Суровая справедливость

Б. Соколов в книге «Неизвестный Жуков…» оценил его как бездарного военачальника, который без надобности расстреливал подчинённых, заваливал немцев трупами необученных солдат. Комок грязи бросил в него и Н. Калинин: «Жестокость Жукова общеизвестна. Есть свидетельства, что он лично расстреливал в своём кабинете в Ленинграде командиров». На самом деле Жуков лично не расстрелял ни одного человека, но «были случаи, например, в битве под Москвой, когда за дезертирство, предательство, самовольное оставление боевых позиций» он, по его же словам, «отдавал под суд трибунала некоторых командиров».

Командуя Западным фронтом, Жуков проводил в жизнь очень жёстко лозунг «Ни шагу назад». 4 ноября командирам и политработникам фронта был зачитан приказ № 054 о наказании командования 133-й стрелковой дивизии за самовольный отход с занимаемых оборонительных рубежей. Штаб 5-й армии приказал занять оборону на подступах к Рузе, а командир дивизии подполковник

А. Герасимов 25 октября отдал приказ частям дивизии отойти с занимаемых рубежей. В результате Руза была взята немцами без боя. После судебного разбирательства за невыполнение приказа об обороне города А. Герасимов и комиссар дивизии Г. Шабалов были расстреляны перед строем. Сейчас можно оспорить это решение, но в то время, когда враг, казалось, неудержимо рвался к столице, когда её судьба висела на волоске, оно было фактически вынужденным.

И. Мангазеев порицает меня за то, что я не отметил, что Жуков отвечал за подготовку противовоздушной обороны и не решил задачу прикрытия войск и военных объектов. За многое он тогда отвечал. «Вина» моя и в том, что я некритически привёл историю с расстрелом «командира 133-й дивизии». Я без комментариев поведал эту «историю», чтобы воссоздать ту тяжелейшую обстановку, в какой Жуков руководил обороной Москвы. Его жёсткие решения приближали окончательную победу над врагом и в итоге уменьшали страдания и гибель многих людей.

Л. Минюк, старший генерал-адъютант Г. Жукова, когда маршал был заместителем Верховного Главнокомандующего, в своих воспоминаниях, напечатанных в ноябре 1986 года в «Советской России», поведал о его бескомпромиссной жёсткости и вместе с тем справедливости. 12 января 1943 года начался прорыв блокады Ленинграда, но две дивизии не добились успеха. Жуков прибыл в одну из них, приказал командиру дивизии передать её генералу-стажёру, а ему принять командование полком. «Дивизия за день боя вклинилась в оборону противника на глубину до двух километров. Причём главную роль сыграл полк, которым командовал отстранённый Жуковым командир дивизии… Полковник лично повёл один батальон в атаку. Вечером Георгий Константинович вызвал полковника в штаб дивизии, поблагодарил его за службу Родине, приказал возвратиться к исполнению своей прямой обязанности командира дивизии, заявив: «За проявленную храбрость вы будете представлены к боевой награде».

Минюк спросил Жукова: «Нужна ли была такая жёсткость с его стороны по отношению к командиру дивизии?» Тот ответил: «Говоришь, жёсткость? Да, полковник мог погибнуть, но это делалось ради тех, кто голодал в Ленинграде, ради них мы бросили крупные силы войск двух фронтов и многих солдат и офицеров недосчитались в этом сражении. Но прорвать блокаду мы обязаны были, несмотря на такие тяжёлые жертвы». И это было сделано.

Ради «красного словца»

В повествовании А. Чаковского «Блокада» сопоставлены Ворошилов и Жуков. Ни их подлинный патриотизм, ни личное бесстрашие, ни другие их высокие нравственные качества не подлежат сомнению. В человеческом плане — своей простотой, отзывчивостью, душевной теплотой — Ворошилов привлекает больше симпатий читателей. В жёсткости, огромной требовательности Жукова, кажущейся порой излишней, как бы тонет то тёплое, человеческое, что было ему присуще, — забота о солдате, глубокая тревога за судьбу Родины. Но он превосходил Ворошилова, уступившего ему пост командующего Ленинградским фронтом, в уровне полководческого мышления, он олицетворял собой современный стиль ведения войны.

