Еще одна встреча

Было уже поздно. Деревня Терешки тонула в се­ром мраке надвигающейся ночи. Оставив Телегина у околицы наблюдать за подходом к деревне, Шлыков с остальными товарищами направился в крайнюю хату.

Пожилая хозяйка предложила хлопцам откушать горячих солеников с молоком. Усталые и изрядно проголодавшиеся путники не отказались от такого угощения и спустя несколько минут, усевшись за стол, дружно заработали ложками.

Ужин подходил к концу, когда в хату вбежал за­пыхавшийся Телегин и сообщил, что со стороны по­селка Острова к деревне подходит группа каких-то людей. Шлыков выскочил из-за стола, и не прошло минуты, как десантники залегли у изгороди, всматри­ваясь в сгустившуюся темноту ночи. В первые секун­ды ничего нельзя было рассмотреть, слышался только поблизости где-то приглушенный говор. Но постепен­но глаза привыкли к темноте. У околицы стали видны силуэты людей.

Пятеро неизвестных, по всей вероятности развед­ка, осторожно подходили к деревне, держа наготове оружие. У изгороди, под которой лежал Шлыков со своими бойцами, неизвестные остановились. Двое от них отделились и направились к крайней хате, а остальные, взяв несколько шагов вправо, залегли бук­вально в пяти шагах от десантников.

Было слышно, как два человека подошли и ти­хонько постучали в окно, а затем скрипнула дверь и кто-то вышел во двор.

— Тетка, в деревне немцев нет? — послышался мужской голос в тихом ночном воздухе.

— А вы кто такие будете? — не отвечая на вопрос, громко спросила женщина.

—- А тебе это незачем знать, — пробасил тот же голос.

— Как это незачем? А может, вы хотите выпы­тать, кто здесь о немцах показывает? Может, вы и есть немцы или полиция?! Не хочешь говорить, так и я тебе ничего не скажу.

— Ну, ладно, ладно... Разошлась... «Полиция»... Смотри у меня... Если хоть один немец в деревне ока­жется, то бой откроем. Не подумай, что нас только Двое...

— Эх, милые, вы-то уж нас хоть бы не пугали!

— Ты что же, тетка, гитлеровцев тоже милыми на­зываешь?

— Да хватит вам учить-то нас! Немцы уже всему научили. Если бы они были в деревне, так уж, наверно, я с вами столько бы не расговаривала. Нет в деревне никого, кроме эдаких вот, как вы.

— Ну?.. Значит, тут есть партизаны?

— А кто вас знает — партизаны вы или кто? Толь­ко вижу, что наши...

— Вот чорт баба... Такую не проведешь! — тихо прошептал на ухо Шлыкову рядом лежавший боец.

— Из какого отряда, ребята? — громко, но спо­койно спросил Шлыков.

Те от неожиданности повскакали с земли. Один из них клацнул затвором винтовки.

— Ну, ну, осторожнее!.. Не балуйте оружием. А то вы, еще когда ложились, были на мушку взяты. Да только у нас автоматы на фашистов, а не на своих заряжены, — все так же спокойно проговорил Шлы­ков, не поднимаясь с места.

— А вы из какого отряда? Кто у вас командир?

— Мы десантники, своего командира разыскива­ем... Батю... Может быть, слышали?

— Сашка! Шлыков, это ты?! — раздался знакомый голос.

С этими словами боец бросился к Шлыкову, на­тыкаясь в темноте на ветхую изгородь и с треском разворачивая полусгнившие слеги.

— Захаров! Коля! — вскакивая на нош, закричал в свою очередь Шлыков.

Друзья крепко обнялись...

* * *

Разведчики мне доложили, что в деревне Шлыков...

Я обрадовался, но почти не удивился: за время своих одиночных скитаний я почему-то всегда думал, что первым, кого я встречу из своего отряда, будет именно Александр Шлыков. В подмосковном лагере я успел близко узнать этого вузовца-комсомольца, от­личавшегося твердостью характера и какой-то уди­вительной внутренней организованностью. Он отлично ходил в лесу по компасу, давал лучшие показатели в учебной стрельбе из автомата, а в технике минирова­ния и метании гранат по движущейся цели мало имел себе равных.

