Франкфурт-на-Майне, четверг, вечер

Малгожата,

каждый, кто пользовался телефонами до того, как в Польше «нормализовалась», если можно так сказать, жизнь, наверняка мог бы добавить к нашим свои ис­тории. И наверняка гораздо более драматичные. Хо­рошо, что те времена ушли. Капитализм в этом отно­шении оказался спасительным.

Для меня Рышард Ридель никогда не канет в небы­тие. Я слушаю его. Может, нерегулярно, но иногда воз­вращаюсь к нему и к «Джему». Больше всего я люблю заводить старые черные виниловые затертые пластин­ки. На компакт-диске Ридель для меня звучит диссо­нансом. Я тогда больше вслушиваюсь в его тексты, чем слушаю его музыку. У него хватило смелости воспеть историю своей жизни, своей болезни, эйфории, выз­ванной химией, петь о своей потерянности и о сво­ем постепенном разрушении. Как предостережение для других. В своих написанных под воздействием героина текстах Ридель рассказывает — ссылаясь на свою био­графию — о том, как героин уничтожает личность и как этому трудно противостоять. Он предостерегает своим собственным примером. Огромная смелость выставить себя вырожденцем, который, пугая, должен эффектив­но предостерегать. Но трудно поверить, что тексты та­ких песен, как «Машина времени» или «Сон о Викто­рии», написал человек с образованием семь классов. Это лучший пример того, что впечатлительность плюс наблюдательность могут в случае отдельных личностей быть лучшими учителями.

С потребностью слушать Риделя я могу сравнить свою потребность читать Ремарка. Хотя бы раз в го­ду. И Ремарк, и Ридель ассоциируются у меня с маем и началом чего-то нового. Существуют такие классики, которых мы себе выбираем и к которым должны возвращаться, чтобы — как я это называю — очистить па­мять от накопившегося в ней мусора. Когда мы хотим «перезагрузиться». Я возвращаюсь к ним обоим (и еще кое к кому) каждый раз, когда чувствую потребность «прочистить» память. У меня это происходит, как пра­вило, в мае. И тогда я открываю в обоих новые сторо­ны. И начинаю свой новый год. Не в январе, а в мае. Да, у меня так: новый год начинается не в январе, а в мае...

Не знаю точно, о каком Й. ты пишешь. Могу только догадываться. Но это не важно. Все похожие на Й. ал­коголики практически одинаковы. С утра у них похме­лье, и они обязаны что-то с этим делать. Чтобы быть в состоянии встать и идти дальше. Чтобы мир снова стал осмысленным. Без этого смысла трудно жить. Неко­торые на следующее утро бывают так потрясены сво­им очередным унижением, что еще раз (который уже по счету!) зарекаются завязать, и действительно какое-то время не пьют. Хотя наверняка только литераторы читают книги, когда сами под градусом. Я никогда не был в вытрезвителе, но подозреваю, что там нет полки с книгами. Если бы я был алкоголиком, то носил бы с собой какую-нибудь книгу. Так, на всякий случай. Утром. Недавно в Германии один хорошо знакомый с историей литературы врач (имеет звание профессора), специалист по наркозависимости, подсчитал, что на од­ну страницу написанной книги приходится в среднем литр выпитого автором вина. Не знаю, правда ли это, а честно говоря, просто не соглашусь с таким ут­верждением. Хотя бы по формальным соображениям. Например, Федор Достоевский если что-то и пил из алкоголя, та в основном водку, а Эрнст Хемингуэй — виски. Это трудно перевести в литры вина. В один пре­красный день Хемингуэй пересчитал это не на литры вина, а на деньги. В своем любимом баре в Ки-Весте, во Флориде, он вырвал из стены писсуар, с которым, если можно так сказать, он просто сжился, вырвал и унес его на плечах домой. Он счел, что отлил в него столько денег, что писсуар теперь, несомненно, должен принадлежать ему. Хозяин бара (для интересующихся такими местами путешественников: «Sloppy Joe's Ваг» на пересечении улиц Дюваль и Грин; лучше позвонить и заранее зарезервировать место, потому что там всег­да много туристов), говорят, ничуть не возражал. По крайней мере так гласит легенда, окутавшая и продол­жающая окутывать это событие. По-моему, хозяин по­ступил очень умно. Хемингуэй был завсегдатаем это­го бара, причем отнюдь не рядовым. Я сам видел этот писсуар в саду при музее, устроенном в доме Хемин­гуэя в Ки-Весте, во Флориде.

