Часть первая 7 страница. Очевидно, люди-хамелеоны были неприятно удивлены произведенным здесь опустошением;

Очевидно, люди-хамелеоны были неприятно удивлены произведенным здесь опустошением; один из них спроецировал мысленную картину долины, какой она была при его прошлом визите: зеленые листья отражались в чистой воде озера.

Перед тем, как спуститься, Найл вытащил плащ; он уже застегивал пряжку на горле, когда внезапный порыв ветра чуть не вырвал полотнище из рук. Защитившись от холодного ветра, предвещавшего снег, юноша вновь наслаждался теплом.

Люди-хамелеоны сделались совершенно невидимыми, и любой, кто взглянул бы вниз с вершины холма, принял бы Найла за одинокого путника. Следуя по заросшей тропинке рядом с озером, он вдыхал запах гниющей растительности, напомнивший ему о Дельте. Внизу, на дне долины, воздух сделался настолько душным и неподвижным, что ему стало трудно дышать и пришлось снять капюшон. И так же, как и в Дельте, у него возникло странное ощущение, что за ним следят. Интуитивно он чувствовал, что людям-хамелеонам это место столь же неприятно, как и ему. Найл заключил, что, как и он сам, люди-хамелеоны предпочли бы убраться отсюда побыстрее, но задержались, чтобы посовещаться, всматриваясь в месиво из поваленных деревьев и гигантской ежевики. Юноша также глядел на это безобразие, но не обнаружил ничего, что могло породить подобный бурелом.

В этот момент вожак людей-хамелеонов послал человеку отчетливый сигнал: он должен подняться на вершину соседнего холма. Хотя это изрядно озадачило Найла, он подчинился. Из-за тяжелой атмосферы собственное тело казалось ему отсыревшим и потяжелевшим, и он еле переставлял ноги, двигаясь небольшими шажками, стопы словно превратились в глыбы камня. Тропинка практически исчезла, и в одном месте ее перекрывал здоровенный выкорчеванный куст, который как будто выдирали из земли за корни, из-за чего юноше пришлось пробираться через завал из упавших камней.

Перебравшись через препятствие, Найл безошибочно уловил потрескивание горящего дерева. Взобравшись на груду камней, которые тут же принялись выскальзывать из-под ног, он наконец понял, почему люди-хамелеоны его отослали: склон холма был объят полосой пламени, которая продвигалась вверх со скоростью взрыва. Этот огонь порождали сами люди-хамелеоны: различимые лишь по завихрениям энергии рядом с ними, они направляли ее потрескивающие вспышки на сухую листву и ветки. Клуб едкого дыма ослепил Найла, заставив закашляться. Когда покрытое мхом дерево позади него превратилось в пылающий факел, юноша забеспокоился, что слишком замешкался: языки пламени уже охватили деревья в двадцати ярдах от него. Ковыляя вверх по склону холма, он чувствовал, как жар обдает плечи.

До вершины холма оставалось еще полсотни ярдов, когда, к его облегчению, порыв ледяного северного ветра заполнил легкие чистым воздухом и согнал с горящей травы огонь, готовый поглотить Найла.

Охваченный внезапной тревогой за своих спутников, юноша повернулся и уставился вниз: клубы дыма теперь сдувало в противоположном направлении, озеро и низовье долины потонули в белом дыме. Выше склон холма был скрыт сполохами пламени и снопами искр. Найлу пришла в голову несвоевременная мысль, что это зрелище по достоинству оценили бы жуки-бомбардиры. Затем его вновь объяло завихрением дыма, и он нетвердыми шагами поспешил на вершину холма.

Оказавшись там, Найл наконец почувствовал себя в безопасности: со всех сторон его окружали камни, и тропинка ныряла в лесистый участок, куда пламя не могло пробраться. Обернувшись, он увидел, что вся северная часть долины полыхала в адском пламени, которое уже подбиралось к самому высокому холму.

Огонь был в сотне ярдов от этого холма, когда Найл понял, зачем люди-хамелеоны затеяли пожар: с пылающего холма взмыло вверх огромное крылатое создание, на первый взгляд показавшееся юноше гигантской птицей, затем очертания пурпурных крыльев дали ему понять, что это существо больше походит на летучую мышь. С яростным криком, эхом раскатившемся по долине, оно взмыло в задымленное небо и, к ужасу Найла, понеслось прямо на него. Он упал на землю ничком, ожидая, что когти вот-вот вопьются в спину. Его обдало дуновением — и юноша прижался к траве; но, когда он поднял голову, вокруг никого не было, на небе также было чисто.