Назначив Захарова разводящим и приказав ему выставить вокруг отряда четыре поста охраны, я дал разрешение людям располагаться на привал и раз­жигать «остры. Это немного удивило даже моего на­чальника штаба. К чему дрогнуть в лесу, в мокрой снежной пурге, когда под боком деревня и там, как донесли разведчики, свой? Но я видел: надо трениро­вать бойцов отряда, приучать их отдыхать во всяких условиях — без этого они пропадут.

Пока бойцы собирали валежник и устраивали се­бе место для привала, я присел на сухой бугорок под густыми лапчатыми ветвями огромной ели. Вот-вот должен был появиться Шлыков с новой группой де­сантников. Я думал о нем.

В мае 1941 года Александр Шлыков перешел на второй курс педагогического института, а в июле, под впечатлением речи Сталина, не дожидаясь призыва, подал в райком комсомола заявление о посылке до­срочно на фронт или в тыл врага. Он был одним из первых зачислен в мой десантный отряд, и я полюбил его за серьезность и строгость, с которой он относил­ся к себе и к товарищам, за прилежность в занятиях и больше всего — за прекрасные душевные качества, свойственные нашей комсомольской молодежи. Одна­жды ночью в палатке подмосковного лагеря мы дол­го не спали. В небе прерывисто урчали моторы само­летов. Поблизости оглушительно хлопали зенитки.

— Что, Саша, не спится? — окликнул я Шлыкова,

— Да, товарищ командир... — отозвался он и помолчав немного, заговорил: — Вам ведь тоже не спится, товарищ командир. А вы лучше знаете, что нас ожидает завтра... Вот они, гады коричневые, летят над нами и все на Москву, на Москву… Как же дол­го это будет продолжаться и когда кончится? Вот в чем вопрос...

— Да, Саша, тяжело видеть это, и я тебя понимаю. Нашим ответом может быть только борьба... Борь­ба упорная и беспощадная.

— Вот об этом я и думаю, товарищ командир.

Шлыков переживал то же, что и я. Мы еще

Долго не спали, придавленные тяжелыми думами о судьбе родины, о москвичах, дежурящих на крышах Домов...

* * *

У костра, под густой могучей елью, была проведена вторая половина ночи. Это было своеобразное тор­жество десантников, без речей и тостов, встреча че­рез тридцать шесть дней на оккупированной врагом земле.

Сколько было пройдено и пережито всеми за этот короткий срок!

Темной осенней ночью, когда густой мрак погло­щает кроны деревьев, часть пространства, освещенная костром, кажется закрытым помещением. Подходы охранялись надежными людьми, и небольшая полян­ка перед елью представлялась нам уютным залом, в котором мебель заменяли пни спиленных деревьев или мшистые кочки, покрытые ветками хвои.

Саша Шлыков рассказывал, как штурман дал сиг­нал к выброске, когда самолет шел над линией желез­ной дороги, как парашютисты приземлялись возле какой-то станции и попали под огонь фашистских ав­томатчиков. Петька-радист, повидимому раненный еще в воздухе, после приземления подняться не мог. Командир группы Волгин бросился к нему на помощь и осветил его фонариком, но тотчас упал, сраженный пулями. Остальные семь при помощи манков сумели соединиться и ушли от преследования.

Я взглянул в задумчивое лицо Саши Шлыкова, освещенное красноватыми отблесками костра, — вы­сокий, слегка нависший лоб, умные голубые глаза на обветренном, потемневшем от загара лице, строго поджатые губы... Да, он все тот же. Только возле губ как будто появились скорбные морщинки. Немуд­рено. Война не красит, а ребятам, видимо, пришлось перенести немало.

Подошел Захаров, обратился ко мне:

— Товарищ командир, разрешите сменить посты. Каждые четверть часа проверяю, и не уверен... Сто­ят ребята, как будто не спят, а почти ничего не видят и не слышат.

Не успел я ответить, как передо мной по-строевому вытянулся Шлыков и отрапортовал:

— Разрешите доложить, товарищ командир. Моя труппа успела отдохнуть в деревне и готова присту­пить к исполнению боевых обязанностей.

Тотчас же поднялись со своих мест остальные бойцы семерки.

«Молодцы!» — подумал я и приказал назначить четверых в охрану. Шлыков отрядил Серпионова, Кулинича, одного из новичков и Телегина Захаров по­вел их за собой гуськом. Я посмотрел вслед послед­нему, Телегину, недоверчиво качнул головой.

