Научная революция XVII века и философские выводы из нее

Новым временем обычно называют период истории после эпохи Возрождения. Начало XVII в. отмечено сожже­нием на площади Цветов в Риме философа и поэтг Джорда­но Бруно (1548-1600). Костры полыхали и в других городах. На костре в Тулузе погиб итальянский философ-вольноду- мёц и пантеист Джулио Ванини (1585-1619); сожжен был и испанский ученый, врач Мигель Сервет (1511-1553); был осужден инквизицией и вынужден публично отречься от гелиоцентрического учения Галилео Галилей (1564-1642). Тем не менее в споре с религиозным догматизмом верх одерживала новая наука, авторитет которой неуклонно воз­растал.

Новое время унаследовало от эпохи Возрождения дове­рие к человеческому разуму и нацеленность на получение достоверного знания о реальном мире, которое позволило бы человеку господствовать над природой. Католическая церковь, прежде всего усилиями ордена иезуитов, стреми­лась сохранить контроль над духовным развитием обще­ства. Иезуиты уделяли огромное внимание образованию молодежи, представлявшей правящие сословия, с целью формирования убежденных сторонников католицизма. Образовательные программы учебных заведений, создан­ных иезуитами в разных странах, обеспечивали солидную гуманитарную подготовку и открывали учащимся доступ к важнейшим источникам знаний и мировоззренческий обобщениям этих знаний. Тем самым они способствовали, в значительной степени вопреки намерениям церковных де­ятелей, усилению позиций рациональной критики и воль­номыслия. Иезуиты были наставниками Галилея и Декарта, Вольтера и Дидро. Все попытки остановить, пресечь процес­сы духовного и социального обновления оказались безус­пешными. Развернувшаяся в Новое время научная револю­ция в конечном итоге привела к изменению миропонима­ния в целом.

«Коперниканский переворот»

Новая наука действительно пошла по пути, намеченно­му поздними средневековыми номиналистами, а также мыслителями эпохи Возрождения и Реформации. Уже пер­вые шаги ее в этом направлении принесли поразительные мировоззренческие результаты. Это прежде всего гелиоцент­рическая концепция польского астронома Николая Копер­ника (1473-1543), преодолевшая чрезвычайную запутан­ность и неубедительность космологических построений, выполненных в духе аристотелевско-птолемеевской карти­ны мира.

В связи с практической задачей усовершенствования ка­лендаря возникла необходимость создать новую методику выполнения астрономических расчетов. Будучи широко об­разованным математиком и астрономом, Коперник пони­мал, что эту задачу не решить традиционными способами, через введение все новых вспомогательных математических построений (эпициклов, эквантов, эксцентрик). Знакомство с философией неоплатонизма и пифагореизма, убеждение в том, что Бог создал мир в соответствии с простыми прави­лами'математической гармонии, побудили Коперника пред­положить, единообразие кругового движения небесных тел и совершенно новый, с точки зрения привычных представ­лений, порядок их взаимного расположения и движения. В соответствии с ним, в центре Вселенной находится Солн­це, а вокруг него вращаются планеты, причем Земля, третья по счету планета, вращается также вокруг своей оси, а во­круг Земли вращается Луна.

С принятием этой гипотезы отпадало множество преж­них затруднений; картина мира приобретала изящные, стройные и весьма убедительные очертания. Правда, дости­галось это ценой ломки многих, освященных традицией, мировоззренческих понятий. Понимая радикальность свое­го учения, Коперник долго не публиковал его, ссылаясь на пример последователей Пифагора, таивших истину от про­фанов. Работа все же была опубликована, скандал не замед­лил разразиться, но начало было положено.

Началась великая научная революция, коренным обра­зом изменившая воззрения на мир и на способы его по­знания.

Дело Коперника продолжил немецкий ученый Иоганн Кеплер (1571-1630), который тоже испытал на себе вдохнов­ляющее воздействие идей Платона и Пифагора. Основыва­ясь на весьма точных астрономических наблюдениях, он установил, что движения планет вокруг Солнца, сообразно с предложенной Коперником структурой солнечной систе­мы, не являются строго 'круговыми (совершенными, если следовать античной и средневековой традиции). Кеплер по­казал, что каждая планета движется по эллипсу, в одном из фокусов которого находится Солнце. Таков был первый за­кон Кеплера. В соответствии с вторым законом Кеплера ско­рость движения планеты по орбите замедляется по мере удаления от Солнца. Подлинной вершиной виртуозных ма­тематических расчетов Кеплера явилось установление зна­менитого третьего закона, утверждавшего, что квадрат ор­битального периода движения каждой планеты равен ку­бу среднего расстояния ее до Солнца.