Тогда Найл понял, что повстречался с еще одним «элементалем»: ни одно существо из плоти и крови не могло так внезапно исчезнуть.

Мгновением позже к юноше присоединились люди-хамелеоны, чье присутствие он тут же ощутил, хотя все еще не видел их. Огонь не причинил им вреда: в прозрачном состоянии они были неподвластны стихиям.

На вопросы Найла они пояснили, что этот элементаль был из тех, что предпочитают одиночество и обычно устраиваются на верхушках холмов, где сливаются с землей и камнями настолько, что становятся практически неразличимы. Из-за того, что они ненавидят, когда их беспокоят, они делают свое жилище недосягаемым, создавая на склоне холма баррикаду из поваленных деревьев и кустов гигантской ежевики, и тем самым превращают избранную ими долину в дикие дебри. Эти создания не были злыми сами по себе, но их стремление к одиночеству толкало их на путь безжалостного разрушения. Представься этому существу возможность — пояснили Найлу люди-хамелеоны — оно обязательно отомстит за это унижение.

— Но раз огонь вам не страшен, почему он выдворил это создание? — поинтересовался Найл.

Ответ пришел в виде образа, который более выразительно, чем человеческий язык, разъяснил ему, что ни одно живое создание не любит порицания, а пламя было мощным выражением этой эмоции; в действительности существо было изгнано скорее силой разума людей-хамелеонов, чем огнем.

Найл заметил, что краски леса, по которому они теперь шли, выглядели до странного мрачными и тусклыми, как при пасмурной погоде. Попробовав применить «взгляд со стороны», он не уловил присутствия природных духов. Люди-хамелеоны подтвердили это: недружелюбный элементаль выдворил всех природных духов, обитавших по соседству.

Юношу увлекла эта идея: нечто подобное он всегда чувствовал интуитивно, но никогда не мог постичь разумом — состояние природы зависит от множества природных духов, и без них самому прекрасному пейзажу недостает некой жизненности.

Спустя милю или около того лес закончился, и ручей исчез под землей в низкой пещерке. Насыщенную зелень травы испещряли поздние лютики, и «взгляд со стороны» вновь выявил присутствие природных духов.

Тропа вела их прямиком к гряде холмов. Здесь Найл сделал еще одно интересное наблюдение. Он знал, что ручей продолжает течь под ногами — тот вызывал отчетливое покалывание. Юноша всегда обладал способностью чувствовать присутствие воды под поверхностью земли: для жителя пустыни это первейший навык. Но прежде это проявлялось только слабым покалыванием в его ногах; теперь же к нему прибавилось любопытное ощущение вибрации по всему телу.

Когда тропинка свернула налево к проходу между холмами, покалывание прекратилось: очевидно, ручей отклонился от тропы.

Трава под их ногами была упругой и зеленой, напоминая юноше о городе с коническими башнями из сна. Тропа, по которой они следовали, некогда, по-видимому, была дорогой: на глаза то и дело попадались большие камни, частично зарывшиеся в торф. На нескольких глыбах явно проступали какие-то надписи, хотя Найл не мог различить даже контуры букв. Люди-хамелеоны не смогли ответить, откуда взялись эти камни и для чего они предназначались, хотя полагали, что им уже не одна тысяча лет. Зато они показали юноше другие каменные монументы на торфянике, по которому как раз проходили. Один из них, стоящий в сотне ярдов от дороги, напоминал гигантский каменный гриб со шляпкой, по меньшей мере, шести футов в диаметре. Бросив мимолетный взгляд на это сооружение, Найл поразился, заметив сидевшего на верхушке гриба старичка; но, стоило юноше повернуть голову, чтобы рассмотреть его получше, как тот исчез.

Неожиданно ему в спину ударил леденящий ветер, обдав его дождем. Порыв был настолько мощным, что почти сбил Найла с ног. Он сразу понял, что это не обычный ветер и непогода каким-то образом связана с элементалем, которое они выдворили из долины: это и было возмездие, которого опасались люди-хамелеоны. Месть была направлена не против зачинщиков, потому что те не были подвержены негативному воздействию природных стихий, а против юноши, уязвимого для ветра и дождя.

