Часть первая 6 страница. Небо также изменилось: прежде оно было чистым, а теперь его покрывали серебристые

Небо также изменилось: прежде оно было чистым, а теперь его покрывали серебристые облака. Но вместо того, чтобы располагаться параллельно земле, эти мелкие светящиеся облачка висели вертикально и были мелкими и светящимися, образуя что-то вроде огромной бисерной занавеси или громадной хрустальной люстры. Из-за них свет приобретал любопытный серебристый оттенок.

Некоторые из четвероногих созданий посмотрели на него с любопытством, несколько подошли, чтобы поглядеть поближе. Найлу они были не менее интересны: он считал их какой-то разновидностью духов природы, вроде людей-хамелеонов. Вскоре вокруг него собралось не меньше дюжины незнакомых существ. Одно, казавшееся мельче и моложе остальных, потянулось к юноше, чтобы коснуться его необычайно длинной кистью. Другие издали что-то вроде предостерегающего шипения, и оно отдернуло руку. Но мгновение спустя к Найлу потянулось второе существо и испытующе потыкало его длинным скрюченным указательным пальцем, тыльная сторона которого обросла седыми волосами. Юноша не шевелился, улыбаясь, чтобы показать, что он их не боится, и еще несколько созданий протянули руки, чтобы потрогать его.

Казалось, больше всего их занимало лицо Найла, голые руки и ноги — при их чудовищно длинных конечностях им было одинаково легко дотянуться до его ступней и головы. Юноша заметил, что их руки очень холодны, но в их касаниях есть что-то удивительно успокаивающее. Вскоре они все принялись тормошить его, словно собаку, поглаживая его руки, плечи, спину и даже бедра. Найлу это показалось необычайно приятным, по ощущениям похожим на массаж, который ему делали женщины-служанки после того, как он принимал ванну. Его охватывало теплое дремотное чувство, которое странным образом напомнило ему удовольствие, которое он пережил, сжимая принцессу Мерлью в объятиях.

Внезапно Найл содрогнулся от гневного окрика, и бледные создания виновато отпрянули. По направлению к ним шагал человек, в котором он инстинктивно признал женщину. Длинные темно-каштановые волосы спускаются ниже пояса, тело облечено в бурый балахон, почти достающий до земли; но у нее не было ни глаз, ни носа — только рот с длинными чувственными красными губами по центру лица.

Она произнесла неестественным гортанным голосом:

— Что ты здесь делаешь?

Найл меньше всего ожидал, что к нему обратятся на его собственном языке, который он в последний раз слышал, покидая дворец.

— Я… я не знаю, — взволнованно отозвался он.

Разумеется, это было правдой — но женщине это объяснение явно показалось нелепым.

— Не знаешь? — Она наклонилась так, что ее губы почти соприкоснулись с лицом Найла. Дыхание незнакомки было столь же приятным, как обдувающий их легкий ветерок, но юношу все равно смущал вид этого странного лица, где на месте глаз и носа была лишь гладкая кожа и рот, искривленный в гримасе злобного высокомерия. Ее следующий вопрос ошарашил его:

— Ты умеешь летать?

— Думаю, нет, — неуверенно ответил он.

— Тогда тебя следует съесть.

Найл перевел взгляд на лица собравшихся вокруг него созданий и внезапно понял, что она говорила вполне серьезно: большинство окруживших его «призраков» уже отодвинули волосы ото ртов, и их заостренные желтоватые зубы безошибочно выдавали в них хищников. Они поедом ели юношу глазами, и некоторые уже облизывались, у одного даже потекла слюна. Найл потрясенно осознал, что этими осторожными поглаживаниями они хотели убаюкать его до состояния безучастного непротивления, чтобы он добровольно стал их добычей. И еще больше его напугало то, что он, похоже, был близок к тому, чтобы поддаться.

— Уберите его отсюда прочь! — нетерпеливо велела женщина.

Казалось, она обращается к кому-то за плечом Найла; но, не он успел обернуться, как его обхватили за пояс и вздернули в воздух с такой скоростью, что он не успел даже испугаться. Над головой юноши захлопали огромные крылья, за пояс его удерживали огромные лапы, странным образом похожие на человеческие кисти. Найл взглянул вверх — это было не просто, поскольку его тело располагалось почти горизонтально — и вместо оперенной груди, которую ожидал увидеть, он разглядел серое чешуйчатое тело, как у рептилии, и тупую морду, похожую на черепашью. Кожистые крылья скорее напоминали летучую мышь, чем птицу.