Эти удивительные и загадочные соотношения блестяще подтверждали мысль о том, что устройство космоса подчи­нено строгим и простым математическим правилам. Вместе с тем они ставили немало мировоззренческих вопросов. Предпочтение, оказанное древнегреческими мыслителями круговому движению, объяснялось его равномерностью и строгой повторяемостью, что позволяло, как им казалось, исключить действие внешней силы при его истолковании. Движение планет по эллипсу, как установил Кеплер, проис­ходит неравномерно, скорость его все время изменяется. Ка­ким путем это достигается в космическом пространстве, ха­рактеризующемся огромными расстояниями? Ответ подс­казали размышления схоластов позднего Средневековья: видимо, здесь действует какая-то сила. Но прежде чем Нью­тон дал ее объяснение, потребовалось выполнение Галилеем его столь необычных исследований, основанных на совер­шенно новом понимании науки и ее связи с природой.

Становление экспериментально- математической науки

Выдающийся итальянский исследователь Галилео Гали­лей (1564-1642), как и многие его предшественники, считал, что книга Природы написана языком математики, и для объяснения природных явлений необходимо установить их свойства, поддающиеся точным измерениям. Правда, этот вывод до него применялся только к астрономическим фак­там. И если здесь существовала многовековая традиция точ­ных наблюдений, связанная в значительной мере с потреб­ностями астрологических расчетов, то в отношении земных тел методология Галилея была действительно революци­онной.

Она исходила из близких к античному атомизму пред­ставлений о том, что основания природы описываются ис­ключительно с помощью фигур, чисел и движений, види­мые же и ощущаемые качественные характеристики явле­ний (вкус, цвет, запах) объясняются количественными па­раметрами ассоциаций атомов, образующих тела. Таким образом, открывалась перспектива строгого механико-мате­матического описания природного бытия, не использующе­го никаких представлений о целевых причинах или о духов­ных регуляциях. Отправным пунктом научного познания природы признавался опыт, осуществляемый путем плано­мерного экспериментирования с использованием приборов и инструментов, расширяющих возможности наших орга­нов чувств.

Уже первые астрономические наблюдения Галилея, про­веденные с использованием такого прибора - телескопа, представили важные доводы в пользу учения Коперника и вместе с тем развеяли множество предрассудков относи­тельно совершенства и ограниченной численности небес­ных тел. Тонкие механические опыты Галилея опрокинули механику Аристотеля и заложили основу классической ди­намики. При этом опыт понимался Галилеем как опреде­ленный вопрос, задаваемый исследователем природе. Новая наука в лице Галилея обнаружила, что древние и средневе­ковые авторитеты предлагали зачастую никуда не годные объяснения природных явлений прежде всего потому, что онй задавали неудачные вопросы, на которые невозможно получить точный и ясный ответ. В этом смысле всякий про­дуктивный опыт предполагает тщательное предваритель­ное размышление, формулирующее его предпосылки и условия осуществления.

Научная истина не самоочевидна, чувства нередко обма­нывают нас, и поэтому в развитии науки особенно важны продуктивные упрощения, идеализации и проведенные с их помощью мысленные эксперименты, позволяющие адресо­вать природе действительно важные, ключевые вопросы о сущности изучаемых явлений. Таким путем Галилей обос­новывал, например, принцип инерции, переистолковавший многие хорошо знакомые факты повседневного опыта. Га­лилей выступал, по сути дела, за неразрывное единство ко­личественного эксперимента с объясняющей его теорией. Правда, он не создал такую целостную теорию в примене­нии к изучавшимся им механическим движениям.

Эта задача быта решена великим английским ученым Исааком Ньютоном (1642-1727), опубликовавшим в 1687 г. свои знаменитые «Математические начала натуральной фи­лософии». Связав воедино законы движения планет, уста­новленные Кеплером, и законы механического движения земных тел, открытые Галилеем, Ньютон осуществил гран­диозный теоретический синтез. Движение планет получило объяснение, исходя из закона всемирного тяготения и трех основных законов механики, сведенных Ньютоном в целост­ную систему. Удалось также дать строгие количественные объяснения ряда важных и хорошо знакомых людям явле­ний (криволинейная траектория движения артиллерийских снарядов, феномен морских приливов и др.).

Идея о существовании силы притяжения, действующей на любом расстоянии, могла быть подсказана известными Ньютону средневековыми философскими трактатами и несла на себе некоторый налет мистики. Однако для много­численных сторонников и последователей Ньютона важ­ным было то, что эта идея оказалась продуктивной в науч­ном плане, потому что ее применение позволяло получать правильные результаты, подтверждаемые опытом.