Спутники Найла приметили какой-то монумент на склоне холма и поспешили туда, поскольку черные облака уже застили солнечный полдень, а из-за ветра юноша постоянно спотыкался на неровном дерне. Когда они подошли ближе, Найл увидел шесть вертикальных мегалитов, сверху накрытых большим плоским камнем. Они поспешили забраться в это убежище, потому что разразилась настоящая буря и хлынул такой ливень, что склон холма подернулся дымкой. Не теряя времени, Найл бросил сумку на землю и укрылся от ветра за самой большой колонной. Но, хотя в ней было не меньше четырех футов в ширину, она не могла защитить Найла ни от ветра, который, казалось дул со всех сторон одновременно, ни от проливного дождя.

Когда Найла начал бить озноб, люди-хамелеоны забеспокоились. Оглушительный удар грома раздался так близко, что стены содрогнулись, в землю всего в десяти футах от Найла ударила молния, стукнув его током.

Люди-хамелеоны почувствовали, что пришло время что-нибудь предпринять. Они помогли Найлу встать — тот уже лежал на земле позади столба — при этом голова юноши почти коснулась треугольного гранитного блока, который образовывал крышу, и окружили его. Найл предположил, что спутники пытаются защитить его от ветра, хотя подобная попытка была заранее обречена на провал, ведь его мощные порывы продували их насквозь. Но вслед за этим люди-хамелеоны положили руки на тело юноши: кто на плечи, кто спину, а кто на голову, и это незамедлительно позволило ему ощутить глубокое спокойствие, подобное тому, что он испытал в подземной пещере. Фактически они передавали Найлу вибрации своего физического естества. Пару секунд парень инстинктивно сопротивлялся силе, вмешавшейся в его собственную частоту вибраций, но потом понял, что люди-хамелеоны не смогут помочь без его содействия. От него требовалось специфическое психическое усилие, которые позволит задействовать энергию его спутников, объединив со своей в едином волевом акте.

Стоило Найлу проделать это, как он почувствовал, что растворяется в воздухе. Частота его вибраций возросла. Что-то упало к ногам и парень понял, что это его одежда; но его ступни и ноги уже сделались невидимыми. Ветер и дождь свободно проходили сквозь его обнаженное тело. Последовало еще одно изменение вибраций, и волна холодной энергии пробежала вверх по позвоночнику; как только она достигла головы, люди-хамелеоны внезапно сделались видимыми, выглядя более материальными, чем когда-либо раньше, как и его собственное тело. Но Найл больше не чувствовал ветра, который продолжал завывать вокруг и уже сдул одежду к противоположной стене. Зато камни вокруг будто превратились в стекло: юноша видел, как дождь обтекает их поверхность, словно стенки душевой кабинки.

С последним мощным порывом дождь и ветер прекратились, отметая всякие сомнения в неестественном происхождении бури. Небо за пару минут вновь очистилось, но Найл не спешил покинуть каменное убежище. На самом деле, он вообще не торопился что-либо предпринимать, ведь бестелесное состояние дарило удивительное чувство свободы. Прежде юноша никогда не задумывался, сколько же весит человеческое тело и как много усилий нужно прилагать, чтобы передвигать его. Ему внезапно пришло в голову, что, если бы ему пришлось тащить груз, равный весу своего тела, это потребовало бы чудовищных усилий. Состояние бестелесности опьяняло.

Но помимо этого бестелесность наделяла Найла сбивающим с толку ощущением выпадения из временного потока, похожим на расслабленность после большого бокала вина. Ощущение времени представлялось разновидностью беспокойства, от которого юноша был только рад избавиться. С другой стороны, окружающий мир никогда не выглядел таким захватывающим. Для начала, он понял, что эта странная постройка, где они укрывались от шторма, была не просто древним монументом, а знаком, обозначавшим точку, где сходились многие земные силы. Если бы Найл задержался здесь на пару дней, он смог бы узнать не только историю этой вересковой пустоши, но и все тайны природы.

Юноша также узнал, что у этого места есть свой страж — старичок, который сейчас казался доброжелательным, но некогда был жестоким воинственным королем, который зарубил множество противников, а у некоторых живьем отрубал конечности. Эта часть торфяника когда-то была полем великого сражения, где король погиб от полученных ран, обратив перед этим противника в бегство. Теперь же он с удовольствием покинул бы это место, но его удерживала память о сотворенных им жестокостях.

