорским двором.

Если же мы ещё воспользуемся и городским планом Константинополя, то волей или неволей береговое наблюдение Михаила Пселла тут же отпадёт за ненадобностью. Морское сражение можно было наблюдать с крепостной стены.

Так каким образом, здесь предусматривается реализм свершившегося факта в описании возможного древнего события, когда византийский писатель преднамеренно ввёл своего читателя в заблуждение.

И с другой стороны, насколько можно было подгонять реалии событий предполагаемого летописцем «1042 года» к уже заведомо ложной информации.

Если кто и сейчас не согласится с этими моими выводами, то тот пусть теперь вновь обратит внимание на иллюстрации с применением «греческого огня» в морском сражении. Ибо на рисунках уже заметны сложности применения жидкого огня данными владельцами.

Теперь-то понятно?

А если эти сложности с применением «греческого огня» отправить в штормовые условия на испытания, тогда посмотрим, чей флот быстрее сгорит в бурном море.

Практика или логика – непредвзятое определение, почему и не даёт разыгрываться буйству фантазий писателя и художника. Перенесите с моря на сушу действия так называемого «греческого огня» и вновь возникает плачевный вариант для византийских владетелей. Императорская кавалерия не успеет сделать и 50 метров пробега, как тут же будет отравлена горючей химической смесью легендарного «греческого огня».

Поэтому вполне вероятно, что данная версия из двух источников на якобы достоверный факт «1042 года» относительно применения «греческого огня» притянута фантазёрами «за очень длинные уши» с фона какого-то запомнившегося древнего события, ставшего ко времени летописных записей легендой. Собственно и то, что мы изучили по разногодовым событиям, связанным с упоминанием той или иной меры применения «греческого огня», уже допустима мысль о преднамеренном повторе какого-то произошедшего в прошлом особо чрезвычайного события. Ибо, как правило, в основном события упоминаний с применением «греческого огня» связываются только с морским сражением, после которого обязательно разыгрывается буря. Тогда как акцент достоверности данного случая соотносится с именем византийского правителя Михаила. И, как правило, эта морская жертвенность распространена на два сугубо сухопутных народа – арабов и русичей. Лишь после последнего пренеприятного инцидента с руссами – в «1042 году», «греческий огонь» навсегда исчезает из военного арсенала византийцев. Не применяется он (вновь повторюсь) даже в особо критические моменты для имперцев: когда многочисленные европейские искатели несуществующего Гроба Господня в «1204 году» решительным штурмом взяли византийскую столицу – Константинополь, и в «1453 году» турками-османами при захвате Константинополя было навсегда низвержено дальнейшее существование Византийского государства.

Дата добавления: 2015-10-13