Этанол сопровождает литературу на всем протя­жении истории. В смысле, сопровождает литераторов. Поэтому не случайно у нас стопка, вмещающая сто граммов жидкости, носит название «литератка». Позже к этанолу добавились химические соединения, состоя­щие из большего количества атомов. Но этанол, глав­ным образом благодаря своей доступности и легальнос­ти, все-таки чаще остальных используется для вызыва­ния так называемого вдохновения. Порой его нужно так много, что приходится идти на встречу с ним в полном одиночестве. Видимо, именно так и поступает Й., выезжая раз в несколько месяцев в какой-нибудь отель в Польше. После бегства на встречу с водкой происходит бегство и от себя. И от мучительной мыс­ли, что надо пить. Типичная клиническая схема меха­низма установления зависимости. И тогда все переста­ет быть важным. А знаешь, уже упоминавшийся Рышард Ридель в конце своей собственной свадьбы решил проводить друга на вокзал и... вернулся домой только через две недели? Тоже куда-то убегал. От себя.

Да, кстати, коль скоро мы говорим о литературе и литераторах, ты помнишь ее фамилию? Роше? Я как-то писал тебе о ней, когда ее мало кто еще знал (в качестве литератора). Даже в Германии. Шарлотта Роше. Автор книги, которую я случайно открыл для себя на приеме у зубного врача. Сегодня (два месяца спустя) вовсе не надо ходить к зубному врачу, чтобы познакомиться с этой книгой. Сегодня ее знают здесь не только те, кто умеет читать, но и те, кто только смотрит телевизор. Эти последние даже больше знают, потому что Шар­лотту Роше в последнее время можно видеть на всех немецких телеканалах. Порой у меня складывается впе­чатление, что телевидение адресует свой продукт как раз неграмотным. Если Роше не читают, то ее смот­рят, тоже неграмотные. Особенно поздними вечерами (интервью с ней передают в такое время, когда дети и подростки должны по идее уже спать). А все из-за те­матики и конкретного содержания. Иногда, после про­смотра такого интервью с Шарлоттой Роше, родителям приходит в голову мысль проверить, чем там занима­ются их чада в постели. Для меня это уже пройденный этап. А кроме того, мне просто не приходило такое в голову. Мои дочери могут делать там все, что только захотят. По крайней мере я так считал задолго до того, как Роше появилась со своей книгой в списках бестсел­леров, а потом и на экранах телевизоров.

Книга Роше, напомню, называется «Влажные участки» (нем. Feuchtgebiete), и за два месяца после первой моей встречи с этой книгой в очереди к зубно­му врачу она была продана в количестве более четы­рехсот пятидесяти тысяч экземпляров только в Гер­мании (литература на немецком естественным обра­зом «протекает» в граничащие с Германией Австрию и Швейцарию), согласно данным журнала «Stern» на конец апреля 2008 года. Это очень много. Даже для такой большой страны. Это в 4,5 раза больше, чем ко­личество проданных экземпляров последней книги нобелевского лауреата Гюнтера Грасса (причем после, несомненно, подстегивающего продажи «скандала» от­носительно его принадлежности к СС). Позволю себе процитировать мое краткое изложение книги Роше:

«Героиня книги, восемнадцатилетняя Хелена, по­падает в больницу, в хирургию, после неудачной и за­кончившейся большой кровью операции бритья лобка. Пребывание в больнице Хелена использует для разра­ботки хитроумного плана воссоединения своих находя­щихся в разводе родителей. В свободное время она за­нимается изучением ложбинок и впадинок, в том чис­ле и самых глубоких, своего тела, интимной гигиеной и предается сексуальным фантазиям. Этим самым она дразнит и возбуждает молодого санитара по имени Ро­бин, которому без зазрения совести рассказывает все, что думает. Анальный секс, геморрой, туалетные экспе­рименты, все самые изощренные варианты мастурбации. Без передышки, без литературных красивостей, напря­мую, в спринтерском олимпийском темпе, нарушая по пути одно табу за другим и все это фиксируя с немец­кой точностью. Иногда с такой точностью, что анато­мические термины, которые употребляет в своей книге Роше, я должен был, чтобы понять, о чем вообще речь, выискивать в словаре иностранных слов. Некоторые из них я так и не нашел. Роше чрезмерно точна, и, когда ей не хватает слов, она создает неологизмы, оставляя читателю расшифровывать их значение».

Почему книга Роше имела такой успех? Спрашиваю я, спрашивают критики, и спрашивает себя об этом са­ма автор. И сама себе со всей откровенностью отвечает в своих многочисленных интервью для многочислен­ных каналов немецкого телевидения: «Я описала секс, очищенный от красивости, я была до боли искренней. Секс Хелены, героини моей книги, совсем не „sexy", он — функция и физиологическая потребность». Так же, как и необходимость утолить голод или жажду. Ро­ше описывает его таким образом, что акцентирует те­лесную сторону того, что поэты и им подобные, а также производители всякого рода порнографии с удовольст­вием подправляют романтическим макияжем в неоно­во-розовом цвете (СМИ используют английское слово pink, принятое в повседневный оборот не только в Гер­мании). У книги Роше только обложка такого цвета. То, что описывает Роше, в корне противоречит этому приторно-розовому взгляду на секс. Тот секс, о кото­ром она пишет, совершенно не sexy (буду придержи­ваться такого написания этого слова) в рамках навязы­ваемой модели. Sexy секс постоянно пропагандируется и тиражируется через СМИ в качестве обязательной цели каждой женщины. И для достижения этой цели женщина должна сначала похудеть, потом взять кредит на моделирование своего тела в центрах SPA, wellness или у хирургов, избавиться от всех волос на ногах и тем более под мышками, затем позаботиться об идеаль­ной прическе не только на голове, но и в области паха и после неустанно заниматься своим мужчиной. Муж­чиной из той же самой сказки. Метросексуально «сде­ланным», как женщина перед новогодним балом или свадьбой. Без морщин, без волос на груди, без страхов, с короткими перерывами между эрекциями, с батареей рельефных мышц на животе и обалденным пахом, куда прилила отлившая от мозга кровь.

В своей книге Шарлотта Роше доказывает, что так вовсе не обязано быть, что это всего лишь сказка, или, как она это называет, роман типа фэнтези. Тем самым она освобождает женщин (и мужчин, которые тоже бла­годарны ей за ее книгу) от распространяемой СМИ мо­дели. Она возвращает им право быть собой и убеждает, что их сексуальная жизнь может быть вполне удов­летворительной. Даже если пока из-за отсутствия дру­гих возможностей они только мастурбируют. То, что через свою восемнадцатилетнюю героиню Хелену сооб­щает Роше, очень феминистично. И может быть, имен­но в этом и заключается секрет успеха книги. Эманси­пированные, материально независимые женщины в оп­ределенный момент почувствовали себя по-настоящему свободными, но вскоре позволили снова поработить се­бя. Правда, уже другим способом. Они сначала клюну­ли на образцы, пропагандируемые СМИ (а эти образ­цы диктуют мужчины, как ты сама знаешь, владеющие СМИ), а потом позволили им взять себя в рабство. Роше освобождает их от этих образцов. Или, по край­ней мере, дает понять, что от них можно освободиться.

Сердечный привет,

ЯЛ, Франкфурт-на-Майне

P.S. Завтра высылаю тебе эту книгу.

Дата добавления: 2015-10-13