С головокружительной скоростью взмыв в небо, внизу Найл увидел город, который уменьшался, пока его не скрыла завеса серебристых облаков.

В следующий момент юноша проснулся в пещере людей-хамелеонов. Казалось, никто не заметил его пробуждения, или же попросту никто не придал ему особого значения. Несколько минут спустя Найл понял, что это — проявление тактичности: они давали ему время поразмыслить над пережитым.

Это пробуждение было совершенно непохоже на обычное, которое походило на возвращение из мира грез к реальности; здесь же он словно перешел от одной реальности к другой: сон казался более настоящим, чем окружающий мир.

Но что означал этот сон? Что символизировал город полосатых конусов? Когда Найл был ребенком, он часто слушал рассказы своего деда, Джомара, о снах и их истолковании — старик верил, что сны полнятся разнообразными знамениями. Но сон Найла жестоко разочаровал его, потому что казался мешаниной из бессмысленной ерунды. Много ли пользы в разуме, если он не в состоянии даже разгадать этот сон?

Затем Найл устыдился своего раздражения — безмятежность спутников послужила ему укором. Усилием воли он погрузился в такое же состояние терпеливого покоя и вновь попробовал оживить свой сон в памяти. Прикрыв глаза, он постарался зрительно воссоздать полосатую равнину с коническими строениями. Поначалу она была лишь образом, похожим на размытую нерезкую картинку, но Найл понимал, что это из-за того, что он использует разум вместо способности, позволяющей воссоздать реальность.

Для этого требовалась большая расслабленность, чем для оживления памяти. Внезапно у Найла получилось: он вновь оказался на полосатой равнине, вдыхая приятный аромат карамели. Но было одно отличие: теперь он осознавал, что это — лишь воспоминание, и, как следствие, имел над ним безраздельную власть. Стоило юноше понять это, как ему стали понятны истоки этого сна: приятный запах был навеян ароматом сахарной ваты с детского праздника, а лужи жидкости на покрытии — разноцветными напитками с той же вечеринки. Что до зеленых и желтых полос, до Найла дошло, что они напоминают ему о мятных карамельках, которые были в почете у детей из города жуков-бомбардиров. Некий творец снов у него в мозгу смешал эти элементы, породив фантазию о карамельно-полосатом городе.

Таким образом, в этом сне выражалась его тоска по невинности детства. Но почему здания не приближались, когда он шел к ним?

Секундное раздумье привело его к ответу: потому, что он инстинктивно понимал, что ностальгия по ушедшему неутолима. Найл осознал это, когда, призвав способности взрослого — концентрацию и силу воли — чтобы достичь желанной цели, этим он добился лишь того, что его поглотила тьма внутри циркового тента.

А как понимать другую часть сна — о созданиях с седыми волосами и глазами навыкате, которые внушили ему чувство защищенности лишь для того, чтобы съесть его? И что означала эта женщина без глаз и носа?

Найл проделал те же действия, что и прежде: призвал зрительный образ серой мостовой и призрачных созданий с длинными волосами, затем погрузился в более глубокое расслабление. В нем, как понял юноша, и заключалась сущность этой техники: релаксация помогала активировать некую способность, которая делала воспоминание реалистичным. Теперь он убедился, что творец сновидений даже не потрудился прорисовать дома детально: они были только намечены, словно на наброске, который художник собирается доработать позже.

Найл подметил кое-что, на что не обратил внимания, когда видел сон: откуда-то из-под земли доносился высокий жужжащий шум.

Белые призраки начали ласкать его, поглаживая обнаженную плоть, пока его не охватила сладостная сонливость. Стоило ему расслабиться до состояния экстатического блаженства, как раздался крик, и к ним направилась женщина в буром одеянии. На этот раз Найл внимательнее наблюдал за белыми призраками и заметил, как они отодвигали длинные волосы, обнажая рты с заостренными зубами.

Женщина снова спросила, умеет ли он летать; и Найл вновь поднял руки над головой и взлетел как стрела, ощущая непревзойденное чувство свободы. Именно это чувство, как он теперь понял, и было самым существенным моментом этого сна.