Формулируя так называемые «правила философского рассуждения», или, по существу, основоположения новой науки, Ньютон утверждал, следуя Оккаму, простоту приро­ды и необходимость допускать существование только тех причин, которых достаточно для объяснения видимых при­родных явлений. Далее, он постулировал единообразие природы, связанное с тем, что сходные явления объясняют­ся, как правило, сходными причинами. Основополагающи­ми свойствами тел, универсальность которых подтвержда­ется наблюдениями, он считал протяженность, твердость, подвижность и силу инерции, вытекающие из свойств са­мых маленьких частей, образующих все тела. Таким обра­зом, в новой форме вводилась в употребление восходящая к Демокриту идея атомизма. Действенным методом новой на­уки, или «экспериментальной философии», является, по Ньютону, индукция, обеспечивающая получение общих выводов, исходя из частных результатов, и пока индуктив­ные выводы не подвергнуты экспериментальному уточне­нии или опровержению, их следует считать близкими к истине, хотя бы и существовали другие возможные предпо­ложения.

Теория Ньютона не объясняла сущности и происхожде­ния силы всемирного тяготения, и сам создатель этой тео­рии сознательно отказывался выдвигать произвольные умозрительные объяснения, заявив, что гипотез он не из­мышляет. Правда, речь шла лишь о непродуктивных в на­учном отношении метафизических гипотезах. Вместе с тем он, будучи ревностным христианином, безоговорочно признавал существование премудрого и могущественного Бога, по проекту которого устроена величественная система мироздания, работающая как точные и бесконечно сложные часы.

Ньютоновским теоретическим синтезом в известном смысле завершается великая научная революция Нового времени. Ее мировоззренческое значение заключалось в том, что прежние представления о строении Вселенной, унаследованные от античности, воспринятые христиан­ством и соединенные с утверждениями Библии, оказались в основном опровергнутыми новой наукой. Свет разума, яко­бы дарованный человеку Богом, обнаружил с неопровержи­мой убедительностью совершенную негодность того, что прежде считалось планом Божественного творения.

В ходе осуществления научной революции ученые ис­пользовали мировоззренческие идеи, восходившие, глав­ным образом, к той части философского наследия антич­ности, которая была мало востребована или даже открыто отвергалась мыслителями Средневековья. Об этом свиде­тельствует активное обращение представителей новой нау­ки прежде всего к атомизму. На время восстановился, но по­том вновь ослабел интерес к неоплатонизму. Неявной, но весьма важной предпосылкой научной революции явилась идея могущества человеческого разума в познании природ­ного мира, тесно связанная с представлениями об особой значимости, избранности человека в структуре мироздания.

Тем не менее к концу XVII в., когда здание механической теории было в основном выстроено, надобность в окружав­ших его «лесах», состоявших из предварительных философ- ско-мировоззренческих догадок и идей, отпала. Выясни­лось, что требуется совершенно новое толкование мира в целом и места в нем человека, причем толкование это долж­но существенным образом основываться на данных новой науки. Длившееся в течение примерно полутора веков про­тивостояние или даже, как обнаружилось в расправе над Джордано Бруно и суде над Галилеем, жесткое противобор­ство научной и религиозной истин в основном завершилось победой науки. Победительнице в качестве трофея достался сам феномен веры в ее всемогущество¹, перенесенный на науку и имевший впоследствии весьма неоднозначные ре­зультаты.

Ф. Бэкон

Философам, творившим на этапе вызревания и развер­тывания научной революции, необходимо было соотносить свои учения с происходившим на их глазах грандиозным интеллектуальным переворотом. Начало этой деятельности мировоззренческого осмысления новых познавательных и социальных процессов было положено английским филосо- фом и общественным деятелем Френсисом Бэконом (1561-1626), которого можно отнести и к мыслителям позднего Возрождения, и к философам Нового времени. Имен­но он выдвинул наиболее яркие аргументы в пользу «экспе­риментальной философии», указал на новую роль науки в жизни общества. Если в древности знание ценилось как путь к добродетели, а в эпоху Средневековья знание рас­сматривалось как подтверждение Божественной мудрости и подкрепление веры. Бэкон, будучи в принципе убежден­ным христианином, совершенно по-иному расставляет ак­центы, провозглашав что знание - это сила. Назначение на­уки, по Бэкону, состоит в том, чтобы приносить практиче­скую пользу. Этому назначению совершенно не соответ­ствуют умозрения античных и средневековых схоластичес­ких авторитетов. Порочен, как полагает Бэкон, сам метод, используемый ими. Вместо уважительного отношения к ре­альности и скрупулезного изучения ее, они слишком по­спешно, на скудном эмпирическом основании, выстраивали широчайшие обобщения, оперируя при этом неточными, плохо определяемыми понятиями и злоупотребляя дедук­цией, т.е. выведением из общих посылок частных след­ствий.