Найл мог бы узнать всю историю жизни короля, просто оставшись там и впитав то, что было написано на камнях; но его собственная память твердила, что медлить нельзя. Они приблизились к границе территории его спутников, и вскоре ему предстояло окунуться в неизвестность.

Люди-хамелеоны, осведомленные обо всех мыслях и чувствах юноши, были огорчены его решением: для них казалось невероятным, что кто-либо по доброй воле готов променять их нетленное царство природы на беспокойный мир людей. После того, как они столь долгое время разделяли мысли и чувства Найла, им стало многое известно о непонятных для них трудностях человеческого существования, узких возможностях сознания, неуклюжести человеческого тела и его зависимости от факторов окружающего мира, так что все это больше не представлялось им привлекательным.

Найл чувствовал то же самое, и, если бы не мысли о Вайге, он с удовольствием оставался бы с ними, пока дни плавно не перетекли бы в недели. Но день уже перевалил за середину, и приближались осенние сумерки.

Подсознательно Найл знал, как вернуться в нормальное человеческое состояние: ему всего лишь требовалось снизить возросшую частоту вибрации. Правда, ему пришлось побороть сильное нежелание делать это, словно в холодное зимнее утро ему предстояло вылезать из теплой постели, чтобы прыгнуть в ледяную ванну. Но, как только он переборол себя, люди-хамелеоны вновь растворились, и он опять знал об их присутствии лишь благодаря установившейся между ними духовной общности. Камни снова стали непрозрачными, и присутствие их печального воина-стража стало неясным, словно сон.

И все-таки в момент возвращения в физическую реальность Найл ощутил прилив радости: теперь он знал, что есть мир, ожидающий его за гранью жизни. В этот самый момент он понял, для чего родился.

Наступило время уходить. Найл нагнулся за мокрой одеждой и быстро натянул ее: было довольно зябко. Прежде чем надеть сумку, Найл достал часы: пару часов спустя начнет смеркаться. Однако он поглядел на циферблат не только ради этого: это символизировало его возвращение в мир, в котором владычествует время.

Поскольку люди-хамелеоны знали, что вскоре расстанутся со своим гостем, они тоже приняли физическое обличье. Выйдя из укрытия, они ритуальным жестом поблагодарили стража, и Найл, хотя больше не ощущал присутствия старого воина, сделал то же самое. После этого они снова вышли под бледное послеполуденное солнце.

Сочная зелень сверкала под его лучами, и юноше больше не требовался «взгляд со стороны», чтобы увидеть природных духов: его непродолжительное пребывание в бестелесном состоянии привело к тому, что вибрации этих существ теперь не выходили за рамки его диапазона восприятия. Поэтому, пока они шли по упругой траве с вкраплениями вереска и утесника, Найл мог отчетливо видеть мерцание жизненных форм, которые парили на границе физической реальности. Они проявлялись в виде мерцания красок, сравнимого с языками пламени на солнечном свете; но, стоило Найлу попытался сфокусировать на них взгляд, как он лишний раз убеждался в необыкновенной природе этих бестелесных существ. Физические формы жизни можно увидеть, просто взглянув на них, тогда как наблюдение нематериальных созданий походило на обмен репликами: прежде чем показаться на глаза кому-либо, оно должно решить — если можно так выразиться — что ответить и отвечать ли вообще. Другими словами, нематериальные создания становятся видимыми исключительно по собственной воле.

Найл понимал абсурдность этой идеи, и все же ее подтверждения были прямо перед ним. На краю лужайки, поросшей утесником с увядшими цветками, мерцал природный дух; но, стоило юноше посмотреть на него, как дух исчез, и перед глазами остался лишь колючий зеленый утесник. Чтобы увидеть его, нужно было посмотреть более мягко, менее требовательно, как будто уговаривая: «Прошу, покажись мне». Тогда могло появиться нечто похожее на пульсирующий световой шар, блуждающий огонек или маленькое пушистое животное, или даже гротескного маленького человечка. Но их появлению всегда предшествовала пауза в долю секунды, и Найл понимал, что за это время природный дух решал, какое принять обличье.

Интуитивно юноша понимал, эти формы жизни не очень-то разумны — возможно, еще менее, чем животные — равно как и не обладают значительной силой воли; но их бестелесная сущность подразумевала, что интеллект им не особенно нужен.

