Предложение заключить союз

С 1335 года Анатолия больше не наслаждалась «тенью ильханидского султана, дающею прохладу». И здесь гибель династии, основанной Хулагу, представи­ла авантюристам и бывшим вассалам возможность воз­выситься до ранга мелких князей — например, в Кай­сери Эретне и его потомкам. Однако самое позднее с 1381 года они мирились с властью кади Бурхан-ад-дина, который без всякого стеснения и постоянно в союзе со счастьем до середины девяностых годов держал нити анатолийской политики в руках. Его самыми опасны­ми соперниками, видимо, были князья Карамана; их намерения, конечно, совпадали в одном пункте с наме­рениями Бурхан-ад-дина: речь шла о том, чтобы выма­нить Османа Баязида из Анатолии. До середины четыр­надцатого столетия Османы владели лишь сравнитель­но маленькой территорией, расположенной на западной окраине. Потом были захватывающие дух успехи на Балканах, увенчанные победой на Косовом поле. Но там султан Мурад пал в конце битвы, в то время как его войска торжествовали — благоприятное стечение обсто­ятельств для мелких князей Западной Анатолии, кото­рые стремились под руководством Ала-ад-Дина из Ка­рамана сразу урезать власть Османов, от которой ис­ходила угроза. Но напрасно! Сын и наследник Мурада понимал эту опасность; уже в 1390 году он предпри­нял поход на юго-запад и насильственно присоединил княжества Айдин, Сарухан и Ментесе. Весной 1392 года онвыступил в Среднюю Анатолию, завоевал почти всю страну Кандароджуллари и этим ощутимо помешал ок­ружению кади Бурхан-ад-дина. О том, какая значитель­ная военная сила была тогда в распоряжении Бурхан-ад-дина, свидетельствует тяжелое поражение, которое он нанес через несколько месяцев османскому султану². Нам становится понятным, что Бурхан-ад-дин чувство­вал себя достаточно сильным после этой победы, что­бы в последующие годы проводить описанную хитрую политику проволочек в отношении Тимура, и что тот также не пытался во что бы то ни стало дать решаю­щий бой правителю Сиваса³.

Только что кратко описанные обстоятельства опреде­ляют угол зрения, под которым Тимур впервые воспри­нял Османа Баязида — как нежелательного оккупанта, вторгшегося в ту часть Анатолии, которой когда-то вла­дели ильханы; как несовершеннолетнего сорвиголову, который осложнил завершение великой задачи реставра­ции монгольского господства. И это именно теперь, когда Тимур пожинал там первые плоды своих усилий: уже в 1387 году, во время трехлетней кампании, Мутаххартен, князь Эрзинджана и постоянный враг Бурхан-ад-дина, заверил Чагатаида в своей преданности. Когда в 1394 году Тимур после взятия Багдада во второй раз вступил в Анатолию, Мутаххартен снова быстро под­чинился ему и обеспечил себе господство в своем кня­жестве⁴. Тогда Тимур получил этим в свои руки бога­тый перспективный опорный пункт для захвата новых земель. Разве не было бы лучше всего выставить снова из Анатолии Баязида и Османов, которым завоевания на Балканах принесли славу храбрых борцов за веру, — как раз ссылаясь на то, что султан может умножать свои заслуги перед религией только в Европе, а не здесь, на земле, уже давно ставшей мусульманской?

Приблизительно в апреле 1395 года, после победы над Тохтамышем на Тереке, Тимур приказал сочинить подробное послание Баязиду, содержание которого передано в собрании писем. Как следует из одного замечания, это уже вторая попытка Чагатаида завязать дружеские отношения с Баязидом; миссия, раньше отправленная Мираншахом, не дошла до Османа, так как тот отдавался тогда борьбе за религию на запа­де. Тимур тоже попытался держать Баязида в курсе всех предприятий, когда он с конца лета 1394 года вел войну против христиан в Грузии, стремясь укре­пить плацдарм для борьбы с Тохтамышем⁵.

До сих пор между ним, Тимуром, и Баязидом, блестящим примером всех борцов за истинную веру, еще не было никакой дружбы. Но слышали, что как на самом востоке вели войну с целью уничтожения заблуждающихся, так и Баязид на западе боролся с отрекающимися от шариата, и триумф ислама стал для него делом, которому он отдавался всей душой. Это в высшей степени похвально, и в той степени, как Баязид боролся за распространение ислама «в западных странах», Бог позволил выпасть на его долю «всякого рода счастья и доказательств милости» — другими словами: «Будь умным и довольствуйся за­падом!», так как «твоему светлейшему духу откры­вается следующее: когда Чингисхан стал правителем Ирана и Турана по предназначению не имеющего начала вечно (в бытие) выступающего (космоса), и солнце его счастья взошло на вершину господства, он поделил империи между своими сыновьями. Весь Иран он передал своему сыну Чагатаю, и по его при­казам уполномоченные управляли некоторое время страной самым лучшим образом. Однако когда Мункэ взошел на престол... мог свободно решать судьбы империи, послал своего брата Хулагу... в Иран и передал ему ту страну, то он и его потомки царство­вали там... и мы долго спорили с ними из-за Ирана, вели часто войны с ильханами. Когда наконец та стра­на лишилась украшений рода Чингисхана», она оказа­лась в хаосе, жизнь разрушилась. Это обстоятельст­во, уверяет Тимур, после долгого совещания заставило чагатайского хана решиться на очередной поход в (только что об этом говорилось) области, первоначаль­но выделенные Чагатаю. Но поход должен был пре­рваться, когда в 1388 году Тохтамыш напал на стра­ну по ту сторону Окса.

Тимур коротко упоминает о своем большом походе в империю кипчаков; с тех пор к востоку от Волги правил Темир-Кутлуй⁶, который враждовал с Тохтамы­шем. Этот Темир-Кутлуй много лет жил в окружении чагатайского хана. Теперь наступил момент завершить то, что должны были отложить в 1388 году, — возвра­щение Ирана Чингисидам. Владение всем Ираном и несколькими горными странами позволило собрать та­кое громадное войско, что Тохтамыш и его соратники спасались бегством. Здесь Тимур начинает хвастаться; победа, одержанная в середине апреля 1395 года на Тереке, вовсе не была блестящей⁷. Очевидно, Тохтамыш пытался, продолжает Тимур, утвердиться на той сто­роне Днепра, поддерживал же он связи с неверными франками — подразумеваются русские и литовцы ⁸. Если бы это известие оказалось правильным, то было бы желательно, чтобы чагатаиды продвинулись с востока, а османы с запада в страны севернее Черного моря.

Ловко связал Тимур оправдание своих войн — они должны отвоевать наследие Чингисидов, предназна­ченное вечным Небом, — с долгом борьбы за веру⁹; возлагались надежды на совместную выгоду, которая досталась бы Баязиду, только если бы он покинул Анатолию. — И этим он должен утешиться! — Ти­мур вкрадывается в доверие к султану, раскрывая ему свои планы на ближайшее будущее: как только бу­дет улажено неприятное дело с Тохтамышем, он хо­чет преподать надлежащий урок тому черкесскому вы­скочке, похитителю трона Баркуку, который не по­боялся взять в плен халифа, а также тому кади из Сиваса, который объединился с черкесом. Повторным приглашением вступить друг с другом в дружеские связи заканчивается письмо Тимура к Баязиду ¹⁰.

Дата добавления: 2015-08-21