Неумным показан Жуков в «Блокаде». В присутствии А. Жданова сообщили ему о том, что «от Ленинграда в сторону Пскова движутся колонны немецкой мотопехоты. Отмечены и танки...» Для него это предстало как «чушь... или провокация!» «Он… обычным своим, не терпящим возражений тоном произнёс: «Ерунда! Или врут твои разведчики, или им эти данные вражеская агентура подсунула». «Никак нет, товарищ командующий, — уважительно, но твёрдо возразил Евстигнеев, — я своих людей знаю. Того, что сами не видели, выдавать за факт не будут. Я подготовил срочное донесение в Генштаб. Разрешите доложить. Вот...» И, вынув из своей папки листок бумаги, он протянул его Жукову. Тот прочёл, скомкал листок в кулаке, бросил в угол комнаты. «У вас голова на плечах есть, комбриг? — взорвался он. — Немцы с часу на час могут в город ворваться, а вы преподносите Военному совету и Москве успокоительные байки об отходе противника! Никому об этом ни слова, поняли? Идите! Да проверьте хорошенько тех, кто подсунул вам такую «липу».

Эту тенденциозную картинку сочинил А. Чаковский. В своих «Воспоминаниях и размышлениях» Г. Жуков рассказывает о разговоре с И. Сталиным 5 октября 1941 года, во время которого он сообщил: «Нашей авиационной разведкой установлено большое движение моторизованных и танковых колонн противника из района Ленинграда на юг. Видимо, их перебрасывают на Московское направление».

Жуков рассказал В. Пескову: «Приезжал позавчера извиняться Чаковский. Вот тут сидел, дымил вонючей своей сигарой». Чаковский обидел Жукова, изобразив его в своём романе неумолимо жестоким в критические для Ленинграда дни в 1941 году. Жуков жаловался «наверху»: «Зачем же делать из меня монстра? Судьба Ленинграда висела на волоске, и гладить по головке людей, от которых зависела судьба города, я не мог». Писатель приехал мириться. «Он мне сказал: Георгий Константинович, Толстой в описании Совета в Филях сказал, что Кутузов во время совета дремал». А я ему говорю: «Когда умру, пишите, что совесть позволит. А пока я живой, считаю нужным за себя постоять». Интересная деталь: Жуков не переносил дыма сигары, но разрешил Чаковскому курить при нём. А эпитет «вонючий» в конкретном словесном контексте характеризует не слишком хорошее отношение маршала к писателю.

В разговоре с Жуковым Ганичев поинтересовался: действительно ли он «смещал Ворошилова на Ленинградском фронте так, как описано в «Блокаде» Чаковского. То есть как новый командующий, прибывший спецрейсом и довольно бесцеремонно попросивший Ворошилова освободить кресло». Жуков, отметив, что Чаковский «много наворочал», разъяснил: «Я летел, конечно, спецрейсом, но без приказа о назначении командующим, — и тут же разъяснил эту суровую логику: если немцы собьют, то только генерала, а не командующего фронтом. А в Ленинграде всё тоже было по-другому. Я же не мог Клима пинком выгонять».

Суровая требовательность Жукова несла в себе огромный гуманистический заряд, если иметь в виду интересы всего народа. Она основывалась на высоком осознании своего долга перед Родиной. Жуков знал, что право распоряжаться на войне — право великое и опасное, оно предполагает глубокое понимание своей ответственности за жизнь вверенных ему людей.

В зависимости от конкретных общественно-исторических условий гуманизм по-разному проявляет свои содержательные функции в жизни общества и в искусстве. В годы Великой Отечественной войны гуманизм советской литературы, как справедливо и точно писала Вера Инбер, состоял прежде всего в призыве «избавить мир, планету от чумы. Вот гуманизм, и гуманисты — мы». В структуре гуманизма преобладающее значение приобретал социально-политический аспект. Идея долга определяла поведение советских людей. Они нередко ценой своей жизни стремились отвести от Родины смертельную опасность.

Защищая Москву, один за одним гибнут молодые курсанты в повести К. Воробьёва «Убиты под Москвой» (1963). Чтобы спасти жизнь многим девушкам, жертвуют собой Королёв и Лиза в рассказе Н. Чуковского «Цвела земляника». В неравной схватке с немецкими диверсантами погибают молодые девушки, самой природой предназначенные для продолжения рода людского, в повести «А зори здесь тихие» Б. Васильева. Своим героическим поведением они вносили свой вклад в священную борьбу с врагом и помогали тем самым преодолевать вызванную войной общенародную трагедию.

Дата добавления: 2015-10-13