— «Лесной человек»...—перехватив мой взгляд, ска­зал радист Крындин. — Помните, товарищ командир?

Я помнил, конечно, Телегина и знал, с чего у не­го началась неразлучная дружба с Александром Шлы­ковым. Телегин родился и вырос в районе Актюбин­ска, лес видел только на картинках и мог заблудиться буквально в трех соснах. Однажды, на тактичеоких занятиях под Москвой, он отбился от товарищей, и несколько часов блуждал в районе лагеря, в ста мет­рах от палаток. В другой раз он проблуждал в лесу целые сутки и явился в лагерь с запозданием на два­дцать шесть часов. После этого случая ни один из командиров групп, отправлявшихся за линию фронта, не хотел брать его с собой, а товарищи быстро закре­пили за ним кличку «лесной человек» и не давали ему прохода своими насмешками. Но Саша Шлыков взял Валентина Телегина под свое шефство, подружился с ним и нашел у него такие способности к диверсион­ной работе, какие имел далеко не всякий. Хороший слесарь со склонностью к изобретательству, Телегин в совершенстве овладел техникой минирования и изу­чил все виды оружия. Все же я согласился принять Телегина, только уступая просьбам Шлыкова и взяв с него слово, что он научит товарища способам ориентировки в лесу.

— Не беспокойтесь, товарищ командир, — сказал Крындин, — когда у нас Валентин на посту, мы спим спокойно. В лесу он, правда, как в потемках, и ни на шаг от командира не отходит, а в поле — мышь у него незамеченной не проскочит. Его всегда надо на опуш­ку ставить.

— Да, глаз и слух у него — исключительные, — снова заговорил Шлыков, присаживаясь к костру. — А главное — выдержка... Вот в то самое утро пер­вого дня у нас такой случай был. Укрылись мы, зна­чит, от немцев в лесу, как вы нас учили. Помнили, ко­нечно, что надо уходить подальше от места приземле­ния, а куда? Летчики, видать, больше беспокоились, что им не хватит темного времени на обратный путь, и заставили нас выброситься далеко от намеченного пункта. Как велик был лес, мы тоже не знали. Реши­ли подождать рассвета. Когда посветлело, заметили, что лес совсем небольшой и прочесать его немцам ничего не стоит. Но неподалеку виднелась река, и гу­стые заросли лозы по берегу тянулись на несколько километров. Вот в эти заросли лозняков мы и забра­лись на дневку. Там еще ребята выбрали меня коман­диром, а Библова Ивана Андреевича моим помощ­ником...

Шлыков передохнул немного и продолжал:

— Ну вот, и принял я тогда такое решение: день переждать у реки, выспаться, а ночью начать поиски других групп. Поставил я первым на наблюдательный пост Валентина, предупредил его: «Гляди в оба и чуть что — буди». А сам — тоже спать. Уснул, как и все, как убитый. Проснулся, смотрю — уже к вечеру дело идет. «Вот свинство какое получилось, думаю, мы дрыхнем, а Валька-то все стоит!» Вскакиваю, бро­саюсь к нему на край кустарника. «Как, говорю, стоишь? Ничего подозрительного не замечал?» А сам очень неловко себя чувствую перед ним. А он мне: «Подозрительное было, отвечает, да прошло. Нем­цы тут лес прочесывали, ну, постреливали малость из автоматов...» Как услышал я такое, злость меня взяла: готов был избить в ту минуту Вальку. Однакоже взял себя в руки и спокойно говорю ему: «Боец Телегин, а вы знаете, что за такие вещи бывает, ко­гда постовой не докладывает командиру о приближе­нии опасности?!» Валентин сначала растерялся не­много, смотрит на меня, хлопает глазами, а потом несмело так говорит: «Да какая же опасность? Они ведь не лозняком, а лесом шли, — я по голосам да по треску валежника это точно определил. Так мимо нас стороной и перли. А разбуди я вас, может, еще вскрикнул бы кто спросонья, ну и пиши пропало то­гда...» Ведь вот какой человек! Мне и самому стало ясно: действительно, разбуди он нас — мы спокойно не усидели бы, так или иначе себя обнаружили бы. И пришлось бы нам через реку вброд под огнем пере­бираться и уходить дальше по открытому полю... Да это что,— Шлыков махнул рукой, давая понять, что эпизод этот не столь уж значителен, — вы бы по­смотрели этого «лесного человека» на боевом деле. Нет, в Вальке я не ошибся — орел парень.