Открыв глаза, Найл обнаружил, что его спутники следили за происходящим с восхищенным интересом — их изумляла способность людей использовать силу разума. Их немое обожание заставило Найла еще раз припомнить сон о призрачных созданиях.

Джомар, его дед, обожал заниматься истолкованием сновидений и рассуждать о вещих снах. Он наверняка сказал бы, что сон о «людях-призраках», которые представлялись безобидными, пока до юноши не дошло, что они собираются его съесть, был предостерегающим. Выдавая себя за нервных и пугливых созданий, они усыпили его бдительность, заставив им довериться.

А что насчет женщины с длинными волосами, без глаз и носа? Наверняка Джомар ответил бы, что она послана, чтобы предупредить его об опасности, а для этого ничего, кроме рта, и не требуется.

Найл вздрогнул от внезапного грохота, словно на крышу обрушился целый водопад камней. Он оглянулся на лица спутников и потрясенно улыбнулся, осознав, что этот шум, возникший в его в голове, был чем-то вроде аплодисментов.

Тут же воцарилась тишина, наполненная ожиданием. Найл без слов понимал, что сейчас должно произойти: в надземном мире солнце только что взошло над горизонтом.

В пустыне семья Найла никогда не видела рассвета: в эти часы они прятались в пещере. Найл впервые ощутил волшебство рассвета, когда попал в город пауков, при побеге из дворца Казака — тогда он смог наблюдать воздействие исходящих от Богини вибраций на вяз, ветви которого покачивались, словно руки живого существа.

И сейчас, даже находясь под землей, Найл ощущал силу Богини. Наступила необычайная тишина, погружавшая в состояние столь глубокой безмятежности, что его душа, казалось, сжалась до точки. В наступившем безмолвии возникло ощущение покалывания; оно сменилось всплеском восторга, который пронесся по пещере, подобно всесокрушающей волне, заставив Найла затаить дыхание. Затем этот порыв утих, сменившись более мягким воздействием энергии восходящего солнца. Над землей, должно быть, залились песней птицы. Сидевшие вокруг люди-хамелеоны переживали состояние такого блаженства, что человеческим чувствам было не под силу его передать.

Найл почувствовал укол совести, вспомнив, что обычно люди-хамелеоны встречали рассвет снаружи и сейчас остались под землей только из любезности по отношению к гостю; но ему хотя бы не требовалось искать способ выразить свою признательность: они уже ее почувствовали.

Наступило время выходить на контакт с матерью. В семье Найла существовала договоренность, что, когда кто-нибудь из них в пути, они выходят на связь на рассвете и закате.

Найл выпрямил спину и вновь вызвал состояние внутреннего покоя, затем воссоздал в сознании образ матери и опустошил разум. Пять минут спустя он все еще ничего не чувствовал — возможно, Сайрис, как большинство обитателей дворца, еще спала. Затем внезапно он ощутил присутствие матери, как будто она сидела в нескольких футах от него — она также должна была ощутить близость сына.

Найл кратко и поспешно передал ей, что находится среди друзей и вскоре снова отправится в путь.

Сайрис, в свою очередь, сообщила, что дома все в порядке, состояние Вайга, похоже, стабилизировалось — женщины (она имела в виду Сидонию и Кристию) присматривают за ним, и прошлым вечером он даже поужинал. Затем, собравшись было прервать связь (телепатическое общение не годилось для пустой болтовни), она добавила: «Опасайся капитана». Из ментального образа, сопровождавшего ее слова, Найл понял, что она имела в виду паука-предателя, бывшего приближенного Скорбо, безжалостного офицера из службы охраны. Капитан был изгнан из города за то, что продолжал поедать людей, как и сам Скорбо.

Поскольку вслед за этим Сайрис тут же прервала контакт, Найл решил, что это было обычным предостережением, а не предупреждением о чем-то конкретном.

Поговорив с матерью, он почувствовал себя лучше. Найл был еще достаточно молод, чтобы скучать по дому, но благодаря молодости он также чувствовал себя неуязвимым, и теперь это ощущение вернулось сполна.

Найл поднялся на ноги, следуя примеру людей-хамелеонов. Он вновь подивился тому, что после многочасового сидения на земле ноги не затекли, и вообще ничего не ныло и не болело. Похоже, люди-хамелеоны владели способностью направлять поток энергии земли, волны которой перекатывались по пещере, словно дуновения свежего ветерка, рождая ощущения комфорта и бодрости.

