Сталинград — не военная необходимость, а политическое безумие».

«Сталинград — хороший урок для немецкого народа, жаль только, что те, кто прошёл обучение, вряд ли смогут использовать полученные ими знания в дальнейшей жизни».

«Теперь вера в правое дело мертва. Она погибла. Погибла, как в ближайшие тридцать дней погибнут сотни тысяч, и я в том числе».

Эти письма вывез один из последних немецких самолётов, вылетевших из Сталинграда. Все они до адресатов не дошли, были конфискованы немецким командованием.

А. Бланк в статье «Пленники Сталинграда» писал: «То, что мы узнавали о дискуссиях среди немецких военнопленных по отдельным репликам самых откровенных врагов или, наоборот, самых доверчивых офицеров, отнюдь не увеличивало наши симпатии к временным жителям Спасо-Евфимиева монастыря, где помещался лагерь. «Это пропаганда, — говорили одни, — самая изощрённая пропаганда русских. Они хотели расслабить нас, усыпить нашу бдительность, выставить фюрера лжецом и клеветником, чтобы побудить нас к измене присяге». «Русские просто боятся возмездия за плохое обращение с нами». «Они хотят иметь свой шанс на случай поражения» — были и такие голоса. Кое-кто даже разъяснял, что в этом, мол, феномене прощения нет ничего удивительного. Мягкосердечные славяне «пасуют перед народом господ, чувствуют свою неполноценность и отдают должное… рыцарям германского духа».

Были суждения и литературно-психологического порядка. «Достоевский, — говорили «интеллектуалы», — давно объяснил русскую душу. Для неё характерен комплекс «любовь — ненависть». Кто-то даже припомнил Толстого с его «непротивлением злу». «Шмидт — единственный из генералов, который всё время выражал недовольство чем-нибудь, умышленно искал повода для бесконечных, назойливых, наглых жалоб. Целую неделю, например, он ворчал, что на гарнир к мясным блюдам подают кашу из пшённой или овсяной крупы. «Мы не куры и не лошади!» — кричал он. А во время посещения лагеря комиссией из Москвы выкинул «шутку» — вдруг громко заржал по-лошадиному. «Это от овсяной каши, — объяснил он с издёвкой, — а скоро начну кричать петухом — от пшена».

Профессор Г. Куницын вспоминал: «В 1965 году в ФРГ хозяин маленькой гостиницы (в г. Оберхаузене), где остановилась наша киноделегация, оказался из военнопленных, сдавшихся нам в Сталинграде зимой 1942—1943 гг. Узнав, что я тоже воевал в Сталинграде, он устроил следующее: собрал своих фронтовых товарищей, и, когда я проходил вечерами через его же ресторанчик в гостиницу, эти люди приветствовали меня стоя, приглашая на ужин. «Почему?» — задал я им вопрос. Ответ: вы, русские, сохранили нам жизнь, а могли бы в отмщение поступить иначе… То была искренняя благодарность».

Писатель М. Алексеев делился своими впечатлениями: «После войны я дважды был в Германии, Восточной и Западной. И знаете, встречали меня более дружески немцы, вернувшиеся из русского плена. В один голос они говорили мне одно и то же: русские кормили нас, принёсших им столько бед, кормили лучше, чем себя. Сами-то они жили впроголодь».

Советские войска взяли в плен свыше 91 тысячи гитлеровцев, в том числе 2500 офицеров и 24 генерала во главе с фельдмаршалом Паулюсом, противнику удалось вывезти по воздуху до 42 тысяч раненых и больных. По заявлению Керига, «согласно новым оценкам, в советском плену оказалось примерно 113000 солдат 6-й армии — немцев и румын».

«История войн», ничего не сказав о военно-политическом значении сталинградской победы, утверждает, что «в Сталинграде русские понесли б`ольшие потери, чем германцы». Типпельскирх писал об уроне немцев в боях в районе Сталинграда: «Потери в технике были, конечно, значительно больше, чем у противника. Потери в личном составе следовало считать очень тяжёлыми». В «Истории Великой Отечественной войны» об этой битве сказано: «На поле боя было подобрано и похоронено 147200 убитых немецких солдат и офицеров. Общие потери немецко-фашистских войск с 19 ноября по 2 февраля 1943 года составили свыше 800 тысяч человек. Всего же за время Сталинградской битвы… до полутора миллионов солдат и офицеров… было убито, ранено и взято в плен».

Сталинград после окончания сражения представлял собой сплошные руины. Первая перепись населения в городе вскоре зарегистрировала 10000 человек, в том числе 994 ребёнка. Сейчас нет города под названием «Сталинград», есть Волгоград. Выходит, противникам хочется вытравить из сознания молодых людей не только название «Сталинград», но и то героическое, очень жестокое и кровавое, колоссальное по своему военно-политическому значению для всего хода Второй мировой войны, что свершилось в нём и вокруг него в 1942—1943 годах. В 74 городах Франции, в том числе и в Париже, есть улицы и площади, названные в честь Сталинграда. В Бельгии тоже есть такие улицы.

Дата добавления: 2015-10-13