— А были и боевые дела? Расскажи, — попросил я.

— Вам спать, товарищ командир, пора бы,— ска­зал Шлыков, с улыбкой посмотрев на меня, — ведь у вас теперь столько забот прибавится. Завтра я вам весь свой отряд представлю — он тут, неподалеку, сто­ит. А о наших делах я вам письменный рапорт подам.

— Так вы разве не все тут?

— Из десантников все, кроме Библова, — его я всегда при отряде оставляю, когда отлучаюсь. А все­го в отряде двадцать восемь бойцов и три команди­ра, считая меня. У окруженцев командиром лейтенант Стрельников Трофим Алексеевич. Ничего, боевой па­рень. Да и все другие у меня неплохие бойцы.

— Со всячинкой у тебя, командир, бойцы,— сказал Захаров, подходя и присаживаясь к костру,— дисцип­лины не понимают. Вот сейчас ставлю одного на пост в лесу, а он спорит со мной: на опушку, говорит, давай...

Грохнул такой хохот, что Захаров долго не мог произнести ни слова.

— Да подождите вы... — повысив голос, заго­ворил он наконец. — Ведь вспомнил я — это Телегин, «лесной человек». Над ним еще в лагере все поте­шались.

— Теперь потешаться, пожалуй, не будешь. Послушаика вот, что про него Саша рассказывает, — ска­зал я и обратился к радисту: — Как у вас рация, то­варищ Крындин, в порядке?

— Рация в порядке, да ведь программы связи с Москвой нет, товарищ командир,—ответил тот.— Двухсторонней связи с Москвой установить никак невозможно. Правда, об этом мы еще помалкиваем в отряде. Ничего я Саше, кроме последних известий, дать не могу, а он, как командир, делает вид, что по­лучает по радио директивы.

Я невольно рассмеялся. У Шлыкова действитель­но появилось нечто новое: он держался с достоинст­вом, как и подобало командиру, и о своих людях су­дил теперь исключительно по их боевым качествам.

— Ну, расскажи, Саша, как на шоссейку ходили и как старосту судили,— предложил Крындин.

— Да я что же, я разве отказываюсь? Только... после этого «отбой». Согласны, товарищ коман­дир? — смеясь, обратился ко мне Шлыков и, не ожи­дая моего ответа, начал рассказывать.

— На вторую ночь мы пересекли шоссе Сенно — Коха нова и вошли в болотистый лес на реке Усвейке. Там соединились с окруженцами Стрельникова и простояли пять суток. Вот тогда я и придумал себе боевое задание. Рядом шоссе, большое движение ав­тотранспорта, а у нас тол, — как тут не испробо­вать свои силы? Взял я с собой Телегина и трина­дцать окруженцев со Стрельниковым. Когда начало смеркаться, вышли к шоссе. Местность — небольшие холмы, кустарники у самой дороги, противоположная сторона — открытое поле. Я приказал Трофиму Алек­сеевичу расположить бойцов для обстрела, а сам вместе с Телегиным направился на шоссе. Ну, зало­жили в мину пять килограммов толу. Не успел еще Валька приключить детонатор, как на холме, метров за восемьсот, засветились фары. Волнуюсь, говорю: «Скорее, Валька!» А он спокойно: «Ничего, успеем!» Автомашины не доехали до нас метров триста. «Го­тово!» — сказал Валька, и мы отбежали в сторону. Четыре грузовика с немцами двигались со стороны Сенно. Мина взорвалась под первым. В нем едва ли кто уцелел. Вторая машина наскочила на обломки первой и перевернулась. Две последние заскрипели тормозами. Мы открыли огонь по задним машинам. Кроме винтовок, у нас было два ручных пулемета и четыре автомата. Часть гитлеровцев успела залечь в кювет и открыла ответный огонь. Справа показались другие автомашины, и я приказал отходить... Вот и вся операция.

— А потери?

— У фашистов, как мы потом узнали, было чело­век сорок убитых и почти столько же оказалось ра­неных. А у нас было двое раненых. Обоих пришлось нести на руках. Пете Кольцову пуля попала в живот, и он на второй день скончался. В лесу и похоронили. Сплели венок из дубовых веток и положили ему на могилу. Второму перебило ногу разрывной. Его при­шлось оставить у лесника на хуторе. Поручили местным людям присматривать за раненым, достать медика­ментов.