Пустившись в обратный путь по тоннелю, Найл порадовался, что теперь может отчетливо видеть в темноте, не стукаясь головой и не спотыкаясь о ступени. Ничто в этом тоннеле не говорило о его создателях; любой забредший сюда решил бы, что перед ним естественный разлом в скале.

Протиснувшись мимо пышного куста, который почти полностью закрывал вход, Найл вынужден был прикрыть глаза от дневного света. Поскольку его чувства были по-прежнему подстроены под людей-хамелеонов, от брызнувших на него лучей у юноши захватило дух, словно он по грудь окунулся в воду — он даже дыхание задержал. Пение птиц и шум рассветного ветра в ветвях просто оглушили его.

Сразу за кустом Найл споткнулся о предмет, который сперва принял за камень; приглядевшись, он не сразу поверил своим глазам: это была его заплечная сумка. Подхватив ее с земли, юноша от души рассмеялся. С одного бока сумка была мокрая и липкая, и его ладони вымазались в иле. К счастью, испачкалась только спинка, и плотная ткань не пропустила воду вовнутрь. Найл опустился на колени на траву и стер грязь, затем ослабил кожаные ремни, стягивающие горловину. От влаги завязки набухли, и он долго провозился с узлом, но, раскрыв сумку, то с радостью обнаружил, что вещи остались сухими, только спички пришли в негодность.

Люди-хамелеоны терпеливо дожидались его, довольные восторженной реакцией Найла, а тот понимал, что они никогда не торопятся: в отличие от людей, им незнакомо нетерпение и желание куда-либо спешить.

— Как она здесь оказалась? — В ответ Найл получил мысленный образ крупной птицы, похожей на орла, которая в когтях несла его сумку. Теперь, рассмотрев вещи тщательнее, Найл даже углядел отметины когтей на плаще.

Отчистив тину пучком травы, он продел руки в лямки.

— Как же мне пройти к Серым горам?

Люди-хамелеоны повернулись и указали, как показалось Найлу, на северо-запад, а затем добавили простой образ, в котором сообщалось: «Поскольку ты наш гость, мы проводим тебя до границы нашей территории».

Найл обрадовался предложению: он понятия не имел, где заканчиваются их владения, но надеялся, что не очень близко.

Прежде Найлу не доводилось участвовать в подобном странствии. Прежде всего, за время, проведенное в подземелье, он успел отвыкнуть от богатства красок, которое окружило его в лесу. Сперва он предположил, что его глаза просто привыкают к солнечному свету, но вскоре понял, что дело не в этом: каждый оттенок стал глубже и насыщеннее. Темно-зеленый цвет листвы и папоротников напоминал ему о Дельте; яркая расцветка желтых лютиков, осенних крокусов и поганок, вкупе с красными и оранжево-розовыми гвоздиками, а также трубчатыми цветками на ветвях густых кустов, была почти болезненной для глаз.

Первое предположение, что эта часть леса была особенно восприимчива к вибрациям Богини, Найлу пришлось отмести, когда он убедился, что звуки птичьего пения и даже шелест листвы были не менее ошеломительны. Стоило лягушке прыгнуть в неподвижную заводь, как раздавшийся всплеск заставил его вздрогнуть, словно от взрыва. Именно тогда Найл понял, что причина в том, что его чувства подстроены под ощущения людей-хамелеонов, которые намного острее людских.

В результате первые полчаса, что Найл провел с людьми-хамелеонами, его сопровождало легкое головокружение и опьянение, словно тело стало невесомым или некие силы пытались оторвать его от земли. Это ощущение достигло апогея перед тем, как солнце взошло над верхушками деревьев; после этого, к облегчению юноши, мир постепенно вернулся к норме. Вакханалия цветов и звуков не утихала, но его чувства успели к этому приспособиться.

Найл не сразу заметил, что его спутники сделались практически невидимыми: благодаря тесному ментальному контакту он чувствовал их присутствие так же, как если бы видел их своими глазами, и догадался о метаморфозе лишь по тому, как зарябило кромку голубых цветов, мимо которых прошли люди-хамелеоны.