Такому непродуктивному методу рассуждений Бэкон противопоставляет истинную индукцию, которая должна охватить все факты, относящиеся к изучаемому Явлению, а также учесть те факты, когда данное явление отсутствует. Подобная индукция должна обеспечить также рассмотрение разнообразия степеней проявления изучаемых свойств. Только на этой основе можно производить результативные обобщения, ведущие к установлению «формы» природных явлений. Бэкон различает светоносные опыты, доставля­ющие людям «чистое» знание, более глубокое понимание ре­альности, и плодоносные опыты, несущие непосредственную практическую пользу. Сами по себе показания наших орга­нов чувств ненадежны, и нужна специальная постановка опытов, контролируемых разумом, для устранения возмож­ных ошибок и точной фиксации свойств предметов природы.

Достижению истинного знания препятствуют идолы и ложные понятия, сковывающие человеческий разум. Это прежде всего «идолы рода», обусловленные во многом са­мой человеческой природой, склонностью нашего ума при­писывать вещам больший порядок, нежели имеющийся в действительности (например, идея совершенного кругового движения небесных тел), а также стремлением ума удовлет­вориться привычным и удобным. «Идолы пещеры» производны от индивидуальных особенностей людей, их воспи­тания и всех прочих конкретных внешних влияний на каж­дую личность: каждый человек смотрит на мир как бы из своей пещеры. «Идолы рынка» связаны с неточностью язы­ка и некритичностью использования слов, ставящей перед людьми мнимые проблемы. «Идолы театра» имеют философ­ское происхождение и заимствованы из различных филосо­фских учений, которые напоминают представления, разыг­рываемые на театральных подмостках. Таковы же и многие научные принципы, утвердившиеся в силу традиции и сле­пой веры. В учении Бэкона об идолах человеческого разума наглядно проявилась критичность нового научного мышле­ния, его устремленность к надежным познавательным ре­зультатам, на которых можно было бы основать продуктив­ную преобразовательную деятельность человека.

Подчеркивая выдающуюся роль в жизни общества, ко­торую призвана играть новая, подлинная наука, Бэкон в своем социально-политическом трактате «Новая Атланти­да» утверждает, что при более совершенной организации общественной жизни ключевую роль в ней должны играть ученые. Их деятельности следует сообщить более широкий размах, координируя ее чем-то наподобие современной Академии наук.

Бэкон не уделял специального внимания вопросам раз­вития образования, однако его учение весьма заметно по­влияло на развитие педагогических идей Нового времени. Средневековая философия и педагогика подчеркивала важ­ность заботы о человеческой душе, о жизни вечной, тогда как (§экон,7в соответствии с идеями эпохи Возрождения и современными ему новыми умонастроениями, провозгла­шает поворот в сторону реального знания, отвечающего потребностям земной жизни. Утверждение Бэкона о суще­ствовании единого метода научного познания, основанного на направленном наблюдении и эксперименте, а также на индуктивном обобщении их результатов, и о возможности построения полной системы научного знания, объединяю­щей самые разные предметы, было с энтузиазмом воспри­нято и Поддержано чешским мыслителем-гуманистом, соз­дателем природосообразной педагогики Яном Амосом Каменским (1592-1670).

Философские воззрения Коменского близки к пантеиз­му. Человека оН понимал как микрокосм, подобный макро- коему. Призвание педагога Коменский видел в том, чтобы

путем правильной постановки дела образования подгото­вить человека для плодотворной земной жизни и последующей жизни вечной. Поэтому задача образования, считал Коменский, включает также воспитание нравственности и благочестия. Разработанная им «Великая дидактика» опре­деляется как всеобщее искусство учить всех всему, и притом сокращенно, приятно, основательно. Исходя из того, что мир есть зеркало Бога, а природа - лучший образец для под­ражания, Коменский обосновывает всеобщность обучения, поскольку природа стремится взрастить все, заложенное в человеке, и надо всемерно способствовать ей в этом. По­скольку знание о мире едино и цельно, таким же призвано быть и образование, которое должно начинаться с раннего детства. Общеобразовательная школа понимается Комен- ским как «мастерская человечности». Природа дает настав­никам поучительные примеры и указания относительно распорядка труда и отдыха. Природосообразность также требует предпочесть понимание запоминанию, использова­ние наглядных средств обучения - сухому книжному слову. Природа действует теплом и орошением; педагог тоже дол­жен больше полагаться на доброжелательность и пробуж­дать у своих учеников внутренний интерес к обогащению знаниями и духовному росту.

Дата добавления: 2015-10-13