— Кто эти местные люди и можно ли им доверять?

Шлыков немного замялся, потом ответил с застен­чивой улыбкой, словно извиняясь:

— Я все покороче стараюсь рассказывать, товарищ командир, и не все договариваю. Мы тогда узнали, что за организованный нами взрыв на шоссе гитле­ровцы произвели расправу с местными жителями. В двух ближайших деревнях они расстреляли семь че­ловек и около тридцати увели с собой, Много колхоз­ников ушло прятаться в лес.

К нам не пошли, видимо свой отряд организовать замышляют. Двое из них встречались со мной и Библовым, просили дать им боевое поручение. Я предло­жил им подорвать там мост один — небольшой, но важный.

— Это хорошо, что вы связались с местным насе­лением, — сказал я. — Ну, а как вы расправились с предателем?

— С предателем мужики сами разделались. А было дело так... Мы остановились у озера Селява. Леса там тоже знаменитые, и мы простояли там трое суток. Я послал группу бойцов в деревню на развед­ку. Заодно поручил раздобыть продукты для отряда. Хлопцы доставили продукты и рассказали, что жите­ли деревни просили убрать старосту, поставленного немцами. Служакой таким оказался, что никому житья не давал. Подобрал себе трех полицаев из бывших уголовников и давай хозяйничать. Троих сельских коммунистов по его доносу гитлеровцы расстре­ляли, и он, по слухам, готовил черные списки еще на большую группу активистов. Колхозники просили по­мочь... Я долго думал, как мне удобнее взять ста­росту вместе с полицаями. Дело было для меня новое. Вечером взял с собой десяток бойцов и направился в деревню. Нам повезло. Едва мои разведчики появи­лись в деревне, как им сообщили, что староста по ка­кому-то случаю с утра пьянствует с полицаями. Тут уж я, не раздумывая больше, прямо направился к не­му «в гости». Тихо пробрались во двор. Только суну­лись в сени, навстречу полицейский. Скрутили без шу­ма. Трое со мной ворвались в комнату. Одного из по­лицейских, схватившегося за кобуру, Яша Кулинич застрелил на месте. Старосту и другого полицейского связали и всех троих увели, а дом подожгли. В ту ночь из деревни с нами ушло в лес двенадцать человек, пять из них и теперь находятся в нашем отряде. Один здоровенный, усатый дядя, в колхозе бригадиром ра­ботал, как увидел старосту, взял его за шиворот и поднял, как котенка. «Ну, — говорит, — Иуда, расска­зывай, за сколько фашистам родину продал?!» С моего разрешения сами колхозники предателя и допрашивали, в протокол все записали. А потом бывшего кол­хозного бригадира судьей выбрали, заседателей на­значили. Этот суд и вынес приговор: повесить преда­теля советской родины на осине. И повесили.

Шлыков замолчал. Свет догоравшего костра начи­нал бледнеть. Наступило утро — тихое, ясное. Слегка подмораживало. Бойцы, в разных позах сидевшие во­круг костра, поеживались от утреннего холодка. Заха­ров поднялся, — очевидно, снова наступило время менять караулы.

— Ну, на сегодня хватит, — сказал я. — Отбой! Соснем немного, а потом...

— А потом, товарищ командир, первым делом на­до бы навестить здешних партизан. Отряд Щербины тут совсем рядом стоит. Мы с ним вчера познакомились: он даже мне рассказывал, что его люди где-то вас, товарищ командир, встречали.

— Рассказывал? — засмеялся я и подумал: «Инте­ресно, как встретит меня сам Щербина?»

* * *

В лесном лагере партизан нас приняли, как своих. Щербина, молодой широкоплечий чернобородый офи­цер, был весьма любезен, но было заметно, что ему очень и очень передо мной неловко. Он немедленно вернул мне оружие и часы и извинился за «ошибку» своих бойцов. А те ребята, что обобрали меня в тот злополучный вечер, убежали в лес, не будучи в силах смотреть мне в глаза. Трое из них и вовсе назад не вернулись, да и не место им было в отряде.

Дата добавления: 2015-10-13