Юноша также отметил, что птицы и животные глядели на него с любопытством: они совершенно не боялись его и таращились в открытую. Группа кроликов, мимо которой он проходил, даже перестала щипать траву, засмотревшись на него; но, стоило тени ястреба скользнуть по траве (Найл понял, что это именно он, даже не взглянув на небо), как зверьки моментально попрятались в подлеске.

Идя вдоль берега ручья, Найл столкнулся с незнакомой формой жизни. В ямке на отмели, заросшей мхом, он углядел мельтешение чего-то белого и решил было, что это какая-то рыба. Присмотревшись, он моргнул от удивления, потому что светлое пятно оказалось белой птицей вроде чайки. Найл никогда не слышал о птицах, способных дышать под водой. Мгновение спустя она снова превратилась в белое пятно, и, когда юноше показалось, что он видит движение рыбьего хвоста, он решил, что глаза его обманывают; затем над водой показалась верхняя часть тела, и перед изумленным юношей предстала крохотная женщина девяти дюймов росту: он отчетливо видел ее груди и длинные светло-желтые волосы. В следующий момент она растаяла, как облако тумана, оставив только отблески на воде — в чистом потоке не осталось ни следа белого тела.

В течение следующих десяти минут Найл узрел еще нескольких «водяных фей» и понял, что, как и люди-хамелеоны, они могли становиться невидимыми, а также менять форму тела по собственному желанию. Сконцентрировавшись как следует, он мог наблюдать за ними и после исчезновения, но они становились прозрачными, словно стеклянные.

В подборке фольклора, которую Найл впитал в белой башне, были сведения об эльфах и водяных феях, но ему внушили, не более чем любопытные, но устаревшие суеверия; теперь же он убедился, что они действительно существуют.

Мгновение спустя произошла еще более странная вещь. Когда они пересекали ручей по мшистому бревну, Найл, оступившись, повалился на впереди идущего человека-хамелеона, боясь, что столкнет его; но, к собственному удивлению, он не ощутил столкновения, а вместо этого наблюдал, как ноги человека-хамелеона частично слились с его собственными. Тот вовсе не возражал против подобного смешения тел и даже, похоже, наслаждался этим. Добираясь до другого конца бревна, они сохраняли контакт еще секунд на десять, за которые Найл успел обнаружить, что их окружают крохотные человечки не больше фута ростом. С дюжину этих существ стояли как на берегу, так и в воде — по большей части, женщины, хотя некоторые казались мужчинами или вообще существами неопределенного пола. Более того, на дальнем берегу на ковре из палой листвы среди деревьев виднелись более крупные существа, около двух футов ростом, которых Найл сначала принял за голых детей, и еще несколько созданий, похожих на маленьких коричневых зверьков.

Все они пропали, едва Найл ступил на берег, утратив контакт с человеком-хамелеоном. Но, зная об их присутствии, он предпринял попытку разглядеть их, напряженно всматриваясь в тени среди листвы. Сперва у него не выходило; потом, перешагивая через упавшую ветку, он внезапно увидел их снова. Несмотря на то, что эти существа мгновенно исчезли, юноша понял, что, напрягая зрение, он лишь затрудняет себе задачу; напротив, следует расслабиться и использовать внутреннее чутье. Позже он нарек это «взглядом со стороны».

Как только Найл проделал это, фигуры появились снова, но, к удивлению, теперь на них были серые одежки и плотно натянутые зеленые шапочки. Это выглядело так нелепо, что юноша чуть не прыснул со смеху: он был совершенно уверен, что, когда он впервые их увидел, они были раздетыми.

Еще одно столкновение с человеком-хамелеоном дало Найлу ключ к разгадке. Опять же, он допустил оплошность — попытался оглянуться и посмотреть назад через плечо; споткнувшись при этом о камень, он шлепнулся на четвереньки и несколько людей-хамелеонов прошли через него. В момент, когда их тела слились, одетые в серую одежду фигурки внезапно снова превратились в голых толстеньких человечков. К тому времени, как Найл встал и вытер влажную землю с ладоней сухими листьями, фигурки исчезли. Он заставил их вновь проявиться, используя «взгляд со стороны», но опять же, они были в серых одежках.

Однако фокус со «взглядом со стороны» уже подсказал Найлу ответ: он заставлял этих существ объявиться, используя свой разум: они постоянно были рядом, но оставались невидимыми, пока он не приложил усилие. В глазах людей-хамелеонов, фигуры были голыми; возможно, человек каким-то образом снабжал их одеждой силой воображения?