Вместо того, чтобы следовать дальше по тропинке к горному хребту, люди-хамелеоны провели Найла к низине недалеко от тропы. На ее дне виднелось сооружение из плоских камней, укрывающее колодец. Вода в нем была такой прозрачной, что Найлу захотелось опуститься на колени и вглядеться в нее, будто окуная душу в холодную глубину. Водоем был футов трех в глубину, его дно было покрыто белым веществом, похожим на песок, а стенки поросли толстым слоем зеленого мха. В маленькой нише из плоских камней стоял глиняный сосуд, вроде того, из которого Найл пил в пещере людей-хамелеонов, только этот был с ручкой, и искривленная палка — кусок ветки с содранной корой.

Один из людей-хамелеонов погрузил палку в колодец и энергично помешал, в результате чего вода наполнилась частицами моха со стен колодца. Найлу сказали зачерпнуть воды кувшином, тот погрузил сосуд в колодец и налил до краев. Затем вожак людей-хамелеонов забрал кувшин и сделал глоток, после чего отдал обратно юноше, который также поднес его к губам и отхлебнул.

Знакомый землистый вкус необычайно бодряшим, что Найл в изумлении уставился на воду, гадая, не обладает ли она какими-нибудь магическими свойствами. Затем он передал кувшин остальным, и каждый по очереди отпил из него. Тогда Найл понял, что это было нечто большее, чем церемония прощания: это было ритуалом, назначение которого — создать чувство родства и предложить ему защиту.

Когда кувшин обошел всех по кругу, вожак людей-хамелеонов вручил его Найлу и указал на воду:

— Если захочешь вернуться к нам, вспомни этот вкус.

Когда юноша посмотрел в его зеленые, с коричневыми крапинками глаза, он почувствовал, как его захлестывает волна благодарности, смешанной с изумлением: он внезапно понял, что спутники успели сильно к нему привязаться. Это казалось непостижимым, пока инстинкт, порожденный телепатической близостью, не подсказал ему, что люди-хамелеоны очень боятся за его жизнь. Ведь этот странный человек, король среди себе подобных, настолько смелый, что доверился реке, которая течет из ниоткуда (так люди-хамелеоны представляли себе подземную реку города пауков), и теперь собирался, рискуя своей жизнью, разыскивать опасного врага.

Но что больше всего поражало их, так это то, что он был одинок в своих странствиях: люди-хамелеоны ни на мгновение не остаются в одиночестве на протяжении всей жизни, и даже их вожак приходится им больше старшим братом, чем командиром. Найл понял, с некоторым смущением, что казался им героем; но сам он знал, что одиночество было уделом множества людей, и ничего особенно героического в нем нет.

Юноша вытащил флягу с водой из сумки, вылил ее содержимое и наполнил водой из колодца.

В нише, где лежал кувшин, также лежало несколько плоских камней, в которых Найл распознал кремни: повара на его кухне до сих пор использовали их, когда кончались спички. Очевидно, их, как и кувшин, оставили здесь для нужд путников. Найл взял пару, ударил друг о друга, высекая искру, и убрал в рюкзак.

Они выбрались из впадины и начали подниматься на вершину хребта. Оглядывая расстелившуюся впереди, насколько хватало взгляда, вересковую пустошь, Найл понял, почему его спутники выбрали этот хребет был в качестве западной границы своей территории: позади остались леса и долины, населенные разнообразными существами, где для поддержания гармонии требовались усилия людей-хамелеонов; лежащая перед ними местность казалась бедной и однообразной. К северу виднелись Серые горы, к югу — плодородные земли, принадлежащие паукам и жукам-бомбардирам; за ними лежало море, а еще дальше — Дельта.

Об этих землях люди-хамелеоны ничего не ведали до появления Найла; разделив его разум, они расширили границы своих познаний раз в десять. Но юноша тоже почерпнул много нового: теперь он ориентировался на их территории не хуже самих людей-хамелеонов.

На долгое прощание не было времени: людям-хамелеонам предстояло вернуться в живописный мир лесов и речушек, где время не властно, а Найлу — в одержимый течением времени мир людей.

В подобный момент путешественники из числа людей пожали бы друг другу руки или обнялись; но у людей-хамелеонов не было эквивалента словам «до свидания». В любом случае, они и не прощались; пока Найл быстро спускался вниз, он ощущал их присутствие, как будто они шли рядом с ним; но когда он оглянулся назад несколько минут спустя, его спутники уже исчезли.