Конечно, существовала возможность, что одежду «добавляли» сами маленькие существа — возможно, они предпочитали предстать перед человеком именно в таком виде.

Все это позволяло сделать потрясающие выводы: деревья вокруг него выглядят твердыми, потому что являются такими согласно его представлениям, и выглядят именно так, а не иначе, потому что он привык считать. Но вдруг воображение юноши «добавляет» что-то к их внешнему облику так же, как, возможно, «одевает» человечков?

Это была головоломная мысль, из которой вытекали бесчисленные следствия; в тот момент Найл был просто не в состоянии размышлять об этом. Это было одним из недостатков созерцания окружающего мира в столь ослепительных тонах: его мозг был до такой степени переполнен впечатлениями, что это мешало думать. Юноша поймал себя на мысли, что хотел бы иметь такие же темные очки, как у Симеона, которые тот одевал на ярком солнце.

Найл заметил, как ниже и дальше по течению промелькнули какие-то бурые пушистые создания, чье сходство с человеком изрядно его позабавило. Они ходили вертикально на крошечных ногах и держали свои короткие руки — или передние лапы — перед собой. Из-под меха выглядывали блестящие умные глаза и длинный, как у ежа, нос, оканчивающийся неким подобием свиного пятачка, который постоянно сопел. Но, завидев человека, а затем и людей-хамелеонов, они поспешно скрылись среди деревьев. Когда Найл поинтересовался, почему они сбежали, ему ответили, что эти вредоносные создания губят молодые деревья не ради еды, а просто чтобы пустить в ход острые зубки. Юноше показалось невероятным, что какие-то создания в этом лесном рае могли намеренно причинять вред.

Вскоре после этого Найлу представилась возможность убедиться, что не только они были такими. Пройдя полмили, они набрели на запруду площадью с пол-акра: ниже по течению явно образовалась преграда. Люди-хамелеоны растворились среди деревьев и попросили Найла держаться позади; очевидно, что хотели незаметно подобраться к виновнику затопления.

На дальней стороне запруды они обнаружили ее причину: два мертвых дерева, на которых скопилась куча листьев и комья черной грязи. С другой стороны доносился громкий вибрирующий писк, похожий на щебетание встревоженных птиц. Неожиданно люди-хамелеоны обрели видимость, и звуки сменились пронзительным сигналом тревоги. Около дюжины человекоподобных существ разбежались во все стороны, некоторые нырнули, перепрыгнув через запруду — они подлетели, обратившись в огромных сверкающих рыб, и затем исчезли, едва оказавшись в бурой воде.

На мгновение Найлу показалось, что он опять в Дельте: эти существа напомнили ему лягушкоподобных существ, с которыми он столкнулся там. Однако сходство было поверхностным: серые люди-лягушки с желтыми хищными зубами, защищаясь, выбрасывали струю яда; эти же создания двух футов ростом выглядели почти как люди, исключая необычайно длинные руки и ноги с перепончатыми кистями и ступнями, их выпуклые глаза сидели на заостренных, как у лисы, мордочках с бахромой зеленых волос, а тело было серебристо-зеленым в черную крапинку. И бегали они совсем как люди, моментально преодолевая любые расстояния на своих длинных ногах — секунд десять спустя их и дух простыл.

Найл зачарованно наблюдал, как лучи солнца играют в струях импровизированного водопада, сбегающего по поваленным стволам деревьев: их сияние и переливы нельзя было объяснить простым преломлением солнечных лучей. Несколько минут спустя у него не осталось сомнений, что текущий ручей высвобождает некую форму солнечной энергии, которую поглощает элементаль — природный дух, то появляющийся, то исчезающий в зеленой воде.

Люди-хамелеоны, теперь вполне материальные, отправились разбирать запруду. Как только они убрали бревна, плотина обрушилась, и вода с булькающим гулом прорвалась вниз по долине. В считанные минуты запруда была осушена.

Найл задавался вопросом: зачем этим рыбовидным созданиям потребовалось перегораживать ручей?

По-видимому, для того, чтобы сделать себе плавательный бассейн. Эти жабообразные существа никогда не упускали шанса нашкодить, чтобы позлить людей-хамелеонов и свести на нет их усилия по созданию гармонии. Как и бурые зверьки, они были одержимы тягой к разрушению. Найлу вспомнились жуки-бомбардиры с их любовью к взрывам, и начал понимать.