Что-то в расстилавшейся перед унылой ним вересковой пустоши заставило Найла ощутить тревогу. Причиной послужило не только то, что заросли грубой серой травы, протянувшиеся на мили вперед, напомнили о серой плесени, свисающей со сломанных деревьев в долине элементаля, но и такое же тревожное чувство, будто за ним следит враждебный взгляд. Но на глаза ему попалась лишь пара воронов, кружащих по небу.

Так как тропа бесследно растворилась в однообразной пустоши, Найл решил забраться на вершину холма, чтобы решить, куда двинуться дальше. Холм оказался выше, чем полагал юноша, и, стоя на выглядывающей из сухого торфа выветренной гранитной вершине, он разглядел вершину снежной горы над священным озером, оставшемся более чем в двадцати милях позади.

Это навело его на мысль, которую он откладывал на потом: где находится источник потока, загрязняющего священное озеро? Судя по тому, что люди-хамелеоны не имели об этом понятия, исток находился вне их территории.

Поскольку контакт Найла с людьми-хамелеонами внедрил в его разум ясное и детальное представление об их владениях, он мог предположить, что, подземное русло потока, который течет с запада на восток, проходит поблизости от холма, на котором он стоит. И поскольку рано или поздно Найлу предстояло повернуть на север, он решил: почему бы не разобраться с этим прямо сейчас? Накинув плащ на плечи, так как ветер холодал, он направился вниз по северному склону холма.

Но идти ему пришлось не долго: полумилей дальше Найл почувствовал под ступнями покалывание, подсказавшее, что под ногами течет подземный поток. В этой точке юноша вновь повернул на запад, двигаясь вдоль русла. Но что его озадачило — так это то, что поток под его ногами казался гораздо уже ожидаемого — около шести футов в ширину — в то время как размеры священного озера наводили на мысль, что его питает река или, по крайней мере, несколько источников.

Перед юношей раскинулась голая, безлесная местность: невысокие холмы, покрытые грубой травой, и долины, заросшие утёсником и ежевикой. И так как до заката оставалось меньше часа, Найл начал думать о месте для ночлега. Позади был долгий день, за который он отшагал более двадцати миль, и у него уже начинали ныть ноги. Теперь, когда рядом больше не было людей-хамелеонов, он вновь был подвержен обычной человеческой усталости.

Но не только это до странности подавляло его: после владений людей-хамелеонов, с их деревьями, водоемами и осенними цветами, эта вересковая пустошь казалась удручающе безжизненной. Найл не замечал ни одного элементаля с тех самых пор, как расстался со спутниками, и это было не удивительно: по-своему жизнерадостные, эти создания любили природу, существуя за счет ее жизненной силы, в то время как окружающей местности с жизненной силой было туговато.

Следуя вдоль подземного потока, Найл обнаружил, что движется вдоль невысокого хребта над долиной с торфяным коричневым озером, забитом увядающей осокой. Горный хребет вел к плато в несколько сотен ярдов шириной, в центре которого возвышался большой камень в дюжину футов высотой, окруженный плотным, колючим кустарником. Юноша хотел было расположиться лагерем у подножия камня, где кустарник укрыл бы его от чужих глаз; но, стоило ему когда приблизиться, как он заметил, что поверхность камня, заросшая чем-то вроде желтоватого мха, очертаниями напоминает старческое лицо. Внезапно догадавшись, что перед ним обиталище элементаля, Найл вперил взгляд, словно призывая хозяина показаться. В тот же момент скала преобразилась превратилась во враждебное лицо, которое в свою очередь гневно уставилось на юношу, рассерженное бесцеремонным вторжением на его территорию. Поскольку чувства Найла все еще были настроены на частоту людей-хамелеонов, он почувствовал, что остальное тело элементаля погружено в торф по самые плечи. Более того, казалось, природный дух желает выбраться наружу, чтобы заставить человека пожалеть о своей дерзости. Найл поспешил прочь, радуясь тому, что знания о природе, почерпнутые у людей-хамелеонов, предотвратили опрометчивый выбор этого места для ночлега: разумеется, элементаль нашел бы способ отплатить ему за эту оплошность, хотя бы наслав на него жуткие кошмары.