Большую часть утра они путешествовали по потрясающе разнообразному ландшафту, минуя леса, холмы и петляющие меж ними речки. Найл впервые наслаждался октябрьским пейзажем с его листопадом и особым осенним ароматом, прекрасными до боли. Из-за обостренного восприятия юноше все время казалось, что природа беседует с ним, пытаясь поведать о присущем ей глубинном смысле; по меньшей мере, пару раз юноша испытал любопытное чувство, что местность ему знакома, словно он здесь уже бывал.

От людей-хамелеонов Найл также узнал, что у большинства деревьев есть собственный природный дух. Один молодой дуб источал такое сияние жизненной силы, что юноша даже остановился, засмотревшись на него. Когда вожак людей-хамелеонов прикоснулся к его локтю, вызвав мгновенный скачок чувствительности, Найлу открылось, что ствол дерева окружен темно-зеленой аурой, простирающейся на фут над поверхностью коры, а само дерево, которое теперь казалось прозрачным, светилось более насыщенным и ярким изумрудным цветом. Уставившись в сердцевину этой вибрирующей энергии, Найл внезапно понял, что она вибрирует, словно живое существо, и в ней можно различить черты лица. Но, стоило немного изменить угол обзора, как лицо исчезало, поэтому юноша был не до конца уверен, что оно ему не примерещилось, как мелькающие в языках пламени лики.

Мгновением позже существо внутри дерева, по-видимому, заметило, что за ним наблюдают, и колеблющиеся очертания внезапно сделались более резкими: проступило худое лицо с высокими скулами, длинным подбородком и пронзительными умными глазами. На пару секунд оно уставилось в глаза юноше; потом, видимо, потеряв интерес, существо снова приняло размытые очертания, и он вновь не видел ничего, кроме грубой коричневой коры дерева.

Когда они снова двинулись в путь, Найл спросил у людей-хамелеонов: могут ли природные духи покидать свои деревья? Ему ответили, что они нередко делают это, обретая плотное тело. На самом деле, для духов важно время от времени выбираться из жилища, чтобы впитывать из атмосферы определенную энергию, которую они затем передают дереву, стимулируя его рост. И именно потому, что этот лесной дух (Найл вспомнил, что люди причисляли их к гномам) совершает до дюжины таких вылазок каждый день, это дерево светится жизненной энергией; однако древесные элементали никогда не отлучаются от дома дальше, чем на несколько сотен ярдов, чтобы не потерять связь со своим обиталищем. Найл рассудил, что в этом люди не сильно от них отличаются.

Всякий раз, когда люди-хамелеоны останавливались, чтобы разобрать завал в ручье или убрать упавшие деревья, которые затрудняли рост остальных, Найл пытался помочь им, но вскоре понял, что из-за своей неуклюжести лишь мешается. Люди-хамелеоны работали группой, но все время казалось, что они действуют как единый организм, в котором вожак выполняет роль головы. В итоге они могли выполнять потрясающий объем работы за короткий промежуток времени, даже когда они перетаскивали упавшие деревья, которые требовали титанических усилий, чтобы просто сдвинуть их с места.

Но самым запоминающимся событием дня стало то, что случилось, когда они поднялись на вершину холма. По представшей их глазам долине, по-видимому, недавно пронесся шторм, оставив множество поваленных, сломанных и опрокинутых друг на друга стволов. Деревья обвивал жирный блестящий плющ и еще какие-то растения-паразиты с желтыми цветками. Промежутки между стволами заполонили непроходимые заросли незнакомой Найлу разновидности ежевики с шипами размером с большой палец. С кустов свисал похожий на седую бороду лишайник.

На дне долины виднелись остатки длинного узкого озера, до такой степени заваленного разлагающимися стволами и пожухшей растительностью, что его поверхность выглядела одновременно и жирной, и пыльной. Однако деревья на другой стороне этого болота казались относительно невредимыми: большинство из них лишилось листвы, но, по крайней мере, они выглядели здоровыми.

С северо-востока задул промозглый ветер. У Найла возникло ощущение, что здесь не обошлось без воздействия злых сил.

Дата добавления: 2015-08-21