Солнце уже клонилось к горизонту, и когда, все еще следуя за подземным потоком, Найл спустился в следующую долину, в ней уже сгустились сумерки. Собравшись было свернуться у ближайшего кустарника, юноша передумал из-за бугристой почвы, по которой приходилось ступать с осторожностью, чтобы не подвернуть лодыжки на корнях утёсника. И когда он споткнулся о валун, выступающий из земли, словно большое яйцо, Найл решил присесть и дать ногам отдых. Это принесло такое облегчение, что ему захотелось снять сумку и смежить веки; но сгущающаяся темнота вынуждала двигаться дальше, невзирая на усталость.

Когда Найл достиг вершины следующего горного хребта, он с облегчением обнаружил, что расстилающийся перед ним пейзаж все еще купается в свете вечернего заката. Он стоял над протянувшейся к западу чашевидной долиной, по меньшей мере, в милю шириной. На ее дне располагалось озеро, сиявшее золотым в лучах солнца, но, когда юноша спустился по склону, оказалось, что его вода имеет яркий бледно-зеленый оттенок, что наводило на мысль, что это озеро стоячее, или его поверхность покрыта некой зеленой растительностью вроде водорослей, забивающих лужи. Мгновение спустя Найл заметил поток, текущий в озеро с дальней стороны долины, что опровергло первое предположение.

Не здесь ли крылся источник загрязнения священного озера? В это трудно было поверить: слишком уж умиротворенным и гостеприимным казалось озеро. Даже склонившаяся к его глади трава была столь же ярко-зеленой, как сам водоем. Место представлялось идеальным для ночлега.

Когда четверть часа спустя Найл достиг кромки воды, солнце уже коснулось горизонта. Вблизи юноша разглядел, что подобный цвет воде придают крошечные зеленые частицы. Он зачерпнул немного воды ладонью: она была абсолютно прозрачна, а зеленые фрагменты походили на частицы мха. Таким образом, источник загрязнения находился явно не здесь; стало быть, он следовал не за тем подземным потоком.

Поскольку берег полого спускался к озеру, Найл не решился ложиться слишком близко к воде. Вместо этого он вновь двинулся вверх по южному склону, пока не нашел участок, где земля утрамбовалась в небольшое углубление. Пару минут спустя солнце опустилось за горизонт, и юноша очутился в темноте. Сбросив заплечный мешок на землю, он растянулся на спине, подложив ладони под голову, и им овладело неописуемое чувство облегчения.

Но когда усталость отступила, Найл понял, что проголодался. Он привстал и нащупал сумку. Бечевка стягивала горловину очень туго, благодаря чему ее содержимое осталось сухим. Найл зажег фонарик и вынул флягу с напитком. Как он и надеялся, в ней был медовый напиток — вроде того, что он пил в лодке, на которой он прибыл в страну пауков — сладкий и пахнущий медом. Юноша издал довольный смешок, когда питьё, миновав глотку, разлилось теплом в животе. Затем он развернул пакет с едой: там лежала твердые пресные пропеченные лепешки — хрустящие, как он и любил — и сыр из козьего молока, который Найл намазал на хлеб. Помимо этого, в пакете лежала коробочка из вощеной бумаги, куда его мать уложила маринованные корнишоны и даже баночку соли. Найлу удалось заморить червячка, лишь изничтожив три лепешки и половину сыра. Он также выпил около трети меда, который вызвал приятную легкость. Пока он ел, поднялась луна, и свет фонаря юноше больше не требовался.

Небо было усыпано звездами, и Найл узнал многие из тех, что показывал ему дед: Капеллу, Эпсилон Кассиопею и созвездие Персея. Юноша зевнул и завернул остатки еды в пакет. Воздух был настолько теплым — видимо, земля впитала солнечное тепло, излившееся на нее за день — что Найл собрался было лечь, укрывшись одним плащом. Затем он сообразил, что в таком случае ему придется класть под голову сумку, а спальный мешок был приспособлен для этой цели куда лучше: у него имелся карман, который можно приспособить под подушку, если засунуть в него свернутый плащ.

Найл заснул так, как обучили его люди-хамелеоны — изо всех сил сконцентрировался и удерживал концентрацию, пока не почувствовал сонливость. В результате он погрузился в дремоту, словно в теплую ванну, тут же ощутив присутствие людей-хамелеонов. Видения окутывали вокруг него, словно туман, навеваемый бризом; при этом часть его сознания оставалась бодрствующей.

Дата добавления: 2015-08-21